Глава 4
ТЭХЁН
В ЛИСЕ ПЕРЕМЕШИВАЛИСЬ АБСОЛЮТНО несовместимые, казалось бы, качества.
Сумасбродность и легкомыслие с мудростью и глубиной души. Она была очень простой, но в то же время чертовски сложной.
Крайне тяжело было угадать, что у нее на уме, какие мысли роятся в этой прекрасной головке и что именно скрывается за обаятельной у лыбкой. Порой мне казалось, что она очень грустная: даже в те моменты, когда ее смех звучал звонко, громко разнося радость по всему побережью Франции, что-то в ее взгляде говорило о грусти. О глубокой тоске. Мне не понадобилось очень много времени, чтобы разгадать эту эмоцию. Это было одиночество. То же самое одиночество, что таилось глубоко в душе и у меня. Может, поэтому она так сильно и зацепила меня, было ощущение, что я наконец нашел того самого человека. Родственную душу, союзника, половинку.
Однажды я застал ее на крыше дома - она куталась в вязаную накидку, стараясь согреться, хотя летние ночи в том году были теплыми, приятными, успокаивающими. Но ей было холодно, она обхватила себя руками и плакала, даже не заметив моего появления. Я помню, как тонкие пальцы сжимали ткань, она цеплялась за нее так отчаянно, словно это единственная вещь на земле, которая в состоянии согреть ее. Тогда я понял, что она чувствует холод в душе. Тот самый, что порой заполняет каждый уголок тела. В течение дня ты стараешься запихать его глубоко в подсознание, но ночью сложнее справляться с эмоциями. Ночами душа обнажена, и поэтому вся грусть и печаль находит выход. Лиса плакала навзрыд, некрасиво размазывая слезы по лицу и кое-как вытирая нос. Казалось, она очень долго держала эти эмоции внутри и они просто вырывались из нее, принося боль и ни капли утешения.
Сначала я хотел тихо уйти, оставить ее на крыше со своей маленькой тайной. Но я не смог, ноги не слушались. Внутри началась гражданская война: одна часть меня хотела проявить воспитанность и не нарушать личные границы другого человека, другая же, мужская, хотела подхватить её на руки, погладить по голове и пообещать, что все ее обидчики будут наказаны. Пока я пытался принять правильное решение, Лиса обернулась и увидела меня. Мне стало так неловко, я почувствовал, как краснеют уши и багрянец ползет по шее. Она резко перестала плакать, зло вытерла оставшиеся слезы и, отвернувшись, грубо спросила:
- Что ты тут делаешь, Тэхён?
Я грустно подумал: «Смотрю, как ты плачешь...»
Она вновь шмыгнула носом, и я не выдержал и все-таки поинтересовался:
- Я могу тебе помочь?
Тихонько присел рядом с ней и почувствовал, как наши колени соприкоснулись. Высоко в небе горели тысячи звезд, а жемчужный свет от крупной полной луны падал в море, создавая на поверхности воды лунную дорожку. Ночь была чарующе прекрасна. Море спокойно шумело, будто старалось успокоить и напевало «ш-ш-ш».
- Как же красиво! - хрипло произнесла Лиса, и слезы вновь потекли из ее глаз. - Как же я хочу, чтобы это лето никогда не заканчивалось!
Я ее понял. Она боялась. Боялась возвращаться в свою рутинную жизнь. Я всегда испытывал те же чувства перед началом нового учебного года. Мне не хотелось возвращаться в реальный мир. Я лишь хотел навсегда остаться в этом доме у моря и жить размеренной, тихой жизнью. Не воюя, ничего не доказывая, не проверяя себя на стойкость. А просто жить... просыпаться, открывать глаза, вдыхать соленый морской запах, нежиться в тепле летнего солнца и никуда не спешить. Как же я отчаянно хотел, чтобы лето никогда не кончалось! Я не хотел ничего добиваться в этой жизни. Я лишь мечтал о покое, ведь только здесь мой внутренний раздрай на какое-то время затихал. Все сомнения, страхи и ненависть теряли свой голос.
