Плотское влечение [18+]

Глядя на девушку, я уже заранее понимал, что получу отказ. Глупо надеяться, что она, поверхностно зная меня и мою дочь, согласится притворяться матерью. Сложив руки в замок, я пристальное осмотрел ее застывшее выражение лица, я внимательно изучал ее мимику и эмоции в полумраке, освещенное теплым светом тусклых светильников.

Ева отвернулась, раздумывая над моими словами, а я ждал. Молча ждал, надеясь, что мой ребенок наконец будет счастлив. Она оставляла мой вопрос без ответа, лишь сжимая юбку платья в своих тонких руках.

— Лорелей рано или поздно поймет, что я не ее биологическая мама. Если бы мы были связаны родством, она об этом сразу бы узнала, ты бы точно ей сказал, и я бы ей призналась, но ведь внезапно говорить — нелогично, Массимо, — с выражением некоторой озадаченности произнесла Ева, устремив на меня свой пристальный взгляд изумрудных глаз, которые выделялись на фоне полумрака спальни, создавая атмосферу таинственности и интриги.

— Я ей скажу, что хотел устроить сюрприз, поэтому сказал не сразу, — монохромно отвечал я на ее нерешимость. Моя единственная цель на ближайшее время — найти человека, способного установить с моей дочерью глубокие эмоциональные связи, подобные тем, что у меня с ней. Важно, чтобы этот человек вызывал взаимную симпатию у Лоре и желание общаться.

Иначе повторится то же, что и с Мэдисон. Я не считаю ее плохой няней, но она не та, к кому открыто тянется Лорелей и безмерно любит. Мне нужна именно мама для нее.

Ева кажется идеальной кандидатурой на роль матери. Однако ее сомнения и неуверенность создают препятствия для моих планов и желаний.

Терпеть не могу неуверенных в себе людей. 

Девушка нервничает и нервно прикусывает губу. Ее дыхание становится быстрым и прерывистым, увеличивая частоту в двух кратном размере, как будто она только что пробежала несколько кругов. Я смотрел на дочь, спящую в своей комнате. Провел рукой по ее шелковистым светлым волосам, которые она унаследовала от моей покойной жены Лилит. Этот маленький жест любви к ребенку позволил мне ненадолго отвлечься от повседневных забот и задуматься о том, как она важна для меня. Волосы дочери уникальны. Они напоминают мне, что генетическая память живет в ее облике, и я вряд ли сотру у нее черты Лилит, заменив их другой женщиной.

Лорелей переворачивается на бок и инстинктивно обнимает меня за руку. Тактильный контакт со мной помогает ей расслабиться и заснуть, мое присутствие рядом с ней снижает ее тревожность и улучшает качество сна, убивает все страхи.

— Массимо, — шепчет Ева Эльсен, выпрямляя спину с грацией натянутой струны. — Я очень сильно сомневаюсь относительно целесообразности введения Лоре в заблуждение. Более того, существует вероятность, что когда она узнает правду, то она лишится своего счастья, разочаруется в тебе. В твоем вранье.

— Сейчас она ребенок, которому просто нужна мать.

— Лоре вырастет, и это неизбежно, — тихо продолжает девушка. Я сжимаю одеяло в правой руке и спокойно вздыхаю, вслушиваясь в её нотации. Последствия своих действий я осознаю без её вмешательства. — Лоре узнает, что я не её биологическая мать. Как думаешь, кого из нас она будет воспринимать более враждебно и кому из нас двоих будет больнее от ее боли?

— Ева, — я понизил голос и сузил глаза.

Маленькая девушка, едва окончившая школу, будет говорить о последствиях тому человеку, который старше нее вдвое, вдоль и поперек знает все возможные исходы? Все, что может произойти?

— Я прекрасно знаю, чем эта ложь может закончиться. Мне не нужно, чтобы ты говорила мне и без того логичные, вполне очевидные вещи. Я требую от тебя только один ответ: ты согласна или нет?

Ева внезапно замолкла и отвернулась.

Возможно, мои слова прозвучали резко, но я не слишком интересуюсь эмоциями других. Вопрос о том, эгоистично ли мое поведение, остается открытым. Однако для меня на первом месте всегда стоит моя дочь. Все остальные люди занимают более низкие позиции в моей системе приоритетов, а незнакомцы и те, с кем у меня нет значимых связей, находятся на самом последнем месте или, возможно, вовсе не имеют места в этой иерархии.

