Этот альфа дефективен [Интерстеллар]

Мелкий дождь оседал на плечах, проникая холодом не резко, как ливень, а тонкой вязкой нитью, от которой невозможно было избавиться. Лу Чжао стоял тут дольше Бай Ли, его волосы успели промокнуть, прилипли к голове, и этот когда-то острый, как нож, майор вдруг стал выглядеть мягче, спокойнее.

Бай Ли наконец нашёл в себе голос, вырвавшись из долгого молчания. Он подошёл, хлопнул Лу Чжао по плечу — под ладонью была холодная и влажная ткань:
— Пойдём наверх.

Может, он стоял слишком долго — движения Лу Чжао были чуть скованными. Он слегка пошевелился, но не сдвинулся с места.

И тут капля дождя скатилась по его чёлке и упала на щеку. Бай Ли, не задумываясь, протянул руку, откинул с его лба влажные пряди:
— Ты что, сколько ты здесь стоял?

Пальцы Бай Ли коснулись кожи Лу Чжао — его тепло передалось через подушечки пальцев. Температура тела альф обычно выше, и Бай Ли не был исключением. Но Лу Чжао ощутил не просто тепло — он почувствовал, как будто обжёгся. Бай Ли словно выжёг дыру у него в сердце. Из-за этой дыры Лу Чжао больше не был идеальным, цельным. Он вдруг понял: эту дыру ничем не заполнить.

Он не успел ответить, и Бай Ли, чуть неловко улыбнувшись, уже хотел было отступить и убрать руку, как Лу Чжао вдруг перехватил её.

Он смотрел прямо в глаза Бай Ли, пальцы чуть сжались, но не сильно, словно боясь спугнуть.
— Бай Ли, — тихо сказал он. — У меня нет задней мысли. Я просто хочу знать... Как мне перекрыть ту разваленную дорогу, по которой ты всё время убегаешь?

Рука не была сжата крепко, но Бай Ли не смог вырваться.

Он чувствовал себя так, будто сам стал этой рукой. Вроде бы может уйти — а не может.

— Бай Ли, — снова позвал Лу Чжао. В голосе — отчаяние и растерянность. — Я не понимаю во всём этом, объясни мне. Или скажи... Если ты уйдёшь, где мне тебя искать?

Голос его был сдавлен, будто он хотел сжать весь мир в один клочок бумаги и просунуть его в щель закрытой двери, за которой прятался Бай Ли.А Бай Ли чувствовал, как эти тонкие слова режут его, как лезвие, по живому.

Как я довёл его до такого? — с горечью подумал он. — Как я смог довести Лу Чжао до такого?

Он, который никогда не склонял головы, теперь просил. Просто просил: «Скажи, как правильно идти, я пойду, даже если это тупик». Бай Ли понял: он всегда считал, что только он боится будущего. А теперь — теперь этот страх он сам возложил на плечи Лу Чжао. А ведь эта прямая спина не должна была нести такую ношу.

Лу Чжао хотел что-то сказать ещё, но Бай Ли перебил его:
— Не надо.

Три коротких слова, и сердце Лу Чжао ушло в пятки. Он закрыл глаза — как будто шагнул в холодную темноту дождливой ночи. Всё кончено. Но тут тепло Бай Ли обняло его.

— Не надо, — обнял его Бай Ли, крепко прижав к себе. — Я больше не убегаю. Всё. Ни шагу.

Мне всё ещё страшно. Но я больше не бегу.

Бай Ли когда-то думал: Лу Чжао — это нож. Острый, страшный. Он не мог к нему подступиться.

А теперь ему самому хотелось броситься на это лезвие — пусть разрежет его дурацкую чувствительность, разнесёт в клочья. Потому что это — самый нежный нож в мире.

