Глава 9 Тени магии
— Ужас какой! — возмутилась Рене, всплеснув руками так, будто собиралась развеять этим жестом весь кошмар произошедшего. — Кто бы мог подумать! Он напал, потому что решил, будто у тебя магия? Святой Корбо, храни нас от дураков... Хорошо хоть жива осталась. Безумец, не иначе. С чего он вообще это взял?
— Не сказать, чтоб совсем без причины... — выдохнула я, поёживаясь от воспоминаний. До сих пор не верилось, что я нахожусь дома, а не в каком-нибудь тёмном переулке в обнимку с паникой. — Может, у меня и правда голова пошла кругом, может, просто измоталась... Да и сама по себе пересадка сердца — это уже безумие, согласись. Честно, мне всё ещё кажется, что эта ночь была сном.
— Но?.. — Рене подалась вперёд, как торговка на ярмарке, почуявшая, что кто-то рядом сказал «золото».
— Но... похоже, я и впрямь использовала магию. На операции. — Голос мой звучал неуверенно даже для самой себя.
Рене прищурилась и смерила меня взглядом, как будто я только что сообщила, что умею разговаривать с камнями и выхожу замуж за дракона.
— Не смотри ты так, я же не утверждаю, — поспешила я оправдаться. — Всё произошло... быстро. Смутно. Но тогда, когда я взяла иглу и приблизилась к сердцу шевалье, я отчётливо почувствовала — молния. И она стрельнула. Мгновение, но было. И в моменте я была уверена, что вышла она из моих рук. А теперь... всё перемешалось. Операция, нападение, магия... Всё как в дурном сне. Будто задремала где-то на лавке по пути в госпиталь, и приснилась мне небылица.
Я раскачивалась на старом скрипучем стуле, будто проверяла: выдержит ли бедолага весь груз моих тревог или рухнет подо мной, как моя уверенность в здравом уме происходящего. Ножки жалобно скрипели, но я не унималась — выливала из себя всё, что накипело за эту проклятую ночь: страх, изумление, паника, восторг и ведро ужаса. Рассказ тёк изо рта горной рекой в непогоду, а каждое воспоминание всплывало в голове, как утопленник — неожиданно. Рене слушала, а я... едва не поседела второй раз.
Мы сидели за столом у камина, погруженные в мягкий, как облако, аромат заваренной ромашки. Он медленно расплывался вокруг, успокаивая мысли и отгоняя тени напряжения. Повсюду раскинулись карты, разбросанные, словно кусочки сложной мозаики: леса, озёра, поля, горы... Этот лоскутный мир вызывал у меня стойкое ощущение головной боли.
Когда я вошла в гостинную, Рене уже вовсю корпела над этим бумажным безумием, хмурясь и бормоча что-то себе под нос. Выглядела так, будто собралась лично ступить во все неизведанные земли, не вставая со слула. Сколько су она отдала за этот балаган на столе, я предпочла не знать. Нервы мои мне дороже.
Левый бок начал припекать от жара камина. Ну вот зачем Рене развела огонь? Лето же! На дворе жарче, чем в кузнице в разгар дня. Дышать и так тяжело, а тут ещё эта добровольная жаровня. Хотя... стоп. Это же я сама попросила ромашку. Для успокоения. Для нервов.
Глаза приклеились к пляшущим языкам пламени. Они играли в свои огненные догонялки, переплетались и обтекали котелок. Весь мир замолк, и оставался только этот уютный момент: камин, тихий потрескивающий огонь, сестра, пар из чашки и старый портрет на стене. Вот оно, настоящее ощущение дома.
— Софи, ты сейчас серьёзно? — голос Рене стал вдруг совсем нешуточным, а в глазах вспыхнуло тревожное пламя. Такое у неё бывало разве что в двух случаях: если речь шла о потерянном кошельке... или о последнем пирожке, который оказался не в её желудке. — Магия у тебя, говоришь? С неба свалилась? Да если бы ты родилась с даром, родители бы ещё в детстве заметили. А тут — взрослая мадемуазель, и молнии из пальцев... Смахивает на бред пьяной знахарки, которой вместо настоя полыни налили пива. — Она прикусила губу — верный признак того, что в голове у неё заскрипел какой-то механизм. — Я не говорю, что не верю, но... может, ты перед этой своей операцией чего не того выпила?
