Лалиса
НЕ МОГУ УСНУТЬ, в голове столько мыслей. Скорее бы завтрашний день настал. Марсель обещал утром же купить мне одноразовый телефон. Очень странное ощущение: у меня полно вопросов к Чонгуку, но я не знаю, какие из них можно задавать. Например:
«Откуда я тебя знаю?»
Сможет ли он дать мне ответ, как воспримет его слова моя голова и что будет дальше. Безумно страшно вновь потерять память или оказаться на больничной койке. В таком беспокойстве проходит вся ночь. Утром все начинается с привычной рутины. Папы уже нет - он отбыл на работу, мама готовит завтрак, я делаю вид, что ем. Марсель тоже нехотя ковыряет еду в тарелке. Я нервно барабаню по столу, не в силах сдержаться.
- Магазин открывается в девять тридцать, так что потерпи еще полчаса, - шепчет на ухо мне братишка, поймав мои пальцы.
В девять пятнадцать Марсель выходит из дома и через тридцать минут, заговорщически подмигнув, поднимается в свою комнату.
- Как ты себя чувствуешь? - интересуется мама и садится рядом со мной с чашечкой кофе. Как же не вовремя!
- Все отлично, - стараюсь спокойно ответить я, хотя мое сердце скачет в предвкушении как ненормальное. - Я пойду, спасибо за завтрак.
Мама внимательно вглядывается мне в глаза, и в этот момент мое сердце готово выпрыгнуть из груди: она догадалась, она все знает?
- Выглядишь лучше, - с улыбкой произносит она дружелюбным тоном, и я выдыхаю с облегчением.
- Спасибо.
Мне нужна вся моя сила воли, чтобы вскачь не пуститься по лестнице в комнату Марселя. Однако в коридоре я все же перехожу на легкий бег и влетаю в комнату к брату.
- Тише, - шикнув, хмуро бросает он, - в общем, вот трубка. Интернета нет, лишь эсэмэс и двести сорок минут разговора. Как только закончишь весь пакет, выбросишь телефон, и я куплю новый. Я внес его номер в записную книжку, свой тоже внес на всякий случай.
Я с писком бросаюсь на шею брату:
- Спасибо-спасибо-спасибо!
Марсель смеется и гладит меня по голове: хоть ему и шестнадцать, но он уже выше меня. Мне кажется, я за все эти дни впервые слышу его смех.
- Чему радуетесь, молодежь? - разносится по всей комнате звонкий голос моего дедушки.
В дверном проеме появляется фигура высокого пожилого мужчины, я бы даже сказала, грузного, однако лишний вес делает его моложе. На лице ни одной морщинки, седые усы не скрывают вечной ухмылки, смешинки вокруг ярко-голубых глаз также придают ему вид весельчака. Они с Марселем отдаленно похожи. Только брат вечно хмурый, а дедушка явно познал толк в жизни и смотрит на нее с улыбкой. Он мне нравится, чисто интуитивно рядом с ним я чувствую себя хорошо. Не так, как с Марселем. Но лучше, чем с родителями.
Однако мы настолько не готовы его здесь увидеть, что не можем скрыть своего удивления.
- Папи? * - в один голос изумленно спрашиваем мы с Марселем, и я тихонько прячу телефон в карман.
[ Папи- ласковое обращение к дедушке во Франции]
- Он самый! Кто вчера ушел и даже не попрощался? Что за внуки такие? Тебя, Лалиса, я вовсе не видел! - наигранно обиженным тоном говорит дедушка.
Я вчера, правда, потерялась в огромной толпе незнакомых мне людей, а папи так и не увидела. Марсель с улыбкой отвечает:
- Мы не должны были показываться внизу - выглядели не слишком презентабельно.
Дедушка хмурится, и его взгляд падает на меня: пожав плечами, он заключает:
- Сейчас же вы выглядите отлично, и я забираю вас на закрытую выставку импрессионистов.
- Куда? - опешив, спрашиваю я, и папи как-то смущенно поясняет:
- Мой друг всю жизнь коллекционирует картины, и этот жадина крайне редко делится красотой! Такой возможности упускать нельзя!
