глава 3
Практически то же самое, что стать отбросом общества и побираться. Он не одобрял мой выбор и надеялся, что хотя бы красота меня спасет: миленькое личико, огромные карие глаза и роскошные темные волосы. «С таким добром не пропадет даже журналистка», – именно так отец однажды и сказал.
Каждый раз, приезжая к семье в гости, я отбивалась от вопросов о том, когда же свадьба. Мы с Андреем встречались уже год и, по мнению моих родителей, этого срока было достаточно, чтобы уже потихоньку поглядывать в сторону церкви.
– Андрей! Какие люди! – Отец, как обычно, сначала поприветствовал моего парня и только потом меня. Сухо поцеловал меня в щеку и тут же схватился за рукав Андрея. – Как жизнь? Как новое дело?
– Лучше не бывает, – ослепительно улыбнулся Андрей и повел отца на веранду выкурить по сигарете.
Андрей словно увеличивался втрое, когда находился у нас дома. Раздувался, как пиявка, которую хорошо покормили. Уж не знаю, почему именно такое сравнение приходило на ум. Я часто ловила себя на мысли, что сравниваю Андрея с чем-то неприятным или скользким.
– Как ты, милая? – Мама расцеловала меня и протянула бокал легкого игристого вина. Себе она налила джин с тоником.
Она принарядилась к нашему приезду, надела синее платье от Ральфа Лорена и повязала шею ярко-желтым платком от Эрмес. Ее волосы, маникюр, манеры, улыбка, речь – все было безупречным. Я считала ее самой красивой женщиной из ныне живущих. Красивой и очень умной. Мама работала администратором в нашей юридической фирме, весь поток клиентов и дел шел через нее вот уже двадцать лет. Она знала о фирме даже больше отца. Однако, несмотря на все, что она делала, отец по-прежнему не считал, что женщина смогла бы управлять серьезным семейным бизнесом.
– Все хорошо, – ответила я и опустила глаза, чтобы проверить, не выглядывают ли из-под моих манжет синяки на запястьях. – А ты как?
– Плохо сплю, у нашего соседа, Тайлера, вечеринка за вечеринкой. Мои мешки под глазами скоро отвиснут до земли. Вся надежда только на молодого пастора, который пытается наставить его на путь истинный. Постоянно вижу их вместе.
– Тайлер Стаффорд в компании пастора? Ты имеешь в виду того самого Тайлера Стаффорда, который хотел купить соседнюю церковь, чтобы открыть там ночной клуб?
– Именно! Он! Но бог услышал мои молитвы и послал Тайлеру пастора! Или студента духовной семинарии, не знаю наверняка... Теперь расскажи, как ты.
– Завтра в «Зумере» выйдет большая статья, которую я написала. Отправлю тебе номер.
– О чем? – спросила мама. Словосочетания «большая статья» и «я написала» в одном предложении всегда настораживали ее, если не сказать пугали.
– О том, почему не этично смотреть порно и почему мы не должны делать это, если нас беспокоят судьбы людей, которые вовлечены в эту индустрию.
Мама закашлялась и джин-тоник потек по ее подбородку. Она схватила салфетку и принялась промокать лицо и шею.
– Я думала, ты пишешь для молодежного журнала.
– Так и есть.
– Не думаю, что подобные темы хоть как-то относятся к столь молодым...
– Люди в наше время получают доступ к порнографии в очень молодом возрасте. Поэтому начинать этот разговор стоит уже со школьниками.
– Думаешь, школьники смотрят порно? – вытаращилась мама.
– Да. К сожалению. Поэтому я считаю, разговор не помешает.
– Господи, Мелисса, только не поднимай эту тему за столом. У отца и так сердце слабое.
– Даже не думала, – проговорила я, запивая горечь вином. – Но вообще я горжусь своей работой и своей статьей. Я говорю о важных вещах, которые хочу донести до молодого поколения.
– А Андрей что сказал? – поинтересовалась моя мать, нервно сжимая в руке охапку салфеток.
Мнение Андрея в ее иерархии мнений всегда стояло чуть выше, чем мое.
– Что статья хороша, – соврала я.
Андрей относился к моей работе предвзято и высокомерно. Я показывала ему свои статьи, когда мы только начали встречаться, но, раз за разом видя на его лице снисходительную улыбку, перестала. Да и какой толк, если нам все равно нечего потом обсудить.