— Выпила, — хмыкнула я. — Вместе с тобой, между прочим.
— Ага. Только я не припомню, чтобы у меня молнии в ладонях забегали. — Рене сложила руки на груди и выразительно на меня уставилась. — Так что объяснение, по-моему, нужно искать глубже.
— Я старалась, правда. Думала — ну испугалась, ну напридумывала себе в полусознании. Может, напряжение, усталость, может, просто крыша съехала, — я устало провела рукой по лицу. — Но чем больше вспоминаю, чем чаще проговариваю вслух... тем отчётливее вижу, как из пальцев вырвалась молния. И как она побежала по игле. Прямо к сердцу шевалье.
В груди сжалось.
— Я боюсь, Рене. Не знаю, что это было. Но хуже всего — что, если это снова повторится? А если разряд будет сильнее? И я не смогу его остановить?
Рене какое-то время вглядывалась в моё лицо, будто искала там следы безумия или хотя бы признаков остаточного здравомыслия. Потом вздохнула, как трактирщик перед визитом пьяного барда, и подалась ещё ближе.
— Ладно, для начала — не паникуй. Может, и правда воображение. Оно, не отрицай, у тебя бурное.
Что тут отрицать? Так оно и есть.
— А теперь вставай давай, — решительно заявила сестра.
— Что?
Я возмущённо приподняла брови.
— Вставай, говорю! — Рене за мгновение вскочила с места и, не дождавшись моего ответа, дернула меня за локоть, явно намереваясь поднять меня силой, если потребуется.
Сейчас я метала молнии исключительно глазами и в сторону сестры, да так, чтобы она поняла: не в том я настроении, чтобы выполнять её прихоти. А по её виду было ясно — пакость задумала, не иначе.
— Вставай, — протянула сестра, с силой стягивая меня со стула. Я поддалась. Физически Рене всегда была сильнее, ловчее и выносливее, что уж тут скрывать. — А теперь давай, стрельни молнией. Запусти! Подмигни! Что ты там сделала? В общем, что угодно!
Повисло молчание. Я смотрела на неё с таким выражением, что, наверное, в других обстоятельствах она бы подумала дважды, прежде чем что-то требовать.
— Что не так? Я же не на дракона тебя прошу идти с одним ножичком в руках. Пробуй! — с этими словами Рене чуть ли не подскочила в своем энтузиазме.
— Рене, я боюсь тебя ранить! — выдохнула я, отступая на шаг и вцепившись носом в воздух, будто он мог защитить меня изнутри от бурной инициативы.
— Ха! Смешная! — фыркнула сестра, закатив глаза так выразительно, что мне послышался их скрип по векам. — Во время операции, по твоим словам, ты еле пшикнула магией. А теперь, уставшая, как после трёхдневной рыбалки с тупым крючком и в дождь, рассчитываешь на магический фейерверк? Это если магия вообще была. А если была — не факт, что твоя. Так что давай, волшебница недоваренная, вперёд, удиви меня!
— Ладно! — не выдержала я, драматично взмахнув руками, будто собиралась окрестить молнией потолок. — Ты и мёртвого с того света достанешь! А меня тем более!
Рене радостно закивала, глаза её искрились любопытством, будто я пообещала вырастить из картошки того самого дракона, на которого меня не просили идти с ножом. С видом мученицы, которую вот-вот призовут на подвиг, я ушла в себя. Медленно вытянула руку вперёд. Постаралась сделать это с важностью и достоинством, чтобы подразнить сестру. Напряглась. Вдохнула. Выдохнула. Вспомнила тот миг в лечебнице, когда молния прошла по игле.
Я хозяйка грозы.
Я молния.
Ага, сейчас. Размечталась. Вместо силы пришла вялость — густая, липкая, как вчерашняя овсянка без мёда, да ещё и с привкусом полной и бесповоротной усталости. Внутри — пусто. Ни искорки, ни покалывания в пальцах, ни жалкого «пшик!». Мог бы хоть воздух для приличия задрожать. Но нет. Ничего. Только тишина в паре с треском костра в камине.
