Глава 3 Святой Корбо
Жёлтые флаги империи Тринитэ развевались на ветру, создавая иллюзию танца огненных языков и сливаясь с ослепительным светом солнца. Красные шатры притягивали взгляды товарами со всех концов империи.
Всего три здания — каких-то три здания! — и мы бы добрались до площади Зельеваров, где наверняка можно было найти что-нибудь волшебное и любопытное. Но нет. Мир, кажется, решил проверить нас на выдержку.
То лавки с украшениями манили блеском камней, будто обещая, что именно этот кулон принесёт счастье (ага, как же). То шёлковые платки сами собой завязывались у нас на шеях, пока мы вертели их в руках. То ароматы пряных морепродуктов, свежего травяного чая и горячих пирогов с водорослями ловили нас прямо за желудки.
И, конечно, вездесущие торговцы! Они радостно выскакивали отовсюду, нахваливали свой безупречный товар и норовили что-нибудь впихнуть. О, настанет день, когда я научусь жёстко отмахиваться от них. Но это будет не сегодня. Сегодня моё вежливое «не нужно, не стоит» растягивалось настолько, что за это время мы бы успели трижды дойти до площади и обратно.
По скорости передвижения нас уже обгоняли улитки. С завязанными глазами. И сломанной ногой. Это при том, что ног у них нет!
— Прочь, мерзкая птица! — раздался отчаянный вопль.
Мы обернулись. На причале старый рыбак, размахивая руками, плясал странный ритуальный танец — видимо, для изгнания морских демонов. Или, что вероятнее, для отпугивания пернатых.
— Кыш! Кыш, кому сказал?! Прочь, клюванище!
Рене прищурилась, прищурилась ещё сильнее, но всё равно ничего не поняла.
— Это он с кем так нежно беседует?
— С твоей совестью, — хмыкнула я.
— Тогда понятно, почему так орёт.
Рыбак метался вокруг прилавка, размахивая руками, как будто пытался задушить невидимого осьминога.
Рене, не долго думая, схватила меня за руку и потащила к центру событий. Ну да, пройти мимо? Смешно. Вляпаться в очередную историю, по консистенции и запаху напоминающую пережёванные ранее кексы? Легко!
Я даже не пыталась сопротивляться. Бессмысленно. Да и самой любопытно.
Причина шума обнаружилась быстро — над рыбным товаром нагло кружил огромный чёрный ворон и орал так, будто его вот-вот попросят оплатить налоги.
— Похоже, у кого-то проблемы, — пробормотала я, наблюдая за этим танцем.
— У рыбака или у ворона? — уточнила Рене.
Но я её уже не слушала и шагнула вперёд, настроенная на геройские свершения.
— Ты что, забыла, как он впарил нам корзину тухлой рыбы? — Рене мягко, но решительно остановила меня. — А ведь уверял, что товар наивысшего сорта, свежий — ого-го!
С этими словами она развела руками в точности, как делал сам рыбак, когда пытался нам всучить эту вонючую «наивысшую свежесть».
— Так что, — продолжила она, сложив руки на груди, — помогать ему? Не горю желанием.
И ведь как-то даже логично...
Рыбак надрывался в крике, а ворон вёл свою священную войну. Пикировал прямо перед носом у торговца, хватал когтями рыбу, взмывал в воздух и с царским видом скидывал добычу за каменную ограду — прямиком в море.
— Да чтоб тебя, пернатая зараза! — надрывался рыбак, беспомощно размахивая руками.
Рене присвистнула:
— Вот это я понимаю — пиратский грабёж средь бела дня.
Лицо старика сделалось красным, как варёное мясо, и выплеснуло весь его гнев наружу. Толпа начала собираться вокруг, привлечённая представлением. Женщины в ярких платках и мужчины в лёгких туниках смеялись, переговаривались и наблюдали за происходящим. Никто и не думал вмешиваться. Мы с Рене точно не единственные, кто имел счёты с этим рыбаком.
— Так тебе и надо! — внезапно выпалила какая-то бойкая старушка, довольно потирая руки. — Нечего тухлятину продавать!
Толпа подхватила настроение, загудела, будто улей.