– Может ты бы лучше... – мама помолчала, подбирая слова, – помогла Андрею с его работой? Подготовка к судам требует времени и усилий.
– Ему не нужна моя помощь. Он прекрасно справляется сам. Вспомни, когда отец работал адвокатом...
– Я имею в виду другое: выглаженные рубашки, вкусный ужин, бокал вина, ты – красивая и отдохнувшая, сосредоточенная на его потребностях. Возможно, на ваше семейное благо это поработало бы куда лучше, чем твоя газета и твои статьи?
«Сосредоточенная на его потребностях» особенно сильно задело меня. Как будто его потребности были важнее моих, его работа – нужнее моей, а защищать в суде всяких подонков и насильников – Андрей почему-то с особым рвением брался за подобные дела – было важнее, чем говорить с подростками на важные темы.
– Ты же ухаживаешь за ним? – поинтересовалась мама, пристально разглядывая мое лицо. – Делаешь для него приятные мелочи?
– Конечно, само собой, – ответила я, прогоняя из головы воспоминание о вчерашнем вечере и сегодняшнем утре, когда Андрей, разозлившись на пролитый мной кофе, снова накинулся на меня и я не стала сопротивляться, чтобы все поскорее закончилось. Потом он извинялся всю дорогу до дома моих родителей и подавал мне пудру и карандаши из бардачка: я плакала, и макияж пришлось три раза поправлять.
– Конечно я делаю ему приятно, – повторила я и залпом допила вино.
– Ну вот и славно. Что за синяк у тебя на шее? Очень большой, – нахмурилась мама.
– Столкнулась с... с курьером, – соврала я. – Вышла из машины, она ехала мимо, и мы... чуть не убили друг друга.
– Этим людям не помешает лишняя пара глаз, – сказала мама, подливая мне вина. – Вчера по новостям увидела репортаж о развозчике пиццы, которая попала под машину. Бедняжка то ли в госпиталь угодила, то ли померла, не помню уже...
–Маргарита, не пора ли подавать на стол? – послышался голос отца в коридоре, а потом появился и он сам в компании Андрея, который хохотал над какой-то шуткой и запрокинул голову так сильно, что можно было пересчитать все зубы – идеально белые.
– Пора, конечно пора, – заворковала мама и пошла на кухню. – Мелисса, милая, поможешь?
Я не сразу услышала ее просьбу. Мысленно до сих пор обрабатывала ее реплику про курьера и аварию. Я вдруг вспомнила, что так и не проверила почту сегодня, и решила сделать это сию секунду. Мне нужно было убедиться, что та самая девушка, с которой я вчера говорила, благополучно вернулась домой и отправила чек.
– Мелисса?
– Сейчас, одну минуту!
Я выбежала в сад, вытащила телефон и зашла в свой почтовый аккаунт. Письма не было. Я медленно выдохнула и потерла лоб, тоже внезапно ставший влажным и горячим. Зашла в поисковик и принялась искать последние новости о дорожных происшествиях: Гугл выгрузил море новостей, но ни одной про сбитую на дороге курьера.
– Маргарита вовсю суетится и уже обожгла руку, когда доставала картошку из духовки, – раздался над моим ухом голос Андрея, и я подскочила от неожиданности.
– Тогда почему бы тебе не пойти и не помочь ей? – сказала ему я.
– Моя рубашка стоит три сотни.
– И что? А на ней платье от Ральфа Лорена. – Я развернулась на каблуках и взялась за ручку двери, ведущей из сада в дом.
– Ненавижу, когда ты так делаешь, – прошептал Андрей, схватив меня за волосы. Аккуратно, но крепко. Со стороны наверно можно было бы принять за нежный флирт. Он начал наматывать мои волосы на свой кулак, медленно и со знанием дела.
– Делаю как? – охрипла я.
– Уходишь, когда я не договорил.
«Ну так может засунь мне в горло свой член прямо здесь?» – подумала я, оглядываясь на родителей, суетившихся на кухне.
Сквозь прозрачную дверь их было видно как на ладони. Мама порхала по кухне с посудой и столовыми приборами. Андрей проследил за моим взглядом, тоже увидел их и тут же выпустил мои волосы. Широко улыбнулся и процедил сквозь зубы:
– Кажется, ужин будет великолепным. Но я жду не дождусь десерта.
