Глава 2 Фестиваль Драконьей Песни
На следующее утро я проснулась с ощущением, что меня переехала не просто телега, а телега с грузом из кирпичей, да ещё несколько раз проехалась для верности. Синяки под глазами и отёк смело могли бы составить конкуренцию похмелью отца, но в этот момент меня больше волновала Рене, которая, в свою очередь, решила, что лучшая месть за мою подушечную атаку — это разбудить меня с помощью скрипа своей кровати. Идеальное средство для пыток, если честно. Я бросила на неё взгляд, от которого обычно даже крепкие люди падают в обморок. У мама́ научилась.
Но сестра матёрый боец, привыкший. Она сидела как ни в чём не бывало, уставившись в окно, где первые лучи солнца пробивались через старые занавески. Старые, но такие уютные. Рене вообще умудрялась находить гармонию даже в самых странных вещах. Особенно, когда эта гармония подпитывала моё раздражение.
Наша просторная спальня хранила в себе тепло воспоминаний. Напротив кровати Рене стоял маленький, шатающийся на одну ножку деревянный стол. Месяц назад ему досталось от Рене за то, что он существует. Починить? Пфф, когда до него дойдут руки, по соседству уже будет построен новый город. Тумбочка расположилась между кроватями под окном и служила местом встреч для сестринского ша́баша. А наглухо прибитые полки на стенах будут висеть и во времена будущих внуков и правнуков, если, конечно, отец не пропьёт и дом.
Скрип старых досок сопровождал каждый мой шаг. Подойдя к окну, я прищурилась и попыталась оценить погоду. Первые проблески рассвета начали проникать сквозь тёмные тучи и окрасили их в нежные оттенки розового и оранжевого. Эти цвета медленно распространялись по всему небу и преображали море. Отражение утренних лучей на воде создавало игру света и тени, из-за чего волны казались особенно живыми. А чайки поднимали шум и оповещали жителей Луариона о начале нового дня.
— Мне иногда кажется, что эти пернатые специально выбирают самые ранние часы, чтобы подёргать нас за уши, бурчала Рене, свешиваясь с кровати и сердито сверля окно взглядом. Сегодня её энергия была куда выше моей, но не настолько, чтобы радоваться оркестру чаек. — А может, забудем этот фестиваль? У меня есть отличная идея: закрываем окно, прячемся под одеялом и надеемся, что мир нас не заметит хотя бы до обеда.
— Это как раз тот вариант, когда нас потом будут терзать угрызения совести за пропущенный фестиваль. — Уточнила я, лениво вдыхая морской воздух. — Так что, давай без этих фокусов. У нас есть два варианта: или мы собираемся и идём на праздник, или я начинаю ныть, ворчать и вообще разрушать твою утреннюю гармонию. Выбирай.
Затем я осторожно закрыла старое деревянное окно.
— Кошмар, птичий помёт всё ещё на подоконнике, — буркнула я, не особо радуясь тому, что пришлось вытирать руки о занавески. Мама́ бы меня точно за такое прикончила. — Может все таки соберемся с силами и попробуем отодрать?
— Он тебе мешает?
— Да! И его бы не было, если бы кое-кто не забывал закрывать окно перед уходом!
Эти птицы, наглые до невозможности, всегда использовали момент, когда Рене оставляла окно открытым, залетали в комнату, беспардно осматривали наши территории, занимали кровати и оставляли свои «белые подарки». А самое ужасное — это то, что потом всё это счастье отмыть почти невозможно. Эти белые следы, залезшие в каждую щель, — теперь часть интерьера, и я предпочитаю думать, что это просто... мел.
— Эти чайки... ну и вредные твари, — Рене махнула рукой в сторону моря, где пернатые устроили свою колонию. — Кажется, они выбрали нас для своих утренних собраний. Прямо заговор какой-то, честное слово!
Она прищурилась, а я не смогла удержаться от смеха.
— Может, они просто хотят поболтать с тобой, Рене? Кирр-кирр-кирр! — издала я крик чайки, весело размахивая руками. — Твои подружки заждались!
Рене хищно зыркнула в окно и соскочила с кровати. Я прекрасно знала этот взгляд. Он говорил: «Сейчас как выйду на улицу, как схвачу пацанов, так вам тут всем перья повыдергиваю. И не думайте, что на крыше спрячетесь — я вас и там достану!»
— Они мстят нам за ночные разговоры. Кто знает, может, даже подслушивают, а потом обсуждают между собой. Представь себе, сколько у них на нас компромата? Шпионское войско...
Рене с победным видом прервала свои гляделки с очередной чайкой, как будто одержала верх в важнейшем бою. Затем, как вернувшийся с успешной миссии разведчик, подошла к окну и с размахом задёрнула занавески, будто защищала нас от целой армии пернатых шпионов.
— Интересно, — произнесла она с претензией на философский оттенок, — существуют ли такие маги, которые могут разговаривать с животными? Ведь если они и есть, то, наверняка, знают все тайны человечества. Эти чайки, например, наверное, в курсе всего, что происходит в нашем городе. Вон, эти чайки, по-моему, следят за каждым нашим шагом, будто мы — главные звезды города!