— Довольна? — рука устало опустилась.
Рене нахмурилась, но язык прикусила — а это уже настораживало. С таким лицом она обычно вспоминала, куда спрятала последний пирожок. Обошла меня с одной стороны, потом с другой, прищурилась, будто ищет, не светится ли где у меня та самая магия, или не вырос ли хвост. Потом сестра важно стала передо мной, скрестила руки на груди и посмотрела так, будто сейчас пропишет мне чашку святой воды и сеанс у оракула каждый второй день, чтобы всё прояснить.
— Попробуй так, — Рене выставила обе руки вперёд ладонями ко мне. Она слегка опустилась в коленях и призвала повторить жест. — Делай, говорю.
Ну, попытка не пытка. Я стала точно также, едва удержавшись от смешка — выглядели мы, как два жонглёра, впервые вышедшие на ярмарочную сцену, но забывшие взять с собой шары. Обе напряглись: я — в попытке выудить хоть искру молнии, она — в моральной поддержке, которую выражала лицом так усердно, что аж брови затряслись.
— Ты хоть правильным местом тужишься? — подозрительно прищурилась Рене.
— А каким, по-твоему, нужно? — изогнула я бровь, глядя на неё с лёгкой опаской. Вдруг она сейчас начнёт перечислять варианты.
Сестра смерила меня взглядом снизу вверх, будто собиралась найти на мне подсказку: «Магия хранится здесь».
— Ну, не знаю, вдруг она у тебя в пятках прячется, — философски пожала плечами сестра. — Или, чего доброго, в левом локте. Такое не угадаешь.
— Всем, чем могу, тужусь! — злостно прошипела я, но, несмотря на слова, всё-таки попыталась напрячься ещё сильнее. Рене скептически вскинула бровь, словно решала, стоит ли мне дать ещё шанс или клеймить «неудачницей» или «врушкой».
— Ты себе сейчас морщины заработаешь, а не молнию вызовешь, — насмешливо заметила сестра, и я в момент прекратила напрягаться, представив себя на десять лет старше. — Знаешь, Софи, может, тебе просто подождать непогоды? Подойти к молнии и, так сказать, на месте вдохновись?
— Очень смешно.
У меня появилось ощущение, что Рене пользовалась моментом и хотела угробить меня, чтобы отжать себе целиком общую комнату. А что, звучит как план. Как бы то ни было, постепенно наши серьёзные попытки вызвать магию превратились в шутовство. Мы без конца придумывали самые невероятные позы для колдовства в попытках создать молнию. Я и не подозревала, что мои пальцы могут так извиваться! Мы махали руками и ногами, ползали по полу и изображали странные магические ритуалы. Так точно не вызвать молнию! И неважно. Теперь мы соревновались в лучшем призыве и представляли, как другие маги на полном серьёзе исполняют эти "танцы".
— Слушай, мне вот что интересно, — озадаченно продолжила Рене, когда мы, наконец, сдались и обе рухнули на пол. И лучше не думать о том, что, вероятно, именно тут по ночам проложили свои маршруты мыши — от погреба на кухню и обратно. — А девушка, у которой забрали сердце... Кто она?
Я покосилась в щель между шкафчиками на полу, не уверенная, что и впрямь слышу шуршание. Опять моя фантазия или всё-таки правда мелкие пушистые паразиты взялись за дело? Может в ушах звенит от перенапряжени? Теперь мой взгляд переключился на грязь в углах — странные, скользкие сгустки пыли. Интересно, чья очередь убирать?
— Не знаю. Она выглядела молодой, примерно как мы, — я собралась с мыслями, пытаясь воссоздать образ. — Ноги... да и всё, что ниже пояса, жутко изуродовано. И цвет волос помню — рыженькая.
— Рыжая? А не Ружанна ли часом? — голос Рене был спокойным, но она повернулась на бок, подперев голову рукой, сосредотачиваясь на такой очевидной, но в то же время безумной связи.
— Понятия не имею. Никогда не видела вашу Ружанну.
Рене откинулась обратно на спину, расправив руки в стороны, и некоторое время лежала так, устремив взгляд в потолок. Чувствовала, как её мысли начинают двигаться с другой скоростью, развивая эту странную цепочку совпадений.