Его рука опустилась на мою задницу и ударила так сильно, что я вскрикнула. В ту же секунду мама оглянулась в нашу сторону, прижимая к груди стопку тарелок. Я натянуто улыбнулась ей, а Андрей помахал рукой как ни в чем не бывало.
Жаль, что люди в первую очередь полагаются на зрение. Но не на сердце и не на интуицию.
* * *
Я не знала, как прекратить думать о том курьере, которая попала в аварию. Вероятность, что это именно мой курьер, была мала – в Санки-Петербурге их тысячи, – но что, если звезды указали именно на неё? Отчаявшись найти какую-либо информацию в интернете, я сразу же после ужина снова выскользнула в сад и принялась искать номер того ресторана, в котором Андрей вчера заказал еду. Кажется, он назывался «Кей-Таун», и я быстро нашла его вебсайт и контакты. Не представляя толком, что скажу, набрала номер. Трубку снял какой-то мужчина, представился каким-то незапоминающимся именем и добавил «слушаю вас».
– Я... Здравствуйте... Я бы хотела узнать... – Слова разбегались от меня, как от пьяной. – Вчера я сделала заказ на адрес Бреймор Роуд, девятнадцать, и...
– Да-да, я слушаю.
– И девушка, которая привезла заказ, она... Могла бы привезти его снова? Если, конечно, она по-прежнему... работает.
На той стороне воцарилось молчание. От стыда я чуть было не бросила трубку, уже представляя странные встречные вопросы, но мой собеседник только уточнил еще раз мой адрес и спросил, на какое время доставить заказ.
– После восьми будет идеально, – ответила я. Самое время было снова спросить о курьере, но мой язык словно закостенел.
– Хотите еще дополнительную порцию лапши или риса? Или может десерт? У нас есть мороженое со вкусом зеленого чая, пальчики оближете.
– Прекрасно, не откажусь.
– Курьер может принять только наличку. С вас тридцать пять – сорок.
– Без проблем. Кстати, никто из ваших курьеров не попадал в аварии?
– Ваша еда обязательно будет доставлена, – уверил меня мой собеседник, очевидно решив, что я переживаю о заказе, распрощался и отключился.
Проклиная свое неумение расспросить обо всем прямо, я вернулась к столу, где уже подавали десерт. Мама водрузила на стол стеклянную трюфельную чашу, в которой слоями были выложены безе, ягоды и взбитые сливки. Отец подлил Андрею еще коньяка, невзирая на его протесты.
Пожалуй, мне нравилась идея, что отец будет поить его, пока тот стоять не сможет. Когда я буду за рулем, Андрей не станет приставать, а дома он завалится спать, потеряв ко мне всякий интерес. Так что, аллилуйя, вечер пройдет спокойно.
– Это винтажный «Хеннесси», Андрей, просто нектар богов, – вещал отец, хлопая рукой по столу. – Мелисса еще пешком под стол ходила, когда я купил его. Помню, шел за пеленками, а купил коньяк. Маргарита еще распекала меня, говорила, что в коньяк ребенка не завернешь! Женщины. Что с них взять? Одни пеленки на уме.
Бутылок коньяка у отца в подвале было примерно две сотни и о каждой он рассказывал одну и ту же историю. Андрей уже не раз слышал ее, но снова хохотал как полоумный.
– Напомни, в каком месте нужно смеяться, папа, – сказала я, вылавливая кусочки клубники из десерта. Его постоянные реплики о том, что женщины ни на что не годны, приводили меня в состояние тихой ярости.
– Мелисса, но ведь это и правда забавная история, – одернула меня мать, натянуто хихикая.
– Она всегда была такой, – усмехнулся отец, указывая на меня вилкой. – Ворчунья и моралистка. Надеюсь, дома она не устраивает тебе сладкую жизнь.
– Что ты, Дмитрий, дома ей устраиваю я, – широко улыбнулся Андрей, ничуть не смущаясь.
Сукин сын.
Отец с матерью рассмеялись. Я поднялась из-за стола и вышла в сад. Страшно хотелось курить, но родители были не в курсе, а выслушивать нравоучения было выше моих сил. На дворе почти стемнело. Вечер обещал быть сухим и тихим. Я снова проверила почтовый аккаунт и, не обнаружив новых писем, сунула телефон в карман.