Объятие было совсем другим, не таким, как раньше. Только теперь, почувствовав тепло Бай Ли, Лу Чжао понял, как холодно ему было в этом дожде. И вдруг осознал: он никогда не хотел, чтобы Бай Ли злился. Он хотел, чтобы, даже если Бай Ли был доведён им до бегства, он всё равно возвращался сквозь дождь, чтобы обнять его. Лу Чжао хотел, чтобы Бай Ли колебался из-за него. Хотел, чтобы он возвращался. Хотел, чтобы он сам пришёл и отдался. И в этот момент, он почувствовал, как пустота в груди заполнилась. Эта дыра — она была в форме Бай Ли.

Через некоторое время он, очень искренне, спросил:
— Бай Ли... Это же не просто братская любовь?

Бай Ли, которого всё ещё разрывало от драматичной сцены, не сдержал смешок. Голова уткнулась в шею Лу Чжао, голос глухо прозвучал:
— Ну, я что-то не припомню, чтобы братья так обнимались.

Это неловкое объятие, согревающее теплом тела, смыло границу между ними. Бай Ли ощущал, как Лу Чжао прижимается к его шее. Он не видел выражения его лица, но был уверен: уши у него опять покраснели.

— Если однажды ты... — голос Бай Ли был тихим, дрожал, почти шептал. — Лу Чжао... Только не заставляй меня чувствовать себя ничтожеством. Пожалуйста.

Эта фраза — как шип в сердце. Лу Чжао не до конца понял, но чувствовал: там много боли. Он хотел спросить, но объятия Бай Ли стали крепче. Он открыл рот — и замолчал. Даже если слов не было, он понял: Бай Ли не хочет ответа. Не хочет вопросов. Не хочет ничего, кроме молчания.

Через долгое молчание Лу Чжао выдохнул:
— Угу.

Он чуть повернул голову, губы коснулись уха Бай Ли. Не отстранился. Он обнял Бай Ли в ответ — и в эту дождливую ночь поцеловал его в покрасневший кончик уха. Дыхание Бай Ли касалось его шеи. Почти касалось той точки, где когда-то остался след укуса. След поцелуя. Лу Чжао прижал его крепко. Только так он чувствовал, что Бай Ли — не за стеклянной стеной. Что он — здесь.

*****
Почти на рассвете в старом особняке семьи Тан, наконец, завершился затянувшийся сеанс видеосвязи.

Перед тем как отключиться, мужчина с благородной внешностью и мягкой улыбкой на голографическом экране вновь поднял тему, которую уже затрагивал:
— Отец, я хочу его увидеть. Всё-таки... он мог бы быть моим. Я должен знать, как он живёт. Всё ли у него хорошо.

На лице Тан Сяо появилась добродушная улыбка. Он кивнул и, не упустив случая, пробормотал:
— Ай, Кайюань, ты всё такой же — сентиментальный.

Он хотел было сказать, что недавно встречался с Бай Ли и Лу Чжао, но, вспомнив, как все эти годы Бай Ли был для Кайюаня невыносимой тенью, под гнётом которой тот не мог поднять голову, изменил фразу:
— Ладно, встретишься с ним, как будет время.

Кайюань с улыбкой кивнул. Из-за экрана донеслись приглушённые стуки в дверь. Он торопливо сказал ещё пару слов, пожелал Тан Сяо беречь здоровье — и связь прервалась.

Когда в кабинете снова стало тихо, Тан Сяо откинулся в кресле, взял тёплый напиток, стоящий рядом, и отпил. Жидкость приятно согрела его изнутри. Он открыл личный терминал, бегло просмотрел новости, зевнул, встал и направился к выходу — собирался немного поспать. Стоило открыть дверь, как он столкнулся лицом к лицу с человеком за ней.

Он вздрогнул, но, увидев, кто перед ним, нахмурился:
— Ты чего не спишь? Чего у двери стоишь?

— Проснулась, а дальше — не уснуть, — ответила женщина, некогда известная как мисс Бай, а теперь — госпожа Тан. На ней была накинута домашняя накидка, в слабом свете её фигура казалась хрупкой. Она нервно переплела пальцы. — Я... я услышала, как ты говорил с Кайюанем...