Я тут же меняюсь в лице, не в силах скрыть своего разочарования. Я планировала позвонить Чонгуку, каким-нибудь образом слинять из дома и встретиться с ним. Как я все это буду делать, не имею ни малейшего понятия. Но я надеялась на удачу, в которую вообще-то не верила, а также уповала на собственную изобретательность.
- Если честно, я не очень хорошо себя чувствую, - начинаю я голосом умирающего лебедя, и дедушка усмехается: эта усмешка говорит о том, что он ни капельки мне не поверил, но решает поддержать меня шуткой.
- Это все городской воздух! В Париже же невозможно дышать!
- Думаю, воздух - последняя из причин, - саркастически замечаю я, и дедушка широко улыбается:
- А вот и нет! Воздух - первопричина. Особенно воздух в вашем доме - тут просто дышать нечем.
Марсель подавляет смешок, а дедушка продолжает:
- Давайте, дети. Я сказал своему другу, что в одиннадцать часов мы будем у него. Уделите старому человеку несколько часов вашего драгоценного времени, и я буду вам бесконечно признателен.
- Хорошо-хорошо, - с улыбкой в голосе соглашается Марсель, - насчет воздуха в этом доме ты прав. И плюс ко всему если это коллекция старого хрыча Августина, то я ни за что это не пропущу.
- Почему? - искренне интересуюсь я.
- Потому что его внучку зовут Сесиль, ей семнадцать лет и она словно ангел, спустившийся с небес, - вводит меня в курс дела дедушка, - а еще она по совместительству первая любовь Марселя.
Братишка ребячески мне подмигивает:
- Папи забыл предупредить, что там девочка метр восемьдесят в длину и столько же в ширину, а Августин не теряет надежды: он все же рассчитывает, что бегемотики в моем вкусе.
Я начинаю в голос смеяться, а дедушка в шутку грозит пальцем:
- Ну-ну-ну, Марсель. Женщины должно быть много! Чем ее больше, тем счастливее мужчина. Ничего вы, молодежь, не понимаете: когда приходит истинная любовь, человеком невозможно насытиться. А тут такой объем, такой масштаб!
Братец весело улыбается, а мне становится любопытно посмотреть на эту самую Сесиль, однако у меня есть дела.
- Папи... - начинаю я и нервно сжимаю кисти.
- Подожди, Лиса, - перебивает меня брат, - это отличный способ выйти из дома без лишних вопросов, - и тут же обращается к деду: - Папи, мы пойдем с тобой, а после просмотра всех шедевров нам с Лисой кое-что надо уладить. Ты же не против?
Августин делает вид, что задумался.
- То есть ты просишь старика прикрыть вас двоих перед родителями?
Марсель хмыкает:
- Именно!
- Но разве можно врать собственным папе и маме? Немыслимо! - восклицает он, и я слышу веселье в его голосе. - Но вам повезло: они не мои родители, так что дело в шляпе.
Марсель в очередной раз заговорщически мне подмигивает. Они с дедушкой явно не впервые что-то такое проворачивают.
- Ну что же, тогда я готова посетить эту выставку, - честно признаюсь я и довольно добавляю: - А ты классный, папи.
- Совсем не зануда, да? - Румяное лицо и усы расплываются в широкой улыбке.
* * *
Я не знаю, как люди одеваются в гости, но решаю особо не наряжаться. Из того, что я поняла, никакой выставки не будет, мы лишь навестим старого друга нашего папи. Выглянув в окно, я констатирую, что там довольно холодно. Поэтому мой выбор падает на джинсы и ярко-малиновый свитер. Марсель выглядит более официально в рубашке и джемпере.
- Может, мне стоит переодеться?
- Зачем? Это же Августин...
- А он правда коллекционирует картины?
Марсель кивает:
- Он заядлый ценитель искусства, вся его квартира полна разнообразного хлама ценой в несколько тысяч евро.
