Глава 13: Точка возврата
Весна в Норвегии наступала неохотно. Даже апрель казался затянувшимся февралем. Но Карле это подходило. В этом климате она чувствовала себя на месте — холод, строгие очертания города, прямые улицы, где никто не улыбается просто так. Здесь всё совпадало с её собственным отражением: точность, расчет, минимум тепла.
С момента открытия скандинавского филиала прошло почти три месяца. Всё работало безукоризненно. Отчёты были безупречны, команда — точна и выстроена под её стиль, а дела выигрывались, будто на автопилоте. Карла стала частью местной юридической элиты, вызывая одинаковую смесь страха и уважения у коллег. Газеты писали о «ледяной властительнице с юга», которая подчинила себе северную систему.
Имя Карла Равелли уже не нуждалось в пояснении.
Офис был выстроен под неё. От панорамных окон до кожаного кресла, от освещения до времени подачи кофе — всё было продумано. Её рабочее расписание было расписано поминутно. Ни одной ошибки, ни одного отклонения. Каждое письмо, каждый шаг — под контролем.
Но на этом фоне полного порядка внутри происходило нечто странное.
Она чувствовала... усталость? Нет. Не физическую. Что-то иное.
Иногда, оставаясь одна в кабинете, Карла ловила себя на мысли, что смотрит в окно дольше обычного. Иногда — что не может вспомнить, сколько дней назад был понедельник. А иногда — что её собственная жизнь стала чересчур... беззвучной.
Но она тут же отгоняла эти мысли. Всё шло по плану. Размышления об «эмоциях» были роскошью, которую она себе давно не позволяла.
В начале апреля ей поступило приглашение — деловая конференция в Бергене, юристы со всей Скандинавии, закрытая панель для избранных. Карла согласилась без колебаний. Улетела, выступила, произвела впечатление. Возвращаясь обратно, она задержалась в аэропорту на несколько часов из-за технической неисправности самолёта. Обычно она бы раздражалась — но в тот день просто сидела в зале ожидания, не глядя в телефон.
И вот в этой, казалось бы, ничтожной паузе, её заметили.
— Господи. Карла?..
Голос — женский, знакомый, с отголоском восторга.
Карла повернулась. Её пальцы напряглись, прежде чем она узнала лицо.
Перед ней стояла Лив. Одна из тех девушек, с которыми они когда-то проводили вечера в баре в Осло. Она была частью той жизни, которая закончилась внезапно, словно вырезанная из хроники прошлого.
Лив почти не изменилась — та же открытая улыбка, чуть растрёпанные волосы, толстый вязаный шарф. Она смотрела на Карлу, как будто увидела призрака.
— Я думала, ты исчезла с лица земли, — выдохнула она. — А ты... Господи, ты теперь везде!
Карла выдержала паузу.
— Привет, Лив. Радость встречи взаимна.
Лив усмехнулась. Её не смутил холод.
— Звучишь всё так же... остро. Но теперь у тебя другой взгляд.
Карла подняла бровь.
— Какой?
— Будто ты убила в себе всё человеческое, чтобы выжить.
Карла молчала.
— Я слышала, вы с Кайлом... — начала Лив, но Карла резко оборвала:
— Не стоит.
Лив вздохнула.
— Знаешь, я не хотела говорить об этом. Просто странно — ты была тогда... настоящей. А теперь ты... сталь.
Карла улыбнулась, холодно:
— Настоящей быть опасно. Особенно, когда вокруг все играют.
Лив опустила глаза.
— Мы тогда говорили, что ты станешь легендой. Но, честно, я не думала, что цена будет такая.
— Цена всегда такая. Просто не все готовы её платить.
В ту ночь Карла вернулась домой поздно. Она включила свет в квартире — безупречная чистота, рабочие папки, документы. Ни одного личного предмета. Даже фотографии не было.
Она переоделась, села за ноутбук и включила почту. Ожидалось письмо от одного из партнёров. Вместо этого — короткое сообщение от Томазо:
«Ты справляешься. Как всегда.
PS. Твоя встреча с Лив в аэропорту — уже в прессе.
Заголовок: «Адвокат дьявола снова произвела впечатление. На этот раз в Бергене».
Карла не моргнула.
Она нажала на ссылку и увидела фото — она, с сумкой в руках, лицо полуобернуто, рядом Лив. Тот самый момент, когда они встретились глазами.
Под снимком было написано:
«Равелли вернулась. И её взгляд холоднее, чем прежде».
Она закрыла ноутбук.
В зеркале напротив — её отражение. Чёткий контур лица, волосы в идеальном порядке, глаза спокойные, выверенные.
