День, когда Даниэлла - умерла. 1 том.
❗Данная глава содержит описание насильственных действий при помощи морального давления, жертвой которого является ребёнок. Спасибо за внимание и приятного прочтения.
Камера.
Не комната. Не помещение. Камера. София? - Нет, - Даниэлла. - Сидела. Нет, не сидела. Она существовала. Внутри этой камеры. Гладкие стены, лишенные шероховатости, как будто выточенные из цельного куска черного льда, поглощали любой свет, любой звук. Ни потолка, ни пола - только всепоглощающая чернота. И тишина. Тишина, давящая на барабанные перепонки, заставляющая слышать бешеный стук собственного сердца, свист крови в ушах, предательски громкий звук глотания. Воздух был мертвым. Не холодным, не теплым. Просто... отсутствующим. Он не двигался. Не пах ничем.
Время? Оно потеряло весь смысл. Мерой были только приступы голода, заставлявшие сосущие спазмы в животе, и холодные струйки питательной смеси, вводимой через трубку в руке - запускать неприятную жидкость по венам. Пища для функциональности, не для жизни.
Сколько прошло? Час? Два? Сутки? Время растягивалось и сжималось в причудливом танце отчаяния.
Когда Даниэлла начала постепенно думать, что сходит с ума - пришел Голос. Он возник из ничего, заполнив тишину, - и был таким нежным, таким теплым, что девочка вздрогнула, как от удара током. Женский. Теплый. Невероятно знакомый. Голос, который должен был принадлежать... Маме?
- Даниэлла... милая моя Дани... Ты слышишь меня?
Слезы хлынули мгновенно, жгучие, соленые. Они замерзали на щеках в ледяном воздухе камеры. Девочка приподнялась на локтях. Все-таки лежала.
- Мама? - тихо прошептала она, горло сжалось спазмом. Хотелось разреветься. Это был голос из «до». Из мира света, смеха и мягких объятий. Мира, который ПОРОК украл, оставив лишь жалкие, зыбкие обрывки.
- Помнишь мои сказки, Дани? Про королевства, принцесс?
Картины вспыхнули в мозгу - размытые, но ослепительно яркие на фоне вечной тьмы. Тепло костра. Мамины нежные обьятия и ее лаковый голос. Сладкий привкус чая из ягод. Боль от этих воспоминаний была острее любого ножа. Боль тоски. Боль потери. Боль осознания, что это прошлое, а настоящее - вот оно. Эта черная, ледяная коробка.
- Держись, моя девочка... Держись за свое имя... Ты - Даниэлла... Моя Дани...
Надежда. Ядовитая, сладкая надежда впрыснулась в вены вместе со словами. Может быть? Может, они передумали? Может, это спасение? Она открыла рот, чтобы ответить, чтобы крикнуть свое имя в эту черную пустоту, заявить о своем существовании, о своей личности...
И тогда пришла Боль.
Это был не один удар, а каскад, синхронизированный с хирургической точностью.
Звук, но не просто визг. Ультразвуковой вой, выворачивающий мозг наизнанку. Он впивался в уши, как раскаленные иглы, сотрясал череп, заставлял зубы скрежетать от напряжения. Адская сирена, вопль самой пустоты. Даниэлла скривила лицо, прижимая свои ладошки к ушам, но это и вовсе не помогало. Ни капельки.
Свет, но не просто яркая вспышка. Это был белый шквал стробоскопа, разрывающий черноту на клочья. Слепящие, невыносимо яркие импульсы, бившие прямо в сетчатку, вызывая физическую боль в глазах и голове. Мир превратился в хаотичный, мечущийся кошмар белого огня. Девочка крепко зажмурила глаза, голова закружилась.
Жжение ударило по венам, как расплавленный металл. Спазмы скрутили живот, заставив согнуться пополам. Кашель вырвал из горла остатки воздуха. Каждый нерв взвыл в агонии. Это была не боль наказания. Это была боль уничтожения.
Даниэлла попыталась вырвать иголку с трубкой, через которую шла непонятная жидкость, но она была прицеплена слишком крепко.
Сквозь этот адский хор, сквозь вой, свет и жгучую агонию, прорезался другой Голос. Холодный. Металлический. Безжизненный. Голос самой Системы:
- Имя неверно. Корректно: София. Субьект Б-0.
П
отом... тишина. Только свист в ушах. Только пятна перед глазами. Только дрожь, сотрясавшая тело, и тошнота, подкатывающая к горлу. И запах - резкий, едкий запах собственной паники и чего-то химического, впрыснутого в ее вены.
