Этот альфа дефективен [Интерстеллар]

*с 21:00 до 23:00

Бай Ли прекрасно понимал, что ему снится сон. Ведь старик Бай давно уже сыграл в ящик, и то, что он сейчас на тренировочной площадке лупит его так, что тот вопит как резаный, — явно ненормально. Вечернее небо было лениво-теплого оранжевого цвета. Дед и внук присели в каком-то углу тренировочной площадки. Бай Ли открутил крышку питательного раствора и стал жаловаться деду, что от этой жижи во рту пусто и пресно до такой степени, что вылетает птица [китайская гипербола об отсутствии вкуса]. Железная ладонь деда шлепнула его по затылку.

— Сколько лет ты уже мертв? — сказал Бай Ли. — Как ты вообще можешь меня так лупить?!

Старик Бай рассмеялся:
— Мертвее меня не бывает, а ты все равно внук.

Бай Ли прикинул, что это похоже на оскорбление, и его недовольство дедом достигло пика:
— Будь у меня выбор, даже если бы я не смог переродиться, даже если бы спрыгнул с крыши и разбился насмерть, я бы ни за что не стал внуком вашей семьи Бай!

Эти слова привели к тому, что его снова отлупили. Знакомая площадка, знакомое движение деда, засучивающего рукава, знакомое суровое воспитание — Бай Ли получил по полной программе. После порки сон все еще не кончился. Дед и внук сидели рядом и смотрели на закат.

Спустя долгое время Бай Ли тихо сказал:
— Вот если бы ты прожил еще пару лет...

Старик Бай не ответил. Только через некоторое время пробурчал:
— А я, по-твоему, хотел помереть рано?

— Тоже верно, — сказал Бай Ли. — Ты и так был не ахти какой полезный.

На этот раз старик Бай даже не утрудился его побить.

— Эй, — старик Бай смотрел на теплое небо. — Ты знаешь, почему тебя назвали Бай Ли?

Бай Ли буркнул:
— Разве не потому, что ты листал материалы о Древней Земле наугад? Вот и придумал такое паршивое имя.

— Целый день листал, ты уважь хоть немного плоды трудов старика, ладно? — сказал старик Бай. — Иероглифы нашел, но выбрал потому, что они подходят.

Бай Ли повернулся к нему.

— Я посмотрел на тебя, такой ты был махонький, и не знаю почему, но почувствовал, что тебе, парень, в этой жизни предстоит пережить много невеселых дней, — старик Бай показал руками размер младенца. — Я хотел, чтобы ты был силен и могуч, чтобы мог противостоять идиотам в этом мире. Хотел, чтобы ты был крепким и смелым, чтобы пережитая боль в конце концов стала твоей славой.

Бай Ли не мог понять, был ли старик Бай во сне плодом его собственной фантазии, утешением, или это был реальный человек. Он откинулся назад, опираясь на землю, вытянул ноги и молчал.

— Ли — это след, оставленный временем, — сказал старик Бай. — Я хотел, чтобы, пройдя через всё, ты все равно мог идти вперед, не сворачивая.

Бай Ли криво усмехнулся:
— Слишком многого ты от меня ждешь.

— Ты справляешься хорошо, — сказал старик Бай.

Под вечер поднялся ветер, но погода была хорошей, теплой и комфортной.

Бай Ли снова сказал:
— И «крепкий и смелый»... Почему бы тебе просто не назвать меня Бай Цзяньцян (Крепыш)?

— А вот насчет этого, — сказал старик Бай. — У предков уже был один Бай Цзяньцян.

Бай Ли: «...» Понятно.

Увидев ошарашенное выражение лица Бай Ли, старик Бай громко рассмеялся:
— Да и быть крепышом — устанешь. Будь крепышом, когда нужно, а всю жизнь — увольте.

Даже во сне питательный раствор был отвратителен. Дед и внук больше не разговаривали. Голова Бай Ли постепенно опустилась, ниже, ниже, и наконец уткнулась в колени.

— Я так по тебе скучаю.

Старик Бай похлопал его по спине:
— Сезон дождей кончился. Теперь все будет хорошо.

Затем он встал, потянулся и потрепал Бай Ли по голове. Железная ладонь раскачивала его голову, как мячик. Бай Ли снова потянулся, чтобы ухватиться за полу одежды деда, но рука прошла сквозь пустоту. После этого пустого движения он открыл глаза.