* * *
Я и представить не могла, насколько Марсель прав. Как только мы переступаем порог квартиры, я теряюсь от количества разнообразных вещиц. Ощущение, будто время здесь остановилось. Никогда ранее я не видела ничего подобного, но в этом скрыт особый шарм. Будто мы попали в некую сказочную квартиру. Не знаю, может, все эти безделушки стоят в каком-то правильном порядке, но с виду все выглядит довольно хаотично. На антикварных комодах, столах и шкафах нет ни одного свободного миллиметра, статуэтки различных форм, шкатулки, подсвечники, рамки, часы - всего полно в невероятном количестве. Стены квартиры точно так же заполнены, картины висят на них с расстоянием в сантиметр.
- Как здесь можно что-то разглядеть? - шепчу я Марселю, и он пожимает плечами:
- Гобсек.
- Кто?
- Это у Бальзака был такой персонаж, они с Августином похожи в своей страсти скопления, накопления. - Братец неловко жестикулирует руками. - В общем, тоже коллекционер!
- Ростовщик, что ли? - припоминая, интересуюсь я. Моя память, конечно, очень странная штука. Я не помню, что было со мной год назад, однако воспоминания о незначительных вещах порой всплывают в памяти.
Из зеленого велюрового кресла встает пожилой мужчина.
- А вот профессиями мы с Гобсеком абсолютно не похожи, - с улыбкой говорит он и чинно кланяется. - Добро пожаловать, мои дорогие друзья, бесконечно рад вас видеть!
И тут же раздается звонкий девичий голос:
- Марсель! - после чего следует громкий топот.
Что же, Марсель даже несколько преуменьшил размеры Сесиль. Я никогда в жизни не видела девушки выше и шире. Но, к удивлению, она не выглядит пугающей, у нее добродушное, миловидное лицо, глаза зеленые, как весенняя трава, волосы длинные, русые, на щеках мелькают ямочки, а на маленьком вздернутом носике россыпь легких веснушек.
-Лалиса ! Как же я рада тебя видеть! - Она бросается на меня с объятиями, и я думаю, что дедушка и братец могли бы предупредить, что я знакома с этим милейшим бегемотиком.
Я неловко обнимаю ее в ответ и стараюсь мило улыбнуться. Уверена, весь мой ошарашенный вид кричит: «Я не знаю, кто ты!»
- В холодильнике есть пирожные, специально для тебя купила клубничные тартинки. Пойдемте, пойдемте в столовую! - суетится Сесиль, не задавая никаких вопросов, а я все жду, когда она воскликнет на всю квартиру: «Ты меня совсем не помнишь?» Но она будто специально делает вид, что все нормально, и, если честно, за это я ей премного благодарна.
Мы проходим в огромную столовую, здесь точно так же полно мебели и разнообразных штучек. Над большим мраморным камином висит огромное зеркало в золотой инкрустированной раме. Рядом стоит настоящий виниловый проигрыватель старых времен.
- Выбери пластинку, - говорит дедушка, жестом указывая мне на комод, - часть лежит там, часть найдешь в соседней комнате.
Из любопытства я приоткрываю первый ящик и теряюсь от изобилия. Нахожу пластинку Beatles, тот самый знаменитый альбом с фотографией на дорожной зебре. Вот это да!
- Я приготовила чай и кофе, садитесь, пока не остыло!
Так и не включив музыку, я кладу пластинку на место и занимаю место за круглым столиком из темного дерева, покрытым сверху нежно-розовой скатертью.
- Как ты, Марсель? Как там в Итоне, не скучно без девочек? - шутя спрашивает Августин, и Марсель ухмыляется:
- Очень! Именно поэтому я вернулся в Париж. Поступил в Лицей Генриха Пятого.
Августин выглядит ошарашенным, а Сесиль весело улыбается:
- Давно пора! Человек не может правильно развиваться, не контактируя с противоположным полом изо дня в день!
Дедушка игриво заявляет:
- Не скажи! Зато они времени даром не теряли при виде девчонок! Сразу боевая позиция и наступление! Не пресытились, так сказать, общением!
Марсель качает головой, но на лице появляется ухмылка.
- Ты учился в школе для мальчиков? - решаю уточнить я.
За столом возникает пауза, но братишка быстро спасает ситуацию, небрежно пожимая плечами, и говорит:
- Да, но стоит отметить: все же англичане не зря славятся своими школами. Образование и дисциплина там, конечно, на уровне.