- Я с содроганием считаю дни до конца каникул. Ведь все начнется сначала. Знаешь, почему меня отправили сюда как в ссылку? Потому что я вылила колу Саре на голову, прямо на переменке в школе. Она и ее компания вечно глумятся надо мной, знаешь, такие замаскированные издевки. А я так не умею! Не могу язвительно оскорблять людей с милой улыбочкой на лице. В итоге родителей вызвали в школу, мне пришлось принести свои извинения Саре перед всем классом. Ты хоть можешь себе представить, какое это унижение? Самое отвратительное: мама только и повторяет, что мне нужно с ней дружить! Ведь ее отец во многом спонсирует предвыборную кампанию моего! Я так не хочу возвращаться в реальный мир...
Я опять пойду в школу, где у меня нет ни одного друга, из школы я буду ходить домой, где я все время что-то должна... должна кем-то быть, должна что-то делать, должна заниматься самообманом, чтобы найти хоть каплю смысла в собственной жизни. Но смысла никакого нет. И вся моя жизнь идет по кругу. Как разорвать его, выбраться на свободу, я не знаю! Иногда мне кажется, что я просто-напросто свихнусь! - в сердцах призналась Лиса, зло шмыгая носом. И как бы я ни хотел ее успокоить, я тоже не знал. Ведь я точно так же был рабом этого замкнутого круга. Но я отлично умел прятаться от собственных эмоций, предпочитая не копаться в них, а скорее убегать. Порой я чувствовал острую необходимость разгрести все то, что закопано глубоко в моем сердце, ведь бывали моменты, когда эмоции слишком резко выливались наружу и я не мог контролировать этот поток. Но, откровенно говоря, мне было слишком страшно смотреть в лицо собственным страхам. Поэтому я предложил Лисе тот вариант, которым бесконечно пользовался сам: «Не думать».
- Мне кажется не стоит портить последние деньки каникул переживаниями о будущем. Тем более если ты не в силах изменить его, а, как известно, человечество еще не научилось контролировать время. Так что... - Я аккуратно приобнял ее. - Предлагаю наслаждаться красотой ночного неба, упиваясь этим моментом и стараясь запечатлеть его в памяти. Ведь нет ничего более прекрасного, чем летняя ночь, - постарался беззаботно закончить я.
Она слабо улыбнулась, но ничего не ответила. Я наклонился и тихо шепнул ей на ухо:
- А еще я поведаю тебе тайну. Каждый раз, когда в моей жизни случается что-то плохое или мне кажется, что я пребываю на грани, я закрываю глаза и мысленно нахожусь здесь, на этой самой крыше, вижу рассвет или закат, а также ночное небо. И где бы я ни был, это место всегда со мной. Ты тоже можешь забрать его в свое сердце.
Лиса грустно поджала губы, и одинокая слезинка покатилась по ее щеке.
- Я заберу, - тихо ответила она, - заберу эту ночь, а еще... - она запнулась и добавила: - Я заберу тебя, Тэхён, и Чонгука . Весь следующий год вы будете в моем сердце.
Мне стало так тепло от ее слов. Я хотел ей сказать, что это взаимно. Что и она поселилась в моем сердце в тот самый миг, когда я увидел ее. Но я не успел - что-то в ее взгляде изменилось. В темных глазах загорелась решимость.
- Чонгук такой сильный, - сказала она, и это не звучало наивно, скорее с восхищением, гордостью и желанием подражать, - В нем есть стержень, - пояснила Лиса, - и знаешь, Тэхён, возможно, мы не можем контролировать время, но мы абсолютно точно должны контролировать свою жизнь, как он. Может, в данный момент мы недостаточно сильны и самодостаточны. Но так будет не всегда.