Андрей уснул по дороге домой. Я растолкала его, когда остановила машину перед домом. Помогла ему выбраться из салона, подняться по ступенькам в спальню и лечь в постель. Постояла над ним с минуту – мне нравилось смотреть на него, когда он был безоружен и беззащитен, – и вышла, плотно прикрыв дверь. Словно Андрей был опасным животным, которое в любой момент могло пуститься по моим следам.
Впрочем, он и был им.
* * *
Примерно полгода назад, когда наш с Дереком конфетно-букетный период закончился, когда его отношение ко мне начало меняться, а ссоры стали неизменно заканчиваться сексуальной агрессией, я как-то собрала все свои вещи и вернулась в дом родителей, пока Дерек спал.
Родители встретили меня с такими лицами, будто это не я пришла, а налоговая проверка. Накинулись с расспросами. Я сказала, что Андрей совсем не такой, каким пытается казаться, что меня не устраивает его грубость и его неспособность контролировать свою злость. Что каждый раз, когда он проигрывает дело в суде, или получает штраф за превышение скорости или просто бесится от дурной погоды, – мне лучше не попадаться ему на глаза. Я не стала вдаваться в подробности, молча показала родителям синяки на руках.
– Он бьет тебя? – с недоверием спросила тогда мать.
До тех пор Андрей никогда не бил меня. Ни разу не ударил. Разве что зажимал в угол или хватал и удерживал на месте. Максимум мог толкнуть на кровать или на диван. Тогда мне казалось, что это даже насилием не назвать. Слово «насилие» иногда приходило мне в голову, когда я пыталась дать определение тому, что между нами происходит, но я всегда отвергала его. То, что с ним творилось, больше походило на внезапное помутнение, которое он не мог контролировать, и которое всегда возникало, когда он злился.
– Он не бьет меня, – ответила я родителям и больше ничего не смогла пояснить. Все было слишком сложно.
Они выдохнули, решили, что мы просто немного повздорили и Андрей, наверно, крепко держал меня за руки, не желая отпускать. На что еще хватило бы фантазии старомодных пятидесятилетних людей?
Утром Андрей явился за мной в дом родителей. Розы в руках – кошмарно дорогой букет, большой и тяжелый. Красный нос, словно он плакал, и раскаяние в глазах – такое огромное, что было видно за версту. Родители оставили нас наедине, и Андрей тут же пал к моим ногам. Буквально. Осел на пол, обнимая мои колени и задыхаясь от слез.
Сказал, что он всегда был «слишком страстным», осознает свою проблему и страдает от нее не меньше моего. Что он жертва – не угнетатель. И что я видела с самого начала, каков он. И что если меня и правда пугают его действия, то он готов меняться. Но только если я помогу ему, а не буду каждый раз сбегать в дом родителей, словно он чумной. Сказал, что я – лучшее, что было в его жизни, что его любовь так сильна, что он теряет над собой контроль, что он молит меня о прощении и не встанет с колен, пока я не прощу его.
Передо мной еще никогда так не извинялись. Его слова были подобны кружеву – безупречно красивому, под которым я перестала видеть открытую рану. Я утонула, запуталась в этих кружевах. Боли меньше не стало, стыда меньше не стало, но я больше не была уверена, что когда-либо была ранена.
Потом он сунул мне в руки розы, и я простила его. Когда любишь и чувствуешь себя виноватой, простишь какое угодно дерьмо. Даже нож в груди.
В тот день я окончательно решила, что причина наших ссор, скандалов и недопонимания – во мне. Ведь Андрей и правда ничего никогда не скрывал и не пытался казаться прекрасным принцем на белом коне. До побоев тоже никогда не доходило. А значит, в чем я пытаюсь его обвинить? Зачем хочу очернить?
Он несколько раз сводил меня в кино – на фильмы, где женщин похищали, связывали, принуждали к сексу, и – те были счастливы. Словно намекнул, чего он хочет от наших отношений. Интерес к BDSM-культуре в то время был на пике: о ней вещали из каждого утюга. Нетфликс наводнили фильмы про спальни в красных тонах и с актерами, которые почти никогда не появлялись в кадре одетыми. В нашем доме завелись наручники и плетка. Я постоянно ходила на работу в водолазках и свитерах с высоким воротом, чтобы спрятать синяки.
И все надеялась, что рано или поздно я войду во вкус и это начнет мне нравиться. Как устрицы или тофу: ведь их я тоже ненавидела, пока не распробовала... Но теперь, спустя год после начала наших отношений, моя надежда стала меньше горчичного зерна.