Цикл. Бесконечный, бесчеловечный цикл. Надежда - боль - холодный Голос - жалкая передышка. Снова и снова. Каждый раз, когда она поддавалась зову «Даниэллы», когда шептала «Дани» в темноту, ожидая спасения - ее настигал карающий молот ПОРОКа.
Она боролась. Боже, как она боролась! Она царапала гладкие стены до крови ногтей (но следов не оставалось). Она кричала свое имя, пока голос не срывался в хрип. Она проклинала их. Потом молилась и умоляла. Она пыталась игнорировать голос «Мамы», сжиматься в комок и молчать. Но он звучал так похоже... Он знал такие детали... Он будил ту часть ее, которая отчаянно хотела верить, что где-то есть спасение, что жалкое «до» еще существует.
Но ПОРОК был терпелив. Он был алгоритмом. Он был машиной по перемалыванию душ. И с каждым циклом связь между именем «Даниэлла», теплыми воспоминаниями и невыносимой, всесокрушающей болью становилась прочнее. Крепче стали. Невыносимее. Имя данное мамой, ее собственное имя - они больше не были спасением. Они были предвестником ада. Триггером ужаса, от которого сводило желудок еще до того, как включались пытки.
Усталость. Глубокая, всепоглощающая, как сама чернота камеры. Усталость от боли. От страха. От безнадежности. Разум начал отключаться. Наступала диссоциация. Она наблюдала за мучениями этого тела, этой «Даниэллы», как будто со стороны. Оно страдало. Оно кричало. Оно цеплялось за опасное, ядовитое имя.
И вот, снова. Сквозь туман отчаяния и отстраненности - Голос. Ласковый, как яд:
- Дани... Моя девочка...
Нет!
Мысль пронеслась, как молния, раньше сознания. Паника. Чистая, животная паника. Не тоска. Не надежда. Ужас. Ужас, который сжимал горло, заставлял сердце бешено колотиться, выжимал ледяной пот.
«Нет, нет, нет, только не это снова! Только не боль!»
Инстинкт выживания перехлестнул все. Разум, измученный, сломанный, нашел единственный выход. Единственный щит. Он не принадлежал «Даниэлле». Он принадлежал ПОРОКу. Прежде чем голос «Мамы» смог договорить, прежде чем Система успела запустить карающий механизм, тело согнулось в судороге предвосхищения. Руки впились в голову, пытаясь защитить уши от грядущего воя. Голос сорвался с губ - не шепот, не крик, а хриплый, надрывный, полный отчаяния и мольбы визг, адресованный невидимым палачам:
- Нет! Я не Даниэлла! Я - София! Субьект Б-0! Слышите!? Я София!!!
Она кричала это снова и снова, захлебываясь слезами и слюной, брызгая в темноту своей преданностью новому имени, своей готовностью быть номером, кем угодно, только бы боль не вернулась. Она умоляла их поверить. Умоляла Систему признать ее сдачу.
И... ничего. Ни воя. Ни вспышек. Ни жжения в венах. Только тяжелое, прерывистое дыхание в тишине и гул в собственных ушах.
Тишина снова поглотила камеру. Но теперь это была иная тишина. Тишина после казни. Даниэлла перестала бороться. Перестала существовать. Осталось только пустое место. Дрожащее, больное, залитое слезами тело. И имя. София. Субьект Б-0. Клеймо, выжженное болью на руинах личности. Оно не принесло облегчения. Оно принесло ледяную, абсолютную пустоту. Чувство, будто что-то бесценное внутри было вырвано с корнем, оставив кровавую, мерзнущую на черном ветру пустоту.
Потом - щелчок. И мягкий, ненавязчивый зеленый свет залил камеру, такой слабый, что он лишь обозначил контуры стен, не рассеивая тьму полностью.
София лежала, уставившись в вечную тьму над тусклым зеленым светом. Слезы высохли. Дрожь не утихала. Где-то на руке, у вены, ныло место крепления трубки. Там позже останется шрам. Первая физическая метка рабства. Но не самая страшная.
Самый страшный шрам был внутри. Белое клеймо на душе.
Имя «Даниэлла» было похоронено здесь, в этой беззвучной, черной могиле.
Осталась только София. Субъект Б-0. Готовая забыть, как научиться помнить снова. Помнить только боль. Помнить только имя, данное палачами.
Даниэлла... умерла.
В этой черной коробке, под вой сирен и вспышки стробоскопов, под пыткой, превратившей имя матери в кошмар. Она умерла не от руки палача, а от рук самой себя, от этого визгливого, предательского крика.
София(?) сильнее сжалась на холодном полу камеры, обхватив колени. Зеленый свет мягко лизал ее щеку, где когда-то замерзали слезы по имени «Даниэлла».Теперь слез не было. Была только пустота.