Плотское влечение [18+]

Я разглядывал Еву, сидящую на ковре с поникшим взглядом. Она расчесывала Лорелей, которая эмоционально рассказывала о прошедшем дне рождения у подруги из детского сада в прошлом году.

Сегодня 14 февраля, всеми известный день влюбленных, и, может быть, я бы устроил для нее вечер. Если бы любил.

— Спасибо, мамочка, — счастливо проговорила Лоре и, поцеловав Еву в щеку, убежала в свою комнату.

— Массимо, — хрипло прошептала девушка и поднялась с пола.

Эльсен подошла ко мне и устроилась поодаль на диване, наклонила голову набок и посмотрела на меня своими очаровательными карими глазами, похожими на взгляд маленького котенка, который хочет ласки и любви, который соскучился и готов подарить всю свою любовь тому, кто ответно любит его.

— Я не могу лгать девочке, — призналась Ева и обхватила себя объятиями, уголки ее глаз мимолетно заблестели от подступивших слез, но она мигом смахнула их и быстро заморгала.

Неужели она вспоминает о нем? О Сэме. О своем умершем младшем брате.

— Главное ведь, что она чувствует себя счастливой, — я улыбнулся, глядя в сторону комнаты, где была моя дочь.

— То есть ты готов пожертвовать её психикой ради временного удовольствия? — Ева удивилась и скрестила руки на груди, как будто защищаясь.

— Ева, не переживай так, — я постарался говорить спокойно.

— Как раз наоборот, я должна переживать! — она вскочила с дивана.

Ева выглядела напряженной, сжала кулаки и смотрела на меня с гневом и непониманием. Её глаза, хоть и казались детскими, были полны сложных эмоций — ненависти и уязвимости. Это делало ее еще более ранимой.

— Я очень люблю Лорелей, она как часть моей семьи, я люблю ее как родную. Поэтому я не могу не обращать внимания на её чувства. А твое поведение меня удивляет и расстраивает. Ты бесчувственный подонок, не заботишься о том, как другие люди себя чувствуют, и готов манипулировать их эмоциями!

Ева тычет кончиком указательного пальца мне в грудь и всхлипывает.

— Тебе повезло, что я включил шумоизоляцию и поставил радионяню, — прорычал я и стиснул брови, образовав небольшой бугор между ними, схватил девушку за тонкое запястье и дернул на себя, вынудив ее упасть на мои колени и вскрикнуть от неожиданности. — Тебе повезло, что моя дочь не слышит твоего гребаного бреда!

— Отпусти меня, придурок!

Она думает, что я отпущу ее. Думает, что может меня контролировать. Думает, что может повышать на меня голос и устраивать истерики. Черт возьми, она выводит меня из себя своим чертовски детским поведением.

— Сначала успокойся, — размеренным спокойным тоном сказал я и сильнее сжал ее запястья, не давая ей рыпаться и вырываться.

Девушка тяжело дышит и сжимает и разнимает кулаки. Ее плечи опустились. Она проиграла в этой маленькой битве.

Я поднял ее на руки и унес в свою спальню. Эти дни я ночевал на работе, поскольку у меня были ночные смены, и Ева могла спокойно спать одна в моей кровати или с Лорелей, если та попросит.

Сегодня я не заходил в комнату, и сейчас впервые за это время зашел.

Идеальный порядок. Даже кровать, которую я никогда не заправляю, оказалась потрясающе выглажена и застелена.

Я усадил девушку на кровать и запер дверь, чтобы Лорелей не забежала посреди разговора и не узнала лишнего.

— Прекрати вести себя как невоспитанный ребенок. Твои истерики хуже трехлетнего кризиса Лорелей несколько лет назад, и я будто взял на работу не взрослого ответственного человека, а семилетнего ребенка, которому отказали покупать игрушку.

Я сказал Еве то, что сильно ее задело. Укололо глубоко под кожу, именно это я и планировал. Сделать ей больно. Она опустила глаза, посмотрела на свои худые руки, поправила волосы и снова посмотрела на меня. В ее глазах видно, что она волнуется и пытается это скрыть.

— Массимо, я терпеть не могу ложь, — сказала она с горечью. — Как думаешь, Лора обрадуется, когда узнает правду?

Я ответил ей спокойным размеренным голосом:

— Ева, ты ничего не можешь сделать с этим. Смирись.

Она поджала губы, явно борясь с собой.

— Однажды эмоции возьмут верх над разумом, — сказал я холодно, стараясь быть объективным. — Надо уметь держать себя в руках и не поддаваться эмоциям. Учись контролировать их и сдерживать. Иначе они тебя убьют.