- Так же как снобизм и высокомерие! - вставляет Августин. - Нет, вы помните тот случай, когда на саммите «Большой двадцатки» они решили угостить всех английским вином? Вы только вдумайтесь, сколько претенциозности! И главное, сделали это специально! Подчеркнув тот факт, что на столах вина не из Бордо, а из английской провинции! Мать честная, есть на свете что-нибудь ужаснее английского вина?
Мы все смеемся, а дедушка подхватывает разговор:
- Зато как Жак Ширак красиво поставил их на место! Они решили задать провокационный вопрос и поинтересовались, как французу английское вино. На что он, не моргнув глазом, ответил: «Единственный вклад британцев в кулинарию - это коровье бешенство».
За столом опять слышится веселый смех, так и проходит наше чаепитие. Старики вспоминают президентов, которых мы не застали. Шутят над отношениями с Англией. Даже припоминают Столетнюю войну.
- У Ричарда Львиное Сердце мать была француженкой! Самое смешное, что она вышла замуж за англичанина, но Англия ей абсолютно не нравилась. Она даже подписывала указы: немилостивая королева ваша. Вообще уникальная женщина Алиенора Аквитанская, и о ее красоте ходили легенды! Не зря она была королевой двух стран! Сначала вышла замуж за Людовика Седьмого и возглавила французский трон, а после перебралась через Ла-Манш к любителям овсянки и вышла замуж за Генри Второго. Такая вот история, - решила поделиться Сесиль.
Странно, но вся атмосфера дома и застолья такая домашняя, что я не замечаю, как летит время. Я сижу за круглым столом, ем клубничную тартинку, пью кофе и наслаждаюсь разнообразными байками. У меня даже аппетит появился, я словно смогла наконец расслабиться и перестать быть начеку.
Мое внимание привлекает картина, которая не висит, а стоит прямо на полу. На ней изображена женщина с книгой в саду. Она сидит за столом и делает вид, будто читает книгу, однако ее взгляд направлен в другую сторону, а выражение лица такое, будто она что-то внимательно слушает. Словно в кустах сзади кто-то спрятался и бесстыдно сплетничает, а она вникает в каждое пророненное слово. Сама девушка кажется мне смешно одетой: на ней головной убор, очень похожий на белый чепчик, и такого же цвета платье с горлом на пуговицах и длинными рукавами. Папи следит за моим взглядом и спрашивает у Августина:
- Новый шедевр в копилку?
И я наблюдаю метаморфозу. Августин из худого сгорбленного старика прямо на глазах превращается в пышущего жизнью мужчину. Глаза его сверкают.
- Да! Не поверишь, кого я нашел! Это же Мари Бракемон! - Он вскакивает со стула и ставит картину прямо на стол. - Женщина-импрессионистка! Она переняла стиль Мане, но без длинных мазков, без психологических пауз, а тонко и элегантно, очень по-женски. Ты только глянь!
И мы все смотрим на картину, хотя на самом деле меня восхищает далеко не она, а тот азарт и любовь, что горят в Августине.
- У нее очень интересная история, - поясняет Сесиль, - Мари вышла замуж за художника-гравера Феликса Бракемона. Она помогала ему в росписи фарфора и керамики, создавала эскизы для стенных декораций. Но в своем творчестве Мари не нашла поддержки у мужа. Феликс запрещал ей общаться с импрессионистами, с ревностью относился к успехам жены. Несмотря на просьбы сына и друзей, уставшая от постоянных упреков и критики мужа, Бракемон оставила в конечном итоге живопись, - грустно заканчивает она и тут же добавляет: - На ее месте я бы закончила отношения с таким закомплексованным эгоистом-супругом.
Я сразу же думаю о своей матери. Иногда все сложнее, чем хотелось бы. Или мы сами все усложняем.
- Картины Мари практически не встречаются в музеях, все расхватали частные коллекционеры, так что перед вами раритет! - не скрывая удовольствия, сообщает Августин.
Но я уже даже не смотрю на полотно, мысли о маме тут же приводят меня к Чонгуку. Возможно, если я вспомню, я смогу понять ее.
Я тихонько встаю из-за стола.
