Глава 5 Вкус магии
Как выжить здесь? Среди этого многолюдного хаоса?
Внутри шумно и ярко. Полки переполнены расставленными по цветам зельями, пузырьками и баночками. В воздухе витает запах лаврового масла и пряностей. Витражи на окнах бросают причудливые цветные узоры на стены. Старик за прилавком яро предлагает товар, а покупатели активно обсуждают, какое зелье лучше.
Мы толкались, протискивались и иногда щипались, чтобы пробраться к полке с нужным нам зельем. В один момент мой живот, всё ещё недовольный утренними кексами, сделал вонючее коварство, тем самым расчистив нам путь к желаемому товару. Взяв две серебристые баночки, мы стремительно направились к торговцу.
Сбрасывать цену времени не было, так что карман мой похудел на три су, а душа налилась горькой жалостью к утраченному богатству. За эти деньги, между прочим, можно было неделю кормиться рыбой. Не самой свежей, но если засолить будет самое то.
Наконец-то я вынырнула из лавки, как карась из порванной сетки: вся помятая, но свободная, и тут же принялась отряхиваться — от людского шума, от чужих ладоней, налипших, как репей, и вообще от ощущения, будто меня только что перемесили в бочке с квашеной капустой, которую солили всем городом — ногами. Спустя мгновение из дверей, пыхтя и спотыкаясь о чью-то совесть, выбралась и Рене.
Увидев на площади Зельеваров свободную лавочку в теньке, мы всполошились, как кошки при виде открытого ящика — и, не теряя времени, рванули к ней. То ли сама госпожа Удача решила нам подыграть, то ли народ всё ещё предавался святому делу разорения собственных кошельков, но лавочка оказалась бесхозной.
Подойдя ближе, мы поняли, почему никто не рвётся к этому «злачному» месту — чайки уже выразили на ней всё, что думали о чём бы они не думали.
Рене брезгливо цокнула, достала из сумки какой-то подозрительный платок (кажется, он пережил эпидемию чумы ещё молодости нашей бабушки), и с выражением глубокой моральной жертвы начала отскребать «декор». Я же, по примеру предков, принесла с дороги горсть песка и с видом великого архимага, творящего очищающее заклинание в праздник волшебства, растёрла остатки следов пернатой любви к искусству. Минутой позже мы уже сидели, как настоящие победительницы, наслаждаясь видом на магическое пламя.
— Когда-нибудь я не побрезгую поймать чайку, общипать и сделать рагу! — бурчала Рене, как будто весь мир решил её обидеть. Она вытащила из кармана зелье, ради которого мы сегодня и терпели эту толпу. — Ну что, пробуем?
— Так сразу? — удивилась я, сдерживая смешок. Честно говоря, ожидала, что всё будет как-то... торжественнее.
— А чего ждать? Или нам с тобой ритуал посвящения нужно устроить? — Рене фыркнула и, не дождавшись ответа, поднесла флакончик ко рту. — Пей давай.
Зелье, волшебство, фестиваль... Всё вокруг словно кричало, что вот-вот случится какое-то чудо. Но жгучий след сомнения, как осадок на дне чашки, продолжал клокотать внутри, мешая мне по-настоящему почувствовать всю магию момента. Может, это из-за того, что я только что потратила недельный заработок на какую-то ерунду, которая в итоге вполне может и разочаровать? Это ведь моё первое зелье в жизни! Я-то понятия не имею, что должно произойти и чего ждать от этого пузырька. Где гарантия, что нас не обманули? И кто вообще сказал, что магия — это всегда нечто хорошее?
Прозрачный пузырёк с металлической окантовкой содержал сверкающую серебристую жидкость, которая медленно перекатывалась внутри и играла бликами на поверхности.
Нежные ноты цитрусов и свежести, которыми тянуло от склянки Рене, заставили меня немного расслабиться, и я решилась — смело открутила крышку своего флакона. И как только аромат свежести смешался с резким запахом, чуть металлическим, словно вот-вот начнётся дождь, мои ноздри тут же забили тревогу. Что-то в этом запахе было не так. Он немного раздражал, но в то же время порождал странное ощущение, будто вот-вот что-то должно произойти, измениться.
Вкус оказался тяжёлым, как воздух перед грозой: земля и небо в напряжении, готовые разорваться в любую секунду. Весь мир затаился в ожидании удара. Всё уже знает — с минуты на минуту загремит гром, и начнётся ливень.
Ощущение, правда, было странным. Стоило ли оно своих денег? Конечно, нет!
— Рене, отруби мне руки, если я хоть раз снова поддамся этой магической атмосфере фестиваля Драконьей Песни и потрачу деньги на такую бессмысленную ерунду.