Она смотрела далеко в небо, высоко подняв голову. А я, на удивление, не испытал ревности к Чонгуку. Я был с ней согласен. Он сильный, он смог взять свою жизнь под контроль, у него не было другого выхода. И нас с Лисой это восхищало и вдохновляло. В Чонгуке чувствовалась та самая свобода, о которой мы грезили. Но моя проблема заключалась не во мне самом.
В отличие от Лалисы и Чонгука я не мог контролировать то, что отравляло мне жизнь. Моя мать устроила очередной скандал в Монако. Теперь ей был запрещен въезд на территорию княжества. И я знал: как только я переступлю порог университета, все кому не лень за моей спиной будут украдкой указывать на меня и шептаться о грязных подробностях, показывать снимки, где моя мать полуголая и под действием очередной дозы. И возможно, мне должно быть все равно - это то, что я пытался себе сказать. Но она моя мать, ее кровь текла в моих венах, у нас был один цвет глаз, и у меня нет на земле второй матери. Несмотря ни на что, я очень хотел ей помочь. Но я не знал, как помочь человеку, который искренне считает, что не нуждается в твоей жалкой помощи, и смотрит на тебя с нескрываемым раздражением и злостью... Мне так хотелось понять, в чем причина этой злости.
Лиса тихонько толкнула меня в плечо. Я вздрогнул, понимая, что слишком ушел в себя.
- Задумался? - тепло спросила она, и я покачал головой, пытаясь избавиться о т непрошеных мыслей.
- Ты тоже сильный, - тихо сказала Лиса, и мне кажется, она поняла без слов мои терзания. Она аккуратно положила голову мне на плечо и глубоко вздохнула.
- Мы найдем выход, Тэхён. У нас получится.
Не сдержавшись, я поцеловал ее в макушку и запустил пальцы в шелковые волосы. Рядом с ней мне не нужен был выход, потому что она была для меня этим самым выходом. Рядом с ней все бессмысленное обретало смысл, все неприятное меркло и уходило на задний план. Главным оставалась лишь Лалиса. А когда я чувствовал тепло, исходящее от нее, я понимал, что рядом с ней я оттаиваю.
Я вдыхал запах ночной летней ночи и ее темных, как эта самая ночь, волос, и в тот момент я хотел, чтобы Лиса была старше, - тогда, возможно, я бы признался ей в чувствах. Но я также отчетливо понимал, что еще не время. Я хотел, чтобы то, что теплилось в моем сердце, было взаимным и осознанным... Я слишком многого
хотел...
* * *
Иногда абсолютно невинное действие влечет за собой непредвиденные проблемы. Так произошло и у нас. В один из жарких дней мы втроем не вылезали из бассейна. В шутку топили друг друга, плескались, шумели. У Лисы появился новый прикол: забираться каждому из нас на шею, вставать ступнями на плечи и прыгать в воду. Мы с Чонгуком служили для нее персональными трамплинами. Я, как сейчас, помню: она была в слитном купальнике ярко-желтого цвета, он так красиво оттенял загар на ее теле. На коже блестели и переливались капли воды. Мокрые волосы распущены, и порой пряди облепляли все лицо, мешая ей видеть. Улыбка широкая, радостная. Она иногда прыгала мне на спину, пытаясь всеми силами затолкать меня с головой под воду, я же играючи сопротивлялся. Затем она проделывала тот же трюк с Чонгуком, и он, громко смеясь, ложился спиной на воду таким образом, что Лиса оказывалась под ней. Мы дурачились, как могли, и упивались беззаботностью. Я захотел сделать снимки на память, остановить мгновение, внести фотографии в свою концепцию идеальной жизни инстаграма. Я потянулся за телефоном и свистнул им.
- Идите сюда, мне нужно наше общее селфи.
Чонгук что-то проворчал себе под нос, затем подхватил за талию Лису и с улыбкой сказал:
- Залезай.
Она в очередной раз села ему на плечи, свесив вниз ноги, и запустила пальцы в его мокрые волосы.
