Этот альфа дефективен [Интерстеллар]

Изначально это должно было быть обычной «посиделкой», на которой небольшой коллектив собирался поныть на начальство. Но после того как Хань Мяо схлопотал от Чэнь Нан несколько кулаков — пусть и дружеских, — вечеринка пошла совсем не в том направлении.

Хань Мяо, впрочем, расстроился недолго. В этом году его всё равно вряд ли допустят к передовой, а мечта заработать ещё одну золотую «Карлию» окончательно накрылась медным тазом. Он махнул рукой: раз уж всё так, тогда пусть будет как будет — пора использовать накопившийся отпуск и хорошенько отдохнуть.

Только он успел заикнуться, мол, поехали на одну из спутниковых планет — отдохнём, устроим себе романтический уикенд, — как Чэнь Нан тут же окатил его ведром ледяной воды:

— Никак нет, — отрезал он. — Конец года, в тыловом отделе сейчас завал. Мне не выбраться.

Хань Мяо к тому моменту уже был хорошо навеселе. Обычно, когда его отшивали, он даже не осмеливался пикнуть. Но сегодня, под хмельком, смелости в нём прибавилось:

— Ты... ты же просто обычный тыловик... Я вообще не понимаю, чем вы там таким заняты...

Чэнь Нан метнул в его сторону выразительный взгляд.

Хань Мяо будто нарочно продолжил:

— ...а не понимаю я, потому что дурак. Поможешь мне, начальник, просвети?

Сбоку донёсся сдавленный смех Хо Цуня.

Лу Чжао же немного отвлёкся, слушал вполуха, но на эту реплику всё-таки дёрнул уголком рта — почти улыбнулся, но улыбка так и не сложилась.

В памяти всплыла та самая ночь, когда его остановил молодой репортёр. Тогда, в машине, Бай Ли снова поднял ту тему. Лу Чжао даже не подумал — просто дважды ударил по тормозам. Бай Ли едва язык себе не прикусил.

Выражение лица у Бай Ли тогда было растерянное, явно не понял, в чём дело. Но как только посмотрел на Лу Чжао — тут же сменил тему. В этом они с Хань Мяо сейчас очень похожи.

— Пришла партия выпускников военной академии, — объяснил Чэнь Нан, явно устал, но не мог не улыбнуться, глядя на то, как Хань Мяо резко сменил тон. — Надо заняться с ними.

До объяснений у Хань Мяо было ещё нормальное лицо. Но чем больше Чэнь Нан говорил, тем мрачнее он становился:

— Полмесяца ты с ними уже возишься...

— В тылу дел полно, за полмесяца ничему не научишь.

— А когда закончишь? — язык у Хань Мяо уже слегка заплетался, и он совсем перестал обращать внимание на присутствие Хо Цуня и Лу Чжао, полностью сосредоточившись на Чэнь Нане. — Всё те же мелкие ублюдки? Тот, что Чжан как-то там и Цинь кто-то там, оба беты, да? И ещё этот... как его там, этот альфа...

Не успел договорить — Чэнь Нан уже схватил кусок жареного мяса и сунул ему в рот:

— Катись. Ты точно вино пил, а не уксус? Такой кислятиной разит!

Ужин растянулся до девяти вечера. Когда компания, наконец, разошлась, лицо Хань Мяо всё ещё кричало «мне обидно» четырьмя жирными иероглифами.

Чэнь Нан же даже не думал его утешать — поел, выпил, посмеялся с Лу Чжао и Хо Цунем как ни в чём не бывало.

Рассчитались. Чэнь Нан сказал, что сходит в умывальник.

Как только дверь закрылась, Хо Цунь взорвался хохотом:

— Да ты жжёшь, генерал Хань! Такая кислятина, аж зубы сводит! Потом не смей жаловаться, что молодёжь в легионе влюблённые идиоты — ты их всех переплюнул!

Хань Мяо покраснел до ушей, шея — как помидор. Вскипел:

— Чушь! Я просто спросил! Мне и раньше не нравились эти беты из тыла, не имею права спросить?!