— Ага! Рыба у него давно душу богам отдала! — возмутился мужчина, развернул свёрток, и... Я едва не выдала всё содержимое желудка обратно миру. Что хуже — наши недавние кексы или этот трупный аромат? От первых меня подташнивало, но не так быстро!
— Даже птицы не могут с этим смириться! — кто-то трагично всплеснул руками. — Грабёж средь бела дня!
И, судя по всему, ворон был полностью согласен. Его сверкающие глаза жадно изучали прилавок в поисках новой добычи.
Дети, носившиеся вокруг и дразнившие рыбака, словно тот был не просто торговцем, а главным злодеем какого-то уличного спектакля, лишь подлили масла в огонь старика. Всё, конечно, без злого умысла — просто ради веселья. Малыши с азартом каркали, размахивали руками, изображая крылья, и метались среди зевак, как настоящие вороны. Ну а чем ещё можно заняться на фестивале, если родительский строгий взгляд не позволяет таскать сладости с прилавков?
Рыбак, судя по лицу, уже мысленно расправился с пернатым негодяем раз десять, а то и двадцать, но реальность безжалостно рушила его мечты. Толпа хохотала, детишки подпрыгивали от восторга, а ворон явно наслаждался шоу, в котором сам играл главную роль.
— Ах ты, летающий мерзавец! — старик с воплем схватил палку и перешёл в атаку.
Ну, теоретически — в атаку. Практически же он устроил что-то среднее между пляской шамана и отчаянными попытками сбить назойливую муху. Ворон грациозно уворачивался, ловко хватая старика за рубаху, дергая за штанину, а затем, когда тот уже окончательно вышел из себя, отвесил ему легонький, но весьма эффектный удар клювом по макушке.
Я взвизгнула, прикрыв рот руками. С одной стороны, вороньи тычки — удовольствие сомнительное, даже если пернатый проявит нежность. С другой... Да чтоб мне всю жизнь питаться только теми кексами, если это не самое смешное зрелище за день!
— Посмотрите на него! — вскрикнула женщина с ребёнком и указала пальцем на нелепо метающегося рыбака. — Сам Святой Корбо наказывает тебя.
— Убирайтесь! Все убирайтесь! — старик кричал так, будто только что спас город от нападения драконов. — Мой улов — лучшее, что вы можете найти!
Я мельком осмотрела ряды залежавшегося товара на прилавке: рыба с пятнами, некрасиво свернувшаяся, покрытая слоем неприятного налёта. Удивительно, откуда в этом человеке столько уверенности? Вот бывают люди, совершенно ничего собой не представляющие, но возомнившие себя важной персоной на рынке. Не то он мастер лжи и торговли, способный успешно продать пустую банку, уверяя что в ней хранится душа, не то просто полный дурак, который умудрился не развалить своё дело только благодаря несокрушимой уверенности и везению.
— Ах, мои милые мадемуазели! — голос, мягкий, словно сахарный сироп, прокатился по воздуху, заставив меня вздрогнуть. Мы обе тут же узнали этот приторно-сладкий тон. — Как же приятно встретить вас в такой бурный день на этой набережной, полной чудес и курьёзов.
Луи, как всегда, не мог не найти Рене взглядом. С улыбкой, растягивающейся на всё его лицо, он подошёл к ней и с важным видом протянул маленький букетик гераней, который, похоже, был так же тщательно подобран, как и его слова.
— Моя дорогая, позвольте преподнести вам этот скромный дар, достойный лишь подчеркнуть ту безупречную красоту, что озаряет нас сегодня.
Рене привычно приняла цветы с таким равнодушным видом, будто Луи вручил ей не букет, а пучок свежесорванной травы. С тех пор, как их дороги пересеклись, он с неизменным упорством осыпал её милыми, но, по мнению сестры, совершенно незначительными знаками внимания. Хотя на её месте я бы уже пересмотрела отношение к Луи.
Перед нами стоял не тот неуклюжий юнец, который некогда плёлся за друзьями, надеясь не отстать, а высокий, подтянутый молодой человек с пронизывающим взглядом и шелковистыми волосами цвета подсолнуха. С каждым годом его манеры становились всё более отточенными, и это нельзя было не заметить.
