Часть 3
Чонгук целовал Чимина, ощущая его слабое сопротивление, и непрерывную дрожь тела, но его губы оказались такими божественными, что оторваться от них было невозможно. Только когда Чимин вдруг обмяк, вконец сдавшись, Чонгук слегка отстранился от него, обхватив его голову ладонями. Они смотрели друг другу в глаза, и каждый отдал бы всё на свете, чтобы узнать мысли другого. Чонгук ласково улыбнулся омеге, и снова стал его целовать, с радостью отмечая, что Чимин ему отвечает, и обнимает руками за шею, привлекая ближе к себе. Поцелуй был долгий и нежный, и не получая сопротивления, Чонгук осмелел и полез руками под одеяло, желая ласкать стройное папино тело. Чимин напрягся, но не мешал выпутывать себя из ткани, даже помогал немного. Альфа погладил бедро, и поднялся выше по талии к плечу, обнимая старшего и вовлекая в новый поцелуй. Он давно мечтал держать ТАК в своих руках родного папу, и сейчас его мечта сбывалась.
Чимин отвечал ему, обнимал и даже проявил инициативу, перевернув Чонгука на спину. Совсем не стесняясь своей наготы, он оседлал крепкие бёдра и полез руками под футболку, оглаживая кубики пресса и целуя в губы. Омега стал стягивать футболку с сына, который тут же поднял руки, желая скорее избавиться от одежды, и выждав момент, когда ткань закроет лицо, удерживая руки вверху, вскочил с кровати и со всех ног бросился к двери. Но Чонгук мгновенно отреагировал, опустил руки, тем самым возвращая футболку на торс, и метнулся за папой, хватая его за предплечье. Чимин дрался и отбивался, шипел ругательства и даже смог укусить альфу за руку, но тот перехватил его за талию и прижал к себе спиной, удерживая омегу на весу, так как он свернулся эмбрионом, подобрав ноги к себе и повис всем телом в сильных руках сына.
— Чонгук-и, отпусти меня, пожалуйста. Мы не должны делать этого. Это же грех, мы не должны. Отпусти, пожалуйста, отпусти, — Чимин снова плакал, умоляя о пощаде, но Чонгук продолжал удерживать его, переживая бурю в душе. Теперь он понял, почему его ТАК неправильно тянуло к собственному папе. Почему он хотел его поцеловать не в мягкую щёчку, а в пухлые сладкие губы, не только скромно обнимать его, но и касаться так, как может касаться только любовник. Теперь всё встало на свои места. Разве он может сейчас отпустить его?
Чонгук слегка присел в коленях, и Чимин тут же встал на пол ногами, после чего его повернули и прижали к груди, крепко обнимая и не давая шанса на свободу. Чимин упирался руками в грудь альфе и сквозь слёзы пытался разглядеть выражение его лица, но ничего кроме решимости там не увидел, из-за чего паника накрыла его с головой. Он пытался отворачиваться от альфы, но тот следил за ним и двигал головой следом, пытаясь встретиться взглядом.
— Папа, мой любимый папочка. Если б ты знал, как я тебя люблю! Я думал со мной что-то не так, что я дефектный, раз меня тянет к родителю... папа, ты такой красивый. Я так рад, что ты мой истинный! Очень рад.
— Ты с ума сошёл? — Чимин в шоке уставился на альфу, перестав сопротивляться. — Это неправильно! Мы не можем быть вместе! Я не хочу этого.
— Не обманывай и меня, и себя. Тебя так же тянет ко мне, как и меня к тебе. Так зачем сопротивляться? Твой запах сводит меня с ума.
