Глава 7: Сломанная ось
Милан просыпался медленно — в отличие от Норвегии с её полярным солнцем и детским криком на балконах, здесь утро было стеклянным. Холодный свет стекался по улицам, отражался от строгих фасадов и не проникал внутрь. Всё было идеально — как на рекламных открытках. И так же пусто.
Карла шагала по брусчатке в сторону офиса, неся в руке утренний кофе в тонком бумажном стаканчике. На ней был строгий серый брючный костюм, волосы собраны в тугий пучок, в глазах — ни одной искры. Только ледяное отражение той, кем она когда-то была.
Когда-то — в другой жизни.
Когда-то — с ним.
Она не открыла ни одного сообщения. Не проверяла телефон. Удалила чат с Кайлом в тот же день, когда уехала. Чёрный список стал стеной. Бронированной.
Слишком больно было заглядывать по ту сторону.
В офисе её уже ждали. Карлу воспринимали всерьёз, сдержанно — и с уважением. Новенькая из Норвегии , которая привлекла внимание самого Равелли. «Холодная как лёд, быстрая как пуля» — так о ней говорили за спиной. И она позволяла этим словам быть правдой.
Карла вошла в приёмную, кивнула секретарше, не сбавляя шага, и через минуту уже сидела в переговорной с документами, кофе и одной эмоцией — сосредоточенностью.
— Buongiorno, avvocata San...
— Просто Карла, — перебила она младшего юриста, не отрываясь от бумаг. — В зале суда — как хотите. Здесь я просто Карла. Или не называйте никак.
Парень неловко сглотнул и больше не пытался завязать разговор.
Она проигнорировала очередной звонок на мобильный, даже не взглянув на экран. Внутри поднималась тяжесть — каждый день был похож на предыдущий, и только ночью она позволяла себе быть живой. Плакала. Беззвучно. Под подушку. Сжимая в кулаке кулон, который Кайл подарил ей перед Рождеством. Он всё ещё был с ней. Но уже без него.
Рабочие часы пролетали как в тумане. Карла участвовала в переговорах, готовила заключения, редактировала процессуальные документы. Коллеги уважали её за точность, клиенты — за безжалостную стратегию. В её глазах не было страха, а в словах — сентиментальности. Её боялись. И это нравилось ей.
— Ты привыкнешь, — говорил Томазо, когда они встречались в коридорах. — Боль — это костюм. Со временем она становится частью формы.
Она не спорила. Он знал, о чём говорил.
Под вечер Карла вернулась домой. Съёмная квартира была холодной, безликой. Мебель из каталога, пастельные стены, ровные подушки на диване. Ничего своего. Даже книги, привезённые из Осло, лежали в коробке, которую она не открывала. Включив лампу, Карла села за ноутбук и начала разбирать бумаги, хотя могла бы уже лечь.
Но каждый вечер, когда она выключала свет, в голове всплывали голоса.
— Ты всегда всё усложняешь, Карла.
— Может, ты просто боишься?
— Нет, Кайл. Я просто больше не дура.
Она закрывала глаза, сжимала зубы и напоминала себе: это был выбор. Это был её выбор. Он сказал, что карьера важнее. А она ответила, что не будет ждать. Всё по-честному.
Но почему тогда всё так больно?
Наступили выходные. Ей некуда было идти. В один из вечеров она всё же вышла в город — пройтись по улицам, посмотреть на витрины. Милан был прекрасен. Мраморный, строгий, элегантный. Она проходила мимо кафе, где сидели влюблённые пары, и отворачивалась. Заходила в букинистические лавки и покупала книги, которые никогда не читала. Слушала музыку, которую не могла выносить, — лишь бы не включать те песни, под которые он пел, глядя ей в глаза.
В этот же вечер, вернувшись домой, она снова открыла блокнот. Словно на автомате.
На первой странице было написано:
«Правда в том, что я не хочу жить без него. Но гордость — слишком большая. И гордость выиграла».
Она закрыла блокнот и заперла его в ящике.
В понедельник всё повторилось.
Утро. Кофе. Работа. Томазо.
Он снова был в офисе до поздней ночи. И снова — один. Она проходила мимо, и он поднял взгляд.
— Ты спишь?
— Сколько нужно — столько и сплю, — холодно ответила она, хотя знала, как выглядят её ночи.
— Ты не робот, Карла.
— Не тебе решать.
— Но я знаю, как это — потерять всё, во что веришь. И научиться жить заново.
Она не ответила. Просто прошла мимо.
Но в этот раз — сердце дрогнуло.
На следующий день, Томазо пригласил её на юридический семинар. Как напарника. Карла удивилась — обычно на такие мероприятия он брал кого-то из старших. Но кивнула. Без вопросов.
Они выступали вдвоём, в паре. Работали слаженно. Профессионально. Карла заметила, как коллеги с интересом наблюдали за их взаимодействием. Кто-то даже шептал: "они будто пара."
Но Карла знала: у неё не будет пары. Не после Кайла.
Не после того, как один человек стал всем.
И стал ничем.
На этом и закончился день. Карла вернулась домой, в пустую квартиру. Сняла туфли. Села на пол, прислонилась к дивану и закрыла глаза.