Ева не отвечает. В ней полыхают чувства, но какие — мне уже не интересно. Мне все равно, что творится в ее голове, все равно, что она не хочет врать, однако контракт уже подписан, и я не разорву его.

— Ты не справляешься, Ева, — констатирую факт я, сложив руки за спиной.

— И что? Теперь выкинешь меня на улицу?

Я усмехнулся.

— Нет, — я покачал головой и осмотрел ее фигуру.

У нее красивая осиная талия, длинные ноги и острые черты лица. Ростом она приблизительно пять футов и шесть-семь дюймов, в то время как я — шесть футов и шесть дюймов.

— Тогда что?

Я остановил внимание на ее глазах. Красивых глазах, похожих на какао, которое я постоянно пил в детстве, когда за окном лился дождь и покрывал влагой листья деревьев леса, а мама сидела рядом и мы ждали отца. Мое сердце сжалось. Я соскучился по семье, и мне бы хотелось вырваться в отпуск и уехать в Стокгольм.

— Я могу попросить Мэдисон помочь тебе адаптироваться, — я замолчал, изучая ее реакцию.

Ева отвела взгляд в растерянности.

— И я сделаю это.

— Это лишнее.

— Мне не нужны твои слезы на рабочем месте.

— Я не плачу.

— Правда? — с иронией переспросил и провел пальцем по ее мокрой щеке. — А это что? Неужели дождь в моем доме?

Я внезапно замер и медленно вдохнул. От нее пахнет духами «Chanel», нежные ноты цветов и грейпфрута. Но грейпфрут куда ярче и приятнее, поскольку он верхний. Я облокотился на ладони, оставив ее бедра вуалировать между моими руками.

Блять.

Ева посмотрела на меня, и ее дыхание тоже замерло. Я стоял, возвышаясь над ее хрупкой фигуркой, и смотрел, тонул в ее теплых глазах. Ева настороженно двинулась назад, создав между нашими лицами внушительное расстояние.

Блять, что я творю?

Я осознал, что нарушил ее личное пространство. Едва не нарушил условия контракта, и моментально отталкиваюсь от нее.

Прочистив горло легким кашлем, я посмотрел в окно, где мелькает солнце с хорошей погодой. Нам всем следует прогуляться, проветрить голову и успокоиться.

— Извини, — с трудом выдавил я.

— Я сама не лучше, — вздыхает девушка и безмятежно смотрит на меня.

— Прогуляемся с Лорелей?

— Было бы неплохо.

— Собирайся, я одену Лоре, — произнес я и вышел из комнаты.

Мне показалось или она облегченно выдохнула, когда я вышел? Я вернулся в комнату дочери, сидящей за рабочим столом в окружении альбомов и красок.

— Лорелей, — мягко обратился я к дочери, опираясь плечом о стену возле стола, — не желаешь ли прогуляться со мной и мамой в Центральный парк?

— С удовольствием! — с энтузиазмом откликнулась она, мгновенно переключившись с предыдущего занятия и с улыбкой направившись к своей личной гардеробной.

— Ты справишься самостоятельно? — уточнил я, наблюдая за её действиями.

— Да, — ответила она, выглядывая из гардеробной с детским задором в глазах. — А потом можно снова купить кексы?

— Безусловно, дорогая, — подтвердил я. — Соберись, мы будем ждать тебя в гостиной.

Покинув комнату, я столкнулся с Евой, идущей в гостиную. На ней надеты теплые брюки и тряпка, которую я даже свитером назвать не смогу, поскольку декольте очень глубокое. Оно так сильно обнажает значительную часть груди. Я нахмурился и презрительно осмотрел ее внешний вид.

— Отвратительно, — честно оценил я. — Отвратительнее некуда.

— Что не так? — держа в левой руке авокадо, фыркнула девушка.

— Сиськи замерзнут. Иди переодевайся в нормальное.

— Я нормально одета!

— Если ты их отморозишь, кто будет сидеть с Лоре, пока ты по больницам шастаешь?

Девушка язвительно закатила глаза и, продемонстрировав все свое недовольство, направилась обратно в спальню.

Я тяжело вздохнул.

И почему девушки настолько тяжелые морально особи, что мне все чаще хочется повеситься? Особенно с появлением Евы в моей жизни словно появилась перчинка. Пусть она и слушается, и унять ее пыл довольно легко, но все же.

— Верона, я так устала, — говорила девушка по телефону.