Чонгук потянулся к омеге для поцелуя, но тот размахнулся и влепил ему пощёчину, отчего альфа растерялся на мгновение, и ослабил хватку. Папа его никогда раньше не бил. Это было впервые. Чимин собрал последние силы и толкнул младшего в грудь, снова кидаясь к дверям, но Чонгук легко перехватил его за живот и снова прижал к себе спиной, стараясь как можно меньше причинить боли родному человеку. Чимин в бессилии снова разрыдался, вцепившись в запястье сына, а потом судорожно простонал, ощутив жаркую волну возбуждения, что вдруг пронеслась по телу. Собственное тело предало его, отозвавшись на близость альфы, ещё и предназначенного. Чимин поднял лицо к потолку, упираясь затылком в плечо сына, после чего ощутил как по ногам потекла тёплая смазка, которая своим запахом ещё больше распаляла альфу. Чонгук левой рукой удерживал омегу за грудь, перехватив его поперёк, а правой приласкал его, пройдясь по животу, вверх по груди и шее, после чего снова погладил живот, не забывая целовать длинную шею и красивое ушко, а потом накрыл ладонью возбуждённый маленький член, отчего Чимин тоненько заскулил, сильнее вжимаясь попой в пах альфе. Больше у Чимина не было ни сил, ни желания сопротивляться.
Течка накрыла его с головой своим жаром и бесконтрольным вожделением. Чимину уже всё равно было, кто его целует и ласкает, лишь бы получить желаемую разрядку. Теперь он сам тёрся об альфу, сам целовал его, и сам раздевал, желая поскорее ощутить его в себе. Два обнажённых тела сплелись в постели, двигаясь в одном ритме. Чонгук целовал Чимина везде, наслаждаясь его податливостью, и ответной редкой лаской. Ну и пусть, не страшно, главное, что больше не сопротивляется. Чимин схватил альфу за волосы, когда тот спустившись поцелуями по животу, взял в рот его член, и попытался его оттянуть, но Чонгук терпел боль и продолжал ласку, придерживая папу за бёдра.
— Прекрати, Чонгук-и, — стонал Чимин, откидываясь назад, судорожно вцепившись в волосы на непослушной голове. — Зачем ты это делаешь, перестань... ах, Гук-и...
Но Чонгук не слушал его и продолжал активно сосать член и ласкать пальцами всё тело, доводя до пика. Вскоре Чимин не выдержал и содрогнулся в оргазме, прикрывая руками лицо от стыда и безысходности. Это классно, но так неправильно. А Чонгук знает, как обращаться с омегами. Он умело ласкает его, снова воспламеняя похотью. Интересно сколько омег у него было? Повернувшись на бок, Чимин замотал головой, как будто пытался вытрясти неуместные ревнивые мысли. Чонгук тут же лёг рядом, обнимая его и покрывая поцелуями спину и плечи.
— Папочка, какой же ты красивый. Безумно красивый. Люблю тебя, папа.
Чимин разозлился и пнул альфу в колено, после чего стал вырываться, шипя от ярости:
— Заткнись, Господи, заткнись, заткнись, заткнись! Не называй меня так, когда трахаешь! Отпусти!
— Прости, Чимин, извини, я не буду больше, извини.
Чонгук сильнее обнял его, шепча ласковые слова на ухо, задевая губами горячую ушную раковину, а Чимин перевернулся на живот, увлекая на себя альфу, и пытался унять злые слёзы, которые сами по себе текли из глаз. Постепенно Чимин успокаивался, лёжа щекой на постели, и с трепетом ощущал бегущие по коже мурашки от нежных поцелуев, которые оседали по его шее, плечам и спине. А ещё омега чувствовал между своих ягодиц раскалённый от возбуждения член альфы, который слегка елозил там, вызывая сладкое томление в паху. Чимин приподнял таз ему навстречу и сам потёрся об него, слушая судорожное дыхание над собой. Вскоре он развернулся к альфе, поцеловал его в губы, и спросил:
— У тебя есть презервативы? Надень. Не хочу без них.
