Элегия солнцеликой

Вдохни меня как этот дым -
Наполни лёгкие шипами.
В душе, средь опалённых дыр,
Я стану розы лепестками.
«Задыхаясь молчанием»

Чёрные волосы падали косой чёлкой на глаз. Рваными прядями они спускались до плеч, на которые поверх чёрной рубашки с расслабленной шнуровкой на груди было небрежно накинуто некое подобие кафтана: такое лёгкое и воздушное, что скорее напоминало халат. Чёрная шёлковая ткань струилась почти до самых пят, а из широких рукавов выглядывали тонкие кисти рук. По самые пальцы они были перемотаны чёрными лентами, длинные концы которых свободно свисали с запястий, развиваясь на ветру. Такая же лента обрамляла и шею.

Кожаные штаны, заправленные в высокие ботинки с толстой тяжёлой подошвой, рисовали резкий контраст, добавляя грубости в нежный образ юноши. В свете мельтешащих светлячков поблёскивали серебряные кольца, которые покрывали тонкие пальцы с чёрными ногтями и вытянутые заострённые уши, выступающие из копны волос. Такие же два кольца пронзали нижнюю губу с двух сторон от уголков рта. Издалека их можно было принять за длинные клыки, а юношу - за вампира, если бы не прозрачные крылья за его спиной. Словно мыльная плёнка на каркасе тончайшей ювелирной работы - их хрупкая поверхность переливалась, пока крылья трепетали, находясь в постоянном еле различимом для глаза движении.

Юнис смотрела на фейри не моргая, будто страшась, что даже взмах ресниц может развеять маревый образ. Настолько юноша был таинственным, эфирным и неземным: сотканным из воздушного шёлка и самых сокровенных фантазий. Если бы Тион в этот момент имел неосторожность спросить у неё, как, по её мнению, должны выглядеть вдохновение, искусство и творец, она указала бы лишь на него одного - на Шелкопряда.

Почётное место самой большой диковинки в коллекции Юнис сиреной было утеряно.

Шелкопряд ещё не пел. Лишь играл на чёрной лютне, которую обходило будто каймой еле заметное серебристое свечение. Светились и струны, но иначе. Ярче, светлее. Звучание их тоже было иным: непривычно надрывным, словно жужжащим. Мелодичность переплеталась с мощью, делая музыку более глубокой и эмоциональной.

Магия - поняла Юнис.

Бард сел на ящик, подпирая одной ногой лютню, а вторую расслабленно вытянув. Тонкие бледные пальцы неспешно перебирали струны, а волосы отбрасывали на лицо тени, отчего то выглядело ещё более мрачно, ещё более печально.

Прикрыв глаза, Шелкопряд запел:

- Солнце погаснет

Вдруг в одночасье -

И это моя вина.

Мне холод подвластен:

Рисуют ненастье

Мои же уста.

Слёзы-дожди

Тушат костры,

С пеплом мешая сердца.

Тьма позади,

Тьма впереди -

Эпицентр света конца.

Уничтожу любовь,

Оставлю лишь боль

И вечно хмурое небо.

В венах не кровь -

Чёрная смоль.

Свет мне неведом.

Не знаю покоя,

Не знаю, кто я.

Наверно, одна из туч.

Маска героя

Не спрячет изгоя

И не вернёт ни один луч.

Слова, переплетаясь с мелодией и проникновенным чуть хрипловатым голосом, словно невесомый дым прокрадывались в самые потаённые уголки души. Юнис видела себя в каждой строчке: перед глазами замелькали образы прошлого и призраки будущего. Холод её слов при вынужденном прощании и дождь, обрушенный слезами Люсиль, желавшей её убить. Первая и такая неудавшееся любовь к Аэмору, которую хотелось стереть из памяти. Страх, что она не сможет обрести близких людей, так и оставшись для всех «другой». Жизнь в под землёй, когда казалось, что всё вокруг состоит из тьмы и она, Юнис, тоже. Конец света, который она увидит и прочувствует как никто другой, находясь рядом с его виновником. Надежды спасти всех, став героем, что могут не осуществиться. И чувство вины перед самим солнцем...