- Одну секундочку, месье Бодер, я сделаю вас неотразимым, - заверила она официальным тоном, - теперь вы истинный петух!
- Мадемуазель де Флориан, если бы я не знал вас получше, подумал бы, что вы меня оскорбляете, - ответил он и тут же ушел с ней под воду.
Через мгновение они вынырнули, он крепко держал ее за бедра, и она продолжала сидеть на его шее.
- Я убью тебя! - завопила она как-то по-женски и громко откашлялась, выплевывая воду.
- Парикмахер из тебя так себе, - весело произнес Чонгук, и она легонько стукнула его по голове.
Их маленькие перебранки вызывали во мне улыбку.
- Давайте скорее! Один, два... - начал я счет и направил на нас камеру.
Быстрыми движениями Лиса убрала мокрые длинные пряди за спину. Затем наклонилась, чтобы попасть в кадр, и схватила меня за левую щеку. Она потянула ее, растягивая, как маленькому ребенку, именно в тот момент, когда я сделал снимок. Фотография вышла живой: Лиса на ней получилась сущей проказницей. Выражение лица хитрое, счастливое, довольное, - одним словом, шалость удалась. Чонгук же заржал в голос от ее ребячества, и так и остался навечно смеющимся на этом снимке. А я вышел до нелепости смешно, но чертовски обаятельно. Недолго думая, я загрузил этот снимок и даже отметил про себя, что его не мешало бы распечатать. Вроде бы мы никому ничего плохого не делали. Трое подростков наслаждались каникулами на юге. Невинно развлекались в бассейне и дурачились.
Но мы живем в странном мире, и если бы я знал, к каким последствиям приведет мой пост в инстаграме, то никогда бы не нажал на «опубликовать». В этот же вечер к нам в дом приехала Анна, мама Лисы, и она была очень резка со своей дочерью. Со мной и Чонгуком эта женщина даже не поздоровалась. Громко стуча каблуками, она прошла с Розой в комнату Лисы и попросила оставить ее с дочерью наедине. Было видно, что Роза крайне удивлена такому поведению. Она тоже не сразу поняла, в чем дело. И лишь когда из комнаты стали доноситься крики, каждый из нас наконец осознал, что именно происходит.
- Его мать - конченая наркоманка, ее кокаиновый скандал занял все первые полосы в желтой прессе, а моя дочь бесстыдно купается в бассейне с сыном этой женщины! У одного сидит полуголой на плечах, а другому тискает щечки! Какая прелесть! Ты вообще что себе позволяешь? Неужели мы тебе не объясняли всю серьезность твоих поступков?! Думаешь, тебе просто так нельзя заводить инстаграм или фейсбук? Давай теперь кто-то другой будет выставлять твои компрометирующие снимки! Немыслимо, Лалиса, просто немыслимо!
И это еще не вся речь этой женщины, она не дала Лисе сказать ни слова. Лишь отчитывала, стыдила и еще раз отчитывала и стыдила. Беспощадно унижая и давя своим авторитетом. Первым не выдержал Чонгук. Конечно, умнее было промолчать, не лезть на рожон. Но это не про него , он и дипломатия - вещи несовместимые. Он без стука открыл комнату и низким, грубым голосом сказал:
- Хватит орать.
Тон был железным, не терпящим пререканий. Его слова прозвучали как некий нерушимый приказ. Честно сказать, от такого поступка опешили все. Даже Анна, округлив глаза, не знала, что ответить. Я глянул на Лису , она стояла в углу комнаты, зло сжав кулаки, и слезы текли по ее щекам. Она смотрела на свою мать с досадой и разочарованием.
- Как ты смеешь без стука врываться в комнату моей дочери? - придя в себя, завопила Анна.
Бодер даже на нее не глянул.
- Лиса , пошли со мной, - тихо позвал он.
-Лалиса никуда с тобой не пойдет, она сейчас соберет свои вещи и вернется со мной домой. Летние каникулы подошли к концу! ФИ-НИ-ТА! - окончательно взорвалась Анна.