И в этой тишине, среди ледяного порядка, она вдруг прошептала:
— Всё идёт по плану.
Но даже ей не удалось не заметить, как тихо кольнуло что-то внутри.
Не сожаление.
А пустота.
Скандинавский филиал юридической фирмы работал, как часовой механизм. Не было ни одной проигранной апелляции, ни одного просроченного ответа. Карла больше не реагировала на похвалу — она считала её неизбежной. Это был результат, не предмет гордости.
Она не строила команду — она строила систему.
Но даже в идеальных системах иногда случались сбои.
В начале мая на её стол легло странное дело — не корпоративный конфликт, не налоговая ловушка, а нечто личное. ЧП, которое поставило на уши весь юридический департамент Осло.
Ребёнок погиб в частной клинике.
Мать подала в суд, утверждая, что это было убийство, прикрытое медицинской халатностью.
Клиника утверждала, что сделала всё возможное, а смерть — следствие неизлечимого заболевания.
Разбирательство было грязным, эмоциональным и... уязвимым.
Обычно Карла не бралась за такие дела.
Она ненавидела человеческие трагедии в зале суда. Там, где эмоции перевешивали факты.
Но к ней пришёл лично Ректор медицинского института Осло, а за ним — Министр здравоохранения Норвегии.
— Если мы проиграем, рухнет доверие к системе. Мы не можем позволить себе проигрыш. Только вы, Равелли.
Карла не выказала эмоций. Только кивнула и произнесла:
— Подайте документы. Мне нужно 48 часов.
На 17-м этаже, в конференц-зале, она собрала группу аналитиков. На экране — история болезни, видеооперации, стенограммы звонков в экстренную службу.
Слева от неё сидел Томазо. Мужчина часто прилетал в Норвегию, чтобы уладить дела. Он уже не был её мужем, но по-прежнему оставался партнёром в бизнесе. Его спокойствие дополняло её холод.
— Ты уверена, что хочешь ввязаться в это?— спросил он тихо, когда они остались одни.
Карла не подняла глаз от документа.
— Я уверена, что никто другой не сможет выиграть. А значит, это моё дело.
Он смотрел на неё долго. И впервые за многие месяцы сказал без насмешки:
— Ты не перестаёшь удивлять. Даже меня.
Дело длилось семь недель.
Каждое заседание — бой.
Мать ребёнка — женщина с красными глазами, охрипшим голосом, и фотографией сына на столе.
Карла — чёткие фразы, сталь в голосе, абсолютный контроль.
Её тактики были беспощадны: подловить на противоречии, вскрыть ложь свидетелей, обнажить манипуляции прессой.
Когда мать в зале суда закричала:
— Вы не человек! У вас вообще сердце есть?!
Карла не изменилась в лице. Только прошептала:
— Возражаю. Эмоциональное давление на судью.
Через две недели присяжные вынесли решение: клиника невиновна.
Женщина упала в обморок в зале. Один из журналистов сказал вслух:
— Карла Равелли — женщина без души.
Вечером того же дня она зашла в бар при отеле, не чтобы выпить — чтобы отпустить напряжение в шуме.
Одинокие фигуры у стойки, джаз в колонках. Она села в угол, заказала эспрессо.
К ней подсел незнакомец лет сорока.
— Вы не похожи на женщину, которая сидит в одиночестве.
— Я не похожа на женщину вовсе,— ответила Карла. — Я — профессионал.
— Я слышал про ваше дело. То, как вы разнесли ту мать на суде... Впечатляет. И пугает.
Карла повернулась к нему медленно.
— Вы знаете, что такое правда, мистер...?
— Йорген.
— Йорген. Правда — это то, что можно доказать. Всё остальное — эмоции. Я защищаю не людей. Я защищаю систему. Потому что без неё будет хаос.
Он выдохнул:
— Значит, вы — не женщина. Вы — орудие.
— Именно.
Ночью она вернулась домой. Просторная квартира, белые стены, минимализм.
Сняла пиджак. Прошла на кухню. Наливала воду, когда увидела свой силуэт в стекле.
Резкий профиль. Взгляд — прямой, холодный.
Она не чувствовала ничего. Ни гордости. Ни жалости.
И это было самым правильным ощущением за всё время.
На следующее утро она снова была в зале суда. Новое дело. Новый клиент.
Судья поздоровался с ней чуть вежливее, чем с остальными.
Адвокат оппонента слегка напрягся при её появлении.
В прессе вышла колонка:
Карла Равелли: женщина, которая доказала, что чувство — слабость. И система — её бог.
Её эмоции не возвращались.
И, возможно, уже никогда не вернутся.
Потому что Карла Равелли выбрала другую сторону.