глава 7. Вызов
Утро после той ночи началось не с кофе и не с поцелуя, а с тихого, настойчивого звонка телефона Николая. Он лежал, уже проснувшийся, и смотрел, как Виктория спит, запутавшись в его просторной футболке, ее каштановые волосы рассыпались по подушке. Ее лицо, озаренное утренним светом, было безмятежным, и он ловил себя на мысли, что готов отдать все, чтобы это спокойствие никогда не заканчивалось.
Звонок разорвал идиллию. Николай, нахмурившись, посмотрел на экран. На нем горело не имя, а короткий служебный номер. Тот самый, что означал только одно: звонок с рабочего аппарата отца или его секретаря.
Он осторожно высвободился, накинул халат и вышел в гостиную, плотно прикрыв за собой дверь в спальню.
— Да, — его голос прозвучал тихо, но собранно.
—Николай Александрович, доброе утро, — донесся ровный, безэмоциональный голос помощника. — Александр Григорьевич просит вас заехать. В удобное для вас время в течение дня.
Фраза «в удобное для вас время» была чистой формальностью. Она всегда означала «в ближайший возможный час».
— Я буду через полтора часа, — без раздумий ответил Николай. —Будем ждать.
Он положил трубку и замер у окна, глядя на заснеженный лес. Визит был неизбежен. Новости разлетаются быстро, особенно когда твою личную жизнь обсуждают в федеральных новостях. Он знал, что этот разговор рано или поздно состоится. И предпочитал не откладывать.
Вернувшись в спальню, он застал Викторию уже проснувшейся. Она сидела на кровати, подтянув колени к подбородку, и смотрела на него своими большими, немного испуганными карими глазами. Она все слышала.
— Тебе нужно ехать? — тихо спросила она.
—Да, — он сел на край кровати и взял ее руку. Его пальцы мягко сомкнулись вокруг ее запястья. — Мне нужно встретиться с отцом.
—Из-за меня? — в ее голосе прозвучала знакомая нота тревоги.
Он покачал головой, его взгляд был твердым и обнадеживающим.
—Из-за ситуации. Из-за того, что было сказано и написано. Со мной хотят поговорить не как с сыном, а как с публичной фигурой. Такова реальность. Но это не из-за тебя, Вика. Ты — лучшее, что случилось со мной за последние годы. И я не собираюсь этого скрывать.
Он произнес это с такой непоколебимой уверенностью, что ее страх немного отступил.
Через час он уже выезжал из ворот загородного дома. Виктория осталась ждать, чувствуя, как по спине бегут мурашки от неизвестности. Она пыталась читать, но буквы расплывались перед глазами. Она взяла свою тетрадь со стихами, но ни одна строчка не приходила в голову. Только тревога, тяжелая и липкая.
Кабинет Александра Григорьевича Лукашенко был таким, каким его всегда видел Николай: просторным, строгим, с массивным столом и портретами на стенах.
Сам отец сидел за столом, отложив в сторону папку с бумагами. Он был не в пиджаке, а в простом свитере, но его осанка и взгляд делали его властным и недосягаемым даже в такой неформальной обстановке.
— Садись, Коля, — его голос был ровным, без узнаваемой отеческой теплоты. Это был голос руководителя.
Николай сел в кресло напротив, спокойно выдерживая его взгляд.
— Я видел твое интервью, — начал Александр Григорьевич без предисловий. — Решительный шаг. Немного эмоциональный, но решительный.
—Я считаю, это было необходимо, — четко ответил Николай. — Были пересечены все границы.
—Границы всегда пересекают, — холодно заметил отец. — Это данность. Ты знаешь правила игры. Личная жизнь — это роскошь, которую мы можем себе позволить только за закрытыми дверями. Ты вынес ее на публику. Ты дал им мишень.
В кабинете повисла тяжелая пауза.
— Она не мишень, — голос Николая оставался спокойным, но в нем зазвучала сталь. — Ее зовут Виктория. Она из России, медик. И то, что происходит — недопустимо.
—Твоя симпатия к этой девушке понятна, — отец откинулся на спинку кресла, сложив пальцы домиком. — Но ты должен понимать последствия. Каждый твой шаг, каждое слово, каждый человек рядом с тобой — это уже не просто твое личное дело. Это часть большого механизма. Это вопрос имиджа, безопасности и стабильности.
Он сделал паузу, давая словам усвоиться.
— Кто она? Кто ее семья? Какие у нее цели? Ты все проверил? Или тобой руководят только эмоции?
Николай не отвел взгляда.
—Я руководствуюсь здравым смыслом и своим чутьем. Я взрослый человек и несу ответственность за свои решения. И за тех, кого я допускаю в свою жизнь. Я все проверил. Она — обычная, порядочная девушка. У нее нет никаких «целей», кроме как стать хорошим врачом.
—«Обычная» — это не всегда хорошо, — заметил отец. — Обычные люди часто ломаются под давлением. А давление будет. Уже есть. И оно будет усиливаться. Ты готов к тому, что из-за твоего выбора может пострадать она? Или репутация нашей семьи?
Это был удар ниже пояса, и Николай это почувствовал. Но он не дрогнул. —Я готов ее защищать. И я сделаю для этого все, что потребуется. А что касается репутации... — он сделал едва заметную паузу, — ...я считаю, что способность защитить свою женщину и настоять на своем только укрепляет репутацию, а не разрушает ее.
Александр Григорьевич внимательно посмотрел на сына. В его глазах читалась не злость, а скорее сложная смесь строгости, удивления и крупицы уважения. Он видел перед собой не мальчика, а мужчину, впервые по-настоящему отстаивающего свое.
— Хорошо, — наконец произнес он. — Ты сделал свой выбор. Я тебя услышал. Но запомни, — он поднял указательный палец, и его голос вновь обрел железную твердость, — с этого момента вся ответственность лежит на тебе. За ее безопасность. За последствия. За все. Никаких ошибок быть не может. Понятно?
— Понятно, — без колебаний ответил Николай.
Отец кивнул и снова взял в руки папку, сигнализируя, что разговор окончен.
Николай вышел из кабинета с тяжелым, но ясным сердцем. Он получил не благословение, но что-то более важное в их мире — четкие границы ответственности. Он знал, что отныне его отношения с Викторией — это не просто роман. Это испытание. Испытание его состоятельности как мужчины.
Он достал телефон и написал ей всего одну фразу: «Все хорошо. Скоро буду. Соскучился».
Он не стал врать, что все прошло гладко. Но он дал ей главное — уверенность в том, что он справится. И что он вернется.