Последнее, что помнил Бай Ли — как его загружали в медицинский фургон. Нога болела так, что все тело обмякло. Кровь сочилась по ране, и даже рука Лу Чжао, прижатая к ней, не помогала. В конце концов ему сделали обезболивающий укол, и когда подействовало лекарство, он тоже потерял сознание.

Взгляд упал на больничный потолок над головой. Комната без света, сумрачная. Шум дождя за окном, и даже запах дезинфектора был точно таким же, как в кошмаре. Но Бай Ли не испытывал страха. Он почувствовал знакомый запах свежей травы.

Он не знал, сколько проспал. Сон был долгим, комфортным, только от долгого лежания тело затекло. Бай Ли повернул голову. Лу Чжао сидел, склонившись рядом с его кроватью, его одежда была сменена, и раны на пояснице не было видно. Бай Ли дотронулся до головы Лу Чжао. Легкое прикосновение — и Лу Чжао резко поднялся, схватил руку Бай Ли, а другой рукой потрогал его лоб, проверяя температуру.

— Не волнуйся, — хрипло сказал Бай Ли. — Ты меня напугал. Как твои раны на боку?

Лицо Лу Чжао выглядело ужасно — бледное, усталое, глаза в кровяных прожилках. Он покачал головой, показывая, что все в порядке. Голос звучал так, будто он восемьсот лет не пил воды:
— Позову Лао Чжэна.

У изголовья кровати была кнопка вызова. Вскоре Лао Чжэн с медсестрой поспешно вошли. Задав несколько кратких вопросов, Лао Чжэн выглядел не очень хорошо, но ничего не сказал, только велел Бай Ли пока отдыхать.

За окном лил дождь, небо было темным, время суток не разобрать.

— Перевязку сделали? — спросил Бай Ли. — Ты просто сидишь тут? Сколько уже сидишь?

— Сделали, — Лу Чжао по-прежнему держал его за руку. — Недолго.

Бай Ли огляделся. Это была отдельная палата, он лежал один. Его левая нога была зафиксирована аппаратом. Наверное, подействовало обезболивающее, сейчас он чувствовал только тупую, слабую боль.

— Который час? — снова спросил Бай Ли.

Лу Чжао помедлил, но все же ответил:
— Восемнадцатое число, шесть часов десять минут вечера.

День, когда Бай Ли победил Тан Кайюаня, был семнадцатым. Он завоевал право на финал, который должен был состояться утром восемнадцатого. Бай Ли остолбенел.

— Матч отложен, — поспешно добавил Лу Чжао. — Оппонент сам предложил. Детали еще обсуждаются.

— А, — Бай Ли откинулся на подушку. Сознание, только что пробудившееся ото сна, еще было заторможенным. Через мгновение он медленно произнес: — Но я не смогу играть.

Лу Чжао сжал его руку, его пальцы слегка дрожали. Он не знал, как начать.

— В Исследовательском институте нет запасного, предыдущий запасной еще в больнице, — Бай Ли, напротив, был спокоен, не стал говорить о другом. — Что сказал Сы Ту?

— Он ищет запасного, — опустив голову, сказал Лу Чжао. — Чжоу Юэ тоже ищет людей. Велели тебе лежать в больнице.

Бай Ли лежал на подушке и промычал: «Угу».

Дождь лил сильно. Занавесь воды за окном смазывала очертания Империи. Через приоткрытое окно проникал влажный запах.

Возможно, он уже был к этому психологически готов. Возможно, в самых глубинах души он догадывался, что этот день настанет. Бай Ли был спокоен, даже не спросил сразу о состоянии своей левой ноги.

Через мгновение он резко вспомнил, что восемнадцатое — это также день, когда Лу Чжао должен был отправиться на поддержку пограничного спутника. Он повернулся и спросил:
— Цветочек, когда ты вылетаешь?

Лу Чжао сжал его руку и не ответил.

— Вечером, да? Во сколько? — Пальцы Бай Ли сжались. — Ммм?

В молчании Лу Чжао Бай Ли почувствовал что-то неладное. Вылет вечером, но обычно нужно заранее прибыть в корпус. Сейчас же Лу Чжао был в гражданской одежде. У него рана на пояснице, но по армейской практике обычно лечение продолжают во время пути к месту назначения, а там уже смотрят по обстановке. Бай Ли осознал: Лу Чжао не подчинился приказу.

