Часть 5: «Всё только начиналось»
Странное ощущение слежки преследовало Ацуши, когда он оглядывался назад, будто передразнивая своими действиями мужчину. Они шли весьма странно, избегали широких, хорошо освещаемых, и многолюдных улиц, виляли где-то между домами и переулками. Это парню очень не нравилось, он насторожился, ведь прекрасно помнил свои «прекрасные» прогулки по таким переулкам вечером и ночью, в окружении людей с огнестрельным и простым оружиями. От этих тёмных пятен ночи никогда не веяло спокойствием и умиротворением, только напряжением и тоской, страхом. Однако он умолчал о том, что чувствует, ведь видел, как Дазай нервно и быстро шёл вперёд, так же насторожительно оглядываясь. Его лицо было наполнено равнодушием, пугающим равнодушием с таким лицом только показания полиции давать можно. Удивительно, как он стойко стоял перед такими неприятностями, как похищение. В его глазах виднелась решимость и храбрость, а все движения были отточены до идиала так, что выглядел он как разведчик. Загадочная личность со своими неповеданными причудами самую малость привлекла парня уверенность, которой у Дазая не занимать.
Светловласый еле поспевал за ним, ноги от нагрузки болели и раны вновь потревожились, но он вовсе не жаловался, как получалось, так и шёл, не смотря на боль. Периодически, шатен заглядывался на него и спрашивал, всё ли в порядке. Ответом служило немое кивание, которое появлялось не сразу, только после всех сомнений. Ему было проще и быстрее ответить, коли это был приказ, а не просьба, ведь это было выработано до безумного идиала. Но даже не заостряя на этой своё внимание, юноша был всем доволен. Было достаточно того, что он его не ударил по голове, не обозвал «упырем» и не был с ним на уровне общения как господин и крепостной раб. Однако он стал задумываться, был ли этот Дазай из тех, кто требует плату за оказанную помощь. Но язык не поворачивался что-либо спросить или сказать, слишком боязно оттолкнуть от себя спасителя.
***
— И так, Ацуши, — серьёзно произнёс шатен, начиная спускаться до шёпота, — Сейчас нам нужно очень тихо подняться на второй этаж. Там моя комната. Если будем неосторожны, то не миновать мне завтра беды, — он произнёс это так грустно, словно он чем-то провинился и понимал, что создаёт ещё больше проблем себе на голову.
Накаджима напрягся, только услышав в его речи о «неминуемой беде, что может случиться из-за неосторожности». Его откровенно не интересовало, что за беда произойдёт с ним, ведь, как подумал парень, коли они будут осторожны, то ничего не произойдёт. А создавать новых проблем своему спасителю Ацуши не хотел, ведь тот взялся за него, за такую головную боль, как говорили многие. Хвалили и оставляли в живых только из-за его нечеловеческих способностей, пригодных для убийств. И было то, чем сейчас он мог вполне похвастаться — он всегда настолько бесшумно подкрадывался, что убить по приказу не составляло проблем. Чем он и воспользовался.
Дазай нашарил в кармане небольшую связку ключей, одним из которых он смог отпереть дверь орехового окраса в большой по размерам дом бежевых оттенков. Внутри имелся тёмный непроглядный коридор, который вёл прямо, налево и направо, а заканчивался прямо в конце слабоосвещаемой лестницей, ведущий на второй этаж, а кроме них никто и ничто не подавали признаков жизни. Выглядит как трёхсортный фильм ужасов.
Помнится, Осаму просил его вести себя тихо, хотя из них двоих он был самым шумным. Они проходили мимо дверей светлого окраса, на них были таблички с чьими-то неизвестными именами, но в темноте все были тёмными и неразличимыми. Благодаря своей способности, Ацуши смог ориентироваться в темноте, но совсем ненадолго, не хотелось утратить силы и рухнуть прямо посреди коридора. А вот и лестница в бледном свете. На удивление, она не скрипела, выглядела новой, как и подобает внешнему виду здания. И словно под такт, как она закончилась и они пришли на второй этаж, до сих пор неизвестного для юноши, здания, мужчина тихо произнёс:
— Миссия выполнена, — его действия уже не были на столько скованными, как этажом ниже, звучало очень весело. Кажется, это совсем малое усилие Ацуши очень помогало.
В его руке уже была знакомая связка ключей, с помощью другого ключа, и он вновь открыл дверь. Как приметил юноша, эта дверь была одной из трёх, что так одиноко и отстранённо находилась на этом втором этаже от всех. На ней тоже имелась табличка с уже знакомым именем «Дазай Осаму».