Я слышал ее разговор из приоткрытой двери. Подслушивать, конечно, нехорошо, но она не узнает, если я узнаю о ее мыслях больше дозволенного.

— Устала лгать, — признается Эльсен и тихо всхлипывает. — А Массимо, он... Он красивый, но его холод, резкость и грубость меня убивает. Он сначала топчет, а потом извиняется. Я уже жалею, что согласилась притворяться. Без него в моей жизни не было бы проблем.

Без него в моей жизни не было бы проблем.

Она и вправду идиотка или притворяется?

— Я согласилась из жалости к Лорелей, тем более она так напоминает мне о Сэме, и мне страшно, что однажды история повторится.

— Вы должны пройти через идентичный урок, — из ниоткуда возникла теневая сущность, что вызвало у меня инстинктивную реакцию в виде резкого движения.

— Прочь на хрен, — процедил я сквозь зубы, сжав кулаки.

Тень, не проявляя признаков агрессии, плавно переместилась к дивану и заняла на нем место, словно она являлась законным владельцем данного пространства. Я приблизился к ней, замахнулся и уже хотел ударить, но моя рука прошла сквозь серое, полупрозрачное облако, которое являлось ее воплощением.

— Сволочь, — гневно воскликнул я.

— Позволь представиться вновь, — тень расплылась в загадочной улыбке, сопровождаемой громким, зловещим смехом. — Я — существо, чье существование недоступно восприятию людей. Лишь ты способен видеть и слышать меня.

Я осознал, что не могу определить пол сущности. Она не является ни женщиной, ни мужчиной, что затрудняет выбор подходящего обращения. Оно? Звучит пугающе и зловеще.

— Что тебе нужно от меня? Я же сказал, убирайся на хрен!

— Я уже отвечал, — скучающе говорит он.

Может, он и мужчина.

— У вас с Евой похожие судьбы, даже даты смерти идентичны, — он рассмеялся и ринулся в сторону, указывая на дверь моей спальни. — И одинаковые уроки, которые вы четыре года не в состоянии освоить. Даже вините себя в смерти близких! Это так иронично, правда?

Дымка устремила на меня свой пустой взгляд.

— Уходи. Просто уходи.

— Я не исчезну по одному твоему желанию, — кажется, тень разозлилась, но мне ужасно плевать, какие у нее эмоции, и в целом я уверен, что она просто надевает маски. — Я тебе не джин из лампы! Ты меня понял?!

— Была бы у меня лампа, я бы засунул тебя туда и выбросил в океан, блять.

— Ты дурак? — тень глубоко вздыхает и ударяет себя, судя по всему, по лбу. — Ты даже коснуться меня не можешь, тем более я с легкостью прохожу сквозь материю. Ты не избавишься от меня, пока не поймешь, какой урок тебе дает судьба. Ты и Ева — карма друг для друга, но если вы воссоединитесь, вы поймете, что от вас требуется свыше.

— Это бред, — буркнул я и посмотрел на дверь спальни. — Убирайся к чертовой матери!

Тень пожимает плечами и вновь растворяется во мне. Блять, что за херня? Я перестаю понимать, что происходит не только внутри меня, но и вокруг.

— Я готова, — ко мне подбежала дочь, одетая в зимний костюм и с плюшевым жирафом в руках. — Папочка?

Я стоял, облокотившись поясницей о столешницу барного стола, и сжимал края, будучи дезориентированным. Я перестаю понимать, что творится в моей жизни.

— Пап? — дочь схватила меня за руку и сжала ее своими маленькими ручками. — Ты в порядке?

Я протер лицо ладонью и улыбнулся ребенку, словно все хорошо. Хотя я не знаю. Чувствую себя настоящим психом.

— Да, девочка моя, всё хорошо, — я опустился на корточки и поправил застёжку её комбинезона.

Лорелей обняла мою шею и повисла на ней. Я прикрыл глаза и обнял дочь, прижав её к своей груди так сильно и крепко, насколько это возможно.

— Я возьму с собой Дино?

Дино — это как раз её любимый жираф. Мама и папа подарили ей его, чтобы Лорелей всегда помнила о них, когда они в Стокгольме. И она помнит, скучает и радуется, когда они приезжают и остаются у нас на несколько ночей. Я обычно сплю с Лорелей, поэтому моя спальня отдается родителям, а Софии комфортно спать на диване в гостиной.

Однако я сомневаюсь, что Софи действительно спит. Уверен, она просто болтает по телефону с подругами или с Маттео.

Маттео.