Я не сдержалась и усмехнулась, потом добавила с явным сарказмом:
— Конечно, пернатые шпионы. Они знают все твои секреты: от того, что ты ешь на завтрак, до твоих планов по захвату мира. Ах да, и ведут счёт: сколько раз ты забывала закрыть окно, открывая дорогу их наступлению на нашу территорию!
Рене с улыбкой подошла ко мне, наклонилась, и как бы случайно на ходу соорудила ещё более хитрый план:
— Так что, думаешь, нам стоит заключить с ними сделку? Как с настоящими шпионами. Может, мы им предложим нечто, от чего они не смогут отказаться?
— Не понимаю, ты сейчас серьёзно? — Я направилась к углу, где валялись мои вещи. Платью повезло попасть на импровизированный Рене шкаф, под названием табурет, поэтому ночь моя одежда провела не на полу. Одежда всё ещё пахла таверной, и во мне теплилась надежда, что свежий морской бриз выветрит эту вонь.
— Ну да, конечно. Сделаем им предложение, как в лучших традициях шпионских гильдий. «Пищу и покой в обмен на молчание». Только вот не уверена, что чайки на это согласны. Они, как известно, не очень любят долговые обязательства.
— Кому известно? Что ты несешь?
Сестра подошла ко мне, чтобы найти в горе тряпок и свой повседневный наряд.
— Рене!
— Что? — с невинным видом откликнулась сестра и скинула весь накопившийся на табурете хлам на пол. Полная уверенности в безнаказанности, она разбрасывала вещи в разные стороны, пока не нашла коричневую юбку, а следом и блузку с корсетом. Явно довольная этим достижением, Рене собрала в кучу всё остальное и вернула на законное место — наш многострадальный табурет.
В вечном кавардаке, который я, к слову, тоже не брезговала разводить, определённо есть плюсы. Какие? Не уверена, что могу ответить, но одно знала точно: парней мы в гости никогда не звали именно по этой причине. Пришлось бы наводить порядок, а нам лень. Да и зачем? Мы и так прекрасно знаем, где что лежит. Всё на своих местах в нашем хаотичном, но уютном мире.
Стоило нам выйти за порог дома, как сердце окутало трепетное волнение. Фестиваль Драконьей Песни погружал в сказочный мир, где границы между волшебством и обыденностью стирались. Набережная превратилась в ярмарку, где яркие палатки простирались через весь город вплоть до площади Зельеваров.
Рене уже целеустремлённо направилась к прилавкам — с таким видом, будто решила объявить войну завышенным ценам, — а я остановилась и огляделась. Город буквально утопал в празднике: флаги, ленты, запах свежей выпечки, музыка... и, конечно, магия.
Волшебники в ярких одеждах прямо на ходу творили чудеса. Не просто размахивали руками, а устраивали целый безмолвный спектакль: один взмах — и в воздухе вспыхивали огненные узоры, второй — и перед глазами уже расцветал букет, третий — и над толпой закружилась летающая флейта, играя что-то жизнерадостное. Детвора буквально висла на волшебниках, таращась на их трюки с таким благоговением, будто перед ними лично явился король и объявил, что работа по дому отменяется навсегда.
Особо смелые так и норовили потрогать тяжёлые мантии, усыпанные символами, которые наверняка значили что-то мудрёное, вроде «Великий Хранитель Тайных Знаний»... хотя подозреваю, что у некоторых из них было что-то попроще. Например: «Не наступать на подол, болван!» или «Если схватишься за край — превратишься в жабу».
Помню, как сама носилась за волшебниками по фестивалю, будто хвостатый бес за сладкой коврижкой. И пусть прошло уже немало лет, пальцы до сих пор помнят, как под ними скользил мягкий бархат и нежный атлас. Зелёная мантия с жёлтыми рукавами, вся усыпанная светящимися символами — листья, камни, ветви деревьев, вышитые в глубоких изумрудных и топазных оттенках. Не просто узоры, а целая магическая фреска! Если память мне не изменяет (а если изменяет, я об этом знать не хочу), такие цвета носили только маги Земли.
Родные, конечно, не поверили. «Да откуда ему взяться в Луарионе?» — фыркали они. А мне-то почём знать? Был — и точка! Видеть мага стихий вживую — событие из разряда «рассказывать внукам и добавлять детали по вкусу».
Эх, мантии магов стихий — это тебе не сиреневые балахоны фокусников с их вспышками света, фейерверками и радугой. Те хоть и весёлые ребята, но до настоящих волшебников им, как улитке до боевого грифона. В Луарионе, столице зельеварения, магия в обычные дни — редкость. Зато на фестивале её хоть ложкой ешь: зелья, амулеты, артефакты — такие, что в империи Тринитэ даже в старых трактатах не найдёшь.
