Часть 4: «Побег в неизвестность»
Предмет его беспамятных размышлений был у него прямо перед лицом. А точнее, держался руками за оконную раму и по-доброму улыбался, пока остальная часть тела свисала наружу. Видно не боится высоты, раз полез сюда, на второй этаж.
Ацуши удалось изобразить немой испуг, когда он увидел этого человека, что так беспардонно ворвался в палату через окно, как бы странно это не звучало. Но этот человек явно зачем-то пришёл, ведь сейчас было тихо и никто из персонала не слонялся из стороны в сторону, от чего шансы быть незамеченным стремительно повышались в его пользу. И в нём Накаджима узнал того самого человека, что помог ему. Сейчас он сидел подоконнике, оттряхивая свои светлые брюки от совсем незаметной сажи. Он потянулся, устало выгнул спину и выдохнул. Юноша, как только почувствовал, что его взгляд не стремится на него, немного успокоился, но как только тот закончил ухаживать за внешним состоянием его одежды вновь посмотрел на него, от чего стало снова страшно и он нервно зажал кулаки. Но неизвестный почему-то добро улыбался, смотря на мальчика, а потом тяжко вздыхал, когда осматривал палату и то, как светловласый боязливо прятался за этой стойкой, крепко сжимая её.
— То, что ты не спишь, очень даже хорошо, — вполне дружелюбно начал мужчина, — Можешь не бояться меня — я больно не сделаю.
Ацуши хотелось охотно верить в правоту этих слов. Ведь до этого в его голове был лишь неясный лик этого человека, что был одним из первых в его жизни, который увидел в нем живое существо находящиеся в слабом и неуравновешенном теле. Он просто помог. Помог неизвестному человеку — не добил, не убил, а именно помог. По этой простой причине он не мог позвать медсестру, что была ответственна за его здоровье. Юноша не мог так просто прогнать человека, что спас ему жизнь, ведь он теперь сам ему обязан.
— Эй, не бойся, — с сомнением на лице продолжал неизвестный, пытаясь успокоить парня, хотя ни разу в жизни не пробовал подобного, — Видишь? У меня нет ничего с собой опасного! — сказал он, вывернув карманы на своём пальто, чтобы хоть как-то заставить юношу его слушать и успокоить.
Его забинтованная рука была над головой Накаджимы. Светловласый округлил глаза от испуга, застыл в ожидании, а потом резко зажмурился, прижал руки к себе и ждал удара, что должен был пройтись по голове, как думал парень.
— Н-н-не надо, пожалуйста! — тихо прошептал он, понимая неизбежного.
Мужчина сначала опешил, на лице был недопонимающий испуг, а рука до сих висела в воздухе, что вовсе не хотела ударить — он хотел всего лишь утешительно потрепать эти светлые волосы.
Парень был слишком загнанным и отвергнутым, боялся любого шороха и резкого движения. А по нему и было видно: на вид был очень тощим, что стандартный размер больничной майки выглядел на нём как туника, широка и длинна почти до колен, шорты не пересекали даже половины голени, весь он был забинтованным из-за ран, словно мумия, настолько, что даже не было видно ни одного «целого» участка кожных покровов. И, довольно убитому и мёртвому виду, ещё особую мрачность придавало его лицо, что считай ничего не выражало, кроме закрытой внутренней истерики и искреннего горя. Светловолосый сжался, как мышь в углу перед кошкой, ожидал чего-то настолько плохого, что не желая этого видеть, с ужасом закрыл глаза. И сам собой напрашивался вопрос: Что могло такого произойти, раз неповинный парень трясётся от любого прикосновения?
— Я правда не сделаю больно. Не бойся меня, — настойчиво продолжал неизвестный. Из-за того, что юноша был низок ростом, примерно на одну голову ниже него, он слегка наклонился. На лице, сквозь свой непонятный испуг за мальчика, он попытался вновь изобразить беззаботную улыбку, — Давай начнём сначала?
Ацуши немного ослабил хватку и отошёл полностью от стойки, опустив голову вниз. От страха своих сомнений он кусал губы, переминал пальцы на руках, от чего мужчина понял, будет нелегко заставить его хоть слово сказать.
— Скажи мне своё имя. Только имя, а взамен, я скажу тебе своё и то, зачем я пришёл сюда так поздно и не совсем нормальным способом. Согласен?
Неизвестный осторожно прикоснулся к его рукам и попытался его усадить на кровать. Ведь сейчас он выглядел мягко говоря пугающие, не шевелился и почти, совсем тихо, дышал, словно сейчас он говорил не с человеком, а с живым трупом.
— В-вы правда мн-не не сделаете б-больно? — он заикался, делал небольшие паузы, когда смотрел на лицо своего спасителя.
— Честное «детективное»! — улыбнулся он, чтобы хоть как-то подтверждать свои намерения.
— Ац-цуши Накад-джима... Ацуши — такое моё имя, — тихо ответил он, с нескрываемым чувством отчаянной надежды в глазах ожидал услышать исполнения обещанного.