А вот в моей памяти почему-то всплывали детские годы, когда отец увлекал меня рассказами о морских обезьянах, крадущих всё, что плохо лежит, о сияющих огнях, освещающих небосвод, и о жестоких штормах, вырывающихся из ночных кошмаров. Тогда всё это казалось волшебным, романтичным.
Но взрослые глаза видят правду иначе. Там, за горизонтом, корабли не просто бороздят просторы — они ловят морских котиков и обезьян, потрошат их на мясо, шкуры, жир и отправляют в порты на продажу. Жестокая реальность, где сказкам места нет.
— Тебе не кажется, что если та ваша девушка и есть Ружанна..
— Я не знаю, она ли это была.
— Предположим, что это была Ружанна. Так вот, не кажется ли тебе, что исчезновения людей в таком случае выглядят подозрительно?
Рене замолчала, и лишь треск угасающего костра нарушал покой. Я не могла думать, не хотела. Взгляд устремился на длинную паутинку в углу потолка, которая, покачиваясь от ветра, пробирающегося сквозь щели в балках, убаюкивала меня и создавала туман в голове.
— Страннее, чем было до этого? К чему ты клонишь?
— Ну не знаю, — Рене пожала плечами. Я поняла это по шуршанию её рукавов о деревянный пол. — Ружанна исчезает, а потом вдруг оказывается участницей вашего эксперимента. И что-то мне подсказывает, что её согласие на участие там вряд ли спрашивали... — Рене была уверена, что попала в точку. Её голос чуть повысился, и в нём звучала тревога.
— Звучит как заговор, в который мне слабо верится.
— Подумай сама! — сестра привстала на локти и уставилась на шкафчики, а я занялась рассматриванием старых балок на потолке. Трещина, ещё одна. В следующую грозу стоит приготовить побольше тряпок. — Что если это не случайность? Маги стихий годами не показывались в Луарионе, а тут вдруг... сколько ты говорила? Четверо? И всё это ради шевалье Перро, который, как по воле случая, в разгар своей болезни приезжает на родину в Луарион и, конечно же, умирает? — Рене говорила быстро. Она явно ожидала, что мои мысли начнут виться вокруг её версии событий.
— Ты только не сболтни никому ничего лишнего, — буркнула я, ткнув сестру пальцем в бок для надёжности. Потом всё-таки поднялась из положения лёжа в положение сидя, дотянулась до кружки с остывшим ромашковым чаем — холодным он гадость, но зато нервы успокаивает. Поставив чашку на колени, уставилась в одну точку — на тот же шкаф, что и Рене, — и задумалась. Несчастные случаи во время фестиваля — для Луариона дело обычное, как мошкара над супом летом. Но в этот раз всё шло уж больно гладко, подозрительно складно, будто кто-то заранее чертил план и сверял каждый шаг. Хотя какое там «будто»... К операции ведь готовились, Леклер сам упоминал про мышей или крыс... выживало-то их сколько? Так чего бы и человека подходящего не припасти — с сердцем, при виде которого сам император помрёт от зависти?
Если на столе была Ружанна, то это совпадение из тех, что с размаху залезло в котёл наших мыслей, и принялось булькать там, как прокисшее зелье, и портить нам рассудок. А мы только и делали, что помешивали, помешивали, и каждый раз надеялись, что выварим наконец истину — но выходила одна пена.
В общем, подозрения разрослись до таких масштабов, что могли уже требовать себе собственную десятину и представительство в совете империи.
— Звучит зловеще, — передёрнулась я, ощущая, как по спине пробежал холодок, словно кто-то незримо провёл когтем. — Уверена, что хочешь продолжать это ковырять? А вдруг мы сейчас сдуру копнём не туда, и потом не понятно будет, чем отмахиваться от последствий — сковородкой или святой водой.
И всё же мы обсмоктали всё — каждую деталь этого вечера, перемыли косточки всем, до кого дотянулись наши шабашные языки: врачам, оракулам и магам, шевалье. Мы придумали несколько теорий заговора и сразу же сами их распутали. Какие самостоятельные! Затем дошли до конца света, а после, выдохнув, всё же вспомнили, что дочка цветочника могла пропасть из-за похитителя.