Он так влюблен в неё, и я даже рад, что именно он хочет забрать Софию из родительского гнезда. Никому другому я не доверю свою младшую сестру, а Маттео прекрасно её контролирует издалека. Знает о ней всё и по моей просьбе может сказать, где она и чем занимается. Только это мне не требуется, ведь я знаю, что она под полной защитой Маттео.

— Бери, конечно, — я вернулся в настоящее и поднялся.

Ева стояла напротив, сложив руки перед собой в замок. Её глаза слегка опухли, но она улыбается сквозь бурю чувств. Она переоделась в свитер с горлом бежевого цвета, и её щеки красные от некого смятения.

— Теперь иду одеваться я, — хмыкая, я остановился возле девушки и зашептал: — Не расстраивайся, в парке много причин для улыбки. Если будешь грустить, Лоре тоже потеряет настроение.

— Я поняла, к чему ты клонишь, Массимо, можешь не объяснять, у тебя это плохо получается.

Я усмехнулся. Она чудесно подколола.

Я вошёл в комнату и, зайдя в гардеробную, вновь почувствовал запах парфюма девушки. Черт, он прекрасен, мать вашу. Этот грейпфрут настолько вкусен, что я хочу его съесть прямо сейчас.

Я посмотрел на флакон «Chanel Chance Eau Tendre» женских духов на полке. Прозрачный флакон с розовым оттенком внутри круглой формы с лаконичным колпачком, по периметру которого проходит тонкая серебряная полоска. Я открыл крышку и вдохнул утонченный аромат. Грейпфрут ударил в нос и смешался с бархатисто-пряной медовой розой и белым изысканным жасмином. Они просто потрясающие.

Как насчёт грейпфрутового кекса?

В пекарне вряд ли такие есть, но если испечь после прогулки?

Поговорю об этом с дочерью и Евой. Я не силён в выпечке, но обожаю её.

Осмотрев себя в зеркале, я взглядом оценил свои мышцы. Они хорошо двигаются, и их видно, а чистая, не-зататуированная кожа придала особый шарм. Я никогда не делал татуировки. Даже в честь принадлежности к мафии. Татуировки — не то, что мне нравится. Не на первом месте и не самое важное, чего бы я хотел сделать в жизни.

Одевшись в свитер хаки и того же цвета штаны, я взял перчатки для Лорелей, а также для себя и Евы. Я уверен на девяносто девять и девять процентов, что ни одна из них не взяла перчатки.

Лорелей одевалась в шапку с помощью Евы, как и ботинки. Ева внимательно слушала очередные рассказы ребенка и улыбалась. Я рад, что Лорелей смогла отвлечь ее от плохих мыслей.

Наверное, я слишком жесток с Евой. Она еще ребенок. Она неопытна, черт возьми, а я требую от нее великих успехов.

Нет.

Меня не волнуют ее чувства.

Мне все равно.

Наплевать.

***

Мы шли по заснеженным аллеям. В феврале людей почти нет, поскольку большинство мероприятий закончились после рождественских и других зимних праздников. Я вёз Лорелей на тюбинге, держа конец ремня и слыша, как ребёнок смеётся от резких поворотов и снежных бугров.

— Вы так ладите, — с улыбкой сказала Ева, глядя на Лоре сзади. — Она всегда так катается?

— Лорелей любит свой тюбинг, ни одна прогулка со мной не проходит без него.

— С Мэдисон они гуляли без него?

— Мэдисон физически не справится.

Мы забрались на каменный мост над озером, и я остановился, любуясь красотой зимы. Деревья и скамьи застелены большими слоями снега, а озеро покрылось льдом, отражая свет фонарей этого вечера.

— Очаровательно, — мечтающим тоном сказала Ева и осмотрелась вокруг.

Здесь прекрасный вид на парк и небоскрёбы, которые освещаются. Девушка облокотилась о парапет и глубоко вдохнула чистый запах. Лорелей подскочила с тюбинга и подбежала к Эльсен, остановившись возле, чтобы посмотреть туда же, но её маленький рост не позволил ей быть на уровне Евы.

Ухмылка расползлась по моему лицу, как корни деревьев на земле в лесу рядом с моим домом в Стокгольме. Я подхватил Лорелей на руки и дал ей возможность насладиться красотами парка. Её щека уже холодная, поэтому я прижал ребёнка к себе, согревая в своих объятиях.

— Мне нравится тут, — девушка с улыбкой посмотрела на меня.

— Я рад.