Он в шоке приподнялся:
— Ты не пошел в корпус?

Рука Бай Ли рванулась назад. Лу Чжао сжал ее мертвой хваткой, но молчал.

— Ты с ума сошел? Ты вообще хочешь делать карьеру в военной сфере? — закричал Бай Ли. — Ты же обещал мне! А? Лу Чжао!

Сцепленные руки покрылись липким потом, что облегчило Бай Ли попытку вырваться. Лу Чжао наконец не выдержал, схватил руку Бай Ли обеими руками, наклонился и прижался лбом к его руке:

— Не нужна мне карьера. Мне она не нужна. Ты же уважаешь любой мой выбор? Я выбираю сейчас. Я выбираю тебя. Я не выбираю ничего другого, не выбираю военную сферу, к черту этих чужеродных тварей. Я остаюсь здесь, Бай Ли. Я выбираю тебя.

Бай Ли почувствовал, как его рука стала мокрой. Ни в оригинальной книге, ни в реальности Бай Ли до этого момента не мог представить, что Лу Чжао заплачет. Орел Империи не знал слабостей, он был могуч, стремителен, непобедим. Оказалось, слезы тоже обжигают.

Словно прожгли дыры в сердце Бай Ли. Ему стало невыносимо больно. Мириады чувств хлынули в эти дыры, распирая его изнутри.

«Я не хочу этого. Не хочу, чтобы ты, как и я, покинул место, которое любишь, резко свернул на жизненном пути, и следующие десятилетия провел в сожалениях и вздохах. И в то же время хочу этого. Чтобы ты не хотел ничего, кроме меня.»

Эта низменная, эгоистичная эмоция заставила Бай Ли почувствовать себя подлецом. Он хотел ожесточиться, вырвать руку, приказать Лу Чжао немедленно собираться и возвращаться в корпус. Но этот человек упрям, прямолинеен. Слова Бай Ли застряли у него в горле, вылились в сдавленный вздох.

— Эй, — Бай Ли провел рукой по щеке Лу Чжао. — Я не прогоняю тебя. Не надо так.

Лу Чжао покачал головой.

— Тогда из-за чего? — сказал Бай Ли. — Из-за матча? Из-за ноги? Ничего страшного, правда. Смотри, я даже не плачу.

Эта сухая утешительная фраза не возымела эффекта. Тело Лу Чжао напряглось, когда он услышал слово «нога». У Бай Ли кончились слова. На тыльной стороне руки он все еще чувствовал тепло слез, катившихся из глаз Лу Чжао, но не слышал ни звука. Ни всхлипов. Если бы не знал его достаточно хорошо, то вряд ли смог бы уловить эмоции в его голосе. Бай Ли никогда не видел, чтобы кто-то плакал так тихо.

— Лу Чжао, генерал-майор Лу, — Бай Ли тыльной стороной руки по ощущениям провел по глазам Лу Чжао. — Скажи хоть что-нибудь.

В палате царила тишина. Когда Бай Ли уже подумал, что тот не ответит, Лу Чжао заговорил:
— Если бы я успел прикрыть тебя, ничего бы не случилось.

Сто шагов нужно было, 99 прошли. Как же так получилось, что запнулись именно на этом? Лу Чжао не мог понять. Все время, пока он сидел здесь, он думал об этом. Если бы он не пришел на матч, Бай Ли, возможно, ушел бы с командой Исследовательского института. Если бы он не повел Бай Ли той дорогой, они бы не столкнулись с этим. Если бы он действовал быстрее, если бы смог сдержаться и не поддался влиянию феромонов, если бы успел прикрыть — лежал бы здесь хотя бы не Бай Ли. Когда все ушли, в палате остались только он и Бай Ли, погруженный в тяжелый сон из-за высокой температуры. Время тянулось невыносимо медленно.

Бай Ли еще спал, но его прежние слова отчетливо всплывали в голове Лу Чжао. Он вспомнил, что Бай Ли говорил в период гона в «Жуке». Бай Ли говорил, что этой ноге, возможно, снова достанется, она откажет, не сможет держать его. Лу Чжао думал, что он боится. Но Бай Ли добавил, что тогда он поймет: чувство, что «ничего нельзя изменить», — это пытка.