Даже Лу Чжао теперь уловил кислоту в голосе Хань Мяо. Поставил бокал:

— Чэнь Нан нормально себя вёл. Это ты его задел.

Хань Мяо приоткрыл рот, но не успел возразить.

— Вот именно, — Хо Цунь, встав на сторону Лу Чжао, обрушился на «союзного генерала» всей артиллерией, — ты просто бесишь!

Хань Мяо, видно, уже сильно накатил — мозги не поспевали за разговором. Потёр лицо.

Через какое-то время буркнул:

— Хо Цунь, ты одинокий бета, тебе не понять.

— Ты это чего! — возмутился Хо Цунь. — Не надо приплетать мою личную жизнь!

— Вот когда сам влюбишься, — процедил Хань Мяо, — поймёшь. Тогда ты уже будешь не ты, а тупой идиот, который каждый день делает идиотские вещи.

Хо Цунь честно уточнил:

— Так ты и сейчас...

— Отвали, — Хань Мяо окончательно разболтался, без Чэнь Нана язык у него развязался. Подпер голову руками и заговорил невнятно: — Я вам так скажу. Это всё не про A и B. Это не про гендер. Чем сильнее ты кого-то любишь, тем больше он тебя бесит. Это нормально, все так.

Говорил обиженно, шептал про то, как Чэнь Нан весь день как белка в колесе, даже фильм вместе не посмотрят — и всё из-за работы.

Хо Цунь чуть не захлебнулся — вот это уксус! Молоденькие влюблённые — ладно, но вы-то с Чэнь Наном женаты сколько уже? А ревности не меньше, чем в первый день!

Он наклонился к Лу Чжао и тихо прошептал:

— С ума сойти. Этот «старый уксус» совсем не выдохся.

Но Лу Чжао сидел, скрестив руки, и явно был где-то далеко. Даже не услышал.

Хо Цунь позвал его пару раз, прежде чем тот очнулся.

— Генерал, вы что, улетели в космос? — удивился Хо Цунь. — О чём задумались?

Прошедший недавно скандал Хо Цуня всё ещё тревожил — он переживал, как это всё отразилось на Лу Чжао. Но поскольку Лу Чжао всегда с каменным лицом, он не решался спросить. Сейчас, наконец, появился повод.

Лу Чжао промолчал пару секунд, затем сказал:

— Думаю о тех двух резких торможениях.

— А?

Хо Цунь не успел переспросить — вернулся Чэнь Нан.

Лу Чжао поднялся, и вместе с Хо Цунем с обеих сторон подхватил еле живого Хань Мяо. Чэнь Нан то и дело ворчал, вытирая Ханю пот со лба: мол, знал же, что плохо переносишь — зачем напился?

Когда их машина, включив автопилот, укатила, Лу Чжао вдруг осознал — он до сих пор не может забыть те два тормоза в ту ночь.

Бай Ли потом спрашивал его — очень осторожно — злится ли он.

Лу Чжао и сам не знал, отчего так накипело. Обычно ему всё равно. Люди вокруг могли быть какими угодно — он не позволял им задевать себя по-настоящему.

Он и вправду тогда на Бай Ли сорвался. Понял это только потом.

А вот Бай Ли — ни разу. Никогда.
•

Дождь усилился. Сквозь панорамные окна апартаментов главный мир Империи утопал в дождевых струях.

Бай Ли сидел на полу, прислонившись спиной к стеклу, что-то искал в личном терминале.

По его воспоминаниям, в оригинальном сюжете Тан Кайюань после прорыва в ментальной силе чуть было не слетел обратно. В этот момент ему помог омега из Имперского исследовательского института. В процессе лечения между ними вспыхнуло чувство, и тот технарь-омега со временем стал верной опорой главгерою.

Бай Ли пересмотрел всё, даже попросил Сы Ту навести справки у бывших коллег — этого омеги нигде не было.