— Нет, — она решительно качает головой, глубоко вздыхая. — Я не могу обманывать Лоре. Прости, но это невозможно.

— Если я предложу тебе щедрые деньги, в два раза больше зарплаты твоего отца, за выполнение обязанностей матери?

— Деньги для меня не главное. Я не нуждаюсь в них, мне всего хватает.

— А как насчет роскошного огромного пентхауса с видом на Нью-Йорк? Доступ к автомобилям любой марки и возможность покупать любые вещи без учета их стоимости в официальных документах. Это будет своего рода премией. Ты просто сыграешь роль матери и будешь жить так, как хочешь.

— Массимо, — её голос становится нежным. — Ты не сможешь убедить меня деньгами и заманить ими в свои сети, поскольку они не представляют для меня существенной ценности. Я уже выразила свою позицию касательно нежелания участвовать в обмане Лорелей. Тебе следует рассмотреть возможность откровенного разговора с ней, как отец и дочь. Правда для вас обоих будет лучшим решением.

— Ты можешь быть свободна, — произнес я, внезапно завершая разговор.

Ева, испытывая легкое недоумение в ответ на столь неожиданное завершение беседы, вопросительно приподнимает бровь.

— Массимо...

— Ты свободна, Ева, — повторил я, подтверждая свое решение.

Сжав кисть в кулак и прижав её к груди, девушка грациозно поднялась с постели, деликатно поправила складки своего откровенного платья и направилась к выходу из спальни. Коснувшись черной матовой дверной ручки, она, не оборачиваясь, тихо произнесла:

— Спокойной ночи тебе и Лорелей, — после чего покинула комнату, аккуратно прикрыв за собой дверь.

На что я вообще надеялся?

Встав с кровати, я подошел к двери и ввел код на дисплее, блокируя вход в комнату. Я знаю все пароли в этом доме, я знаю все потайные входы и выходы, потому что этот дом такой же мой, как и в Стокгольме. Я рос здесь и там, но моя жизнь продолжается в Нью-Йорке.

Я осмотрел дочь и поправил на ней одеяло, следом вышел на балкон и закрыл дверь. Уперся ладонями в холодные каменные перила и склонил голову, чувствуя, как ледяной февральский бриз приятно обдувает поверхность кожи моего лица, освежая так, словно притупляя ощущение жары.

— Обещаю, девочка моя, я подарю тебе счастье, — поклялся я сам себе и поднял голову, вглядываясь в темное ночное небо. — Лорелей, я бы хотел рассказать тебе правду, но боюсь, что она тебя разрушит сильнее и оставит глубокий болезненный шрам. Ты так хочешь к маме, а я, как ублюдок, молчу и вру, что она просто в долгой командировке и вернется, как только сможет. Как же глупо и безрассудно, блять.

Я вернулся в комнату и запер вход на балкон, закрывая плотные шторы блэкаут. Люблю такие, они не пропускают свет и не позволяют солнцу или луне мешать спать, поэтому дома висят именно они и никакие другие. Тьма — это то, что я люблю.

Снимая рубашку, я думал. Я думал о покойной жене. И я не понимаю по сей день, почему она решила так просто закончить с жизнью. Бросить не меня, нет, а бросить Лорелей. Ребенка, которого она вынашивала в себе девять месяцев. Ребенка, которого рожала столько часов.

Неужели быстрая смерть стоила столько мучений?

Ее решение осталось для меня загадкой. 

Надев спортивные штаны, я лег в кровать под одеяло рядом с дочерью. Она моментально прильнула к моей груди, находясь в состоянии сна. Я обхватил ее маленькое тело в теплых объятиях и закрыл глаза, погружаясь в аромат ее волос, которые напоминали свежесть зимнего утра.

— Папа, — тихо произносит Лоре сонным голоском.

Я осторожно касаюсь ее головы, мягко проводя ладонью по волосам, и нежно целую в теплый лоб, создавая атмосферу умиротворения и безопасности.

— Я здесь, спи, моя дорогая девочка, — шепчу я, стараясь своим присутствием и словами обеспечить ей необходимый покой и защиту.