— «Дазай Осаму...» — повторил парень в мыслях, чтобы точно запомнить имя человека, спасшего ему жизнь.
По началу, привычный свет в комнате, включившийся от щелчка выключателя, оказался резким, стало больно смотреть и открытый глаз жмурился, одновременно начиная слезиться. Как только зрение сфокусировалось, Ацуши стал осматривать помещение, в котором находится.
Это была небольшая квартира, выполненная в стиле хай-тек, чёрный и белый тона приобладали на стенах и всем прочем. Всё своё внимание, после беглого осмотра, он сконцентрировал на мужчине, что задумчиво потрепал свои волосы на затылке и посмотрел в мутные глаза парня, впившиеся на него пугающим взглядом.
— Иди за мной, — спокойно произнёс шатен, снимая свою обувь и пальто, повесив последнее на крючок для одежды. Ацуши, стараясь больше не отнимать драгоценного времени у Дазая, мгновенно оживился и скинул с себя больничные тапочки, аккуратно прибрав их рядом у входа, после чего он последовал за ним.
Освещение больше не доставляло неудобств — оно было слабым, нежели до этого. Комната оказалась кухней: стол из тёмного дерева, который окружали всего лишь два стула, мирно покоились слева от стены, холодильник стандартных размеров, шкафчики светлого цвета висели на стене справа, а под ними всё что нужно — плита, раковина и нижние шкафчики с кухонной утварью. Стандарт всем стандартам, ничего лишнего или большего. Только мелкие детали немного отстранняли эту комнату от стандарта. От неё больше всего несло перекисью, пока в других комнатах этот запах казался неощутимым для других, для Ацуши и его обонятельным способностям этот запах был куда вызывающим. Но придавать смысл бессмысленным вещам тоже гиблое дело, потому, он наблюдал в открытую за Осаму, который, в свою очередь, словно выбивался из коллеи от единственного пристального взгляда. Что-то в глазах Ацуши пугало мужчину, ведь коли парень не изображает ничего на лице, ни одна мыжца не дрогнет чтобы изобразить чувство. А глаза, наоборот, были зеркалом этой юной искалеченной души — в них виделась только боль, ожидание чего-то неизвестного и едва различимая искра счастья, что мелькала от пересечения их взглядов. И сами по себе они были в тумане, смотрели куда-то в пустоту мёртвым взглядом и словно взгляд оживал, когда спаситель обращался к нему или просто смотрел в эти глаза, неизбежной смерти. Именно из-за этой неясной борьбы чувств на его глазах сбивались мысли.
— Так к сведению... Это — общежитие агентства. Лучше вести себя тише и не выделяться, пока что, — Дазай говорил это, уставившись взглядом куда-то в потолок, непринуждённо, даже рассеянно. Но светловласый воспринимал как важное, как, например, приказ или обязанность, которое не принято нарушать. А страшно было подумать, что случиться, коли ослушается, ведь это не они, а Дазай, — Ты не голоден? Выглядишь очень тощим и больным, да и уставшим, — шатен продолжал делать не уверенные шаги на проявление заботы, ибо это было очень сложно для его натуры. Все его замечания были приняты, но светловолосый не решался ответить.
Ему просто не хотелось ещё больше нагружать Осаму, ведь он человек взрослый, работа и всё такое, а тут — бац — полуживое колеблеющиеся существо, нерешительное в своих действиях и решениях, за которое он решился ручаться! И, решив, что лишние действия с его стороны могут помешать мужчине как и слова, чуть сомнительным тоном он твёрдо ответил, стараясь больше не заикиваться:
— Нет... С-спасибо вам, но я п-пожалуй откажусь, — шатен, удивлённо с неким презрением, выгнул бровь, после такого ответа ему было ещё более интересно, как парень мог так легко отрицательно ответить, ибо сам видел, что сильно истощён.
— Уверен? — продолжил он, наступительно задавая вопрос, — Не думаю, что будет приятно, если завтра в постели обнаружится мёртвое тело, — уж что, а на такую страшную, для Накаджимы, тему как смерть, Дазай задорно подшучивал, вводя в заблуждение юношу, ведь ему вовсе не было приятно на слух и ощущение это слово. После пережитого, вообще не хочется слышать такое слово. Осаму заметил, как тот со страхом поморщился после этой шутки. Кажется, лучше всего заткнуться и не напоминать об этом.