Похоже, сюжет тихо и незаметно ушёл в сторону.

По логике, Тан Сяо не должен был так рано связываться с Тан Кайюанем. По воспоминаниям Бай Ли, тот вернулся на главную планету только после ужина в особняке Тан.

Да и Куай Лэ не должен был быть переведён в этот момент на главную.

После травмы ноги Бай Ли вообще перестал следить за сюжетом. Роман ведь всё время шёл от лица Тан Кайюаня — с момента крушения на дикой планете, через духовные прорывы и первую «гаремную» ветку с омегой. А что происходило на главной — об этом не было ни слова.

Тан действительно расторг с Лу Чжао брак по сюжету. Интеллектуальное ядро тоже всё правильно — выдало совместимость между Бай Ли и Лу Чжао. На первый взгляд всё шло как надо.

Но в деталях всё пошло иначе. В оригинале Лу Чжао не участвовал в этой истории с армейскими беспорядками. Сразу после свадьбы с Бай Ли его навсегда промаркировали, и он провёл весь период течки взаперти — с оригинальным Бай Ли.

И только потому, что Тан Сяо раньше времени связался с Тан Кайюанем, он проговорился, и Бай Ли узнал о прошлых отношениях Лу Чжао с семьёй Тан.

И ещё...

Бай Ли в который раз пробежался по списку сотрудников Института — искомого омеги так и не было.

Что всё это значит? Он не знал. Но тёплая надежда, на миг загоревшаяся в груди, быстро была подавлена: ведь ничто не ранит так сильно, как надежда, за которой приходит разочарование.

Пухленький домбот с бутылкой питательной жидкости на подносе подъехал к нему и лёгким ударом в ногу напомнил: пора вставать, а то так и ноги затекут.

Бай Ли встал, взял бутылку и посмотрел на дождь.

Он уже давно не испытывал такого острого желания собрать все сведения о сюжете. После той бессонной ночи, когда боль в ноге сводила его с ума, он просто сдался.

Но после встречи с Тан Сяо... оказалось, что не сдался.

Он мог бы — просто пережить уход Лу Чжао. Пережить, заглушить, со временем забыть.

Но Лу Чжао не мог.

Почему — Бай Ли не знал. Просто чувствовал — Лу Чжао не должен быть втянут в водоворот вокруг Тан Кайюаня. Не должен.

От одной этой мысли у него внутри всё кипело.

Он открыл бутылку, собираясь отпить, когда услышал звук двери.

Лу Чжао вернулся — немного промокший, с запахом дождя. Он наклонился, снимая обувь, и тут заметил выглядывающего из-за угла Бай Ли.

— Вернулся, красавчик? — Бай Ли протянул ему полотенце и улыбнулся. — Оботри.

Лу Чжао задержал взгляд на его лице, только потом взял полотенце и коротко «мм» — пошёл внутрь, вытираясь.

От него шёл лёгкий запах алкоголя. Бай Ли уловил его и удивился:

— Пил?

Лу Чжао кивнул:

— Немного. Всё нормально.

— Ну ты даёшь. Я в своё время как с друзьями выпью — каждый раз в хлам. — Бай Ли поднял палец. — А ты молодец. Отдыхай.

Он плюхнулся на диван, открыл терминал. На экране ещё оставалась страница, которую он изучал ранее. Лу Чжао мельком взглянул — не форум, не новости. Но не успел вчитаться, Бай Ли уже закрыл окно и включил боевой симулятор:

— Хо Цунь с тобой был? Если напился, то мне точно повезло — в «Нижнем фронте» без него играть — сплошное удовольствие!

Он всё так же болтал, как обычно. Но Лу Чжао слышал — что-то не так.

Что-то в нём не отпускало. Что-то требовало ответа.

Он повернулся:

— Разве не собирались поговорить?

Бай Ли замер, руки зависли над клавиатурой:

— Так ты ж пил. Давай в другой раз...