И вообще, я безумно устала! Голова гудела, как раскалённый котёл, и уже ни одна мысль не хотела туда помещаться. Не удивительно, что посыпались бредовые идеи. Тело — о, это вообще отдельная история. Оно и вовсе превратилось в орудие пыток: напряжение в мышцах стало невыносимым, с каждой секундой оно всё больше сковывало меня. Руки мелко дрожали: от чего? От того, что работала ими на операции? Или от страха, который новой волной сжал в своих объятиях от обсуждений с Рене? Икры ныли от непривычной пробежки. Да о чём бы я ни подумала — каждая часть тела тут же отзывалась напоминанием о безумном, насыщенном вечере и ночи. Даже пальцы на ногах начинали протестовать, стоило о них подумать. Ах, если бы кто-то мог снять это напряжение, как снимают тесную обувь после долгого дня.
И моя ромашка — которой, к слову, в чашке уже не осталось ни капли, — почти справилась со своей задачей: расслабила, умиротворила, натолкнула на философские размышления о бренности бытия. Почти. Потому что в следующий миг из нашей комнаты донёсся такой грохот, будто шкаф окончательно разочаровался в жизни и с обидой рухнул на бок. Повод у него был, его давно уже косило в сторону. Я тут же выпрямилась и уставилась на лестницу, сжимая чашку как оружие. А Рене? Ни один волос на её голове даже не колыхнулся. Сидит, как образец спокойствия на фестивале безумия. И вот тогда меня осенило.
— Рене... — протянула я, пытаясь привлечь внимание сестры. Голос едва удавалось держать ровным, но он всё же предательски подрагивал от злости. — Ты снова забыла закрыть окно, да?
Её взгляд — совершенно невинный. Вот же мелкая засранка! Опять?! В следующий раз на лбу тебе напишу: «Окно закрывать, если в комнате никого нет!» Ничему жизнь не учит.
— Может... забыла, — протянула она с таким безразличием, что это походило на насмешку. Мол, какая ерунда, даже внимания не стоит. Но мне-то не всё равно! Грязь от чаек — ладно, это ещё можно отмыть. Но когда эти наглые твари разрывают книги и свитки, которые я одалживаю у Леклера, и клюют мои драгоценные засушенные травы... Тут никакие нервы не выдержат!
— В который раз, Рене! — взорвалась я, вскочив так резко, что половицы под ногами застонали. Внутри всё закипело — злость, недовольство и эта бесконечная усталость от вечной беспечности сестры. Я направилась к лестнице, встукивая каблуками недовольство прямо в дерево. Чашку, правда, поставила на стол с такой осторожностью, что сама удивилась — жалко её. Подумала было схватить кочергу — а вдруг пригодится, чтобы этих чудных птиц прогнать? Но сдержалась. Есть риск влепить Рене разок в воспитательных целях. Легонько, но так, чтобы до её совести дошло.
— Ты ведь знаешь, чем всё закончится! Влетят, перевернут всё вверх дном, а мы потом целое утро будем бегать с тряпками наперевес! Поднимайся и выгоняй их, пока не начали вить гнездо в комнате! Или что у них там вместо гнезда? — рыкнула я.
Рене нехотя поднялась, как человек, которого разбудили на рассвете ради какого-то глупого дела — вроде чистки копыт у кур. Игнорируя все мои возмущения, что, разумеется, взбесило меня ещё больше, она в конце концов нагнала меня у лестницы. Мы уже почти добрались до комнаты, как вдруг снизу раздался резкий стук в дверь.
— Мама́! — радостно воскликнула сестра. — Она как раз вот-вот должна вернуться.
Уловив моё замешательство, Рене без малейшего стеснения заявила, что сама откроет дверь, и стремительно помчалась вниз, оставив мне всю заботу о пернатых. Вот же нахалка! Как ей это удаётся — постоянно сваливать работу на меня?
Оставшись одна со своим раздражением, я тяжело вздохнула и вошла в комнату, где царил полный покой. Окно распахнуто настежь, занавески лёгким дыханием ветра трепетали. А чайки... Если они и куролесили здесь, то уже с позором улетели и прибрались за собой. Почувствовали ауру приближающейся к ним угрозы в моём лице? Умные птицы!
