Глава 6: Новый город, старая боль
Милан встретил Карлу густым серым туманом и лёгким дрожанием осеннего ветра, что проникал в кости даже сквозь плотное пальто. Она шагала по широким улицам с ровным, уверенным шагом, словно этот город уже принадлежал ей. Но внутри всё было иначе — как будто тяжёлый груз давил на грудь, не давая вдохнуть полной грудью.
Аэропорт показался огромным и пустым, хотя вокруг суетились люди. Карла поймала себя на том, что даже не пыталась улыбнуться — она знала, что её сердце всё ещё где-то в Осло, в холодных объятиях Норвегии.
В её телефоне аккуратно заблокированы все контакты Кайла и общих друзей — Кайл и его компания попали в чёрный список. Она закрылась, словно крепкий замок, который никто не мог открыть.
Первый день на новом месте был похож на сон. В офисе её уже ждали — крупная юридическая фирма, элегантные сотрудники в строгих костюмах, запах свежего кофе и бумаги. Коллеги относились с уважением, но никто не задавал лишних вопросов. Карла понимала — они слышали о ней, о её репутации, и боялись оказаться на её пути.
Работа забирала всё внимание, но по ночам реальность разбивала её на осколки. В темноте квартиры, за закрытыми шторами, когда никто не слышал, она позволяла себе слабость. Слёзы текли по щекам, сольясь с бессонными часами и вспышками воспоминаний.
— Почему так больно? — шептала она себе в тишине, — Почему я не могу забыть?
Карла знала, что любовь — это одновременно и сила, и проклятие. Она была готова стать холодной и неприступной, но в глубине души — всё ещё та девушка, что однажды беззаботно смеялась с друзьями под северным небом.
Она закрывала глаза и мечтала о том, чтобы однажды суметь простить — себя, Кайла и, главное, свою разбитую душу.
В Милане уже давно стемнело. Офис на последнем этаже блестящего здания в центре города опустел — свет погас во всех кабинетах, кроме одного. За большим столом, освещённым лишь лампой с медным абажуром, сидела Карла Сантори. Пальцы быстро пробегали по клавишам, на лице — привычная сосредоточенность, но глаза выдавали другое. Она не работала. Она отвлекалась. В сотый раз перечитывала одну и ту же фразу, делала вид, что сосредоточена, а внутри бурлил холодный коктейль из боли, обиды и пустоты.
Компьютер моргнул — обновление документов. Карла вздрогнула. У неё пересохло в горле, и только тогда она поняла, что не пила воды уже несколько часов. Она сняла очки, потёрла переносицу и, в очередной раз взглянув на часы, поняла: десятый час вечера.
«Слишком поздно для работы. Но слишком рано, чтобы ехать домой и остаться наедине с тишиной».
Тишина убивала.
Дверь в офис приоткрылась без стука. Шаги тихо раздались по ковролину, и Карла резко подняла голову. В дверях стоял Томазо Равелли — без галстука, в расстёгнутой рубашке, с закатанными рукавами и лёгкой тенью усталости под глазами.
— Sei ancora qui? — его голос звучал удивлённо и тепло. — Ты всё ещё здесь?
Карла вернулась к своему обычному ледяному выражению лица.
— Мне нужно закончить проект для судебного заседания. Сроки поджимают.
Томазо сделал пару шагов внутрь, и Карла заметила, что в руках он держит два стаканчика кофе из кофемашины. Он поставил один перед ней.
— Кофе после восьми — преступление, но ты выглядишь так, будто тебе сейчас нужен не кофе, а отпуск.
— Только не отпуск, — усмехнулась Карла, взяв стакан. — Там будет слишком много тишины. А я с ней пока не дружу.
Он не ответил сразу. Присел напротив, положив руки на стол, и какое-то время просто смотрел на неё. Его взгляд был не осуждающим, не любопытным. Скорее — читающим. Он всматривался, будто пытался разобраться, где же та Карла, которую он видел в Гааге.
— Ты совсем не та, — сказал он наконец.
Карла сделала глоток кофе. Горячий, терпкий вкус отрезал её от мыслей, но ненадолго.
— Какая? — спросила она. — Слишком уставшая или слишком сломанная?
— Ни то, ни другое, — ответил он тихо. — В Гааге ты была настоящей. Уверенной, дерзкой, резкой — но живой. Сейчас ты как будто... будто пытаешься забыть, что у тебя есть сердце.
Карла усмехнулась, но в глазах сверкнула боль.
— Может, это и к лучшему. Сердце — бесполезная штука, когда ты хочешь добиться успеха.
— Нет. Это не так, — Томазо откинулся на спинку кресла. — Оно нужно. Просто не всегда — для всех.
Карла сделала ещё один глоток. Она чувствовала, как внутри сжимается всё. Слова срывались с губ слишком легко.
— Мы с Кайлом расстались. Он выбрал карьеру. Сказал, что тур важнее любви. А я... я не стану быть на втором месте. Ни у кого.
Томазо молчал. Несколько секунд. Минуту.
— Это больно, — тихо сказал он. — Я понимаю.
— Ты не понимаешь, — Карла взглянула на него, и в её взгляде впервые появилась трещина. — Ты не видел, как он смотрел на меня. Как он пел для меня. Как он обещал быть рядом. А потом — одна фраза. Один чёртов выбор. И всё.
Она резко встала, прошлась по комнате, подошла к окну и уставилась в темноту ночного Милана.
— Я переехала в другую страну. Заблокировала всех. Да, даже его друзей. Мне нужно было тишины. Но она съедает. Я... не умею быть наполовину. Либо всё, либо ничего.
Томазо не спешил её прерывать. Он просто наблюдал, как она борется сама с собой.
— Я знал, что ты не такая, как все, — сказал он спокойно. — И именно поэтому ты мне понравилась как специалист. Но если ты хочешь выжить в этом мире — ты должна научиться отключать эмоции. Ты же знаешь. Холодный ум выигрывает дела. А разбитое сердце — проигрывает.
— А ты умеешь выключать эмоции? — вдруг резко спросила Карла, обернувшись. — Или ты тоже ночами не спишь?
Томазо встал. Медленно подошёл к ней. Его руки остались при себе, он не тронул её, но стоял близко.
— Я умею. Потому что однажды потерял всё. А потом понял: или я стану машиной, или проиграю эту жизнь.
Карла смотрела на него — молча, долго. И в какой-то момент кивнула. Без слов, стиснув кулаки.
Томазо развернулся и пошёл к выходу.
— Кофе не помогает, если ты не говоришь. В следующий раз — просто зови. И, Сантори...
Он обернулся, в полумраке офиса его глаза светились серьёзностью.
— Ты можешь быть сильной. Но это не значит, что ты должна быть одинокой.
Он ушёл. Дверь за ним закрылась мягко, но Карле показалось — как удар.
Она опустилась в кресло и уже какой раз за последние дни — заплакала. Беззвучно. Без истерик. Просто позволила себе чувствовать.
И это было страшно.