Лиса стремительно выбежала из комнаты, взбежав по ступенькам наверх. Анна растерянно смотрела вслед дочери, а после перевела взгляд с Чонгука на меня:
- Ей всего шестнадцать лет! Я упеку всех вас за решетку!
Чонгук закатил глаза, я же напрягся, не совсем осознавая причины такого заявления. А когда ее прямой намек наконец был мной понят, я не на шутку разозлился.
- Ненормальная, - вырвалось у меня, и я даже не смог скрыть своего омерзения.
Чертова святоша орала о нравственности и при этом смешала нас всех с грязью. Чонгук же усмехнулся и нахально заявил:
- Боюсь вас разочаровать, но никакого разврата до восемнадцати лет - золотое правило этого дома.
Анна покраснела от его хамства, а он развернулся и пошел вслед за Лисой, которая спряталась в его комнате.
- Мы все равно уезжаем! - прогремела ее мать на весь дом уже менее уверенным тоном.
Те каникулы закончились на пять дней раньше, чем изначально планировалось. Лиса со слезами на глазах прощалась с каждым из нас.
- Перестань плакать, - немного грубо вырвалось у Чонгук, и он тут же неловко прикусил губу. - Я имею в виду, нет смысла, слезы не помогут, а через год мы все равно встретимся.
Было видно, что его злит тот факт, что он не может помочь ей .
- Меня не отпустят через год! - нервно бросила она, и он ободряюще улыбнулся:
- Мы что-нибудь придумаем, и через год ты все же утопишь меня в этом самом бассейне.
Чонгук хоть и шутил, но от него веяло грустью. Он тихонько провел рукой по её щекам, вытирая слезы. Его жест вогнал Лису в краску, и она действительно перестала плакать.
- Обещаешь? - тихо, с надеждой спросила она, выглядя такой наивной и доверчивой в тот момент, что ее хотелось защитить от всего мира.
Чонгук обнял ее за плечи и уверенно ответил:
- Обещаю.
Так мы и попрощались. Анна, собирая вещи, все еще недовольно разглагольствовала на тему имиджа семьи и того, что все знакомые теперь только и обсуждают, что именно Лиса делала с двумя парнями в бассейне. И каким образом один из этих парней - сын наркоманки, Тэхён Кантель. Но мы не слушали - в одно ухо влетало, из другого вылетало. Нам было абсолютно все равно, кто что думает. И какие эти надменные людишки придумывают грязные подробности.
Конечно, я чувствовал свою вину за случившееся. Не столько за публикацию снимка, сколько за собственную мать. Я частенько испытывал чувство стыда и уже научился хоронить его на задворках сознания. Но в этот раз сделать это было крайне сложно. Я еле сдержался, чтобы не извиниться перед Лисой . Я просто не знал, как это сделать... «Прости, что моя мать сидит на кокаине»? Чонгук похлопал меня по плечу - он будто понял мое внутреннее состояние и таким образом пытался сказать: твоей вины здесь нет. Я был благодарен другу за его маленькую поддержку. Однако нам было так тоскливо, что никто из нас не готов был сказать «пока».
Но порой у людей нет выбора. Мы смотрели, как Лалиса садится в машину, как она быстро вытирает слезы и с вымученной улыбкой машет нам рукой на прощание. «Пока, звездная девочка, пока, девочка - звонкий смех, пока, девочка - мечта», - хотелось крикнуть мне.
- И как же мы вызволим ее следующим летом? Ты видел эту мамашу?
Чонгук устало потер переносицу:
- Что-нибудь придумаем.
Он продолжал смотреть вслед удаляющемуся автомобилю.
- Знаешь, я думал, она избалованная и поэтому высокомерная.
- Она не высокомерная, - перебил я его, и Чонгук задумчиво кивнул.
- У нее просто такой способ самозащиты, - тихо заключил он, и я подумал, что ему потребовалось слишком много времени, чтобы осознать эту простую истину.