Больше Лорелей ничего не сказала, лишь уснула обратно и обмякла.

Я остался наедине со своими мыслями. Я должен придумать, что делать с тоской дочери по матери. Матери, которой давно нет в живых. Будь у меня возможность, я бы вернулся в прошлое и изменил бы его. Не позволил бы Лилит покончить с собой.

О причине ее смерти знаю только я и родители.

Эту информацию я предпочитаю держать при себе.

Веки стали чертовски тяжелыми, и я не стал сопротивляться желанию уснуть. Крепче обняв ребенка, боясь, что с ней что-то случится, если я отпущу, я постепенно уснул рядом с дочерью.

***

Я вновь погружаюсь в воспоминания, где на кровати неподвижно лежит её тело. Этот ад снова всплывает в памяти, погружая меня в состояние, похожее на посттравматическое стрессовое расстройство. Я слышу пронзительные крики Лорелей, эхом отдающиеся в глубинах моего сознания. В то же время я ощущаю грозовые раскаты и вспышки молний. Всё, что я чувствовал, наполнено запахом крови и болью.

Невыносимой болью.

Я смотрел на повторяющийся день от третьего лица. От лица тени и призрака, видя себя в том же подвешенном состоянии дома Стокгольма. Только плач Лорелей позволил мне прийти в себя и перестать громить комнату. И только из-за нее я держусь. Ради нее.

— Ты сам виноват в смерти своей жены, — зловещий голос из мрака той ночи шептал мне, словно пробуждая давно забытые угрызения совести.

— Я знаю, — ответил я, стараясь сохранить внешнее спокойствие, хотя внутри меня бушевала буря эмоций: боль, вина, отчаяние.

— Почему ты не спас ее? — продолжал голос, как будто стремясь вывести меня на откровенность, заставить признаться в том, что терзает мою душу.

Этот вопрос, заданный таинственной темнотой, повисал в воздухе, требуя ответа, которого у меня не было. Я пытался найти слова, но они застревали в горле, как ком. Почему я не спас ее? Этот вопрос, как навязчивая идея, преследовал меня, не давая покоя ни днем, ни ночью. Возможно, ответ кроется в глубинах моего подсознания, где страх перед неизвестным оказался сильнее желания спасти близкого человека. Или же это была роковая ошибка, вызванная стечением обстоятельств, которые я не смог предугадать или контролировать? Эти вопросы, подобно неразгаданной головоломке, продолжали терзать меня, не давая найти утешение в простых объяснениях.

— Ты видел ее состояние после родов. Ты мог успеть спасти, — голос не останавливался, становясь всё более маниакальным.

Мог.

Я мог, но не предпринял необходимых действий, и мое бездействие разрушило всё, что могло появиться в будущем. Я мудак, что не предпринял ничего, чтобы избежать ее смерти.

— Ты не смог спасти свою жену. Ты лишил свою дочь матери. Твоя дочь страдает из-за тебя и только из-за тебя.

— Замолчи, — процедил я сквозь стиснутые зубы.

— Больно признавать истину, не так ли? — голос, исходящий из тьмы, прозвучал прямо над моим ухом.

Я ощутил полную парализацию. Неприятные, вязкие нити тьмы обвились вокруг моего горла и начали сжимать его, заставляя меня созерцать изуродованное, безжизненное тело моей супруги.

— Она страдала из-за тебя, — с тонкой горечью в голосе произнесла тень. — Ты проявил себя как неспособный ни на что муж. Как мужчина, ты должен был обеспечивать защиту и безопасность, но какой из тебя мужчина, если ты не смог уберечь даже свою жену? Никакой. Ты обязан был контролировать ситуацию, обладать полной информацией, но вместо этого ты предпочел игру в доверие и иллюзию здоровых отношений.

Тень усмехнулась и предстала передо мной. Я видел темную дымку, но лицо отсутствовало, хотя все эмоции и интонации голоса были мне предельно ясны.

— То, что ты пытался совершить, противоречит твоей истинной природе.

— Я пытался измениться ради Лилит.

— Если бы ты не попытался измениться, она была бы жива. Контроль, власть и манипуляция — это твоя настоящая сущность, твои базовые инстинкты. Контролируй свою дочь, пока ты жив, иначе рискуешь потерять и её.

— Я знаю.

