Часть 3: «Знакомый»
Знаете то чувство, когда просыпаешься в совершенно незнакомом месте, вторая мысль, после типичного «Где я?», всегда о каком-то последствии после этого?
Еле продрав сонные и уставшие глаза, робко приоткрыв свои каменные веки, Ацуши был ослеплён внезапной вспышкой, белой и яркой, сравнить можно только с солнцем. Пошевелиться он не мог, все движения сковывала не верёвка или наручники, а пронзительная боль в конечностях, тело ломило от усталости. А самого его окружал незнакомый резкий запах медикаментов. Абсолютный свет белого цвета — только так он мог описать своё местоположение. Очертания предметов словно размывались, превращаясь в белую гущь и сливаясь на фоне. Уставившись взглядом в абсолютно белый потолок, как и всё прочее, он пытался понять, что происходило с ним до этого, а именно до отключки. Но в памяти, словно пробелы, ничегошеньки не было.
Как только мозг стал приходить в свою функциональность и смог хоть немного здраво мыслить, зрение заметно стало лучше видеть очертания ближних предметов. Из чего ему удалось понять, это то, что рядом слева была неясная стойка, размывавшаяся время от времени, с прикреплённой к ней прозрачной мягкой коробочкой с неизвестной жидкостью. От неё тянулась такая же прозрачная трубочка прямо к его руке, где сам её конец был иголкой, что впивалась ему под кожу, закрываемой бинтами.
Попытки принять сидячее положение даже не рассматривались возможным вариантом. Всё тело, словно свинцом налито, не позволяло ему даже на другой бок повернуться, не считая капельницы, это было единственной проблемой.
Когда сознание не было в отчуждении здравых мыслей, он, находясь в своём положении, взглядом искал то, что хоть как-то могло указать на нынешнее время. Электронные часы, стоявшие далеко на столе медицинского пользования персонала, показывали семь часов вечера. Но особого чего-то это не придавало, он ведь даже не знал, какой сейчас день недели или сколько было время до потери сознания. За окном ещё было светло, давно пахло весной. На столе стояла прозрачная вазочка с какими-то фиолетовыми, не то лиловыми цветами. Что-то в этом было тревожное.
Проснулся, как он всё же смог понять, на больничной койке в одной из палат, а вокруг нет ни одного намёка на существование живого. Словно, здесь время остановилось или не хотело идти в своём привычном ритме, на зло замедляясь. Становилось жутко страшно и одновременно обидно. С какой-то стороны ему было приятно в коем-то веке ощутить чистоту на теле вместо грязи и засохшей крови. Да и сам факт того, что сейчас он волен и не находится на привязи намного облегчал. Но с другой, сейчас от боли он страдает не меньше, чем тогда. А он явно не мазохист — боль ему неприятна и даже отвратительна.
Собрав накопленные силу и волю в кулак, Ацуши пытался перевернуться на бок, пока конечности окончательно не затекли и не потеряли свою функциональность на время. Он тихо зашипел от боли: синяки на спине снова болели, как похоже, и открытые раны, что затянулись тонкой корочкой крови. Но переосилив слабость в теле, Накаджима сел на край кровати, упираясь ладонями о матрац, поджимая ноги ближе к себе и сводя колени вместе, он уставился взглядом в плитку пола, лишь раз коротко посмотрев на дверь. В руке с иглой неприятно покалывало от каждого своего движения, словно изнутри она перерезала вены.
От этой стойки с капельницей Ацуши точно не отделается. К удобству, она была на колёсиках — перемещение с помощью неё уже не казалось таким уж не возможным. Он осторожно обвил её своими исхудалыми руками, крепко за неё взявшись, будто сейчас она сбежит или покатится.
Светловласый, не торопясь, поднялся на ноги. От всего проделанного, его сердце боязливо застучало, а на душе кошки скребли. Ацуши, еле удерживая равновесие в слабых ногах, и с помощью стойки, направлялся в сторону двери. Случаем, около себя справа, он заметил небольшое зеркало овальной формы под которой имелась небольшая раковина для умывания. Одного раза взглянуть на неё хватило, чтобы ужаснуться. Около месяца не видеть себя в отражении, довольно большая цифра для того, чтобы полностью не узнавать себя. Левая половина лица закрыта слоем медицинских бинтов, оставляя открытым только правый глаз, ведь он выглядел более здоровым, нежели второй, а на правой половине был небольшой пластырь, который почти не закрывал его раны на щеке. Зрачок напоминал кошачий, сузившийся от страха и пережитого стресса, а прекрасные глаза двух цветов, ранее напоминавший аметрин в рассветных лучах солнца, стали мутного жёлтого цвета еле отливая лиловым проблеском. Начиная от шеи и заканчивая где-то до пят, он был полностью обинтован, что несказанно пугало его самого. Ведь визуально, юношу можно было бы сравнить с ходячим мертвецом. Мертвецом, глазами как у испуганной кошки и повадками параноика, навыками и реакцией тихого убийцы, больным и худым телом — правда ужасно звучит?
