глава 10. На своей земле
Поезд мерно покачивался на стыках рельсов. За окном проплывали бескрайние, заснеженные поля, черные островки леса, знакомые и до боли родные пейзажи. С каждым километром, удалявшим ее от Минска, камень на душе Виктории становился чуть легче. Она дышала глубже. Здесь, в купе, пахло старым деревом, чаем и дорогой — запахами ее прежней, нормальной жизни.
Она сдержала слово и отписалась Николаю: «Поезд тронулся. Все спокойно». Он ответил мгновенно: «Я знаю». И прислал фото Ньютона, свернувшегося клубком на его диване. Это заставило ее улыбнуться. Он не давил, не мучил вопросами. Он просто напоминал, что ждет. И что ее мир там, в Минске, не ограничивается одними лишь атаками недоброжелателей.
Курск встретил ее хмурым небом и колючим ветром. Родная квартира, пахнущая мамиными пирогами и старой пылью, показалась ей одновременно крошечной и огромной. Здесь все было знакомо, предсказуемо и безопасно. Здесь не было места интригам и новостным сводкам.
Первые два дня она просто отдыхала. Спала до обеда, ела мамины щи, пересматривала старые фотографии, разговаривала с отцом о его работе. Они tactfully обходили тему Николая стороной, видя ее напряжение.
На третий день она надела старые джинсы, потрепанную куртку и пошла гулять по городу одна. Без охраны, без планов. Она зашла в свой медицинский колледж, постояла в коридоре, где когда-то зубрила анатомию до головной боли. Зашла в парк, где они с подругами всегда губали летними вечерами. Зашла в маленькое кафе, где всегда был не очень хороший кофе, но зато были самые вкусные круассаны в городе.
Она смотрела на людей — на студентов, спешащих на пары, на мам с колясками, на пенсионеров, кормящих голубей. Обычная жизнь. Простая, бедная, иногда серая, но настоящая. Ее жизнь. Та, которую она так яростно хотела изменить, уехав в Минск и мечтая о военной медицине.
И тут ее осенило. Она бежала не от сложностей. Она бежала к чему-то. К своим корням. К своему «зачем?».
Вечером она разговорилась с матерью. Сидели на кухне, пили чай с вареньем.
—Ну и как твой... Николай? — осторожно спросила мама, наливая ей вторую кружку. Виктория посмотрела на нее.В маминых глазах читалась не тревога, а просто интерес.
—Он... не такой, как все думают, — тихо сказала Вика. — Он серьезный. Ответственный. И он... очень меня защищает.
—Это главное, — кивнула мать. — Мир злой, дочка. Хорошо, когда есть кто-то сильный рядом, кто может за тебя заступиться. Только смотри... — она положила свою шершавую ладонь поверх ее руки, — ...не потеряй себя в этой его силе. Ты у нас тоже крепкий орешек.
«Крепкий орешек». Не «простушка», как писали в тех статьях. Сильная. Как и он сказал.
В ту ночь Виктория достала свою потрепанную тетрадь в кожаной обложке. Она долго смотрела на чистый лист, а потом вывела первое слово: «Выбор».
Стих приходил тяжело, обрывками, как будто она вытаскивала его из самой глубины себя. Это не было красивой лирикой о любви. Это была жесткая, честная проза в рифму о страхе, о бегстве и о моменте, когда нужно остановиться и решить — кто ты.
"Бежать легко. Вернуться — нет. Стоять на своем — дорогой ответ. Мой Курск — не щит и не укор, А просто точка на карте, мой простор. А та любовь — не клетка, не тюрьма, А проверка на прочность, как зима. И я пройду ее, сквозь хейта лед, Не потому, что он меня зовет, А потому, что я сама иду, Свою судьбу и боль несу."
Она не писала о нем. Она писала о своем решении.
Утром она проснулась с ясной головой. Первое, что она сделала — позвонила Николаю. Он снял трубку сразу, как будто ждал.
—Привет, — его голос был спокоен, но в нем читалось напряжение.
—Привет, — она сделала паузу. — Я возвращаюсь. Завтра.
На другом конце провода повисло молчание.
—Ты уверена? — наконец спросил он. В его голосе не было радости, была та же серьезная, взвешивающая интонация.
—Да. Я не могу прятаться здесь всю жизнь. Моя учеба, мои планы... ты... — она запнулась. — Это мой выбор. И я готова за него бороться. Но... мне нужна твоя помощь. Не как щит. Как партнер.
Она сказала это слово — «партнер». И поняла, что это именно то, чего ей не хватало. Она чувствовала себя protegée, игрушкой, вещью, которую охраняют. Но она хотела быть соратником.
Он снова помолчал, и она почти физически ощутила, как в его голове щелкают шестеренки, перестраиваясь, принимая новые правила.
—Хорошо, — наконец сказал он, и в его голосе впервые зазвучало что-то похожее на глубочайшее уважение. — Расскажи мне, что тебе нужно. Мы сделаем это вместе.
Виктория выдохнула. Она стояла на своем балконе, глядя на убогие и такие родные крыши своего города. Она была на своей земле. И теперь она была готова вернуться на его территорию. Но уже не беженкой. А равноправным участником боя.