3 часть.
Сознание возвращалось к Хёнджину медленно, сквозь туман боли и жара. Первым, что он ощутил, было тепло. Нежное, осторожное прикосновение к его руке. Он заставил себя открыть тяжелые веки.
В тусклом свете перед ним сидел юноша. Ему на вид было лет девятнадцать. Белокурые волосы падали на лоб небрежными прядями. Он был в простой белой майке, и на его плечах и руках, выступающих из-под ткани, рассыпались россыпи веснушек — будто кто-то щедрой рукой разбрызгал золотую краску. Черты лица были удивительно милыми: большие глаза, прямой нос, пухлые губы. И этот юноша... сравнивал их руки! Аккуратно положил свою ладонь рядом с крупной, исцарапанной рукой Хёнджина, тихо хихикнул от явного контраста, а потом вздрогнул и отпрянул, когда встретился с ним взглядом, словно пойманный на месте преступления школьник.
— Где я? — голос Хёнджина прозвучал хрипло и непривычно глухо.
Юноша вздрогнул еще раз, словно его слегка ударили током.
—Ой! Прости! — незнакомец засуетился.
— Ты... ты у меня дома. Вернее, в доме моей бабушки. Я нашел тебя на улице, ты был... в плохом состоянии. Я кое-как перевязал тебя.
Память начала возвращаться обрывками: погоня, выстрелы, переулок, боль. Документы! Мысль пронзила его, как удар током. Хёнджин резко попытался вскочить, но острая боль в животе и слабость тут же сбили его с ног. Он с глухим стоном рухнул на пол, зацепившись за край кровати.
— Эй, осторожно! — голос незнакомца стал тревожным. Незнакомец подскочил и опустился на колени рядом, пытаясь помочь ему подняться. Его прикосновения были мягкими. — Тебе еще нельзя вставать! Раны свежие!
Хёнджин, все еще кряхтя от боли, позволил усадить себя обратно на кровать. Хёнджин поднял взгляд и ещё раз разглядел своего спасителя. Тот снова уселся на стул напротив, смотрел на него с искренним беспокойством.
— Я даже не поблагодарил тебя, — процедил Хёнджин, все еще отходя от падения. — Как зовут моего... спасителя?
— Меня? Феликс. А тебя?
Хёнджин на мгновение заколебался. Стоит ли говорить?
—Тебе необязательно знать. Я скоро уйду.
Феликс надул губы, что сделало его похожим на обиженного котёнка.
—Так неинтересно! — запротестовал Феликс.
— Я тебе своё имя сказал, а ты мне — нет. Это нечестно. И никуда ты не уйдешь, тебе тут нужно хотя бы неделю пролежать, чтобы не разошлись швы. Я не зря же три рулона бинтов извел!
Хёнджин невольно улыбнулся его настойчивости. В этом парне было что-то интересное.
—Хёнджин. Меня зовут Хёнджин. И... мне действительно нужно идти. Войну объявили, и мне...
— Я знаю про войну, — перебил Феликс, махнув рукой. — Но причем тут это? Ты что, дезертир, что ли?
— Ты что, правда не знаешь? — удивился Хёнджин, вглядываясь в его наивное лицо.
— Что я должен знать? Что Север напал на Юг? Ну, да, я слышал. По телевизору говорили. Ну и что?
Хёнджин покачал головой. Этот парень жил в каком-то своем, странном и беззаботном мире.
—Ничего, — выдохнул он. — Забудь.
Взгляд Хёнджина скользнул вниз, по рукам Феликса, и зацепился за тонкие, бледные линии на его запястьях. Шрамы. Слишком ровные и многочисленные, чтобы быть случайными. Они резко контрастировали с его солнечной, веснушчатой внешностью. "Веснушчатый псих", — мелькнула у Хёнджина мысль. — Спасает чужие жизни, пока не особо ценит свою. Странный парень. И... симпатичный чертовски.
— Так что, неделю, говоришь? — спросил Хёнджин, смиряясь с участью. — А что у нас на ужин, доктор Феликс?
Неловкая пауза повисла в воздухе после их недолгого смеха. Хёнджин не мог отвести взгляд от тонких белых линий на запястьях Феликса. Они говорили о чем-то таком глубоком и болезненном.
— Прости, — тихо сказал Хёнджин, его голос стал серьезным. — Я знаю, что это не мое дело... Но откуда у тебя эти шрамы?
Улыбка на лице Феликса исчезла мгновенно, словно ее и не было. Он посмотрел на свои руки, будто впервые их увидел. Его плечи ссутулились, а взгляд устремился в пол.
— Прости, — прошептал Феликс в ответ, и его голос дрогнул. — Я знаю, это выглядит ужасно... уродливо. Я не хотел, чтобы ты это видел.
Хёнджин почувствовал острое жало сожаления. Он видел, как парень буквально сжался от стыда.
—Ты спас мне жизнь, — мягко, но настойчиво сказал Хёнджин. — Ты тащил меня на себе, перевязывал, рисковал... а сам себя спасти не хочешь? Почему?
Феликс закрыл глаза, словно прячась от вопроса. Когда он снова заговорил, его слова были едва слышны, полные бездонной тоски:
—Я просто не вижу в этом смысла. Жизни. Меня никто не любит. Никто не ценит. Я ненавижу себя... и свою семью.
Хёнджин замер. Эти слова отозвались в нем эхом его собственной, еще свежей боли. Но в них было что-то другое — не яростное отчаяние, а горькая, привычная правда.