— Чтож, Ацуши, вижу ты не очень многословен, — прозвучало скорее как замечание, но это юношу не волновало, он по-прежнему ждал, — Я — Дазай. И я здесь, чтобы... Хм, как бы выразиться помягче... Чтобы украсть тебя?
Недоумение на лице обоих. Но юноша обвил свои руки, сложив их на груди, и уныло повесил голову вниз. Глаз, что не был обинтован, начал слезиться и горестная, горькая слеза скатилась по щеке с пластырем.
— Не думай, что я какой-то хулиган или работаю на кого-то, — заметив его угасающий вид, что и так тёплыми угольками тлел на глазах, произнёс он как можно оптимистичнее, — Просто... Сложно объяснить, зачем я должен это сделать. Но клянусь, я хороший! — пытаясь поверить в собственные слова, так же оптимистично сказал он.
Юноша рассуждал иначе. Он был благодарен этакому Дазаю. Ведь если бы не он, то светловласый доживал бы свои предрешённые деньки в сыром подвале, сгнивая до конца. И если смерть наступит сейчас, завтра или послезавтра — он все равно благодарен ему! Ведь смерть на свободе гораздо лучше ощущается, чем взаперти, так? Взаперти ты и так мёртв, до глубины души, что даже если придёт реальная смерть — не заметишь разницы.
— С-спасибо, вам, — Ацуши старался звучать твёрже, хоть особо и не получалось, — Я-я с-согласен..., — он хотел ещё что-то добавить к своей тихой речи, но побоялся и оставил всё как есть.
А Дазаю этого вполне хватило. По крайней мере, его удивило, как парень почти быстро ответил и сломался под весом своих слов. Но было предположение — ему уже просто некуда идти и всё равно, что с ним будет дальше.
Юноша поднялся с места и, шатаясь и держась руками на несчастную стойку, подошёл к двери, уже намереваясь выглянуть за неё, как его остановили:
— Стой! Мы там не пойдём — заметят! — слегка приокрытое окно было снова распахнуто одним движением и мужчина указал на него, — Примем отчаянную меру, — он словно обрадовался, когда наполовину высунулся из окна и посмотрел вниз.
Накаджима, пребывая в лёгком шоке от переваривания информации, что так быстро набиралась по мере вопросов, подошёл к окну. Юноша немного поёжился от внезапного порыва весеннего ветерка и от высоты, которая пугала своим головокружением. Ему даже в голову не приходило, как они будут сбегать со второго этажа с его-то только начинающими заживать ранами и сросшимися костями в рёбрах и ногах.
Шатен осторожно взял его левую руку и стал снимать бинты, тем самым открывая вид на изуродованную и шершавую от ран кожу. Он остановился на том месте, где была игла, что совсем не глубоко ушла под кожу. Осторожно её вытащив, Дазай поспешно обинтовал руку обратно и толком не затянул бинт, аргументировав: — «Сделаю лучше, чем было. Сейчас не до этого!».
Внезапно для юноши, мужчина подхватил его на руки, словно пушинку, а реакцией сослужил тихий визг от неожиданности.
— Ты, главное не бойся. Отсюда кажется высоко, но не обращай внимания, Ацуши, прыгай вслед за мной, — его слова не переставали поражать парня. Он ничего не успел спросить для достоверности, как ему сказали, — Я поймаю, не волнуйся, — и добрая улыбка, что легко спрыгнула с окна вместе с её потрясающим обладателем.
Юноша, преодолевая страх, свесил свои обинтованные ноги вниз и взглядом искал спасителя. Ветер щекотал кожу, даже сквозь бинты это ясно ощущалось. Парень руками закрыл рот, чтобы не закричать. Пусть небольшой, но высоты он сильно боялся. Боялся сильнее страха убийства, который он ощущал, пока пребывал в том адском окружении людей.
А Дазай стоял снизу, протянув руки вверх и оглядываясь по сторонам для убеждения, что их не поймают на «горячем».
— Давай! — подбадривал его мужчина, улыбаясь, не понимая, какой это важный шаг в жизни парня, — Я готов, смелее!
Последнее, что он ярко запомнил, это как он крепче прижал руки ко рту, сильно зажмурился, чтобы высота больше не пугала и не продолжала вызывать головокружение. А потом, ему хватило лёгкого своего толчка, чтобы быстро рухнуть вниз и тихо охнуть, когда почувствовал, что приземлился не на что-то холодное и твёрдое, как земля, а в чьи-то крепкие мужские руки. Он боялся раскрыть глаза, боялся взглянуть на себя — нового «Ацуши», что переступил через один из своих главных страхов.
— Хей, трусишка, — приободрительно, даже немного шутя, произнёс Дазай, когда видел до смерти напуганное лицо мальчика, — Всё хорошо. Я ведь обещал, что поймаю — значит поймаю!
В одной больничной майке и шортах весенний тёплый ветер казался холодным...