глава 4. Стихи и тишина
Напряжение после заявления Николая постепенно спало. Хейтеры, почувствовав серьезность его намерений, поутихли, сменив тактику на злобное бурчание в кулуарах. А у Виктории появились и свои защитники — люди, которых возмутила травля, восхищались ее стойкостью и его поступком.
Они с Николаем снова заговорили по ночам. Теперь разговоры стали еще доверительнее.
—А о чем ты мечтала в детстве? — как-то спросил он, развалившись на диване в своем минском доме и глядя на ее лицо на экране ноутбука.
—О, это длинный список, — она улыбнулась, и ее карие глаза заискрились. — Я хотела быть и певицей, и художницей, и чемпионкой... Даже на гитаре училась играть. До сих пор иногда беру ее в руки.
Он слушал, завороженный. Ее длинные каштановые локоны рассыпались по плечу, и на щеках играл легкий румянец. Она говорила о простых вещах — о запахе краски, о чувстве невесомости в воде, о том, как сложно было зажимать баррэ на гитаре. Для него, чье детство было расписано по минутам и проходило под прицелом камер, это была история из другой, волшебной вселенной.
— А сейчас? — поинтересовался он. — Рисуешь? Поешь?
Виктория смущенно потупилась.
—Время другое... Медицина отнимает почти все силы. Но... — она запнулась, словно колеблясь.
—Но? — мягко подтолкнул он.
—Есть одна глупость. Смешное хобби.
—Я обожаю смешные хобби. Признавайся.
—Я... пишу стихи, — выдохнула она, сразу же покраснев еще сильнее. — Так, ерунду всякую. Никому не показываю.
Николай не засмеялся. Напротив, его взгляд стал серьезным и заинтересованным.
—Правда? Это же прекрасно. Никогда бы не подумал. Ты — человек действия, медик, решительная... и поэт. Мне нравится это сочетание.
—Не поэт, — она засмеялась, смущенно отводя взгляд. — Так, строчки в блокноте. О дожде, о усталости после дежурства, о первом снеге...
Он попросил ее прочитать что-нибудь. Она наотрез отказалась, отмахиваясь руками. Но в ту ночь, после их разговора, она открыла старую тетрадь в кожаной обложке и долго смотрела на строки. Впервые за долгое время ей не было стыдно за это свое тихое, личное дело.
Их следующая встреча произошла в Минске. Николай уговорил ее приехать на выходные. Он повез ее не по центральным проспектам, а в тихий, уютный парк на окраине города. Была поздняя осень, воздух звенел от прохлады, и золотые листья шуршали под ногами.
Они шли молча, просто дышали одним воздухом, и это молчание было comfortable, насыщенным. Он взял ее за руку, и его ладонь была теплой и твердой. Виктория чувствовала, как тревога и напряжение последних недель потихоньку отступают, растворяясь в этом спокойствии.
— Знаешь, — перебила тишину она, — здесь хорошо. Так тихо. Кажется, будто весь мир остался там, за деревьями.
—Я знал, что тебе понравится, — он улыбнулся. — Иногда нужно делать остановку. Дышать.
Они нашли скамейку у замерзшего пруда. Николай купил два стаканчика горячего кофе с корицей. Они пили его молча, наблюдая, как последние утки собираются в стаи перед отлетом.
— Спасибо, — тихо сказала Виктория.
—За что? За кофе? — пошутил он.
—За все. За то, что нашел меня. За то, что не испугался. За эту тишину.
Он не ответил, просто крепче сжал ее руку в своей. В его глазах она прочитала то, чего он пока не решался сказать вслух. И ей уже не было страшно. Было тепло. Как от того самого кофе. И от его взгляда.
Она поняла, что ее стихи, возможно, скоро обретут новую, светлую главу. Главу о тихом парке, о тепле руки в прохладный день и о чувстве, которое сильнее любого расстояния и громче любого хейта.