— Как чудесно! — Луи сделал лёгкий жест рукой, будто дирижировал невидимым оркестром. — Посреди хаоса, запахов и сомнительных криков мне посчастливилось встретить двух прекраснейших дам! О, Рене, я, конечно, знал, что судьба любит сюрпризы, но чтобы такие?
Он посмотрел на нас с такой изысканностью, что я едва сдержала смех. Луи всегда умудрялся сделать даже самые простые вещи — вроде встречи на ярмарке — подобием маленькой театральной сцены.
Интересно, где он этого понабрался? Полагаю, что дома? Выглядел он всегда, словно наследник знатного рода. Одежда простая, но ткань — явно не дешевка: шелк, который, кажется, сам по себе излучает некую благородную сдержанность. А эта лента, что аккуратно держит его волосы в низком хвосте, словно намекает на изысканные вкус. Мы пару раз видели, как Луи и впрямь возвращался в сторону Голубых Крыш после встреч с нами, и в голове тут же возникала масса вопросов. Интересно ли мне знать правду? О, да! Я бы, наверное, уже выудила из него все возможные подробности, будь на месте Рене. Но нет, сестра остаётся стойкой как скала, упрямо хранящей дистанцию и с уважением относящейся к решению товарища не говорить о семье. Судя по всему, у Луи есть свои причины скрывать своё происхождение.
— Как видно, природа творит свои законы, и справедливость всегда находит свой путь, не так ли, любовь моя? — произнёс Луи, и я почувствовала, как его слова окутывают меня облаком старинного благородного шика, где усы важнее разума, а манеры — важнее всего остального. Уж не знаю, какого бога благодарить, но, к счастью, Луи пока не обзавёлся этими самыми усами и не решил, что ум — это для бедных. Пусть так и будет дальше.
Его взгляд скользнул по бурной сцене в лавке, где старик всё ещё сражался с вороном, как будто тот ему что-то должен. В общем-то, так и есть. Оценив ситуацию, Луи вернулся к Рене, не заметив, как рядом с нами появился ещё кто-то. Подошедший парень явно не оценил, что его проигнорировали, и кашлянул так, будто это должно было вызвать бурю восторга.
— Надо было оставить его тонуть, — еле слышно произнесла Рене, как будто случайно напомнив нам о своём первом знакомстве с Луи. И это при том, что он всё ещё стоял рядом. Впрочем, его, похоже, не сильно тронуло высказывание сестры. В их компании все привыкли говорить прямо, без обиняков, как будто не стеснялись друг друга ни на йоту. Были такие моменты, что я могла бы поспорить: Рене — не столько девочка, сколько пацан в теле девочки.
— Должен признать, что твой поступок тогда был настоящим актом смелости и безрассудства, когда ты вытащила Луи из воды, — произнёс Матье, устав наконец ждать, когда на него обратят внимание, и с пафосом обрушился на нас, как герой трагедии. — Это так очевидно, что его лояльность и преданность — прямой результат твоего благородного поступка. И, следовательно, его благосклонность — хорошая основа для развития ваших отношений... — он сделал паузу, явно рассчитывая на аплодисменты..
— Матье, если ты прямо сейчас не заткнёшься, я за себя не ручаюсь! — с раздражением размахивала цветами Рене, угрожая начать драку. Это выглядело комично, так как парень на голову был выше неё. Благо Матье достаточно благоразумен, чтобы не накалять обстановку дальше. Ведь обезьянка Рене могла устроить битву грандиозного масштаба и остаться победителем. Я это точно знала!
«КАР-КАР!» — раздался резкий, басовитый, а главное, человеческий голос, эхом раскатившийся по набережной. Зеваки замерли, их молчание стало таким же неловким, как если бы они только что услышали кактус, который решает затеять наставления по философии. Рене с широко раскрытыми глазами посмотрела на меня и, наконец, пробормотала:
— Вы тоже это услышали?
— Массовые слуховые галлюцинации? — удивленно огляделась я вокруг. Ну, всякое в жизни бывает, да?