— Я рад, — тень выскользнула из поля зрения, и мое сознание вновь погрузилось в тот трагический эпизод ночи.

Тот адский сценарий начал разворачиваться с новой силой. В моем сознании вновь возникли образы крови, глубоких порезов, зловещего ножа, безжизненного тела и душераздирающих криков дочери.

***

Проснувшись, я ощутил ужасную сухость во рту. В попытке минимизировать дискомфорт я принял полусидячее положение, опираясь на локти, и глубоко вздохнул. Затем я произвел быструю ревизию пространства спальни, отмечая, что шторы оставались в открытом положении, а на полу рядом с окном располагалась фигура Лорелей, держащей в объятиях игрушку жирафа.

Поднявшись с кровати и переместившись к Лорелей, я принял позу на корточках, чтобы не нарушить ее покой. Осторожно прикоснувшись к ее голове, я аккуратно поправил мягкие пряди волос.

— Иди еще поспи, маленькая, — обратился я к ней, используя мягкие, но уверенные интонации, характерные для заботливого отца.

Я заметил, как дочь повернула голову в мою сторону. В уголках ее глаз застыли слезы. Она всхлипнула, и мое сердце сжалось. Я не могу остаться равнодушным, когда вижу слезы своего ребенка. Я знаю, из-за чего она плачет, и ничего не могу с этим поделать. Очевидно, что причина их появления требует моего внимания и помощи, но как мне помочь своей маленькой девочке? Ей нужна мама, а я отец, который не может заполнить ее пустоту и боль.

— Я хочу к маме, — с трудом проговорила Лоре, закрыв лицо ладонями и обхватив колени, прижав их к груди. — У всех есть мать, а я... Я тоже хочу, чтобы у меня была мама...

Лорелей вновь разрыдалась, свернувшись в клубочек. Мне ничего не остается делать другого, поэтому я принял решение действовать тактично и осторожно. Я взял дочь на руки, посадил к себе на колени и обнял, стараясь дать ей понять, что она не одна и у нее есть папа. Мягко поглаживая спину Лорелей ладонью, я прижал ее к себе как можно ближе, стараясь уберечь от испытываемой ею боли.

— Мама всегда рядом, — я бережно положил ладонь на её грудь, ощущая ритмичное биение сердца, и нежно поцеловал её в кончик носа. — И папа тоже всегда рядом. Всё будет хорошо, Лоре.

Она вздрогнула и глубоко вздохнула. Слёзы прекратились. Я аккуратно вытер остатки влаги с её лица и уложил её обратно в постель.

— Отдыхай, — произнёс я, поднимая с пола игрушку и закрывая шторы, чтобы создать в комнате атмосферу полного покоя и темноты.

— Мама скоро вернётся? — её голос прозвучал тихо, но с надеждой.

Я отвёл взгляд, стараясь не встречаться с ней глазами, чтобы не выдать свои эмоции.

— Скоро, моя маленькая девочка, скоро, — ответил я, стараясь придать своему голосу уверенность и спокойствие.

— А когда? — она повторила свой вопрос, её голос дрожал от волнения.

— Спи, — я произнёс это мягко, но твёрдо, понимая, что больше ничего не могу сказать, чтобы не вызвать у неё ещё большего беспокойства.

Она обижено буркнула, и я сдержанно усмехнулся.

Что мне делать, чёрт возьми?

***

Вечером шестого февраля мы вернулись в Нью-Йорк. Мое физическое состояние можно было охарактеризовать как состояние глубокого истощения, я чувствовал себя как вялый помидор. Я взял в руки бокал с капучино и, прикоснувшись губами к бархатистой пене молока, испустил тяжелый, сдержанный вздох.

Переведя взгляд вперед, я сосредоточился на своей дочери, которая сидела за обеденным столом. На поверхности стола находились различные инструменты для творчества: карандаши, фломастеры и раскраска. Лоре, с легким высунутым кончиком языка, активно занималась раскрашиванием персонажей из любимых мультфильмов.

Я улыбнулся.

— Папа, — Лорелей спрыгнула со стула и, демонстрируя раскраску, подошла ко мне. Пусть на картинке можно было наблюдать только попытки воплощения художественных идей, пусть и не всегда строго соответствующие контурам и неровные, но она пыталась, и это важно.

