Предательство? 1 том.
Воздух.
Был приятно свежим, пахнущим землей и дымком от только что разожженного очага Фрайпана. Он доваривал кашу, общаясь с каким-то пареньком. София потянулась, ощущая знакомую скованность в мышцах после ночного кошмара, и поправила на себе рубаху – ту самую, немного большую, с запахом пыли и чего-то неуловимо «ньютовского», Снизу – ее собственные шорты, карман которых оттягивал знакомый вес ножа. Она не понимала зачем носит его. Просто чтобы было.
У столовой уже толпились глэйдеры. София привычно направилась к своему обычному месту – в тени у края навеса, подальше от шумной толпы. Но сегодня ее шаг замедлился. У одного из грубых деревянных столов, чуть в стороне от основного потока, сидела Тереза. Она ковыряла ложкой в миске с какой-то кашей, ее взгляд был рассеянным, устремленным куда-то внутрь себя.
София колебнулась секунду. Вчерашний разговор у костра, тот хрупкий мостик... Он еще висел в воздухе. Сжав челюсти, словно принимая важное, рискованное решение перед Выкаткой, София изменила курс. Она подошла к столу и молча опустилась на скамью напротив Терезы.
Тереза вздрогнула, подняла глаза. Голубые, все еще полные смятения, но сейчас – с искоркой удивления и... облегчения? Она кивнула, не говоря ни слова. София ответила едва заметным движением головы. Молчание между ними было уже не таким тягостным, как вчера. Оно было обжитым. Почти родным.
– Место свободно? – раздался знакомый голос. Томас стоял рядом, с миской в руках, улыбаясь своей немного нервной, но искренней улыбкой. Он не ждал ответа, просто сел рядом с Терезой, его плечо слегка коснулось ее плеча и София заметила, как голубоглазая заметно расслабилась. Томас начал что-то быстро рассказывать им, жестикулируя ложкой.
Потом пришел Чак. Его круглое лицо сияло, как только что взошедшее солнце.
– Софи! Ты тут! И Тереза! И Томас! – он радостно плюхнулся рядом с Софией, поставив перед ней кружку с чем-то дымящимся. – Чай! Самый лучший кусок пышки – держи! – он гордо протянул ей кусок сероватого, но аппетитно пахнущего хлеба.
София молча взяла, кивнув. Это входило в какой-то свой обычай. Чак почти всегда кормил Софию. Она отпила глоток. Крепкого, горьковатого, но согревающего чая.
Затем пришел Ньют. Он окинул стол взглядом, заметил Софию рядом с Терезой и Томасом, и на его лице мелькнуло что-то вроде удовлетворения. Уголки его губ дрогнули в улыбке.
– Компания растет, – прокомментировал он спокойно, опускаясь на скамью рядом с Томасом.
И, наконец, Минхо. Он подошел последним, с миской, уже почти пустой. Увидев стол, заполненный «новичками» и Ньютом, он на мгновение замер. Его взгляд, как всегда острый, прошелся по Софии, по Терезе, по Томасу, обнявшему чашку. Чак радостно помахал ему. Минхо фыркнул, но плюхнулся на скамью напротив Ньюта, рядом с Софией. Достаточно близко, чтобы чувствовать его присутствие, но не касаясь.
София замерла с оторванном куском плюшки на полпути ко рту. Она была окружена. Стол, который минуту назад был островком тихого напряжения с Терезой, теперь гудел низкими голосами, звоном ложек о жесть, смешком Чака. Это было... плотно. Непривычно тесно. Воздух казался гуще, наполненным запахами чужих тел, еды, земли. Она почувствовала легкий толчок локтя (Минхо, размахивающий ложкой) и тепло от взгляда Ньюта напротив.
Это было... непривычно. Ощутимо непривычно. Каждый громкий смешок Чака, каждый резкий жест Минхо заставлял внутренне вздрагивать. Не угрожающе. Просто... это ново. Как первый глоток той настойки – обжигающе, но потом разливалось тепло. Приятное? Возможно. Как слабый луч солнца сквозь толщу льда.