Бай Ли был похож на провидца, который заранее предупредил: когда этот день настанет, Лу Чжао не должен слишком страдать. Когда этот день настал, Лу Чжао понял, что дело уже не в страдании. За пределами этой палаты весь мир перестал существовать. Лу Чжао не чувствовал страдания. Каждый вдох давался с трудом. Его накрыло огромной, густой волной эмоций.

Бай Ли не ожидал, что Лу Чжао скажет такое. Он даже не думал, что Лу Чжао станет делать такие невозможные предположения.

— Подними голову, — Бай Ли пошевелил рукой. — Как же мне противно слышать эту чушь!

Чем сильнее он двигал рукой, тем ниже опускал голову Лу Чжао. Бай Ли оставил попытки заставить его поднять голову. Он откинулся на подушку, перевернул руку и пощекотал щеку Лу Чжао.

— Испугался, — сказал Бай Ли. — Это называется «страх».

Туман, густым слоем окутывавший сердце Лу Чжао, рассеялся. Он наконец осознал, какая эмоция, помимо страдания, сводила его с ума. Это был страх. Он боялся увидеть лицо Бай Ли, боялся увидеть на нем разочарование и уныние. Бай Ли, прошедший девяносто девять шагов, споткнулся прямо перед сотым. Он боялся, что Бай Ли спросит, сможет ли он еще играть, боялся, что Бай Ли будет мучиться, а он будет бессилен помочь. Лу Чжао боялся увидеть в глазах Бай Ли собственное бессилие и слабость. Сильнее собственного сожаления и боли его угнетало и пугало то, что он не может разделить недуг и страдания любимого человека.

— Я не хотел такого, — Лу Чжао услышал, что его голос звучит ровно. Он все еще мог держать маску невозмутимости. — Просто нужно время.

— Угу, — сказал Бай Ли. — братец-генерал — самый крутой.

Лу Чжао беззвучно усмехнулся. И тут Бай Ли добавил:
— Мне тоже немного страшно. Может, обнимешь меня?

В жизни Лу Чжао Бай Ли был самым мягким и нежным человеком из всех, кого он встречал. Хитроумная нежность, проникающая во все щели мягкость, сплетались в огромную сеть, под которой Лу Чжао лежал, не в силах пошевелиться. Лу Чжао знал, что Бай Ли дает ему шанс получить утешение. Он испытывал презрение к собственному малодушию, но в то же время неудержимо обвил руками шею Бай Ли и прижался лицом к его шее.

Бай Ли обнял Лу Чжао в ответ и услышал сдавленный, почти неразличимый всхлип. Он тоже неуклюже похлопал Лу Чжао по спине. Тот действительно испугался. И немудрено: еще секунду назад все шло хорошо, и вдруг — такое. Подобный удар Бай Ли пережил однажды, но Лу Чжао — никогда. Наверное, до этого момента генерал-майор Лу уже строил планы о совместной службе с Бай Ли в Первом корпусе.

— Может, отдохнешь? — тихо спросил Бай Ли. — У тебя ужасный вид.

Лу Чжао покачал головой. Бай Ли сдался. На самом деле, он тоже чувствовал странное спокойствие. Пребывание в больнице всегда наводит тоску, а когда рядом кто-то есть — совсем другое дело.

— Тогда ложись рядом со мной, — Бай Ли похлопал по свободному месту справа от себя на кровати. — Потеснимся.

Эта отдельная палата была предназначена для таких людей, как Бай Ли, кровать была довольно широкой, но все же не настолько, чтобы двое взрослых мужчин могли лежать свободно. Лу Чжао лег на бок, плотно прижавшись к Бай Ли, и они вдвоем уместились на больничной койке.

Выплеснув эмоции, Лу Чжао стал спокойнее. Глаза все еще были красными, но дыхание выровнялось.
Хотя они были женаты уже давно, и раньше спали в одной постели, обнимаясь, так тесно прижавшись друг к другу, было впервые. Подушка лежала ровно, голова Бай Ли касалась головы Лу Чжао, рука Лу Чжао лежала на нем.

— Раны в порядке? — Бай Ли приподнял край рубашки Лу Чжао.

На правом боку, не касавшемся кровати, было намотано простое экстренное бинтование, сквозь которое проступала краснота. Бай Ли нахмурился и дотронулся до повязки.