— Не понравилось? — удивлённо подняла она брови, взмахнув руками. — Что почувствовала? — Сестра расплывалась в улыбке, как будто только что съела плитку шоколада, привезённого отцом из дальних странствий. В детстве он часто нас баловал такими сладостями.
— Напряжение. И это совсем не то чувство, которое ассоциируется с радостью и вдохновением.
— Странно, мне как раз кажется, что я ощущаю полную свободу! — Её глаза засияли, и она вздохнула, будто вкусила чего-то невероятного. — Это прекрасно! Как если бы я стояла в центре цитрусового сада на склоне горы, и передо мной открылся весь мир.
— Свобода, говоришь? — я покосилась на Рене с таким видом, будто она только что заявила, что собирается стать рыцарем. Правда, как раз таки такому повороту событий я бы не удивилась. — Сложно даже представить свободу, когда за спиной куча долгов!
Рене лишь рассмеялась, не внимая моим упрёкам, и раскинулась на лавке, как будто всю жизнь тут сидела. Словно все эти фокусы с зельем — это мелочи, которые можно оставить за спиной, а впереди только наслаждение каждым вдохом.
— Не будь такой серьёзной, — фыркнула она, — иногда нужно просто отпустить всё. Жизнь не должна быть только долгами и тревогами. Иногда нужно позволить себе немного магии.
Я лишь мрачно посмотрела на неё. Может быть, она и права — порой магия действительно в том, чтобы просто позволить себе быть. Потраченных монет только жалко.
— Луи стал таким галантным, — перевела я разговор, чтобы не утонуть в тяжёлых мыслях о смысле жизни, подмигнув Рене. — Манеры у него теперь безупречные! «Моя дорогая», «любовь моя» — звучит как рыцарь! Ты всё ещё не передумала насчёт него?
— Много ты знаешь о рыцарях... — буркнула сестра. Разговоры о Луи стали у нас почти как обсуждение погоды: я защищала его, уважая многолетнюю преданность, а она всё отмахивалась от моих слов, как от назойливой мухи. Оставалось только подшучивать над ней, пока она не сдастся.
— Прекрати! Сваха из тебя никудышная!
— Я всего лишь хочу помочь тебе устроить личную жизнь! — с обидой воскликнула я. Вот так всегда: стараешься, заботишься о сестре, а она...
— Свою сначала устрой, — спокойно ответила она.
Вопросов больше не имею.
— Луи, милый, это бесспорно. Но это всё равно что рассматривать брата в мужья, — немного поостыв, пояснила Рене, как будто оправдываясь перед собой за невозможность ответить ему взаимностью. Я шутила, конечно, но прекрасно понимала, что она чувствует к своему товарищу.
— А что насчёт Олива и Матье?
— Ну хватит! Ты что, собираешься всех мужчин в моём окружении перебирать? Так вот, разочарую тебя, сестричка: делать это будешь до самой старости. Что ни соревнования, то новый кавалер.
— Конечно, ведь нормальные девушки не особо жалуют пробежки по лесам, болотам, горам, подземным туннелям, с волшебными препятствиями и ночёвками у костра, где с одной стороны — мужчины, а с другой — дикие звери, которые отличаются от них разве что отсутствием ума и сообразительности.
— Ты хотела сказать «присутствием ума и сообразительности». Не обижай животных.
— Ну я серьёзно, — растянула я, зная, что несмотря на странный юмор, и Матье, и Олив, и даже Луи были вполне толковыми ребятами.
— Софи, я хочу быть собой. Носиться в грязи, прыгать туда-сюда, не подставлять свои пятые точки под удар и развлекаться у костра, соревнуясь, кто громче рыгнёт или кто последний доест, тот и завтрак готовит: мне это нравится. Единственное, к чему я никогда не привыкну, так это к обсуждению "пацанских" тем. — Рене показательно выделила последние два слова, закатывая глаза.
Я вопросительно приподняла бровь и упёрлась локтем в спинку лавочки, жестом приглашая сестру продолжить рассказ. Рене погрузилась в воспоминания.
— Например... Почему муха не падает, когда сидит на потолке? Или как растения понимают, когда им нужно расти? А, ну или вот моё любимое: как улитки передвигаются так медленно и не сбиваются с пути?
— Твой комментарий про интеллект животных теперь кажется мне весьма уместным, — хихикнула я.
— Вот так и сядут вокруг улитки, начнут её изучать, — Рене поднялась с лавочки и, насмешливо скрючившись, опустилась на корточки. — Нам в спину — облако забвения, а они сидят и палкой в бедное создание тыкают, приговаривая: «Ты хоть помнишь, куда шла?» или «Может, тебе помочь?» Улитке! В лесу! И что ты думаешь? В конце концов, подняли её, а потом с таким видом, будто спасли мир, сломя головы удирали от этого самого облака.