Эта песня отзывалась болью в сердце Юнис. Но вместе с тем эта боль была приятной. Словно ты встретил того, кто тебя понял, кто за тебя выразил твои чувства словами. И было в этом особое утешение.

Обсидиан не любила слезливые песни. Но слова этой зацепили за живое. Казалось, бард и не фейри вовсе, а могущественный чародей, способный залезть в чужую голову и заглянуть в чужую душу. А иначе, откуда он может знать, каково быть дроу: холодной королевой в холодном королевстве? Каково не иметь возможности привязываться и любить? Каково впервые почувствовать себя героем и спасителем, будучи представителем расы-изгоя? Каково после этого стать причиной конца света? Эта песня звучала как попытка внушить ей чувство вины. Как попытка отговорить.

Дым внутри Обсидиан густел, становясь удушающим.

Шелкопряд, продолжая повторять строфы, спустился со своего импровизированного пьедестала и направился в толпу. Это был момент поразительной близости: единство творца и почитателей его творчества. Бард разделял с ними их боль, давая почувствовать, что они не одиноки в своих страданиях. Юнис хотелось, чтобы он подошёл и к ней. Тогда бы он увидел, что в её глазах стоят слёзы - и понял, как сильно её тронула его песня.

Но Юнис стояла слишком далеко. Слишком обособленно от толпы поклонников.

Следом за этой зазвучали другие композиции. Такие же меланхоличные и полные скорби. Однако впечатление от первой было слишком велико - ни одной не удалось её превзойти и затмить. Под многие песни зрители активно подпевали, отчего становилось ясно, что бард являлся здесь частым гостем. Под некоторые люди даже не пели, а буквально кричали - столько невыраженных чувств скрывалось за одеждами цвета грязи.

С каждой новой песней Обсидиан всё больше убеждалась в том, что надеяться на этого барда было ошибкой. В его текстах не звучало ни описаний мест, ни событий, ни привычного восхваления героев. Он не рассказывал историй - он читал души. Но верить в провал всё равно не хотелось.

На последней песне Шелкопряд взмыл в воздух - и светлячки устремились за ним, как нимб кружа над его тёмной головой. Парящий и при этом продолжающий самозабвенно играть, бард производил неизгладимое впечатление. Мелодия, выходившая из-под его пальцев, выворачивала всё нутро наизнанку - лютня жалобно скулила, рыдала и буквально вопила в стенаниях за десятки молчаливых людей. Ленты развевались вместе с кафтаном, словно ползли во все стороны. Казалось, ещё немного - и они начнут растекаться по небу как клякса чернил, поглощая всё пространство. А после - и людей.

Юнис была уверена, случись это - и никто не стал бы убегать и спасаться.

Она бы не стала.

Закончив выступление, бард ещё долго кланялся и внимал аплодисментам восхищённого народа. Даже Тион позволил себе пару раз хлопнуть - в его глаза читалось явное одобрение и уважение. Юнис же аплодировала так нещадно и громко, что ладони раскраснелись и саднили.

Наградив спутников презрительным взглядом, Обсидиан сложила руки на груди - она чувствовала себя оскорблённой и униженной этим бардом. Её оваций он точно не заслуживал.

Наконец откланявшись, бард скрылся в одном из узких двухэтажных зданий на площади. Тёмный деревянный каркас из вертикальных, горизонтальных и диагональных балок рисовал на светло-серых каменных стенах подобие орнамента. Ко входу вела невысокая выщербленная временем лестница, а дверь прикрывал собой грузный мужчина средних лет с перекошенным от нервного паралича лицом.

- Велено пускать только молодых и красивых, - пробасил он, угрожающе нависнув над троицей. - Поодиночке, - и кивнул в сторону, где уже выстроилась приличная очередь из местных девиц.

- Я не поняла, - начала возмущённо королева, когда они неохотно заняли место в хвосте, - он намекал мне на мой возраст? Или считает дроу уродливыми?

- Думаю, суть претензии была в последнем - заходить только по одной, - успокоил её Тион. - Пойдёте соблазнять барда? - он дурашливо стал накручивать на палец прядь волос, часто хлопая ресницами.

- А можно я? - набравшись решимости, встряла Юнис.