За фокусниками тянулись хранители из храма Света. Те ещё личности. В бежевых накидках с капюшоном и медными вороньими перьями на плечах, они выглядели одновременно торжественно и подозрительно. По легендам, вороны бороздят границу между живыми и мёртвыми... но вот зачем обвешиваться перьями, мне неясно. Выпендриваются? Оракулы в храмах сидят и не высовываются, а эти — нет, тянет же их по городу гулять.
Лично мне что храм Жизни, что храм Смерти — всё одно. Оба без надобности. Мне бы факты, а не божественные пророчества. Но когда вижу что хранителей, что оракулов, появляется ощущение, что меня дурачат.
— Софи, взгляни, что я нашла! — радостно поделетела Рене. — Ты обязана попробовать эти кексы. Потрясающий вкус!
Она протянула мне свёрток, в котором таилось два зелёных комка. Из них торчали то ли водоросли, то ли рыба. Потрясающий, говоришь? Сомнительно... Я медленно достала один кусочек и тут же замерла. От него исходил лёгкий аромат трясины.
Блевотный вкус, ты хотела сказать?
— Уверена? У меня есть уйма вполне обоснованных подозрений, — я подняла одну бровь. — Это выглядит так... Рыбак просто скомкал улов и высушил его на солнце? А запах...
— Понимаю твои сомнения, дорогая сестра, — она уверенно повертела в руках кулинарное произведение. — Но ты сама знаешь, что не стоит доверять глазам на фестивале! Пекарь уверял, что от них душа улетит на крыльях Корбо.
— Хорошо, раз ты так настаиваешь, — ни грамма доверия не прибавилось. — Попробую.
Каждый кусочек взращивал во мне море эмоций. И чем дольше я смаковала, тем насыщеннее казался весь букет вкусов. Я посмотрела на Рене. Она, полная восторга и вдохновения, широко улыбалась.
— Ну как тебе? — Рене подпрыгивала на месте, словно я вот-вот должна была объявить её победительницей кулинарного чемпионата.
Я вздохнула, сделала многозначительное лицо и задумчиво пожевала.
— Ты знаешь... Это действительно... необычно! Я даже не вспомню, когда последний раз ела что-то столь... э-э... оригинальное. Кексы — шедевр!
У Рене на лице появилось подозрение. Я продолжила, вдохновившись собственным актёрским мастерством:
— Они потрясающие! Наполняют энергией! Правда, есть какой-то специфический привкус, но это лишь добавляет им... э-э... уникальности. Может, купим ещё?
Рене с недоверием покосилась на последний кекс, затем медленно, с явным сомнением, откусила кусочек. И тут её лицо исказилось так, словно она внезапно осознала, что продала душу демону по скидке.
— Ммм... — простонала она, мужественно пережёвывая и не желая явно признавать мою победу.
Затем всё таки отправила кекс в кусты и с невозмутимым видом вытерла губы. Я едва сдержалась, чтобы не расхохотаться. Но мой язык нашёл что-то склизкое, а воображение дорисовало образ шевелящейся червеобразной гадости, и лицо само по себе скривилось черносливом.
Сардины, водоросли, орехи... и яблоки?! Кто вообще придумал такое сочетание? Хотя, может, это было не яблоко...
Лучше не думать. Главное — я выдержала. Почти. Но проглотила.
— Ладно-ладно, поймала-таки меня, — призналась Рене, когда закончила плеваться и кряхтеть в попытках спасти себя от мерзкого привкуса. — Моё почтение за актёрскую игру и выдержку. От этого вкуса на крыльях Корбо только если к богу Смерти.
Я хохотнула, глядя, как её передёргивает от каждого воспоминания о проглоченном кусочке.
В детстве мы ежедневно устраивали побоища и пакостили друг другу с усердием, достойным великих стратегов. Разумеется, всё заканчивалось тем, что обе бежали к родителям с жалобами, а потом торжественно получали нагоняй от мама́. Так продолжалось, пока не пришло гениальное озарение: раз ябедничество не работает, надо мстить по-тихому.
Так в нашей жизни появились изысканные формы самосуда. Лягушки в сапогах, мёд на подушке, соль вместо сахара... Со временем эти мелкие войны переросли в нечто большее. В образ жизни.
А теперь логичный вопрос: кто? Кто в здравом уме поверит в волшебство этих болотно-зелёных кексов? Ну уж точно не я. Я, конечно, человек доверчивый, но не до такой степени, дорогая сестра.
С гордым видом победителя я наблюдала, как Рене борется с желанием вставить два пальца в рот и выцарапать из себя этот кошмарный привкус. А мне-то что? Да, мерзко, но после микстур из госпиталя меня такими штуками не испугаешь.
— Ну, что скажешь? — не удержалась я, с притворным, но показательным наслаждением дожёвывая свой кекс.
Рене посмотрела на меня с таким выражением, будто всерьёз подумывала о сестринской могиле. И первой в ней окажусь я.
— Скажу, что у тебя отсутствует ощущение вкуса. А ещё — что, когда я отойду от этого кошмара, тебе стоит опасаться ответного удара.
О, началось. Ничего, что это ты сама начала?
Фестиваль обещал быть весёлым.