Тан Сяо услышав имя сына, смягчился, кивнул:
— Да, немного поговорили. Ничего серьёзного. — Он бросил взгляд на неё, протянул руку: — Смотри, руки ледяные. Погода портится, холодно по ночам. Я же просил: omega — не железо. Не бегай ночами, лучше побереги себя.

Эту фразу — "omega слабое существо" — он повторял из года в год. Сначала она ещё пыталась что-то объяснить, говорила, что с детства прошла тренировки под присмотром отца — старого господина Бай, и вовсе не такая уж она нежная. Но стоило упомянуть отца, как Тан Сяо приходил в ярость. В ярость... Госпожа Тан вздрогнула. И покорно позволила увести себя за руку в спальню.

Уже почти дойдя, она решилась заговорить:
— Я слышала, ты с Кайюанем упомянули Бай Ли...

Тан Сяо взглянул на неё:
— Ну и что?

Тон был ровный, без эмоций. Госпожа Тан собралась с духом:
— Ничего... Просто... Я давно его не видела. Не знаю, как у него с ногами... Слышала, он женился. Он... он вообще счастлив?

— О, — Тан Сяо усмехнулся, — соскучилась по сыну?

Госпожа Тан опустила голову. Не осмеливалась ни подтвердить, ни отрицать.

Он с насмешкой бросил:
— Жаль только, мы-то его сыном считаем, а он — нас родителями не считает!

Последняя фраза прозвучала срывающимся от злости голосом. Плечи госпожи Тан дрогнули. Она хотела отстраниться, но Тан Сяо сжал её руку с такой силой, что в пальцах пронзило боль. Она молчала, опустив голову.

— Сколько раз тебе говорить: когда я с тобой разговариваю — смотри на меня! — рявкнул он и занёс руку, чтобы ударить.

Но в его голове вдруг всплыло лицо Бай Ли. Та самая, насмешливая, холодная ухмылка. Те ледяные глаза. Рука зависла в воздухе. Он вспомнил: скоро же приём, официальный вечер. Госпожа Тан, зажмурившись, ждала пощёчины. Но она не последовала. Вместо этого Тан Сяо мягко коснулся её лица.

— Посмотри, как ты перепугалась, — в голосе вновь зазвучала бархатная, старомодная забота. — С таким лицом на приём нельзя. В этот раз ты — хозяйка вечера. Нужно быть в форме, хорошо?

Госпожа Тан ощутила, как ладонь на её щеке согревает кожу. Тан Сяо убрал руку и поцеловал её.

За все эти годы, когда он не злился — он был таким же, как раньше. Водил её за руку на прогулки, покупал подарки, иногда обнимал, перед сном обязательно говорил ласковые слова. Каждый день он говорил, что любит её.

Но когда злился — эта любовь становилась невыносимой.

*****

Сезон дождей в Империи затяжной и сырой. Даже с рассветом дождь не прекращался. Тан Сяо уже крепко спал, его негромкий храп эхом отдавался в спальне. А госпожа Тан так и не сомкнула глаз. Она вспомнила обрывки слов, услышанных у двери. Разговоры Тан Кайюаня с отцом — такие непохожие на те, что он вёл с ней. Она села перед трюмо. В зеркале — её отражение. Она попыталась собрать волосы в хвост, чтобы увидеть, остались ли в ней черты той самой молодой девушки. Когда волосы откинулись, обнажилась шея. А на шее — перекрывающие друг друга фиолетовые следы укусов. Она провела пальцами по этим ямочкам. Вздрагивая, как от холода. Множественные принудительные метки, оставленные альфой, казались ей пыткой.

Сколько ещё я выдержу такие вливания феромонов? — подумала она.

Но Тан Сяо говорил: это — доказательство любви альфы к омеге. Любовь... оказывается, так больно.