Чонгук не хотел выпускать омегу из рук, и оттягивал этот момент как мог, целуя распухшие губы, но Чимин поторопил его, заверив, что не сбежит, так как задница зудела так, что даже лежать неприятно, не то что двигаться. Чонгук слез с постели и побежал к своей дорожной сумке, где быстро нашёл два заветных квадратика и вернулся в спальню, страшась не найти омегу там, где оставил. Но Чимин так же лежал на животе, подложив руки под подбородок, и ждал его, иногда напрягая ягодицы, пытаясь унять зуд. Чонгук быстро раскатал резинку по члену, и забрался на постель, нависая над Чимином и целуя ему спину и вдоль позвоночника, до ямочек на пояснице. Чимин снова поторопил его, и Чонгук обхватил безупречные бёдра, слегка приподнимая над постелью, раздвинул ягодицы и приставил головку к отверстию, тут же толкаясь внутрь. Чимин громко выдохнул, почувствовав большой член в себе, и уткнулся лбом в постель, когда Чонгук лёг полностью на него, переплетая свои пальцы с маленькими пальчиками омеги, и начиная неторопливо и глубоко вбиваться в родное, пылающее жаром, тело. Каждое движение альфы сопровождалось стоном омеги, который просто закрыл глаза и получал удовольствие, выкинув все мысли из головы.
Чонгук иногда менял угол проникновения или скорость, то ускоряясь, то замедляясь, но не забывал осыпать поцелуями доступные ему участки кожи старшего, да и к губам часто припадал, жадно их целуя. Вскоре он приподнялся над Чимином, шире разводя его ноги, и задал быстрый темп, втрахивая безвольное тело в постель. Через короткое время оба кончили, и Чонгук упал на бок, привлекая к себе папу, и обнимая его за живот. Чимин давно не испытывал оргазм такой силы, поэтому долго ещё приходил в себя, благосклонно принимая ленивые поцелуи от альфы. Он не отреагировал на то, что Чонгук снова вставил в него член и стал медленно двигаться в нём, и не обратил внимания, что он выцеловывает сейчас лишь один участок его тела: основание левого плеча и шеи, где обычно ставят метку. Только когда он почувствовал в себе набухающий узел, мысль о метке как вспышка взорвала мозг, и Чимин толкнул локтем альфу в грудь, и, несмотря на боль от узла, соскочил с члена, откатываясь от него. Омега, стараясь игнорировать жжение в заднем проходе, развернулся к Чонгуку, который тоже не испытал блаженства от этой манипуляции, судя по болезненной гримасе на лице, сел на колени, и со всей силы пихнул его в плечо, возмущённо проговорив:
— Ты совсем охренел?! Я не разрешал тебе метить себя! С чего ты взял, что я хочу твою метку?
— Но ты же мой омега, а любой омега хочет быть помечен своим альфой, — спокойно улыбаясь, проговорил Чонгук. Чимин презрительно фыркнул на это замечание, и поморщился от болезненных ощущений.
— Я не хочу. Запомнил? Ты получил, что хотел, а теперь проваливай из моей постели. Не могу видеть тебя сейчас.
— Но у тебя ещё течка не закончилась. Ты до сих пор весь горишь. Если бы ты дал мне себя повязать, то она бы уже закончилась. У меня есть ещё один презерватив, если хочешь, мы повторим. И я обещаю, что не буду тебя метить, как бы сильно мне этого не хотелось.
Чимин задумался, опустив голову. Ему сейчас безумно хотелось убежать подальше от альфы, спрятаться и больше не видеть его никогда, но тело требовало другого, снова возбуждаясь. Чимин подполз к Чонгуку и поцеловал его, после чего лёг рядом с ним, принимая ласку. Он погладил ладонью член альфы, поражаясь его размерам, а потом задохнулся от наслаждения, которое ему снова доставлял родной сын. Проснулся Чимин поздним утром в объятиях Чонгука, который даже не пошевелился, пока омега выбирался из постели. Самочувствие у Чимина было ужасное: всё тело болело, жажда замучила, а самое ужасное это сумбур в мыслях и чувствах, и дыра в душе. Сейчас, когда мозг не туманила чёртова течка, Чимин в полной мере осознал масштабы катастрофы, которая произошла. Мало того, что Чонгук узнал о его тайне, так они ещё и переспали. Папа и сын. Феерично. Чимин скатился по стене в душевой кабинке, и разревелся, пряча лицо в ладонях. И что теперь ему делать? Чонгук настырный, он теперь не отстанет от него и не отпустит, а жить с ним как с любовником Чимин категорически не хотел.
