Мне же 18. (18+) [ЗАВЕРШЁН]

Я прочистил горло, заставив Лису обернуться. Ее взгляд упал на огромную кровать из темного дерева слева. Ее лицо слегка напряглось.

— Пойду приготовлюсь ко сну, — процедил я сквозь зубы и направился в ванную комнату.

Я даже не был уверен, что заставило меня нервничать сегодня вечером. Я был крепко ранен уже почти год. Подавлять нахлынувшие эмоции становилось все труднее и труднее. Только однажды я освободился от своего разочарования, и это было хорошо, так чертовски хорошо. Это привело к тому, что мой ребенок в конечном счете потерял мать. Пытаясь остановить этот опасный ход мыслей, я начал чистить зубы и готовиться ко сну. Постель, которую мне придется делить с другой женщиной, которая меня не хочет.

Лиса все еще скрывала свое негодование лучше, чем моя бывшая. И все же она не могла чувствовать ничего, кроме обиды, учитывая, что ее заставили выйти за меня замуж. Ее чувства к тому, чтобы снова разделить со мной постель, были ясны как день.

Волнение. Ей не стоило волноваться. Несмотря на темный голод по прекрасной киске моей молодой жены, я был мужчиной, который в состоянии контролировать себя. Мне была отвратительна сама мысль, чтобы снова переспать с женщиной, которая меня не хочет. Годы, проведенные с бывшей, были достаточно плохими. Даже когда она обращалась ко мне за сексом — что случалось только тогда, когда у нее были скрытые мотивы — она никогда не хотела спать со мной. Она даже не думала обо мне, когда я трахал ее.

Новая волна ярости скрутила мои внутренности. Я выплюнул зубную пасту в раковину, умылся и переоделся в пижамные штаны. Мой гнев не уменьшился, когда я вернулся в спальню. Лиса переоделась в шелковую ночнушку, усыпанную крошечными подсолнухами. Она смотрела на фотографию белого пляжа, сделанную из моего летнего домика на острове в прекрасный весенний день. Картина должна была воззвать к спокойствию внутри меня.

Напрасно. Было неразумно злиться из-за ее выбора гардероба, особенно когда она выглядела исключительно красивой в своем платье, но я был зол.

— Разве я не говорил тебе, чтобы ты избавилась от этих зверств с подсолнухами?

Лиса подскочила и резко обернулась. Ее волосы гладкими локонами рассыпались по обнаженным плечам. Ее глаза были широко раскрыты.

— Прошу прощения?

Еще больше гнева, который даже не был направлен на Лису, все еще ревел в моей груди.

— Я прислал тебе новую одежду. Я ожидаю, что ты будешь ее носить.

Лиса вздернула подбородок.

— Хотя я понимаю, что тебе нужно, чтобы я выглядела как леди на публике, я не понимаю, почему я не могу носить одежду, которую люблю, вне. Только то, что я теперь твоя жена, не значит, что я больше не я. Я не стану кем-то другим только потому, что тебе не нравится, кто я есть. Ты сам решил жениться на мне. Ты не можешь превратить меня в жену, которую хочешь. Ты не можешь контролировать все, даже если думаешь, что должен.

Что она знала?

Я направился к ней.

Она откинула голову назад, встречая мой яростный взгляд. По ее коже пробежали мурашки, а соски затвердели, напрягаясь под тонкой тканью ночнушки.

— Это так и? Я контролирую сотни людей и целый город, но ты думаешь, что я не могу контролировать тебя? — я шагнул ближе, прижимая ее к стене.

— Перестань меня запугивать, — сказала она, пытаясь пройти мимо меня.

Я вытянул руку, уперся ладонью в стену рядом с ее головой, заключая ее в клетку.

— Ты будешь подчиняться мне.

Она посмотрела на мою руку, потом подняла глаза. Она подошла ближе, пока мы почти не соприкоснулись, сбивая меня с толку.

— Что ты будешь делать, если я не подчинюсь?

Этот проклятый клубничный запах заполнил мой нос. Обхватив ее рукой за талию, я притянул ее к себе и наклонил голову для резкого поцелуя. Она застыла в моих объятиях, хватая ртом воздух. Какого хуя я делаю?