Она поняла, что это отличный шанс выведать всю информацию, а потом сказать королеве, что бард ничего не знает.

- Соблазнять? - недоверие в голосе сирены задело девушку, но виду она не подала.

- Нет, просто спросить.

- Как я могу доверить тебе такую важную миссию? - сощурилась Обсидиан, словно пытаясь рассмотреть в той хоть какие-то задатки к шпионажу. - А вдруг ты что-то не поймёшь или не запомнишь? Нет, я не могу рисковать. Хочешь сделать хорошо - сделай сам. Так, девицы, - она направилась в начало очереди, пустив вперёд себя Тартара - народ расступился стремительно. - Сейчас зайду я. Мне только спросить, а не то что вам всем.

Толпа неодобрительно зашумела.

- Её Светлость пропустим, - заявила стоящая первой, - а вас нет.

- Её Светлость? - сначала не поняла Обсидиан, а потом, закатив глаза, повернулась к Юнис. - Ваша Светлость. Будьте так любезны.

И хоть эти слова были пропитаны язвительностью и насмешкой, Юнис ликовала: не каждый день и даже не каждую жизнь может довестись услышать подобное обращение из уст самой королевы.

- Я быстро всё узнаю и вернусь, - заверила эльфийка и обратилась к громиле: - Можно?

Мужчина пропустил Юнис внутрь и захлопнул за ней тяжёлую дверь. В доме царил полумрак. Тонкие свечи, от большей части которых остались лишь поплывшие огарки, покрывали жестяной круг, подвешенный на цепь под потолком. Мебель в комнате была очень скудной: стол с двумя лавками, печь и не вяжущееся с остальной обстановкой квадратное зеркало на стене, которое по контуру облепили светлячки.

Шелкопряд сидел на ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж, а у её подножия стояла лютня - уже не светилась. Как и незажжённый фонарь в руке девушки.

- Я ваша поклонница, - начала Юнис, и не было в её словах ни капли лжи и лукавства. - Вы невероятны, - произнесла и тут же стушевалась: творца нужно хвалить за творения. - Ваши песни невероятны, - поправилась. - Мне очень понравилась та, что про погасшее солнца... Она очень эмоциональная. Я таких ещё никогда не слышала. Думаю, она нашла отклик в каждой израненной душе, - Юнис неловко замолчала от осознания того, что буквально повторяет слова Люсиль.

А быть может, не только слова...

Напомнив себе, зачем пришла, эльфийка проронила нарочито мечтательно:

- Вот бы наоборот было такое место, где солнце не гаснет, светит постоянно... И днём, и ночью.

- В таком месте всегда бы царили радость и счастье, - задумчиво произнёс бард, глядя вперёд невидящим взглядом, который был устремлён на Юнис и в то же время, словно сквозь неё. - Если бы такое место существовало, я бы непременно в нём поселился.

- Значит, оно не существует?

- Увы, мне знаком только этот мир, что пронизан страданиями, как шёлковой нитью, на которую подобно бусинам собрана вереница унылых дней. Счастью сюда не вклиниться: шёлковая нить слишком прочна.

- Неужели стать счастливым невозможно?

- Счастье как рай, о котором все говорят, но никто не видел. Призрачный свет надежды где-то вдали - не более. Все стремятся к счастью, думая, что если приложат достаточно сил, то обязательно обретут его: пусть и не сейчас - в далёком будущем точно. Но это лишь иллюзия, в которую каждому нравится верить. Мы все заблуждаемся. И все это знаем. Но продолжаем вести эту игру. Сколько ни старайся - всегда недостаточно. Момент, когда всё будет хорошо, не наступит. Не случится такого, что ты сможешь сказать себе: «У меня всё есть и больше ничего не нужно». Всегда мало. Всегда чего-то не хватает. Чем больше у тебя есть, тем выше становятся твои запросы. А страдания... они бесконечны. Их не бывает мало, не бывает затишья. На смену одним переживаниям приходят другие. Мы не живём - мы переживаем. За себя, за близких, за мир. И в то же время, каждый вносит свою лепту, добавляет в этот мир страданий. Прядёт свой кусочек нити. Жизнь круговорот боли: её причиняют нам, а мы причиняем её другим.