Сделав пару размашистых взмахов руками — как шаман на ярмарке, пытающийся вызвать дух возмущения и хронической несправедливости, — Рене с обиженным всхлипом бухнулась обратно на лавку. Причём с таким выражением лица, будто лавка ей лично нагрубила.
— И я им, значит, ору: ноги в руки — и бегом! А им хоть бы что! Упрямые, как деревенские ослы на мокрой дороге!
— Ты, прости, конечно, но как послушаю тебя, всё в толк взять не могу: как на эти соревнования можно добровольно переться?! — Я уставилась на Рене так, будто она заявила, что намерена вышивать крестиком по живому вепрю. Причём на скаку.
— Ты забыла, какое это зрелище? — пробурчала она, потягиваясь, как кошка на солнышке после обеда. — Ух, дух захватывает! Вся империя наблюдает за тобой, даже у самых суровых бородачей слезинка пробегает в момент напряжения. А ты меня знаешь, мне к тому же и задачку посложнее подавай, вызов, чтобы испытать себя! Только и делаю, что сижу и думаю: "Вот не справлюсь, точно не справлюсь!" А потом — хоп! — и не сдохла. Приятно, знаешь ли.
— Спасибо ещё, что не только целая осталась, но и с полным набором зубов, — пробормотала я, прикидывая, сколько раз сестра возвращалась с синяками, словно её кто-то любовно перекатывал по булыжникам.
— Ну мы ж не цветочки там нюхаем! Следующие, между прочим, будут здесь, в Драконьих горах. Магия там разгуливает, как пиво в таверне — в каждую щель затекает. Земля меняется чаще, чем у барда настроение на фестивале Драконьей песни. И напомню, что нам запрещено там пользоваться магией! Никаких зелий и магов в команде, — она выдержала паузу для пущей важности. — Правила есть правила.
— Я нисколько не сомневаюсь в твоих навыках. Просто это праздник боли и синяков какой-то, — хмыкнула я. — По мне, так эти ваши соревнования Ори — это узаконенное издевательство над простыми смертными. Маги используют свою силу и создают условия для выживания тем, кто такой силой не обладает. И народ потешается.
— Не скажи, — отмахнулась сестра, закатывая глаза с таким видом, будто я только что усомнилась в полезности хлеба. — Добровольное дело. Никто никого за шкирку не тащит. А награда там такая, что и воры бы призадумались — может, и правда лучше пару скал перелезть, чем на дыбе болтаться. А что мои денежки потом утекают в бездонную яму под названием «папенькины долги», так это уж, извини, семейная особенность. Не соревнования ж виноваты, что у нас отец — как дуршлаг: сколько ни наполняй, всё мимо кармана.
— А помнишь, — она хихикнула, сверкая глазами, — как в прошлом году у меня мост из-под ног испарился?
Я поморщилась. Да, помню. Помню, как от ужаса Рене вцепилась в ближайшее дерево, благо она так удачно росло на обрыве. И то поскрипывало, будто тоже нервничало. А моя душа ныла вместе с этим деревом за безопасность сестры.
— А тот лесной дух, что за вами увязался? — теперь уже напомнила я. — Всё плакал, что триста лет как влюблён. Жалобно так, аж Луи чуть не прослезился.
— Понимал бедолагу, как никто другой, — усмехнулась Рене, закручивая прядь волос на палец. — Хорошо ещё, что тот дух — иллюзией оказалась, а то сидели бы мы на том пне до скончания времён, слушая, как они друг другу душу выворачивают. Один страдает триста лет, второй — с нашей встречи.
— Софи! Софи-и! — раздался отчаянный вопль, словно петуха ощипывали живьём. — Вас ищут! Срочно!
— Только не говори, что опять кто-то блевотного зелья наглотался, — проворчала я, с прищуром высматривая мальчишку, который частенько бегал у нас в госпиталь с вестями.
— Или кто-то всё таки не смог обратно из птицы в человека превратиться, — добавила Рене, зевая.
— Ну тебя!
Лицо маленького гонца пылало красными пятнами, а волосы, как у заплутавшего в буре лиса, торчали в разные стороны.
— Мадемуазель Софи! Там... он... — Мальчишка запнулся, будто слова от страха застряли у него в горле. Вместо фраз у него получались только рыдания, всхлипы и какие-то невнятные звуки.