— Уверен... Но, ес-сли вы так хотите, я могу исполнить это... Для вас, — юноша вновь на мгновение ощутил это мерзкое чувство — подчинение. Но если тогда, это было принуждением, неосознанно подкрепляемое лишением воли или чем-либо, то сейчас, он решил это вполне осознанно с поставленной целью: быть полезным, раз ему подарили второй шанс на жизнь, пусть и случайно.
— Для меня? — Осаму вдруг вспомнил свой триумф в некогда Портовой Мафии, как не раз ему говорили подчинённые, что восхищались его потрясающими способностями. Он всегда старался изобразить восхищение перед собой, что его так уважают, но ему было не по нраву такое слышать. Столько лет прошло, а это липкое чувство вновь возникло, не в сильном и уверенном теле, в образе нуждающегося в тепле и заботе, которых увы, у него не имелось. А раз взялся помочь, нужно делать все возможное и невозможное, — Раз так, то можешь поесть ради меня!
Юноша поступил взгляд в стену, а потом, как пришло осознание сказанного его спасителем, он совсем иначе представлял то, как будут распоряжаться его «Исполнить ради вас» против него. Но произошло неожиданное, и, не зная как отреагировать на сказанное, он просто оставался стоять на месте.
Этот вечер оказался намного труднее, чем он думал.
Время близилось к одиннадцати часам ночи, а Дазай, не замечая кромешной тьмы за окном и время, что показывали настенные часы, достал что-то из довольно пустующего холодильника и принялся с этим творить неизвестное. Парень, как отчуждённый и оторванный от расклада событий, стоял в проходе комнаты, иногда колебаясь и не решаясь делать первые шаги на полноценное знакомство. Все раны на ногах ужасно болели, он чувствовал, как в жилах кровь больно текла по организму, как страшные синяки по телу снова заныли, будто по ним вновь бьют раскалённой кочергой. Словно, сейчас он стал просто существовать и наслаждаться наблюдением счастливой жизни остальных.
Осаму, закончив подготовку, выдвинул стул и поставил на стол посуду с разогретым очазуке. И, делая подзывающий намёк, он слабо постучал по спинке стула, произнеся: «Садись». Парень послушно выполнил «приказ», взглядом продолжая преследовать и наблюдать за мужчиной, что расположился ровно напротив него. Шатен сложил руки на стол, лишь одной задумчиво подпёр щеку и в ответ на пристальный, совсем не отрывающийся от него, взгляд стал смотреть на светловласого, ожидая, когда тот начнёт есть. Но Ацуши оставался без движений и тоже, как мужчина, ожидал. Ожидал злосчастного разрешения на еду, ведь точно не знал, можно ли.
— Почему не ешь? — решив прервать неловкую паузу, спросил Дазай, удивлённо вскинув брови.
— А можно? В-вы даёте разрешение?
— Какое разрешение? — продолжая отвечать сплошными вопросами, он слегка нахмурился и более чутко стал относиться к положению, — Хочешь сказать, тебе нужно моё разрешение, чтобы есть?
Парень слабо кивнул, ведь боялся даже упомянуть о том, что с ним делали за непослушание. Вдруг не так воспримет?
Но тем не менее, шокированный от услышанного, Осаму коротко ответил и дал, так называемое, разрешение на приём пищи. Что-то ему не нравилось. Ему не нравилось, что парень, совсем ещё юный и зелёный, поддался такому зверскому к себе отношению. Конечно, в свои годы, шатен и сам был не лучше, но никогда даже не представлял, что садизм может быть таким развратным в своём понятии, раз дело дошло до «позволения о употреблении пищи». Теперь его желание загорелось ещё большим огнём интереса. Кажется, те слухи о незаконной и неизвестной банде убийц, оказались вовсе не слухами, а новой почвой для его расследования. И парень был тут точно при делах.
Ацуши ел не спеша. Сначала, он побаивался есть у кого-то на глазах, нервно сглатывая, переступая через себя, заставлял себя есть под предлогом «ради». Но еда была вкусной с неким избытком приправ, что не так важно. Юноша замечал на себе его пристальный, буквально прикованный, к нему взгляд, что семенил от левой руки, где размотался незавязанный бинт, к самому внешнему виду.