Лу Чжао не мог — не в другой раз. Он знал: если опять отложат, то когда следующий случай?

— Сегодня, — сказал он.

Бай Ли уловил в его голосе ту самую упрямую твёрдость.

Сколько он знал Лу Чжао — впервые видел его после алкоголя. Сколько тот выпил — непонятно, но лицо у него было, как всегда, безмятежное. Только глаза... их затуманила влага, будто от пара — в них блестела тонкая плёнка, взгляд стал глубже, мягче, и при этом — тревожнее.

— Ладно-ладно, — Бай Ли сдался, жестом пригласил его садиться. — Ну, докладывай, товарищ офицер, какие приказы?

Лу Чжао сел рядом, но не сказал ни слова. Только смотрел на лицо Бай Ли.

— Что уставился, генерал? — пошутил тот. — Лицо у меня не новое.

Что он там искал? Лу Чжао и сам не знал.

Он только сейчас понял — у Бай Ли всегда одно и то же лицо, когда тот смотрит на него. Улыбка. Ровная, безупречная, почти театральная.

Это как маска — закрывает всё, что под ней. А под ней... под ней, может, и нет настоящего Бай Ли. Или есть — но не того, к кому Лу Чжао когда-то, казалось, добрался. Может, он и тогда заблуждался.

— Бай Ли, — наконец заговорил он. — Что тебе сказал Тан Сяо?

Прямо. Без прикрас. Бай Ли даже опешил.

Они оба всегда избегали лишних вопросов. Никогда не лезли друг к другу с выяснениями. Бай Ли не ожидал, что Лу Чжао спросит так в лоб.

Он усмехнулся:

— Да так, чушь всякую. Сынка своего хотел пристроить, просил мне помочь — ага, щас, только не хватало...

Он заговорил, сбивая с толку, специально уводя разговор в сторону. Много слов — мало смысла.

Но Лу Чжао не отступал:

— У меня был с Тан Кайюанем брачный договор.

Словно удар по натянутой плёнке — и всё вокруг посыпалось. Бай Ли онемел.

Они ведь вроде как оба понимали: есть вещи, о которых лучше не говорить. Всё и так ясно. Но Лу Чжао — если уж решился — пощады не даст. Ни себе, ни собеседнику.

Ответа не было. И это начинало раздражать.

— Всё уже расторгнуто, — Лу Чжао поспешно добавил, словно это имело значение. — Я едва его знал. Мы почти не встречались.

Он сам не осознавал, как сильно звучала в этих словах потребность быть понятым. Быть прощённым.

Бай Ли сидел, ошарашенный. Он ведь столько раз представлял себе, как это случится — когда Лу Чжао заговорит об этом. Как он сам себя поведёт.

Но никак не ожидал, что первым заговорит именно он. Что будет вот так — торопливо, сбивчиво, с объяснениями.

Лу Чжао боялся, что он обидится. Боялся настолько, что готов был защищаться до того, как нападут.

Он почти услышал, как где-то внутри него самой маленькой собачьей мордочкой залаял один-единственный отчаянный щенок.

— Правда, — Лу Чжао снова хотел говорить, но слов больше не было. Всё, что нужно, он уже сказал. Всё остальное — каша в голове. Одна мысль только была ясна: он не хочет, чтобы Бай Ли волновался. Не хочет, чтобы из-за этого между ними что-то испортилось.

Бай Ли не знал, пьян ли он, но язык Лу Чжао явно был под влиянием алкоголя — вертелся, как колесо на скользкой дороге, постоянно возвращаясь к одному и тому же.

— Я знаю, — мягко сказал Бай Ли. Всё раздражение, которое мучило его с утра, будто растворилось. — Я же тебе верю, генерал. Эти Тан — говно редкостное. Что бы ни сказали — всё мимо ушей.

Лу Чжао будто расслабился под его голос. Шевельнул губами, но замолчал. Через паузу выдавил:

— Почему ты не спросил?

Ты ведь всё понял, всё знал. Почему не подошёл и не задал мне этот чёртов вопрос?