Левой рукой я облокотился о парапет, правой удерживая дочь. Мы просто стояли так и наслаждались спокойным моментом. Внезапно мою руку накрыла чужая, женская и утончённая, красивая и изящная. Ева сжала мою руку в своей, переплетая пальцы, спрятанные под перчатками. Я ощутил что-то странное. Что-то кольнуло в моём сердце, и оно рухнуло и скрутило желудок.

Я осторожно вытащил руку из-под ее и усмирил ее взглядом. Ева помялась и быстро спрятала руки в карман куртки, уткнулась носом в шарф, и ее щеки загорелись розовым не только от холода, но и от стыда.

— Хочу покататься с холмов, — сказала Лоре и посмотрела на меня своими очаровательными голубыми глазками.

Я растаял и улыбнулся.

— Твое желание — закон, милая, — я поцеловал Лорелей в лоб и ближе прижал ее к себе.

Ева выглядела странной, будто то, что я убрал руку, ранило ее. Но мне же все равно, почему я думаю об этом?

Направившись к холмам, я не мог понять, что с настроением Евы. Она то улыбалась, то грустила от того, что я холодно посмотрел на нее. Меня не интересуют ее чувства ко мне, я до сих пор люблю Лилит и, сука, даже после смерти верен ей.

Я стряхнул снег со скамьи и сел на нее вместе с Евой. Лорелей побежала с тюбингом на холм, чтобы покататься с другими детьми. Она достаточно социализированный ребенок, и познакомиться с другими для нее проще простого. Лорелей умеет находить общий язык и переманивать на свою сторону, даже если делает это не специально. Я внимательно следил за ней, чтобы она не упала и не столкнулась с кем-то. Я не собирался оставлять это без внимания.

— Массимо, — обратилась ко мне брюнетка, слегка наклонив голову и приблизившись на несколько сантиметров.

— Что ты хочешь сказать? — я ответил, сохраняя нейтральную интонацию и сосредоточенный взгляд.

— Мне действительно комфортно жить у тебя и присматривать за Лорелей. Однако твой холод и отчужденность вызывают у меня сильную неуверенность, — произнесла она, тщательно подбирая слова.

Я пристально посмотрел на нее, пытаясь уловить малейшие изменения в выражении лица. Ее состояние можно было охарактеризовать как амбивалентное: с одной стороны, она испытывала потребность в близком контакте со мной и хотела сблизиться, с другой — осознанно подавляла это желание.

— Ева, — начал я, закрыв глаза и стараясь придать своему голосу максимальную сдержанность. — Я люблю Лилит, даже несмотря на то, что она уже давно умерла. Я люблю ее. Тебе не стоит как-то ко мне прикасаться и пытаться «растопить». Мне это не нравится, прошу тебя быть гораздо сдержаннее и старайся вести себя чутка по-взрослому и не устраивать драмы и истерики из ничего. Особенно когда за стеной Лорелей.

— Я... — попыталась возразить она, но я жестом остановил ее.

— Я надеюсь, что ты сможешь это понять и принять как должное, — продолжил я, стараясь быть максимально спокойным. — Между нами не может быть ничего, кроме деловых отношений.

— Но возможно... — начала она, но я снова прервал ее.

— Исключено, — заявил я твердо, но без агрессии. — Не стоит тешить себя иллюзиями. Между нами ничего не может быть.

Эльсен внезапно умолкла и отстранилась, принимая позу с откидыванием корпуса на спинку скамьи и поворотом головы в сторону. Видимо, расстроилась слишком сильно.

Я, не придавая этому факту особого значения, перевел взгляд на Лорелей, упавшую в глубокий сугроб.

Блять, ей в шарф попал снег!

Я незамедлительно вскочил на ноги и оперативно переместился к смеющейся дочери. В этот момент она находилась в окружении двух детей, предположительно ее сверстников, и при моем приближении ее лицо выразило удивление.

— Лоре, черт возьми, такими темпами ты рискуешь переохладиться, — резко произнес я, наклоняясь с целью максимально быстро удалить снег с ее шеи.

Я стряхивал с нее снежинки, хмуро и обеспокоено осматривая дочь на наличие повреждений.

— Но, папа, мне не холодно! — возразила она.

— Когда у тебя возникнет боль в горле и насморк, мы вернемся к этому разговору, — парировал я, завершив процесс отряхивания и отпустив дочь.

— Будь осторожна, Лоре, — добавил я, слегка потрепав ее по голове. Несмотря на мои слова, она, не дожидаясь завершения фразы, продолжила свои игры. — Неугомонное дитя.

После этого я вернулся на скамью, где в прежней позе, не скрывая признаки грусти, находилась Ева.

Этот случай меня вообще не должен волновать.