Томас что-то оживленно рассказывал Терезе о планах на день, жестикулируя. Тереза слушала, кивая, в ее глазах постепенно рассеивался туман. Чак пытался вставить шутку, но громкий голос Томаса его перебивал. Ньют ел методично, его умный взгляд скользил по группе, будто фиксируя этот редкий момент единения.
– ...а Галли опять у кузницы бубнит, как шмель, – Чак с важным видом докладывал Ньюту.
– Плантации сегодня надо дособирать. Я помогу. – спокойно говорил Ньют, обращаясь к Софии. Она кивнула, не поднимая глаз.
– Ты вчера карту смотрел? – Томас повернулся к Минхо. – Тот завал на востоке...
– Смотрел, – буркнул Минхо, разминая плечо. – Пробьем. Надо искать дальше.
Тереза молча ковырялась в каше, но ее плечи казались менее напряженными, чем вчера.
Завтрак прошел в негромком гомоне. София сделала последний глоток чая. Это было... все еще непривычно. Шумно. Тесно. Но... тепло чая в руках, кусок хлеба от Чака, спокойное присутствие Ньюта напротив, даже незлобивое ворчание Минхо – все это создавало странное ощущение. Не безопасности – в Глэйдe безопасности не бывает. Но... причастности. Как будто ледяная скорлупа вокруг нее слегка оттаяла, впуская слабый луч солнца.
– Пора, Софи. Плантации ждут. – проговорил Ньют, приподнимаясь. В его голосе не было издевки, лишь констатация факта.
София кивнула, вставая. Она направилась за Ньютом, оставляя шум стола позади. Шла рядом с блондином по направлению к Плантациям, к знакомой рутине копания в пыльной земле.
Утро в Глэйдe только начиналось, но что-то в нем уже было иным. Что-то сдвинулось.
Маленький шаг из тени – к столу, к людям, к этому странному, шумному, но уже не такому враждебному миру. Тереза осталась сидеть, наблюдая, как они уходят. Чак тут же подвинулся ближе, его лицо сияло.
– Эй, Тереза! Хочешь, покажу, как мы тут коз пасем? Они смешные, честно! Одна, Бланка, вообще... – его энтузиазм был заразителен, даже для все еще бледной Терезы. Она неуверенно кивнула.
***
Полуденная жара в Глэйдe внезапно уступила место прохладе. Набежавшие тучи закрыли солнце, и резкий порывистый ветер зашелестел листьями на деревьях, окружающих Поляну. София лежала в гамаке Чака, подвешенном между двумя крепкими деревьями. Глаза закрыты, но не сон – легкая дремота, где сознание балансирует на грани. Она слышала скрип колеса телеги где-то вдалеке, приглушенные голоса работающих на грядках, шелест листвы над головой и ровное дыхание Ньюта. Он сидел рядом, прислонившись спиной к толстому стволу, вероятно, что-то чертя на земле или просто отдыхая, наслаждаясь редкой минутой тишины, пока ветер трепал его светлые волосы. Прохладный ветерок ласкал кожу Софии, смывая липкую пелену трудового утра. Мир казался… спокойным. Ненадолго.
Тишину разорвал топот. Быстрый, сбивчивый. София приоткрыла глаза, не поднимая головы. К ним бежала Тереза. Она остановилась перед Ньютом, опираясь руками на колени, ловя ртом воздух. Лицо ее было бледным, глаза – огромными.
– Алби! – выдохнула она, голос срывался от бега и волнения. Пальцем тыкнула в сторону Хомстеда. – Очнулся!
Словно электрический разряд. София мгновенно села в гамаке, ее сонливость как рукой сняло. Ньют уже поднимался, его лицо стало сосредоточенным, аналитическим. Ни слова не было сказано. Просто взгляд – быстрый, понимающий – между ним и Софией. Она спрыгнула на землю, ощущая, как ветер треплет ее распущенные волосы и рубаху. Никаких вопросов. Они двинулись к Хомстеду, шаги ускоряясь по мере приближения.