— Пустяки, — Лу Чжао позволил ему прикасаться. — Кровь остановилась. Это кровь с того момента, когда только перевязали.

Бай Ли опустил рубашку.

— А этот псих?

Он больше не называл его «паршивцем».

— Не знаю, — Лу Чжао закрыл глаза. — Не спрашивал.

Действительно не спрашивал. В тот момент он совершенно растерялся, думал только о том, как быстрее запихнуть корчившегося от боли Бай Ли в медицинский фургон.

От момента поступления Бай Ли в госпиталь до введения обезболивающего и сна воспоминания Лу Чжао были смутными. Последующую информацию о внешней ситуации принесли Сы Ту и Цзян Хао, но Лу Чжао почти не слышал ее. Бай Ли не стал продолжать расспросы. Он устал от этого сна и сейчас чувствовал себя бодрее. Он лежал с открытыми глазами и смотрел на дождь за окном.

Лу Чжао тоже не мог заснуть, он просто лежал с закрытыми глазами, молчал, стал еще более неразговорчивым, чем раньше. Рука, лежавшая на животе Бай Ли, бессознательно теребила его одежду. Очень детский жест. Бай Ли почувствовал одновременно и смешное, и щемящее. Такой человек, как Лу Чжао, вероятно, даже в детстве не вел себя так.

— Насчет корпуса... — Бай Ли понизил голос. — Цзян Хао, наверное, что-нибудь придумает. Завтра еще успеешь.

Лу Чжао не ответил. Его молчание было отказом. В голове Бай Ли всплыло слово: «своенравный».

За окном шумел дождь. Все палаты на этом этаже были отдельными, высокого класса, пациентов почти не было. В коридоре было тихо, в палате слышалось только дыхание друг друга.

— Я всегда чувствовал, что этот день настанет, — Бай Ли смотрел на размытые очертания Империи в дожде и спокойно произнес. — Кроме того, что псих сам виноват в своем срыве, я иногда думаю, что мне не удалось изменить сюжет.

Лу Чжао не знал, как ответить, только резко сказал:
— Неправда.

— Я все равно пришел к финалу с покалеченной левой ногой, — Бай Ли усмехнулся. — А ты, как и по изначальному сюжету, оказался прикован ко мне, твои перспективы в значительной степени разрушены.

Рука Лу Чжао, сжимавшая его одежду, медленно сжалась в кулак.

— Все не так, — тихо сказал он. Помолчал. — Я сам так хочу.

Услышав последние слова, Бай Ли вдруг потерял дар речи. Он все еще не мог выйти из состояния оцепенения. Возможно, потому что пережил слишком много разочарований, это новое не казалось таким уж сильным. По сравнению с тем временем, когда он только получил травму, вышел из военной среды и целыми днями бушевал в больничной палате, он чувствовал, что теперь способен спокойно принять все.

По крайней мере, Мировое Сознание окончательно исчезло, Тан Кайюань, вероятно, окончательно сошедший с ума человек, центр мира не существует, а значит, этот мир больше не нуждается в Мировом Сознании.

Будет лучше. Он привыкнет. Одна нога — не такая уж разница. Сильный духом господин Бай с ограниченными возможностями, продолжит стараться. Будет лучше. Обязательно будет.

Бай Ли закрыл глаза, глубоко вдохнул. Не желая продолжать погружаться в это тягостное молчание, он усмехнулся:
— Я снова видел во сне старика.

Тема сменилась резко. Лу Чжао не ответил.

— Отлупил меня, — сказал Бай Ли. — И сказал, что у нас в роду был предок по имени Бай Цзяньцян.

Кулак Лу Чжао не разжался, а сжался еще крепче. Не получив ответа, Бай Ли не остановился:
— Когда выпишусь, нужно съездить в старый дом. Ты тоже поедешь. Там много вещей, посмотрим, что можно взять с собой. Жить там не хочу, в каждой комнате воспоминания о том, как меня лупили...
— В этом году, наверное, опять не получится попутешествовать, но и на Главной звезде есть куда сходить. Когда выпишусь, можно съездить.
— Этот дождь, наверное, последний. Завтра будет ясно.