Поспать Бай Ли успел всего пару часов. Его разбудили звуки — шум воды и знакомый ритм утренних сборов. Лу Чжао уже проснулся и мылся. Бай Ли потянулся, нащупал на тумбочке персональный терминал, мельком взглянул на экран — девять утра. Время, когда Лу Чжао обычно уезжал в корпус. Вчерашний мелкий дождь в голове смешался с ливнем из сна, и всё стало как-то неразделимо, липко и спутанно.

Ну и чёрт с ним, — подумал он. Уж одной-двумя неразрешимыми проблемами больше — неважно.

Он вышел из спальни, привычным движением подготовил два пакета питательной смеси. Лу Чжао всё ещё был в ванной, а Бай Ли тем временем открыл одну из бутылочек и направился к дивану. Он такой — если можно сидеть, зачем стоять, а уж если сидеть удобно, значит, туда и путь.

Но не успел сесть, как заметил коробку шоколада на кофейном столике. Коробка уже была наполовину пуста. Обёртки — аккуратно развернуты, снова сложены, уложены в сторону. Вчера, вернувшись поздно, Бай Ли не обратил внимания. Только сейчас заметил. Он понял — Лу Чжао сидел на этом самом диване, один, в ожидании, ел шоколад. Тот же самый вкус, что и у него. Разжёвывал, проглатывал. Один. У Бай Ли что-то сжалось внутри. Он представил, как Лу Чжао, своими руками — этими сильными, что управляют боевым мехом — терпеливо складывал обёртки. И стало тяжело.

Открылась дверь ванной. Лу Чжао вышел, волосы сухие, вид аккуратный. Увидел Бай Ли в зале и позвал:

— Бай Ли.

И тут же замер. Нос уловил лёгкий аромат — сладкий, с горечью, похожий на запах шоколада, но не совсем. Лу Чжао невольно напрягся. Даже если след временной метки почти исчез, он всё равно чувствовал, что феромоны Бай Ли — другие. Особенные.

Бай Ли обернулся и хрипло откашлялся, будто пытаясь вернуть себе спокойствие:
— Эй, цветочек, вот честно — ну нельзя тебе столько сладкого. Кариес заработаешь.

Он демонстративно потряс остатком коробки и, не моргнув глазом, сунул её вглубь холодильника. Лу Чжао ничего не ответил. Только смотрел.

Этот взгляд поджаривал Бай Ли до неловкости, он даже не знал, куда деть руки, куда ноги, шагал уже как робот с поломанной прошивкой:
— Ну говори уже, чего там у тебя в башке?

— Ничего, — отозвался Лу Чжао, не отводя взгляда, уходя в сторону своей спальни. — Просто... ты хорошо пахнешь.

У Бай Ли в голове как будто попала бейсбольная бита. Он едва не присел от ошеломления.

Пока Лу Чжао переодевался в военную форму, Бай Ли всё ещё стоял, опираясь о стол, и пытался собраться с мыслями.

— Подожди, — сам заговорил он, не дожидаясь, когда Лу Чжао что-то скажет. — Слушай, майор, ну дай мне хоть немного времени! Я же новенький во всём этом, вообще без опыта!

Лу Чжао понадобилось несколько секунд, чтобы понять, о чём речь. Усмехнулся:
— Сам же сказал — говори прямо.

— Я имел в виду: говори прямо, но не убивай на месте! — Бай Ли страдальчески закатил глаза.

Лу Чжао прошёл мимо, открыл бутылку с питательной смесью. Настроение у него явно было лучше, чем обычно. Он даже не удержался от подкола:
— А как тогда говорить?

— Надо было... ну, не знаю, — Бай Ли замялся, — сказать, что мой запах — как... как дорогой люкс?