Спустя долгое время Чимин всё-таки помылся и вернулся в спальню, где Чонгук ещё сладко спал. Стараясь не шуметь, он быстро оделся и вышел из комнаты, спускаясь на кухню. Занимаясь привычными делами, Чимин обдумывал, что ему делать дальше. Принимать сына как истинного он точно не намерен. Чимин заварил кружку кофе и вышел в зал, усаживаясь на диван и подтягивая к груди согнутые в коленях ноги, располагая в получившемся углублении чашку с напитком, обнимая её ладошками. Так он и сидел, уютно устроившись, и попивая кофе, когда получил поцелуй в щёку. Сияющий радостной улыбкой Чонгук обошёл диван, и сел совсем рядом с Чимином, снова наклоняясь к нему для поцелуя, но Чимин отклонился и упёрся ладонью ему в плечо, спрашивая:
— Ты чего это удумал? Перестань. Это было ошибкой, и больше никогда не повторится, поэтому забудь. — Чонгук не обратил внимания на сказанное, и снова полез целоваться, но Чимин грозно глянул на него, как делал обычно, когда сын сильно проказничал, и Чонгук остановился, расширившимися глазами смотря на папу. — Чонгук, я серьёзно. Между нами ничего больше такого не будет.
— Но мы же истинные. Предназначенные друг другу.
— А ещё мы родные папа и сын! Ты рос во мне, я тебя вынашивал и рожал! Я тебя растил и воспитывал. И если я радовался твоим толчкам во мне во время беременности, то это не значит, что я рад буду и сейчас их ощущать... ну, ты понял... Я не собираюсь принимать тебя как истинного альфу. Я люблю тебя, но только как сына, а не как альфу.
— Но вчера ты перестал сопротивляться, и отвечал мне, о чём я теперь вряд ли забуду, — растерянно пробормотал Чонгук.
— У меня течка была, я не соображал, что делаю, а ты воспользовался моим состоянием. Почему ты вообще рано вернулся? Ты должен был приехать через четыре дня.
— Я волновался за тебя, поэтому и приехал. Но иначе я бы не узнал ни о чём! А ты когда узнал о нашей связи?
— Как только взял тебя на руки почти сразу после родов, — тихо проговорил Чимин, вперив взгляд в уже пустую чашку. — И я решил, что ты никогда не узнаешь о нас, и столько лет у меня получалось это скрывать...
— Но почему ты решил всё за меня?! — воскликнул Чонгук, ближе придвигаясь к омеге. — Как бы ты не скрывался, я всё равно чувствовал тебя. Только сейчас я понимаю, что именно это было. Меня тянуло к тебе, я любовался тобой и жаждал всё своё время проводить с тобой. Я ревновал тебя, и злился, когда ты улыбался другим. А лет с шестнадцати я постоянно возбуждался из-за тебя, и даже дрочил, представляя тебя. Я считал себя больным ублюдком, который возбуждается от голоса своего родителя, а оказалось, что меня не просто так к тебе тянет. Пожалуйста, не отталкивай меня. Если хочешь, мы наши отношения будем держать втайне. Я никому о нас не расскажу.
— Нет. Эти отношения греховны, неприемлемы и запрещены. Нас будут осуждать, оскорблять и тыкать пальцем. Тебе будет закрыт путь на сцену, тебя нигде не примут, ведь тайное всегда становится явным. А если у нас, не дай Бог, ребёнок появится? Он же будет идиотом или с другим каким-то дефектом. Нет, Чонгук, ты должен встретить хорошего омегу, жениться на нём и с ним родить здоровых деток.