Он нес всякую чепуху. Бай Ли сам толком не понимал, что говорит. Но он не мог остановиться. Пока он говорил, его мозг мог отдохнуть. Ему нужно было говорить без остановки. Лу Чжао пошевелил головой и наконец зашевелился. Он поднял руку, закрыл рот Бай Ли, затем приподнялся и прижал его голову к своей груди.

— Цветочек? — позвал Бай Ли.

— Прости, — Лу Чжао укрыл его. — я слишком слаб, заставил тебя меня утешать.

Бай Ли не понял.

— Тебе тяжелее всего, — сказал Лу Чжао. — Поплачь немного.

Теплый мрак окутал Бай Ли, на него накинули одеяло. Под этим укрытием человек легко теряет свою оболочку и не может удержать слезы, переполняющие сердце. Рука Бай Ли невольно впилась в спину Лу Чжао, притягивая его ближе. Лицо уткнулось в его грудь. Он не мог остановить дрожь в теле.

— Я уже подал заявку на перевод во вспомогательный корпус, — снова заговорил Лу Чжао, очень тихо. Он все еще не умел говорить мягко, думал, что тихий голос — это и есть нежность. — Не в боевой корпус. Я смогу пилотировать твой мех.

— Я могу сделать немногое, Бай Ли. В других вещах я не силен, даже прикрыть толком не смог, — Лу Чжао рукой поглаживал руку Бай Ли. — Но с мехом я точно справлюсь.

Бай Ли хотел сказать, что он глуп: заявка сейчас, а решение примут через сто лет после матча. Но все слова застряли в горле, вырвавшись в виде всхлипа. Почему, черт возьми, так получилось?

Он тоже хотел гладкой жизни. Хотел прожить без серьезных болезней и несчастий, обыденно, волнуясь из-за пролитого масла. Хотел уставать на работе и засыпать, просыпаться и целовать любимого человека перед уходом.
Он тоже хотел жизни в лучах славы. Амплуа баловня судьбы, сценарий, где он всех заткнет за пояс. Жить свободно и легко, сокрушая всех подряд, а затем влюбиться, естественно пожениться и прожить жизнь вместе под благословения близких.

Он не хотел быть Бай Ли. Опыт не всегда приятен. Почему он должен был быть Бай Ли?

Первый всхлип сорвался, за ним последовали другие, сдержать их было невозможно. Лу Чжао почувствовал, будто держит в руках светящийся шар, изъеденный дырами. У него не было формы, но он излучал мягкий свет и издавал душераздирающие рыдания.

— Оказывается, я действительно... — хрипло произнес Бай Ли. — ...второстепенный персонаж.

Оказывается, он все равно разочарован. Как бы он ни боролся, как бы ни блистал, в конце концов, его остаток жизни опишут в двух-трех предложениях второстепенного персонажа. Поэтому его жизнь не была гладкой, он не был баловнем судьбы. Ему пришлось приложить усилия, чтобы добраться до сегодняшнего дня.

Лу Чжао невыносимо больно сжался внутри. Эти слова пронзили его насквозь. Он не мог дышать.

— Настоящему миру вообще не нужен главный герой, — сказал Лу Чжао. — Каждый для кого-то — второстепенный персонаж.

Рука Бай Ли сжимала сильно. Спина Лу Чжао болела от его хватки, но он хотел, чтобы было еще больнее. Боль помогала сохранять ясность, не позволить себе разрыдаться вместе. Сейчас Лу Чжао не хотел быть спасительным плотом Бай Ли, не хотел быть непотопляемым кораблем. Он хотел быть соколом, которого вырастил Бай Ли. Чтобы кроме охоты он садился только на руку Бай Ли. Тогда Бай Ли будет знать наверняка одну вещь: по крайней мере, в этом мире Лу Чжао выберет только его.

— Я люблю тебя, Бай Ли, — Лу Чжао крепче прижал Бай Ли к себе всем телом. — Я люблю тебя. Ты — мой главный герой.

Неидеальный главный герой, чувствительный, привередливый маленький персонаж, из плоти и крови, спотыкающийся на пути. Но Лу Чжао готов был отдать ему всю свою добычу и задержаться на его руке еще на мгновение.

За окном дождь обрушился на Главную звезду, будто небеса рухнули, смывая все. Сезон дождей подходил к концу. Завтра наступит новый день.

_____________
От переводчика: как по мне, названия двух глав означают, что «самое темное время перед рассветом»