Что тут странного? Да это было не просто карканье ворона, а человеческое «кар!» — прям как будто кто-то взял и перекроил свой голос на птичий, пытаясь изобразить её, но в итоге вышло что-то между карканьем и мужским кашлем.
И тут птица, получив вдохновение от полного внимания к себе, возобновила карканье, но в насмешливом тоне, «передразнивая» рыбака. Каждый крик сопровождался смехом, столь человечным и пугающим, будто и впрямь сам дьявол из преисподней появился и в птицу вселился.
Шокированную толпу вывело из транса сдержанное хихиканье Матье и Луи. В полной тишине мы чётко слышали каждый их смешок.
— Позвольте представить вашему вниманию, дорогие мадемуазели, ворон по имени Олив! Защитник всех праведных и бедных! — произнёс Луи шёпотом, так, будто это был не просто ворон, а сам рыцарь на белом коне. Он вальяжно развёл руками, как если бы сам был не меньше, чем покровитель этих пернатых.
Рене с выражением полного недоумения уставилась на птицу.
— Ты можешь нормально объяснить, что здесь происходит и при чём здесь Олив?
Но ответом на вопрос Рене стало нечто совершенно невообразимое. Вокруг ворона, словно по волшебству, закружился густой дым. Не просто дым, а такой, что глаза начали слезиться, а нос зудеть, как после часа бега в пыльной деревне. И вот, с громким хлопком, как в лучших выступлениях фокусников, дым развеялся, а на месте птицы стоял тот самый Олив. Тёмные волосы, хитрый взгляд — как ни крути, любимчик публики. Кажется, он был готов получать овации, но нет! Олив споткнулся о пустую корзину, и с громким шмяканием рухнул на прилавок, прямиком в тухлую рыбу. И тут вместо оваций последовал лишь хохот толпы, но его это абсолютно не смутило. Напротив, он и сам не удержался и начал смеяться, совершенно не стесняясь. Очевидно, для него эффект внезапного появления — это как хороший завтрак: сытно и с удовольствием.
— Ах ты, мальчишка! — рыбак тяжело дышал от ярости. — Всем вам, негодникам, только пакостить! За весь мой товар заплатишь! И сверху доложишь!
Олив спрыгнул с прилавка с грацией картошки, а затем ловко начал бегать между прилавками, точно зная, как довести старика до белого каления. Разъярённый рыбак с палкой в руках прыгал за ним, как какой-то страус на вечерней пробежке, отчаянно пытаясь не запутаться в собственных ногах. А когда его дыхание стало напоминать доску старой прачки, которая активно трёт бельё, Олив, не обращая внимания на пыхтение старика, взял и насадил ему на голову одну из пустых корзин. И, как подарок от судьбы, из неё так приятно понесло тухлятиной, что сам воздух, кажется, стал морщиться.
Рыбак, загнанный в угол, из последних сил закричал на всю ярмарку:
— Стража! Стража! Помогите! Поглядите, что творится! Грабят средь бела дня! Издеваются над стариком!
Как только охрана заметила шум у лавки, лица ребят сразу изменились — будто они поняли, что забыли на ночь запереть клетку с курами. В мгновение ока они бросились в сторону площади, как самые настоящие беглецы, надеясь раствориться в толпе. Луи и Матье, хотя и не были зачинщиками всего этого беспорядка, как всегда, последовали за Оливом, не желая упустить свой шанс на приключение. Их фигуры исчезли среди людей, а за ними остался только звонкий смех и хлопанье каблуков по мостовой.
Я едва успела поймать Рене за руку, когда она сделала движение в сторону беглецов. Бегать? Ну уж нет, спасибо. Поэтому мы только и делали, что высматривали, где исчезли золотисто-жёлтая, кучерявая медная и чёрно-коричневая головы.
Не быть нам, конечно, мадемуазелями в бальных нарядах, что порхают по залу в вихре вальса. Но и нестись сломя голову по городу в платье, как ошпаренная, протискиваясь сквозь толпу — ну уж нет, без меня. Это по части Рене. Я у нас знаток по театральным выходам, а она по не менее драматичным побегам.