Хотя сам же помнил, что шоколад брал с полки в супермаркете за копейки. Лу Чжао расхохотался так, что чуть не поперхнулся. Он посмотрел на Бай Ли — тот лохматый, полусонный, потирает голову, будто и правда только проснулся. Казался удивительно живым. Вчера, возвращаясь в три часа ночи, оба были мокрыми насквозь. Приняли душ, перекинулись парой слов и разошлись по комнатам. Лу Чжао хотел было поднять тему — спросить, что значила та тихая фраза у него на шее. Но вид у Бай Ли был такой, что он не решился. Он чувствовал: Бай Ли сделал шаг. Большой. Возможно, слишком большой для него самого — поэтому он сейчас выглядел таким уставшим. И растерянным. Эта растерянность вызывала в Лу Чжао щемящую жалость.

Никто из них не пытался чётко обозначить, что между ними. Никто не говорил вслух. Лу Чжао боялся услышать от Бай Ли что-то слишком тихое, слишком уязвимое. Боялся снова услышать: «Прошу тебя».

Когда он допил питательную смесь и подошёл к двери, то замер, стоя в прихожей. Теперь он понял, что значит "я новенький". Он напряг память, перебрал все советы Хань Мяо о том, как сохранить страсть в браке. Перебрал — и понял: бесполезно. Всё, что Хань когда-либо говорил, не работало на Бай Ли.

Лу Чжао шевельнул губами:
— Бай Ли, я...

Но не договорил. Он и сам не знал, что хотел сказать. Бай Ли так и не объяснил, что нужно делать. Бай Ли смотрел на него. Если я сейчас притворюсь, что не понял, то точно заслужил вылет из этой жизни. Он подошёл и обнял Лу Чжао. Теперь не было дождя. Не было притворных «братских чувств».

Он сказал:
— Подожди... Надо оставить след.

Феромоны, его собственный запах, обволакивали Лу Чжао. И в этот момент сердце Лу Чжао вернулось на своё место. Бай Ли дал слово — не убегать. И сдержал. Даже если страшно. Даже если непонятно, куда всё катится. Он всё равно обнимет Лу Чжао.

— Угу... — Лу Чжао почувствовал, как лицо Бай Ли щекочет его шею. Прядки волос касаются кожи. Голос дрогнул, сломался. Ни следа от грозного титула «Имперский Ястреб». — Оставь. Хочу, чтобы ты оставил след.

Разрешаю. Возьми меня себе.

Он попытался повторить движения Бай Ли. Повторить объятие. Неловко. Сбивчиво. Но — рядом был Бай Ли, на ком можно было учиться. Они стояли слишком близко. Запах шоколада, тепло, дыхание — всё смешалось. Лу Чжао не выдержал, наклонился ближе, так, что губы почти коснулись шеи Бай Ли. Тот, почувствовав усилившийся запах травы — альфа-феромоны Лу Чжао — едва удержался, чтобы не взорваться изнутри от всего, что представилось воображению.

И тут он услышал, как Лу Чжао шепчет:
— Оказывается, у альфы тоже может быть такой сильный запах железы...

В голосе было удивление. Даже исследовательский интерес. Он и впрямь не подумал ни о чём лишнем — просто первый раз оказался так близко к железе другого альфы. Ответа не последовало.

Потом — резкий рывок. Бай Ли крепко сжал его:
— Ты чё, охренел?! Лу Чжао! Это уже точно считается за домогательство!

Лу Чжао чуть не свалился. Промямлил:
— А... Понял.

И засмеялся.

Бай Ли тоже засмеялся, всё ещё прижимаясь к его шее. Его губы скользнули вверх — коснулись уха. Поцелуй был тихим, почти прячущим в себе что-то важное. Тело Лу Чжао вздрогнуло, дыхание участилось. Волосы, кожа, сердца — всё соприкасалось. Бай Ли ощущал, как смеётся Лу Чжао. Как вибрирует грудная клетка. Как быстро бьётся сердце.

Боже мой, — подумал он. — Он счастлив из-за меня.

И сказал себе:
Ну и пусть. Пусть даже если это стоит мне жизни. Я — даю. Всего себя.