— Мне не нужен никто, кроме тебя, слышишь? Мы уедем в другой город, в другую страну, даже на другой континент, где нас никто не знает, только прими меня, Чимин, пожалуйста.
— Я сказал нет, значит, нет. Повторять больше не буду, — твёрдо ответил Чимин, выпрямляясь и отставляя кружку на столик. — Между нами могут быть только одни отношения: папа и сын. Ничего больше.
— Лучше бы ты меня в приют сдал! Я бы тогда не знал о тебе ничего, и если бы мы встретились, то тогда могли бы спокойно жить вместе. А сейчас ты убиваешь меня своим отказом. Я люблю тебя, Чимин, люблю как омегу, желанного омегу.
— А я тебя только как сына. В моей жизни был лишь один альфа, которого я любил. И ты вряд ли когда-нибудь займёшь его место.
— Ты о Хосоке?
— Да, о нём, — Чимин заметил, как Чонгук сжал кулаки, упрямо отказываясь верить услышанному. Он поднял тяжёлый взгляд на папу и проговорил:
— Как ты будешь свои течки проводить? Тебе же будет хуже.
— Действительно, благодаря тебе, мне теперь будет намного больнее, но справлялся как-то раньше, справлюсь и с этой проблемой.
— Ты будешь чужих альф звать? Кого угодно, только не меня?
— Да. Кого угодно, только не тебя, — повторил Чимин, начиная уставать от этого разговора. — Слушай, Чонгук, я, правда, устал тебе уже повторять одно и то же. Впредь, если ты полезешь ко мне, я буду сопротивляться, а это уже насилие, и далее следует изнасилование, так как я добровольно больше не лягу под тебя. Я всё-таки надеюсь, что хорошо тебя воспитал, и ты не опустишься до такой мерзости. Ты можешь злиться на меня, перебить всю мебель и отгонять от меня всех альф, но ты всё равно ничего не добьёшься. Так что не трать свои силы на меня, лучше обрати внимание на других омег. Я уверен, что где-то есть чудесный омега, которого ты сможешь полюбить.
— Вот как? Значит, ты хочешь забыть о том, что мы истинные, и предназначены друг другу? Забыть, что было между нами вчера, и какое удовольствие мы вместе получили? Хочешь, всю жизнь провести в одиночестве, каждый раз умирая от болезненных течек без меня? Хочешь, чтобы я женился и нарожал тебе кучу внуков, которых ты будешь нянчить? Верно?
— Да, всё верно, кроме, пожалуй, течек. Но это уже не твои проблемы.
— Замечательно. Хорошо, папочка, я сделаю так, как ты хочешь, — со злостью проговорил Чонгук, вскакивая с дивана, и выбегая на улицу.
— Какой послушный у меня сынок, — пробормотал Чимин, сжимая трясущиеся руки. — Жаль, что вчера был плохим мальчиком, проблем было бы меньше.
Господи, сколько дров они наломали всего за один вечер. Чимин тоже хорош. Уехал бы в свою тайную квартиру, и не было бы ничего, так нет же, поленился, теперь век не расхлебать заваренную кашу. И чего теперь ожидать от Чонгука? Натворит же дел. Чимин вспомнил слова Чонгука о приюте, и новые слёзы покатились по щекам. У него ни разу не возникло мысли отказаться от своего сына, страшась их связи. А Чонгук так легко забыл об этих годах, возжелав себе Чимина лишь как омегу. Хотя сам Чимин не намерен уступать ему ещё лет двадцать, а там вряд ли старый он нужен будет ему. Вдобавок ко всем проблемам сын ещё и память о Хосоке всколыхнул, добавляя боли истерзанному сердцу. Негодник. Интересно, женился Хосок или посвятил свою жизнь лишь работе? Чимин обнял себя руками и лёг на диван, поджимая под себя ноги, давая волю слезам. Почему у него всё не как у людей? За что ему всё это? Надо с папой поговорить, может он чем-то поможет. Хотя нет, не стоит его сейчас волновать. Чимин сам справится.