Я подошла к злополучному окну и позволила ночному воздуху остудить мой пыл. Лёгкий ветерок приятно касался кожи, и я насладилась этим мгновением покоя. Звёзды сверкали над головой, а тихая ночь создавала иллюзию безмятежности. Мысли улетели далеко к морю.
В надежде увидеть мама́, я высунулась из окна и взглянула вниз. Каждый год она водит своих подопечных на фейерверки в вечер фестиваля Драконьей Песни. Она всегда выбирала для таких походов особое место, спрятанное за стенами города на возвышении горы, откуда открывается потрясающий вид на огни и бескрайнее море. Мама́ вообще не прочь где-то пошорхаться и поискать приключений на свою голову. Ха! Напоминает мне это кого-то. В общем, пока спустишься, разведёшь детей по домам, вот и ночь. Поэтому поздний её приход не стал для нас неожиданностью.
Но вместо уставшей от насыщенного дня женщины, у двери стояли двое хранителей. Их силуэты таились под чёрным и белым плащами, и лишь тусклый свет в коридоре обострял их мрачные контуры. Рене, не скрывая удивления и явно колебаясь, впустила их в дом.
Хранители вошли бесшумно, только их плащи слегка шуршали, а по деревянным половицам стучала обувь. Каждый шаг их был тяжёлым и уверенным, словно эти двое привыкли, чтобы их слушались.
Странно, что они здесь. Что им понадобилось в нашем доме, да ещё и в такое время? Нужно спуститься и разобраться. Может, похититель объявился снова, и хранители теперь патрулируют город? Собирают информацию о нём? А у меня есть что им рассказать! Я поспешно закрыла окно и задёрнула занавески.
— Тебя совсем не смущает, что за этим так называемым похитителем охотятся не жандармы, не стража, а именно хранители? — Раздался за моей спиной мужской голос, который в мгновение лишил меня возможности дышать.
Я обернулась. Высокий мужчина в чёрной одежде стоял прямо у двери, как будто вырос из самого воздуха. Его фигура была неестественно темной, и едва ли я могла разглядеть, где заканчивалась тень, и начинался он. А глаза... голубые. Те самые. Появились тут прямиком из глубин моих кошмаров. Этот человек не был одним из хранителей. Как он оказался в доме?
Сердце сжалось. Он медленно пошёл в мою сторону, растягивая в удовольствии мой нарастающий с каждым его шагом страх. Я стояла, как парализованная. Закричать не могла — слова будто прилипли к губам, а руки тряслись, как осенние листья перед первым морозом.
Сигануть в окно? Успею ли открыть его, прежде чем он подойдёт совсем близко? Там вроде ещё куст сорняков не вырвали...
— Только не натвори глупостей и выслушай, — выдохнул незнакомец, его голос звучал как треск ветки под ногами, резкий и внезапный, заставляющий насторожиться.
Я вцепилась в подоконник, сжалась, пытаясь не упасть в пропасть паники. Голова задела занавеску, и лунный свет прорезал тьму, отразившись на лице преследователя узкой полоской света. Глаза его стали ещё более бездонными, почти мистическими. Я словно погружалась в морскую бездну при свете луны — и шла ко дну, захлёбываясь.
Незнакомец резко ускорился. Я в панике развернулась, одёрнула злополучную ткань, потянулась к крючку окна. Но тут он схватил меня за плечо, резко оттянув от окна. Несколько мгновений, и занавески снова закрыли свет. Преследователь забрал мой шанс на спасение.
Дверь! Позвать на помощь!
Меня снова схватили, снова резко дёрнули назад, и я, не успев среагировать, плюхнулась на оконную тумбочку, приложившись головой к подоконнику. Рот снова заткнули, и перед глазами снова появились эти ненавистные голубые глаза. Снова слёзы. Словно я так и не выбралась из того переулка. Словно не сбежала от него.
— Просто выслушай, — твёрдо произнёс мужчина. Как будто у меня вообще был выбор. Если бы ещё сердце не колотилось в ушах, мешая слушать.