Бай Ли решил, что тот всё ещё переживает. Пожал плечами, улыбнулся:

— Ну, теперь это не важно, правда? Всё уже в прошлом. Раз не хочешь говорить, я и не настаиваю.

Он вспомнил слова Тан Сяо, вспомнил выражение лица Лу Чжао после. Больно стало. Но он знал — не время. Ему хотелось, чтобы, по крайней мере, здесь, в этих четырёх стенах, Лу Чжао чувствовал себя спокойно. Хоть где-то.

Гром ударил снаружи — гулко, как пушечный выстрел. Пронёсся по стенам, отбился в ушах Лу Чжао. Всё внутри будто занемело.

Он вдруг заметил — с момента окончания его течки, он больше не чувствует шоколадного запаха феромонов Бай Ли. Тот снова подавил их. Сделал это тихо, без намёка. Словно вытер следы.

Бай Ли был такой — оставлял ему место. Всегда. Молчаливо, осторожно, умело. Умел утешить. Умел не задавать лишнего. Умел рассмешить, когда нужно.

И только одного не делал — не злился.

Даже когда узнал про тот брак — не сказал ни слова. Лу Чжао вернулся с запахом чужого алкоголя — ни слова. Он обернулся — там, как всегда, была улыбка.

Он дал Лу Чжао всё пространство. Все ответы. Все права.

И это... это доводило до белого каления.

У Лу Чжао пересохло в горле. Глаза полуприкрылись, голос стал хриплым:

— Ты не злишься?

— Обесцениваешь меня, что ли? — отмахнулся Бай Ли. — На что тут злиться?

Вот ведь умеет человек. Всё понял — и решил, что оно того не стоит.

Лу Чжао не мог этого понять.

Если так — тогда зачем он дважды жал по тормозам?

Его настроение за секунды менялось — от тревоги к облегчению, потом снова вниз — в болото недосказанности и раздражения. Он сам себя не узнавал.

Зачем он это начал? Зачем весь день об этом думал?

Посмотри на Бай Ли — он вообще не парится.

— Ты чего вдруг? — Бай Ли заметил, как тот резко поднялся. — Ты куда?

Лу Чжао остановился через шаг. Повернулся.

— Эй, цветочек, ты чего? Я что, не то сказал?

Уголки губ дрогнули. Тихо, но жёстко:

— Почему ты, чёрт тебя возьми, не злишься?

Даже Хань Мяо, толстокожий, как трос, — и тот бы разозлился. А ты? Почему ты нет?

Бай Ли остолбенел:

— Что... что ты хочешь этим сказать?

Лу Чжао чувствовал, как пьянеет по-настоящему. В висках стучало. Туман застилал разум. Он смотрел на лицо Бай Ли — и не мог забыть, что тот до сих пор не сказал ничего про «маленького журналиста», не рассказал, как на самом деле ушёл из армии, не объяснил, что там, чёрт подери, наговорил Тан Сяо.

Бай Ли и сам не до конца понимал, что за буря бушует в Лу Чжао, но нутром чувствовал: сейчас тот едва сдерживается, чтобы не врезать.

— Я правда не злюсь, — растерянно прошептал он. — А ты, по-моему, наоборот, весь на взводе...

И в следующий миг понял: Лу Чжао точно перебрал.

Тот навис над ним, прижав к спинке дивана. Рука упёрлась в спинку, тело нависло — слишком близко.

От него веяло алкоголем и сдерживаемой феромонной яростью — еле уловимый запах свежей травы. Даже без прямого прикосновения Бай Ли чувствовал себя пойманным, окружённым.

Дышал Лу Чжао горячо, с напором — прямо в лицо. Это было слишком близко.

В этом было всё: агрессия, ревность, требование контроля. Спустя долгую паузу Лу Чжао, словно сквозь зубы, прошептал:

— Ну, разозлись хоть немного. Покажи, как это.