Всё вокруг — пульсировало. Но внутри — была только тишина.
Тишина, которую она выбрала сама.
Офис полупустел к восьми вечера, но Карла снова не успела закончить дела. Она привыкла к этой перегрузке, почти полюбила её — словно боль стала обязательной частью каждого дня. Как точка в конце фразы. Она ни разу не пришла домой засветло с тех пор, как переехала.
На этот раз всё вышло из-под контроля — документы, которые ей нужно было подготовить к утру, оказались в беспорядке. Один из старших юристов перепутал версии. И теперь всё падало на неё.
Карла не жаловалась. Просто осталась. Расстегнула пиджак, закатала рукава рубашки и включила ноутбук.
Из соседнего кабинета вышел Томазо.
Он не выглядел уставшим. На нём был идеально выглаженный костюм в тёмно-синюю полоску, в руке — чашка эспрессо. Его походка, как всегда, была выверенной, шаги — точными. Он не делал лишних движений. Всё в нём — контроль, расчёт, безошибочность.
— Ты опять задержалась, — сухо заметил он, останавливаясь возле её стола.
— Работа, — просто ответила Карла, не отрываясь от экрана. — Досье Петрацца пришло с ошибками. Сейчас переделываю.
Он кивнул, присел на край стола, скрестив руки на груди.
— Ты не обязана за всех исправлять.
— Я не за всех. За себя. Моё имя стоит на обложке.
Он молчал, наблюдая за ней с лёгкой тенью уважения — и сдержанного беспокойства.
— Переработки вредны, — наконец произнёс он. — Не самый эффективный путь. Если ты выгоришь, мне придётся искать новую тебя. А второй такой, боюсь, нет.
Карла фыркнула.
— Ты тоже перерабатываешь. Постоянно.
Он усмехнулся.
— Я не сгораю. Я — структура. Система.
Она впервые подняла глаза и поймала его взгляд. Холодный, внимательный, почти хирургически точный.
— А я что?
— Ты — огонь. Такой не встраивается в систему. Он её ломает. Но иногда — зажигает всё здание.
Он встал, прошёл к кофемашине и вернулся с двумя чашками. Одну поставил перед ней.
— Без сахара. Как ты любишь.
— Откуда ты знаешь?
— Наблюдение, — коротко бросил он и сел напротив.
Они молчали.
Карла сделала глоток кофе, уставившись в стол.
— Мне сложно, — наконец прошептала она. — Я стараюсь быть как ты. Холодной. Расчётливой. Рациональной. Но внутри всё по-прежнему горит.
Он не ответил сразу. Словно взвешивал каждую реплику на невидимой весовой чаше.
— Не надо быть как я. У тебя свой путь. Но, Карла... — его голос стал чуть тише, но не мягче. — Ты не должна разламываться внутри. Ты талантлива до безумия. Но сейчас ты прячешь этот талант, боясь снова быть уязвимой. Это ошибка.
— Он был для меня всем, — тихо сказала она. — Понимаешь? Я думала, что всё выдержу. Даже его отъезд. Но когда он сказал, что карьера важнее — я перестала быть собой. Просто выключилась.
Томазо смотрел на неё, не отводя взгляда. Не сочувственно — строго. Сдержанно. Как хирург перед операцией.
— Тогда включись обратно.
— Я не могу, — почти прошептала она.
— Можешь. Просто выбери.
Он встал. Чашку забрал. Ушёл, не оборачиваясь.
На следующее утро Карла пришла в офис раньше всех. Лицо — без эмоций. Глаза — как стекло. Внутри — только слова, сказанные Томазо: "включись обратно."
Она начала работать по-другому. Увереннее. Точнее. Беспощаднее. Коллеги замечали изменения. Говорили: «Теперь она как он».
Но это было не так. Она оставалась собой. Просто закрыла кран, из которого лилась боль.
В конце недели Томазо снова задержался. Она — тоже. Они снова встретились в пустом офисе, между папками, кофе и светом из монитора.
— Уже лучше, — сказал он, бросив взгляд на её распечатки.
— Я учусь, — спокойно ответила Карла. — У лучших.
Он не улыбнулся. Лишь кивнул. Его строгость — не ломала, а стабилизировала. Он не жалел её. Не гладил. Не успокаивал. И в этом была странная поддержка.
Он помогал стать сильнее — потому что уважал её силу.
Поздней ночью они снова оказались на кухне. Одинокий свет, два стакана воды. Она впервые решилась задать вопрос:
— Ты когда-нибудь любил?
Он посмотрел прямо.
— Да.
— И?
— И научился жить без неё. Потому что понял, что нельзя строить жизнь на шатком фундаменте. Если чувства делают тебя слабым — это не любовь. Это зависимость.
Карла замолчала.
— А если это всё, что у тебя было?
— Тогда ты должна стать тем, что у тебя осталось.
Он ушёл.
А Карла долго сидела на кухне. Смотрела в окно. И впервые — не плакала.
В эту ночь она уснула на диване с папкой на груди. Не под подушку — а на документы.
И снилось ей не лицо Кайла. А Милан.
И свет в окне офиса.
И чёрные глаза Томазо, полные дисциплины.
И впервые за долгое время — внутри не было паники.