Осаму не мог примерно представить, как выглядит парень. Левая половина лица и лоб словно вообще отсутствуют, скрывшись под бинтами, на правой щеке красуется пластырь. В глазах туман, омут или даже непроглядная муть — они были золотого цвета тёплой карамели с еле заметным отливом лилового, примечательно, имели зрачок по форме, напоминающий, кошачий, сужавшийся от любых действий, словно, от страха. Довольно необычная структура, даже не верится, что такое дано с рождения. Но кто знает, может, что-то на это влияет?
Дазай, наконец закончив осмотр парня, протянул к нему руку, и, указав на размотанный бинт, спросил:
— Можно? — конечно, спрашивать о таких вещах, когда человеку физически больно, не рекомендуется. Но мужчина слишком ярко запомнил то, как Ацуши испугался его безобидных действий, приняв их за агрессию или как проявление насилия. Видимо, он боялся любых к себе прикосновений — об этом чётко говорило состояние его тела, — Я всего лишь затяну его, не более.
Накаджима, ещё не привык, что к нему обращаются с просьбами и даже разрешениями, хотя должно быть наоборот. Отказать было бы явным признаком грубости к малознакомому человеку, да и согласиться немного боязно. Юноша согласился и протянул руку ближе, чтобы было удобнее.
Шатен взялся за выполнение обычного и вполне привычного для него дела. Всё бы обошлось в минуту, но он задерживался из-за того, что засматривался на его открытые участки. Царапины, длиной примерно в четыре сантиметра, были на обеих сторонах ладони, синяки, что были удивительно фиолетового цвета, что означало о свежести, и большое преобладание шрамов, от которых кожа казалась совсем замученной и изуродованной. Спеша скорее прикрыть этот ужас, бинт ложился ровно и плотно, но не туго, чтобы не нарушить затягивание ран и вскоре, рука была возвращена в изначальное состояние. Он сочувственно посмотрел на парня, что уже успел доесть порцию и даже понаблюдать за процессом, совершаемый шатеном. Как он и говорил — получилось лучше прежнего!
Понять, какую нужду испытывает парень казалось вовсе невозможным. Взгляд был сонным, полу-дрёма читалась в мутных глазах.
— Хочешь спать? — спросил мужчина, уже догадавшись что не получит скорого ответа, — Сейчас вернусь.
И он скрылся из виду, оставив парня одного. Ацуши слышал, благодаря
своему обострённому слуху, как он что-то таскал из комнаты, как что-то шуршало и как тихо постукивали дверцы шкафа. Спокойствия и вовсе не было на душе, он не знал, почему был втянут в происходившие вещи, что никак не были связаны с ним.
Дазай вернулся и повлёк парня идти за собой. Тот, не имея права на другой выбор, чуть скрипнул стулом и пошёл вслед за ним. Остановились они у закрытой двери, которую шатен распахнул и представил взору, неизвестную ранее, комнату юноше.
Это оказалась спальня, тех же чёрно-белых тонах. Шкаф под потолок, кровать, на удивление двухместная, по обе её стороны небольшие прикроватные тумбочки и шторы, выделяющиеся среди шаблонного вида комнаты, ещё не зашторивали окно. Голубоватый свет луны проливался в тёмную комнату, подготовленную специально для сна.
— Первое время, будешь спать здесь, — произнёс он, тем самым привлекая внимание мальчика, — Я буду в соседней комнате. Если вдруг что-то случится или понадобиться, можешь смело меня спросить. Спокойной ночи.
Ацуши не успел ничего ответить, как Осаму ушёл прочь, оставив дверь приоткрытой. Сложно было представить, что творилось в голове светловласого. Сказать, что он был удивлён или поражён было слишком мягко.
Ему хотелось хоть впервые ощутить внимание и заботу, но едва позволял подпускать к себе. Дазай, на первый взгляд, хороший человек со своими тяжкими заботами в жизни всё же нашёл время на такого как он.
Постель была аккуратно заправлена, все измятости не были видны из-за неполноценного освещения. Парень присел около неё, в уголок, откуда мог посмотреть на льющийся голубой свет луны. Дрёма и усталось окутывали его тело, он приобнял колени и положил на них свою голову. Он мог думать только об одном: — «Как прожить ещё хоть пару дней?». Было сложно адаптироваться к новой ситуации и его это тревожило. Коли не сможет принять это и понять, то сделает хуже себе и Дазаю.
Как только он смог провалиться в сон, через глубокую задумчивость и отреченность, он словно выдохнул. Ведь ощутил желанное расслабление и спокойствие.
Но все трудности только начинались...