Нервно сглотнув и отведя взгляд с зеркала на дверь, парень вновь двинул в сторону выхода. Дотронувшись до холодной дверной ручки, он лишь один раз надавил на неё. Дверь без труда поддалась и уже почти на половину открылась.
— Открыто? — тихо прошептал парень. Глаза удивлённо округлились, будто он совсем не ожидал, что она будет открыта.
— Сбежать? — продолжал спрашивать Ацуши, то ли самого себя, то ли пустоту. Хоть он и понимал, что это люди помогли ему, воспоминания о том, что до мёртвого состояния довели тоже люди, парень не мог заставить себя оставаться здесь. Но по крайней мере, пока он здесь, никто не сможет его снова пленить и калечить.
Стоило выйти в просторный и широкий коридор и оглянуться в обе стороны, как он уловил на себе шокированные взгляды. Женщины и дети, до этого спокойно сидевшие на удобных скамейках и ожидавшие разрешения ко входу палаты, со страхом и неописуемым удивлением в открытую уставились на тощую фигуру, что появилась в двери. Детишки скорее испугались, потому и отвели взгляд. И никто даже не догадывался, что это с ним сотворили самые обычные люди.
Недоразумение, повисшее в воздухе как пауза, быстро развеяла молодая медсестра, которая неожиданно быстро появилась, и она сразу подбежала к «сбегающему» пациенту. Бойко, но с особой осторожностью, она подхватила его за забинтованный локоть, а другой рукой перехватила стойку на колёсиках. Она стала что-то недовольно бурчать под нос, вроде: — «Что же за день такой...», «Что ж всем на месте не сидится, ещё и мальчишка куда-то убегает...». Различить невнятные слова удавалось с трудом, но парень понял, что это недовольство было вызвано как раз таки из-за него.
— Куда это вы собрались, юноша? — начала возражать она, — С вашими травмами вы пробудете здесь не меньше недели! А вы здесь пробыли только два дня...
Парень хотел что-то спросить или возразить, но боязнь мешала ему, получалось лишь прерывисто дышать и наблюдать за последующими действиями женщины. Она осторожно усадила его на кровать, оставив рядом эту насчастную стойку с капельницей, после чего что-то сказала напоследок, вроде: — «Сейчас вернусь». Когда медсестра вернулась, в руке она держала тарелку с овсяной кашей и стакан обычной воды.
— Вот, держите. Приду проведать вас ближе ко сну, — напоследок она грустно улыбнулась и снова неожиданно скрылась, как и появилась.
Ацуши, утешительно потирая свой локоть за который его схватили, поджал ноги ближе и посмотрел на белую тумбочку, где стоял стакан воды с тарелкой. В горле ужасно пересохло, а желудок давно мечтал вкусить нормальной человеческой пищи. Он слегка побаивался, вспоминая, что с ним происходило, коли брал еду или воду без позволения. Но ведь эти люди — точно не те люди?
Руки тряслись, только взяв стакан, как вся вода была нещадно выпита до дна, а на душе хоть немного стало спокойней. Каша ещё тёплая, да и на вид была очень аппетитна, но на счёт этого он долго ломался.
И всё же, поздний ужин был съеден.
***
Как время перевалило за девять вечера, пришла медсестра. Она делала самые обычные для себя вещи и не совсем обычные для парня. Осматривая его забинтованное в левой части лицо, она осторожно дотрагивалась до него, словно юноша был из хрусталя и одно неверное движение — и он рассыпется в прах. Накаджима затаил дыхание и боялся лишний раз пошевелиться, со страхом жмурился и закрывал глаза, хоть и осознавал, что её прикосновения приятны и безобидны. Медсестра поменяла капельницу, посидев какое-то время вместе с пациентом, ушла, пожелав: — «Спокойной ночи».
Окно было открыто, небо стало наливаться тьмой, словно готовились к ночи. Кое-где на ещё светлом безоблачном небе виднелись сверкающие точки, называемые звёздами. Весенний лёгкий ветерок поднимал невесомые прозрачные занавески на окнах. Светловласый, перекатывая с собой стойку, подошёл к окну. Слабо сжатые и забинтованные кулаки облегчённо разжались после пережитого стресса. Коли один такой день, проведённый здесь дрожа от страха как клиновый лист, он боялся представить, что будет дальше. Люди, как пламя, неожиданные в своих действиях и желаниях настолько, что предсказать их следующее направление было проблематично.
Только сейчас, за весь день, он почувствовал совсем неощутимое расслабление и смог выдохнуть. Окружение таких людей хоть и было ему в тягость, но оно было намного лучше, чем то. И всё же был один вопрос, неразрешимый по его мнению:
— Кто же он был? — парень был озадачен личностью того человека. Он лишь смутно помнил его очертание: высокий рост и приятный мужской голос. Но особенно запомнилось его неоценимая забота по отношению к нему. Проще говоря, Ацуши считал его первым человеком, что хорошо обошёлся с ним. Только вот, как его найти и отблагодарить?
— Ты ещё не спишь? — послышалось совсем рядом от неизвестного, но почему-то знакомого, голоса.