Внутри комнаты уже было тесно. Минхо стоял у стены, скрестив руки на груди, его поза была напряженной, а взгляд – прикованным к койке. Томас сидел на корточках прямо перед ней, его спина была обращена ко входу. Оба обернулись, когда Ньют и София вошли. На лицах – смесь надежды и тревоги.
– Как он? – спросил Ньют тихо, его взгляд перешел с ребят на фигуру на койке.
– Молчит, – отрезал Минхо, его голос был низким, сдавленным. Он кивнул в сторону Алби. Тот сидел на краю кровати, опершись локтями на колени. Его карие глаза были устремлены в одну точку на грязном деревянном полу, взгляд – мутным, отрешенным. Он казался меньше, как будто его внутренний стержень был сломан.
Томас, не отрываясь от Алби, медленно повернул голову к вошедшим, его лицо было бледным, глаза полными немого вопроса. Затем он снова обратился к парню, голос мягкий, осторожный:
– Алби? Ты как чувствуешь себя?
Алби медленно поднял голову. Его взгляд скользнул по лицам собравшихся: Томас перед ним, Минхо у стены, Ньют и незнакомка(или не совсем?) в дверях. Он задержал взгляд на Софии. Всего на мгновение, но этого хватило. В его глазах мелькнуло что-то – узнавание? Удивление? Печаль? София замерла, ощущая, как сердце пропустило удар. Что он видит? Что помнит? Затем его взгляд вернулся к Томасу, сидевшему так близко.
Ньют осторожно подошел, сел на койку рядом с Алби. Его движение было плавным, ненавязчивым. Он не стал обнимать или хлопать по плечу, просто положил руку на спину Алби, легкий, поддерживающий жест. Говорить не стал. Ждал.
Тишина в Хомстеде стала звенящей. Слышно было только учащенное дыхание Терезы, оставшейся за дверью, и завывание ветра снаружи.
– Я… я все вспомнил, – голос Алби прозвучал хрипло, непривычно тихо, словно ржавый механизм, который давно не использовали. Он снова посмотрел на Томаса, потом на Ньюта, на Минхо. – Вспомнил… откуда мы. Кто… нас отправил сюда.
Он замолчал, сглотнув. Горло его двигалось с трудом. Томас не шевелился, замерший в ожидании, но София видела, как напряглись мышцы его спины под рубашкой.
– Помню тебя, Томас, – продолжил Алби, его голос набрал немного силы, но в нем звучала горечь. Он смотрел прямо в глаза сидящему перед ним парню. – Ты… ты был одним из них.
Слова повисли в воздухе, как удар молнии перед громом.
Минхо резко выпрямился у стены, его глаза сузились до щелочек, полных немого шока и нарастающей ярости. Ньют замер, его рука на спине Алби стала тяжелее. Его взгляд метнулся с Алби на Томаса, вычисляя, анализируя, ища подтверждения или опровержения в глазах друга.
Томас отпрянул, словно его ударили. Он вскочил на ноги, отступив от койки, его лицо исказилось в гримасе непонимания и ужаса. Алби лишь покачал головой, его взгляд стал тверже, печальнее.
Тишина после этих слов была оглушительной. Ветер снаружи завыл громче, как будто сама природа отозвалась на обрушившуюся правду. София стояла в дверях, не двигаясь, ее рука инстинктивно сжала рукоять ножа в кармане шорт. Ее взгляд был прикован к Томасу. К его лицу, искаженному отрицанием и страхом. К его прошлому, которое только что вырвалось наружу и встало между ними непреодолимой стеной. Воздух в Хомстеде наэлектризовало. Буря, надвигавшаяся с тучами, уже бушевала внутри этих стен.
И имя ей было Предательство, о котором никто даже и не помнил.