Лиса:

Я застыла, застигнутая врасплох его внезапной близостью. Как он мог поцеловать меня, когда был зол?

Он развернулся с резким выдохом и отошел на несколько шагов, прежде чем бросил на меня осторожный взгляд.

— Тебе нечего бояться. Я не буду навязываться тебе силой. Прошлая ночь была необходима, но я не буду докучать тебя, пока ты сама этого не захочешь.

Он снова казался усталым, будто был уверен, что я никогда этого не захочу. Что произошло между ним и его женой? Я отодвинула мысль о ней на задний план, а вместе с ней и сопутствующее беспокойство.

Я должна была что-то сказать, но была ошеломлена ситуацией, поцелуем, который все еще отражался на моих губах, взглядом в глазах Чонгука. Я чувствовала себя так, словно меня подхватило течением, которое закручивалось все быстрее и быстрее, оставляя меня дезориентированной. Вчера утром я была собой, восемнадцатилетней девушкой, любившей рисование и пилатес. Теперь я была женой, мачехой, светской дамой рядом с Боссом. Со всеми моими новыми ролями, было ли еще место для меня?

Чон посмотрел на меня, медленно кивая, будто мое выражение лица дало ему ответ на вопрос, который он даже не произнес. Он подошел к кровати и опустился на нее. Его широкие плечи и спину покрывали длинные тонкие вертикальные шрамы, которых я раньше не замечала. Многие из них.

Я подошла к нему, чтобы получше рассмотреть. Чонгук ничего не ответил, только взглянул на меня. Я указала на один из шрамов, затем слегка коснулась его, но через мгновение отдернула руку.

— Ты можешь потрогать их, — спокойно сказал Чон, но в его голосе прозвучали резкие нотки.

Я провела кончиками пальцев по шрамам на его лопатках и спине. Некоторые отцы пытали своих сыновей, чтобы сделать их сильными. Чон был силен и жесток. Был ли причиной этого его отец?

— Кто это сделал? Твой отец?

Чон покачал головой. То, как он смотрел на меня, заставило меня покраснеть. Я даже не была уверена почему.

— Когда я был примерно в твоем возрасте, несколько моих людей и я попали в плен в другой город. Они выпороли меня, прежде чем перейти к другим методам пыток.

У меня пересохло во рту от его клинического тона.

— Боже мой, это ужасно.

Я присела рядом с ним на край кровати. Его мускусный запах заставил меня наклониться ближе, провести носом по его коже и попробовать ее на вкус. Что за нелепая мысль.

— Почему ты решила, что это сделал мой отец?

— Потому что именно так многие члены мафии делали своих сыновей сильными. Ты же знаешь моих дядей... жестокое обращение с детьми их любимый вид спорта.

Взгляд моего мужа задержался на маленьком шраме на моем колене, затем переместился на другой конец бедра и на предплечье. Они не были заметны, но, сидя так близко, как мы, их нельзя было не заметить.

— У меня тоже есть один на плече, — сказала я, поворачиваясь, чтобы показать ему шрам. — Четыре шрама. Не так уж много по сравнению с тобой.

Что-то в его взгляде заставило мой пульс участиться, что-то темное таилось в его глубине.

— Эти шрамы, — пробормотал он. — Твой отец сделал их?

Ох. Теперь я поняла его взгляд.

— Нет, — быстро ответила я и, не раздумывая, положила свою руку на его. Его взгляд опустился на наши руки, потом снова на меня. — Он никогда не бил меня. Он меня просто обожает.

Это прозвучало напрасно, но это была правда. Мой отец, конечно, был жестоким человеком, но не дома, не для меня и моей матери.

Чон усмехнулся.

— Понимаю, почему он тебя обожает.

Я прикусила губу, удивленная его словами.

— Кто тогда оставил тебе эти шрамы?

— Когда я была маленькой, я любила лазить по деревьям. У нас в саду росло несколько старых высоких деревьев. Мне нравилось взбираться на них. Я не должна была этого делать, но все время ускользала. Однажды я не обратила на это должного внимания и упала. Я сломала несколько костей и прорезалась колючим кустом под деревом. Все. После этого папа срубил все деревья.