—А твоя семья... они все еще живы? — осторожно спросил Хёнджин.
— Да, — коротко бросил Феликс, не поднимая глаз. — Живы-здоровы.
— Тогда, пожалуйста, не говори, что ненавидишь их, — голос Хёнджина стал тихим, но твердым. В нем звучала мольба, рожденная его собственным невосполнимой болью.
— Ты должен... ты просто обязан их любить, несмотря ни на что. Пока они живы. Пока есть возможность.
Феликс резко поднял на него глаза. В глазах Феликса обычно таком мягком, вспыхнула настоящая, горькая обида.
—Ты не знаешь, Хёнджин. Ты просто не знаешь, что творится в нашем доме. — Феликс с силой сжал свои запястья, словно пытаясь скрыть шрамы.
— Я ушел из дома в ту самую ночь, когда нашел тебя. Просто ушел. И знаешь что? Они даже не искали меня. Ни одного звонка. Ни одного письма. Они... они просто забыли обо мне. Как о сломанной игрушке, которую выбросили на помойку.
*************************
Неделя пролетела в тягучем, напряженном молчании. Феликс старательно ухаживал за раненым: менял повязки, готовил скудную еду, пытался завести хоть какой-то разговор. Но Хёнджин лишь отрывисто благодарил его или вовсе отворачивался к стене, погруженный в свои мрачные мысли. Феликс уже привык к этой ледяной стороне Хёнджина, Феликс чувствовал собственной назойливости и ненужности. Он просто делал то, что должен был.
**********************
В это утро все было как обычно. Феликс сидел на своем скрипучем стуле, безучастно переключая каналы на старом телевизоре. Хёнджин лежал на кровати, уставившись в потолок. В комнате царила привычная гнетущая тишина, нарушаемая лишь шипением помех.
И вдруг голос диктора стал резким, официальным. —«...разыскивается опасный преступник, дезертир с Севера, причастный к убийству военнослужащих и похищению секретных документов. Имя — Хёнджин...»
Феликс замер. На экране появилось крупное, немного размытое, но абсолютно узнаваемое фото. То самое лицо, что всю неделю лежало на подушке, теперь смотрело на него с телеэкрана, а голос за кадром объявлял за его голову солидную награду.
Сердце Феликса провалилось в пятки. Он медленно, как в замедленной съемке, перевел взгляд с экрана на человека на кровати. Хёнджин не шевелился, лишь сжал веки, словно ожидая этого удара. Хёнджин знал.
— Ты... — выдохнул Феликс, и стул с грохотом опрокинулся назад, когда он вскочил на ноги. Он отшатнулся к стене, глаза его были широко раскрыты от ужаса и предательства. — Это ты... Беженец... Убийца...
Хёнджин резко поднялся с кровати, его действия были быстрыми и точными, несмотря на недавние раны.
—Стой, Феликс. Позволь мне все объяснить, — голос Хёнджина прозвучал низко и сдавленно, но в нем слышалась тревога.
— Объяснить? — Феликс засмеялся истерично, отступая к двери. — Тут охрана по улицам ходит! Я все им расскажу! Я дурак, что связался с тобой, что поверил тебе! Не подходи ко мне!
— Феликс, прошу... — Хёнджин делал медленные, осторожные шаги вперед, как укротитель перед диким зверем, держа руки на виду, пытаясь успокоить.
— Стой там! — крикнул Феликс, его спина уперлась в деревянную дверь. Его рука потянулась к щеколде. — Тебе конец, беглец. Я сейчас все расскажу охране, и мне хоть какая-то награда достанется. Хоть кто-то меня за что-то оценит!
Феликс резко развернулся, чтобы дернуть за ручку. Но не успел. Сильные руки обхватили его сзади за талию, резко прижали к твердому телу, а ладонь грубо легла на его рот, заглушая любой звук. Феликс почувствовал, как его отрывают от двери и тащат назад, вглубь комнаты.
— Мммфф! — Феликс попытался крикнуть, но звук утонул в ладони. Он забился в истерике, пытаясь вырваться, брыкаясь ногами, царапая руками железную хватку, что держала его. Слезы паники и обиды выступили на глазах. Он чувствовал тепло тела Хёнджина, его учащенное дыхание у своего уха и ослепляющий, животный страх. Предатель, оказавшийся опасным преступником, теперь держал его в заложниках в его же собственном убежище.
Хёнджин внезапно разжал объятия. Его хватка ослабла, ладонь соскользнула с рта Феликса. Он словно оттолкнул его от себя, давая свободу.
Феликс, не теряя ни секунды, он рванулся к выходу, к спасительной двери, за которой был побег, охрана и обещанная награда. Его пальцы уже потянулись к холодной железной щеколде...
И тут тихий, надломленный голос пронзил воздух, остановив его на месте точнее любой силы:
— Мою семью убили... свои же.
Феликс замер. Его рука застыла в сантиметрах от металла. Эти слова прозвучали не как оправдание, а как исповедь, полная такой бездонной боли, что по спине Феликса пробежал холодок.
— Мою маму... мою маленькую сестренку... — голос Хёнджина дрожал, срываясь на шепот. — Они пришли к нам домой... и убили.
Хёнджин сделал шаг вперед, но не угрожающе, а умоляюще.
— Пожалуйста, Феликс... выслушай меня. Всего пять минут. А потом если захочешь, сам откроешь эту дверь и позовешь их. Я не остановлю тебя.
--
1439 слов.