Тёплый голос в этом расстоянии бил по нервам. Уши у Бай Ли вспыхнули. Вокруг ничего — только запах, только дыхание, только Лу Чжао.

Этот человек, когда пьян — пугающе опасен.

— Бай Ли... — в голосе Лу Чжао было столько боли и недоумения, — почему ты, мать твою, не злишься?

Он никогда не умел скрывать свои вопросы.

И спросил — так, что Бай Ли не осталось ничего, кроме как тихо сдаться.

В груди Бай Ли всё болезненно сжалось.

Этот человек, что нависал над ним с мутными от напряжения глазами, с голосом, полным надлома и гнева — не просто Лу Чжао. Это был тот самый Лу Чжао, которого он пытался уберечь, которого всегда берег. Раненый зверь, зарывающийся в угол, чтобы не показаться слабым. И чем больше тот бесился, тем яснее было: ему больно. Слишком больно, чтобы молчать.

Но Бай Ли не отстранился. Не стал спорить.

Он просто поднял голову и — впервые за весь вечер — тоже заговорил тихо, почти шёпотом:

— А что даст тебе моя злость?

Лу Чжао молчал. Плечи у него чуть дрогнули.

Бай Ли продолжал, глядя ему в глаза:

— Я не злюсь, потому что это — не самое главное. Зачем драться с прошлым? Ты здесь. Передо мной. И мне этого достаточно.

Его голос был тихим, но твёрдым. Без упрёка. Без осуждения.

Лу Чжао смотрел в эти глаза — и чувствовал, как будто проваливается. Как будто его обнажили до самой души — и не отвернулись.

Он вдруг понял, что всё это время хотел только одного — чтобы Бай Ли признал: ему было больно. Чтобы доказать себе, что то, что случилось, имело значение. Что это было важно не только ему одному.

Но Бай Ли — не злился. Не устраивал сцен. Не закатывал истерик.

Он просто смотрел — прямо, честно. И принимал.

И это ломало Лу Чжао куда сильнее, чем если бы тот разозлился.

Лу Чжао опустил руку. Вся ярость, вся напускная бравада, вся алкогольная отвага — рассыпались в прах.

Он сел обратно на диван, потерянный и опустошённый.

Бай Ли смотрел на него с жалостью и нежностью. Потом, немного подумав, протянул руку и тихонько коснулся его плеча.

— Устал, да? — спросил он мягко. — Пойдём, приляжем. Поговорим потом, когда ты проспишься.

Лу Чжао не ответил. Только едва кивнул.

Он позволил Бай Ли поднять себя. Позволил вести себя в спальню, как ребёнок, уставший после истерики. Позволил уложить, накрыть одеялом.

— Если завтра захочешь — поговорим, — тихо сказал Бай Ли, опускаясь рядом на кровать. — А если нет — тоже ничего страшного.

Лу Чжао сжал пальцы в кулак. Потом чуть приоткрыл глаза. В темноте свет из окна скользнул по лицу Бай Ли, осветив его профиль.

— Я правда... — начал он, запинаясь. — Я правда больше не хочу скрывать. Ни от тебя, ни от себя.

Голос дрожал, но он договорил:

— Если можно... если ты ещё не устал — дай мне шанс.

Тишина. Только дождь за окном. Только тихое, ровное дыхание Бай Ли рядом.

— У тебя всегда был шанс, — так же тихо ответил он. — Всегда.

Лу Чжао закрыл глаза. У него впервые за долгое время не болела голова. Не жгло в груди.

Бай Ли остался рядом. Не ушёл. Не отвернулся. Он просто был — как всегда. Словно якорь в шторме. Словно берег, к которому, наконец, добрался корабль.

И в этой тишине, под шум дождя, Лу Чжао уснул.

А Бай Ли долго ещё не мог сомкнуть глаз.

Он смотрел в потолок, слушал, как ровно дышит человек рядом, и думал:

«Может, я и правда слишком хорошо тебя знаю. Может, поэтому и не злюсь. А может... просто люблю по-другому».