Глава 12: Северный филиал
Карла Равелли стояла у панорамного окна нового офиса в Осло, наблюдая, как лениво сыплется мокрый снег. Норвежская столица встречала её без торжественности. Серо, ровно, сдержанно — почти как она сама. Здесь не было ничего, что вызывало бы ностальгию. Она тщательно стерла прошлое из памяти, как вычищает лишнюю строчку в юридическом договоре: без права на апелляцию.
Прошло три года с момента, когда фамилия Сантори исчезла из медиа и юридических кругов. Теперь звучало только: Карла Равелли. Фамилия, ставшая символом холодного, безукоризненного расчёта. Адвокат дьявола. Грозное имя, которому подчинялись даже те, кто прежде презирал молодых женщин в мужском мире права.
В её телефоне не было ни одного лишнего контакта. Всё — исключительно рабочие связи. Социальные сети отсутствовали как класс. Она выстроила вокруг себя неприступную крепость, в которую не пускала никого, кроме одного человека — Томазо.
Он стал для неё не только партнёром, но и отражением. Их союз был основан на чёткости, симметрии и бесстрастной логике. Они были идеальны на бумаге. И лишь со временем поняли: только на бумаге.
Они стали легендой в юридическом мире. Самые строгие, самые бескомпромиссные. Два самых опасных игрока в переговорах, которые даже судьбу клиента могли повернуть иначе одной фразой, сказанной в нужный момент. За три года они расширили бизнес, выжгли конкуренцию и стали недосягаемыми. Их контракты стоили миллионы, их имя внушало страх.
И вот — новая глава.
Норвегия. Дания. Новые филиалы. Новые рынки. Новый мир.
— Нам придётся остаться здесь дольше, чем мы рассчитывали, — спокойно сказал Томазо, не отрываясь от папки с документами. Его голос был, как всегда, чётким, обточенным временем и дисциплиной.
Карла повернулась к нему, в её глазах — ничего, кроме расчёта.
— Я понимаю, — так же ровно ответила она. — Это важно.
Он закрыл папку, отложил очки на стол, медленно поднял взгляд.
— Я думаю... пришло время всё упростить.
Она молча кивнула. Не было ни драмы, ни боли. Только осознание: всё, что их связывало, давно стало привычкой. Совместные ночные обсуждения кейсов, одинаковая потребность в идеальном результате и бесконечная, утомляющая гонка.
— Мы разведёмся, — сказал он.
Это не был вопрос. Это было заявление, равное подписи внизу делового договора.
— Согласна. Я оставлю фамилию. Публично она стала частью бренда.
Он кивнул.
— Разумеется.
И всё. Ни упрёков, ни попыток остановить, ни разговоров о чувствах, которых уже давно не было.
Позже, в их общем пентхаусе, где всё было так же стерильно и сдержанно, как и три года назад, они молча подписали бумаги. Томазо отложил ручку, посмотрел на Карлу впервые без делового выражения.
— Ты стала лучшей, — сказал он просто. — Я горжусь тобой.
Карла смотрела на него молча. Это было... неожиданно. И в какой-то момент — невыносимо честно. Он был первым, кто сказал ей это за последние три года. Всё остальное время — только цифры, показатели, публикации, вырезки из журналов, награды. Но никто не говорил, что гордится ею. Даже она сама.
— Спасибо, — тихо произнесла она.
Он вышел первым. Без объятий, без прощаний. Просто закрыл за собой дверь.
Карла осталась в комнате одна, с подписанными документами и пустотой, которая не была болью. Это было что-то другое. Как будто страница перевернулась без её участия, но она всё равно знала: так надо.
Спустя две недели они официально объявили о запуске филиала в Осло и Копенгагене. Прессу не допустили. Только цифры. Только деловой тон. Никто не знал об их разводе — всё происходило строго внутри системы.
Карла вышла на террасу нового здания — строгий фасад, серые окна, деловой район. Под её пальто развевалась шелковая блуза цвета стали, а на шее — тонкая цепочка без кулона. Она больше не носила никаких украшений, которые хоть как-то могли намекать на личную жизнь. Всё в ней было выверено.
Она открыла портфель. Новая повестка. Суд. Международный кейс. Вызов.
И именно в этот момент в ней родилось ощущение: она наконец свободна.
Не от любви. Не от Томазо. А от самой себя прежней. Карлы, которая боялась ошибок. Карлы, которая думала, что можно построить счастье на выжженной земле. Та больше не существовала.
Вечером она возвращалась домой в одиночестве. Новый пентхаус с видом на залив, минимализм, нейтральные тона. Ни одной фотографии. Только книги, папки, и десятки часов, отданных работе.
Она поставила телефон на зарядку, сняла пальто, включила приглушённый свет в гостиной. И только тогда, впервые за долгое время, позволила себе сесть на диван и закрыть глаза.
Не от усталости — от понимания.
Что всё, что казалось ей смыслом, оказалось шагами к настоящему началу.
Карла Равелли больше не искала тепла. Она искала влияния. Результата. Власти. И теперь, когда у неё было всё это, она могла позволить себе не бояться.
Снег за окном падал ровно. И в этой симметрии было что-то очень её.
Осло. Начало марта. Снег начал сходить, уступая место скользкой, серой жиже на улицах, но в воздухе всё ещё держалась пронизывающая влажность — как будто сам город проверял на прочность каждого, кто осмеливался назвать его домом.
Карла Равелли сидела за новым, безупречно белым столом в офисе на последнем этаже бизнес-центра «Akerhus Nord». Вокруг неё — стекло, металл и холодный свет. Пространство было выстроено в точном соответствии с её вкусом: строгость, порядок, абсолютная стерильность. Но за внешним контролем бушевала её собственная буря.
Она не любила начинать с нуля, но обожала доказывать, что может построить империю в любом климате. Даже в ледяной тишине северной Европы.
Перед ней — трое. Руководитель юридического сектора из Копенгагена, её норвежский коллега и переводчик, молодой стажёр с дрожащими руками, который, судя по взгляду, мечтал исчезнуть под столом.
— Соглашения по пункту 7.2 нарушают нормы местного законодательства, — сказала Карла, чувствуя, что теперь начинается новая глава. Только она и холод. Не от Норвегии, а от ее самой.