Последнюю фразу Шелкопряд закончил уже совсем тихо, выдохшись.

Юнис чувствовала себя также - выдохнувшейся. Словно ей слушать было даже сложнее, чем ему - говорить.

- Если так думать, то жить не захочется, - пробормотала девушка.

Она желала поспорить с ним, заявить, что он не прав. Не потому, что она в это верила, а потому что надеялась. Но аргументов на руках у неё никаких не было. Как и самого счастья.

- А вам всё ещё хочется? - юноша только сейчас сфокусировал взгляд на самой эльфийке.

Она молчала.

- Зачем?

Юнис не знала, что ответить. Она открыла рот, но слов не было. Раньше, в Обсидиановом Королевстве, всё было просто и понятно. Пока ты живёшь как узник, всё, чего ты хочешь, это вырваться. Пока живёшь во тьме, мечтаешь увидеть солнце. Ты не думаешь, что же после.

А после - ничего. Белое пятно на карте собственной жизни.

Исполнив мечту, Юнис утратила всякий смысл жить дальше. Ради Высшего Света? Чтобы попасть туда? А после? Это такая же точечная цель, не имеющая протяжённости по времени, она не наполнит всю жизнь эльфийки смыслом, лишь короткий отрезок на пути к ней. И что же тогда есть жизнь? Движение от точки к точке?

- Мало, кто может ответить на этот вопрос, - фейри поднялся и медленно направился к Юнис. - Да и мало, кто вообще об этом задумывается, - остановившись напротив, он отвёл короткие вьющиеся пряди от лица девушки, аккуратно заправив их за ухо. - Неприятных мыслей проще избегать и жить по накатанной. Страдать также, как страдают другие.

Юнис смотрела юноше в глаза, что были подобны хмурому небу. Они будто вобрали в себя все печали этого мира. Её сердце трепетало, а сознание затуманивалось от понимания того, что эти прекрасные глаза смотрят сейчас на неё. Размышления о смысле жизни вмиг стали казаться какими-то неважными и ненастоящими, словно они были лишь поводом для того, чтобы разговаривать и стоять так близко. И терять этот повод не хотелось.

- А если изменить мир?

- Мир? - выдохнул Шелкопряд, нагнувшись ещё ближе, а Юнис буквально хотелось взять это слово с его губ своими. - Вы можете изменить только тот мир, что здесь, - его ладонь легла на обнажённую кожу декольте, а девушка накрыла его руку своей, прижимая к груди сильнее. - В ваших силах менять лишь себя саму, подстраивать под общество, пытаясь избегать боли. Но в конечном итоге это ничего не принесёт. Лишь сломает вас.

Его рука отпрянула, и Юнис почувствовала без неё холод и опустошённость. Словно эта нежная ладонь уже успела стать частью неё, а теперь её этой части лишили.

- А зачем живёте вы? - девушка отчаянно пыталась сохранить контакт.

- Для меня страдания источник вдохновения. Быть может, если бы счастье существовало, то не было бы искусства.

Шелкопряд зашёл ей за спину и теперь его руки легли эльфийке на плечи.

Юнис чувствовала себя лишь инструментом в его руках - слабым и безвольным. Только он, музыкант, может прикасаться к ней и играть с ней, задевая самые тонкие струны души. И было в этом нечто маняще приятное.

Тёплое прикосновение нежной кожи и одновременно холодное от металла пробрало Юнис дрожью. Поцелуй пришёлся на основание шеи.

Это сработало отрезвляюще. Широко распахнув глаза, Юнис в ужасе осознала, что происходит. Где она, а главное, с кем - с возлюбленным своей бывшей подруги.

Девушка успела отпрянуть до того, как её шеи коснулись новым поцелуем. Ей хотелось хотя бы ещё раз взглянуть в сумрачные глаза, но она себе не позволила. Уже схватившись за дверную ручку, Юнис не оборачиваясь произнесла:

- Надеюсь, ваше искусство никогда не иссякнет.

И только закончив фразу, эльфийка поняла, что фактически пожелала барду вечных страданий. Но объясняться уже не хотелось - хотелось побыстрее покинуть этот дом. И этого пугающе притягательного фейри.