— Ага, ясно. Или гоблин рожает, или кто-то на заговоренный пирог сел, — протянула Рене, лишь слегка повернув голову в сторону мальчишки. — Ну выкладывай уже, не томи.
— Рене! — я возмущённо дернула сестру за рукав.
— Доктор Леклер страшно зол! — вскрикнул мальчишка, тряся голову, словно пытаясь через уши выбросить все лишние мысли.
— И чего ж он так взбеленился-то? — попыталась помочь ему добраться до сути, хоть и чувствовала, что новость будет, мягко говоря, не из приятных.
— Неужто опять кто старику Киприану вместо снадобья от кашля подлил отвар от запора? — зевнула Рене, прищурившись, будто речь шла не о медицинской трагедии года, а о погоде в ближайшем лесу.
Я тяжело вздохнула и вновь ткнула сестру локтем под рёбра. Не то чтобы история с несчастным Киприаном была государственной тайной, но вслух над ней хихикать при свидетелях... ну, не самый благородный поступок.
— Леклер злится? — я нахмурилась. — Он же в лучшем случае хмурится, как будто лимон съел и не понравилось. А тут — зол? И впрямь, что же случилось? — я опустилась на корточки перед мальчиком, положив руку ему на плечо и вглядываясь в его запыхавшееся, пунцово-красное лицо.
— Не знаю точно... — прохрипел он, хватая ртом воздух. — Но велено передать, чтоб ты пришла немедленно! Очень немедленно! Прямо сейчас!
— Вот ведь, — пробормотала я, поднимаясь, — а так хорошо отдыхали. Вот и где я госпожу Удачу обидела?
— Вероятно, в прошлой жизни, — мрачно предположила Рене, наблюдая за мной так, словно надеялась: сейчас я грохнусь в обморок, и вопрос моего ухода на работу решится сам собой, без суеты и лишних движений.
— Эх, ладно, — вздохнула я, с трудом поднимаясь с заботливо вычищенной лавки и кивая мальчишке: — Веди, вестник бедствий.
Тот и ждать не стал — подпрыгнул, как ошпаренный, и понёсся вперёд так, будто за ним уже гонится стая голодных вурдалаков. Лёгкий шлейф пыли, паники и чёткое ощущение, что день пошёл наперекосяк, вились за ним.
Я же спешить не стала — не охота нестись сломя голову в неизвестность. Подождала, пока сестра встанет, и крепко её обняла на прощанье.
— Ай! — взвизгнула Рене и потёрла плечо. — Ты чего колешься? Или под корсет злобы напихала?
— Это моё негодование прёт наружу, — пробормотала я, понимая, что тело действительно напряженно. Повод был, что тут скажешь. — Чем займёшься?
— Пожалуй, пройдусь по лавкам, подумаю, на что бы ещё растратить последние гроши. Может, куплю пирожок. Или фальшивую бороду.
— Не увлекайся, — наставительно произнесла я, вновь обняв её, но на этот раз чуть бережнее. — И если увидишь кого-то, кто торгует зельями иллюзий — обойди стороной.
— Как скажешь, старшая и разумная, — усмехнулась она. — А если по пути до госпиталя наткнёшься на лавку с неприятностями, ты уж прихвати мне парочку. А то скучно.
Вот ведь, родная душа.
Мы разошлись. Рене направилась к очередной глупости, я — к очередной беде. Мальчишка скакал впереди, а я шагала следом, стараясь не отставать и не споткнуться о собственные тревожные мысли.
Что там стряслось такое, что Леклер, человек хладнокровный, как вершины Драконьих гор, вдруг закипел? Кто-то, небось, упал с драконьего чучела? Или опять особо смелые и глупые приняли эликсир храбрости вперемешку с настойкой левитации и полезли на крышу? Чего только на фестивали Драконьей Песни я не повидала. Всё самое безумное стекается в госпиталь. А может... о Святой Корбо, может, это я в чём-то виновата? Хотя за три года работы я не припомню ни одного случая, чтобы Леклер орал. Он максимум может показательно вздохнуть.
Короче, я морально готовилась ко всему. Почти ко всему.
Но вот к ЭТОМУ — точно не была.
Что за... Я же пришла в госпиталь, а не в гробницу! Где все? Где вопли? Где сломанные конечности и проклятия в адрес пирожков с мясом? Где отравления, ожоги, и дополнительные наросты на телах? Где этот бесконечный поток стонущих и израненных?
А тут... тишина. Такая, что хочется проверить, дышишь ли ты сам. Столы пустые, койки заправлены, склянки с лекарствами полные — и ни одной живой души.
— Это что, шутка? — прошептала я, начиная подозревать, что либо я сплю, либо меня забыли позвать на массовое бегство.