К вечеру небо над Имперской столицей наконец прояснилось. Солнце пробилось сквозь облака, оставив после дождей яркий закат. Бай Ли не выходил из дома. После утренней сцены с Лу Чжао ему хотелось побыть одному — переварить всё. Он сидел на подоконнике, уткнувшись в планшет, перебирал старые фото. На одном — он совсем юный, только-только поступил в Военную академию. Улыбка — дерзкая, чуть кривоватая, глаза блестят от амбиций. Теперь он и сам едва узнавал себя на этих кадрах. Сколько же всего прошло. И как быстро.

Звук входящего сообщения вырвал его из раздумий. На экране всплыла надпись:
[Генерал Тан Кайюань]: "Сегодня приём. Ты и Лу Чжао будете?"

Бай Ли молча закрыл терминал. Нет, он не хотел видеть Тан Кайюаня. Ни сегодня, ни в любой другой день.

Он знал — приём, который устраивает Тан Сяо, это не просто банкет. Это всегда спектакль с тщательно подобранной аудиторией, где каждое слово имеет вес, а каждый взгляд — смысл. И каждый шаг Бай Ли там будет под пристальным вниманием. Но отказаться — значит показать, что ты слаб.

Лу Чжао вернулся с работы ближе к восьми. На нём всё ещё была форменная куртка, волосы чуть растрёпаны от шлема. Заметив Бай Ли у окна, замер.

— Ты не готовишься? — спросил он. — Приём сегодня в девять.

Бай Ли не обернулся.
— Не хочу идти.

Лу Чжао подошёл ближе, присел рядом. Несколько секунд — тишина.

— Я не могу остаться, — мягко сказал он. — По уставу офицеры его уровня обязаны быть на подобных приёмах. Я не могу не пойти. И... я бы хотел, чтобы ты пошёл со мной.

Бай Ли медленно обернулся. В его глазах отражалось небо — ясное, как стекло после дождя.

— Не для них, — продолжил Лу Чжао. — Не ради Тан Сяо. А... ради меня. Чтобы я знал: ты рядом.

Это была не просьба. Это было желание быть вместе.

Бай Ли вздохнул.
— Ну что ж. Тогда — пошли.

Зал был оформлен в лучших традициях Империи: тяжёлые шёлковые занавеси, хрустальные люстры, столы с изысканными блюдами, музыканты вживую играли фрагменты классических композиций.

Когда Бай Ли и Лу Чжао вошли, почти все взгляды обратились на них.

Снова вместе.
Снова вдвоём.

Пошли шепотки. Кто-то вспомнил, как в прошлом Бай Ли был "тем самым ребёнком", от которого отказалась госпожа Тан. Кто-то — как он прошёл путь от ничтожного omega без семейного имени до элитного выпускника академии. Кто-то знал, как рядом с ним теперь всегда стоит сам "Имперский ястреб".

Они шли через зал, не торопясь. Лу Чжао чуть впереди, держал осанку идеально. Бай Ли рядом, шаг в шаг. Он был спокоен. Никаких масок. Он больше не прячется. На противоположной стороне зала стояли Тан Сяо и его жена. Госпожа Тан, увидев Бай Ли, вздрогнула. Рука в тонкой перчатке сжала бокал до побелевших костяшек. Он посмотрел на неё — спокойно. Без злобы. Просто... как на незнакомую. Тан Сяо, напротив, усмехнулся. Он поднял бокал, будто приветствуя его.

Бай Ли не ответил. Он больше не тот, кто будет смотреть на этих людей снизу вверх.

— Знаешь, — прошептал он Лу Чжао, когда они вышли на балкон, — если бы ты не пришёл в мою жизнь... я бы никогда не решился прийти сюда вот так. Спокойно. Без страха.

Лу Чжао не ответил. Только крепче обнял его за плечи. С улицы доносился шум фонтанов. Ветер принёс свежий аромат сирени. В эту секунду, среди чужих людей, яркого света и искусственных улыбок, Бай Ли чувствовал одно — он свободен. Наконец-то.