- Мне нужно сделать один звонок, - извиняюсь я. и испытываю благодарность, потому что никто не начинает допытываться, кому и зачем я хочу позвонить.
- Если тебе необходимо уединиться, можешь поговорить в моей комнате. Самая последняя дверь внизу по коридору, - добродушно предлагает Сесиль, и я готова обнять ее за чуткость.
Я так нервничаю, такое чувство, что сейчас бухнусь в обморок. В комнате Сесиль много розового, а еще в глаза сразу же бросаются балерины. Они повсюду! Несколько картин, миллион статуэток и даже светильники! Грациозные, тоненькие, гибкие, красивые. Даже странно, что девочка таких габаритов окружила себя именно ими. Я плотно закрываю дверь и делаю медленный вдох. Из кармана джинсов достаю одноразовый телефон и нервно кручу его в руках. Ловлю себя на мысли, что хочу услышать его голос. И увидеть...
Я решаю больше не тратить нервы на глупые переживания и звоню абоненту, записанному в телефонной книжке как «тот, кто тебе нужен», себя Марсель записал: «на всякий случай». Я закатываю глаза. Агент 007 - Марсель де Флориан.
В трубке появляются гудки, и у меня так сильно бьется сердце в груди, словно силится выпрыгнуть, а в ушах бьется пульс. Три гудка, и на том конце снимают трубку.
- Алло, - раздается хриплый голос.
И я теряюсь, молчу - так сложно выдавить из себя хоть слово, ком встает в горле. Фоном до меня доносятся звуки ударов и шум мужских голосов.
- Да, - повторяет Чонгук, и в его тоне проскальзывают нотки нетерпения.
Я тихо выдыхаю остатки воздуха и шепотом говорю:
- Это Лалиса.
Повисает пауза.
- Подожди секунду, - наконец просит он и, прикрыв ладонью телефон, кому-то кричит: - Андре, я выйду на пару минут!
- Я отвлекаю тебя? - неловко вырывается у меня. Не представляю, как вести с ним диалог, стеснение в груди мешает мне говорить.
- Не бери в голову, - спокойно отвечает он.
И я вновь молчу.
- Лиса , - зовет он, и мое дыхание учащается: он назвал меня по имени, и оно прозвучало... шепотом, нежно, с трепетом. Хотя, быть может, мне просто показалось.
- Я не знаю, как начать этот разговор. Все как-то странно... - Слова звучат нескладно, и я начинаю на себя злиться. Что со мной не так? Почему я растерялась?
- Все нормально, - говорит Чонгук тихим добрым голосом, - тебе что-то нужно? Ты хочешь что-то спросить?
- Я хочу тебя увидеть, - вырывается у меня, и я зажмуриваюсь, - увидеть и поговорить.
- Когда ты свободна? - мгновенно спрашивает он.
Я подхожу к окну и открываю створку, холодный ветер бьет в лицо, и я вдыхаю полной грудью свежий воздух. Это действует успокаивающе.
- Если честно, я свободна сейчас. Я не дома, поэтому могу выйти в любой момент.
- А где ты?
- У Августина, это друг моего дедушки, долгая история, - поясняю я, и Чонгук хмыкает:
- Я имею в виду, где ты находишься территориально? Чтобы я мог подъехать.
Я замираю и взволнованно отвечаю:
- Ты сейчас приедешь? Ты можешь?
- Если ты поделишься со мной адресом, то да, - насмешливо говорит он, и уголки моих губ приподнимаются в улыбке.
- Я на улице Риволи, напротив сада Тюильри.
- Мне нужно минут тридцать, чтобы добраться туда. Встретимся около входа в сад.
- Это все происходит по-настоящему?
Чонгук на том конце тяжело вздыхает:
- По-настоящему.
- Тогда до скорой встречи? - Мне все же не верится. Должен же быть какой-то подвох, в моей жизни ничего не бывает так просто.
- До скорой, Лиса . - Он вновь произносит мое имя как-то по-особенному. С такой нежностью, что по коже бегут мурашки.
Я сбрасываю вызов, кладу руку на сердце и не могу поверить, что оно может так быстро колотиться в груди.