— Моя маленькая художница, — я нежно прикоснулся к её волосам, ощущая тепло и мягкость детской кожи. В ответ на моё внимание раздался звонкий, искренний смех, наполнивший кухню аурой радости и беззаботности. — Умничка, очень красиво, — добавил я, стараясь выразить своё восхищение и поддержку её творческому порыву.

— Папа, я очень хочу к Еве. Она мне очень нравится.

Я застыл, едва не выронив горячий кофе. Она хочет к Еве. Её слова вызвали у меня недоумение. Я осторожно поставил бокал на стол, размышляя, как лучше ответить. Вопрос о встрече с Евой требовал тщательного обдумывания. Как мне исполнить желание моей единственной и любимой дочери?

— Конечно, — выдавил я, подбирая слова. — Вы обязательно встретитесь.

Осталось решить как. Я не могу отказать своей Лорелей ни в чем.

Она с легкой улыбкой направилась в комнату, оставив цветные карандаши лежать на поверхности стола. Я, в свою очередь, облокотился на барную стойку, запустив пальцы в волосы, и тяжело вздохнул, ощущая груз беспомощности. Мне необходимо прекратить вводить свою дочь в заблуждение, однако это представляется чертовски сложной задачей. Я не могу причинить ей травму и боль, раскрыв горькую правду.

Ева.

Ей нужна Ева.

Черт.

Я нашел контакт Маттео, набрал его и, предвкушая продолжительный период ожидания, сделал очередной глоток крепкого капучино. Промежуток времени между гудками казался мне бесконечным, словно я находился в состоянии временной деформации, вызванной высокой концентрацией внимания на предстоящем разговоре.

— Что случилось? — нетерпеливо вопросил Маттео, его голос прозвучал как резкий диссонанс в монотонном фоне ожидания, и я услышал, что он уже пьян.

— У меня возникла проблема, требующая вмешательства специалиста высокого уровня, — ответил я, тщательно подбирая слова, чтобы не допустить недопонимания. — Мне требуется привлечение Тайлера. Без его участия ничего не получится.

— И почему ты считаешь, что хакер моего отца подходит? — в голосе Маттео послышалось легкое недоумение, смешанное с ноткой скептицизма.

Я сделал паузу, чтобы сформулировать ответ с максимальной точностью. Поставив бокал на стол, я продолжил:

— Тайлер обладает уникальным набором навыков.

— Предположим, — с явным скептицизмом произнес Маттео. Судя по его интонации, он находился в состоянии алкогольного опьянения и стремился к отдыху, однако мой звонок нарушил его планы. — Зачем тебе хакер, Массимо? Что ты задумал?

— Позволь мне начать с упоминания Евы Эльсен, — начал я, стараясь сохранять спокойствие и профессиональный тон.

— Мне это имя не знакомо, — ответил Маттео, явно демонстрируя нетерпение и недостаток интереса к предыстории.

— Ева Эльсен связана с Камиллой. Я не знаю подробностей и не намерен в их отношения вникать. Пока что.

— Переходи к сути, у меня нет времени для вводных ремарок.

— Моя цель — получить доступ к системе видеонаблюдения в доме Евы Эльсен. Мне необходимо определить её местоположение в реальном времени и обеспечить постоянный мониторинг всех её перемещений. Более того, я хочу иметь доступ ко всей доступной информации о ней, начиная с самых ранних этапов её жизни и вплоть до настоящего времени.

Маттео презрительно усмехнулся в трубку, показывая уверенность в своих действиях.

— В течение часа ты получишь доступ ко всем необходимым файлам, включая логины и пароли, фотографии и прочие релевантные данные, — заявил он с холодной решимостью.

— Жду, — последовал лаконичный ответ, отражающий понимание серьезности ситуации.

Маттео завершил разговор, первым повесив трубку.

Мне нужно знать о Еве всё, чтобы подпустить ее к дочери.

Следом я отправил смску Мэдисон с приказом, чтобы она приехала и осталась следить за Лорелей, поиграла с ней и уложила спать. Мне нужно поработать с документами в кабинете, ведь недавно я занял титул дона.

Зайдя в свой рабочий кабинет, я устроился в кресле и взял несколько толстых папок. Включил компьютер и принялся рассматривать не только текстовые документы, но и файлы. Уже в течение получаса я услышал шаги и, заглянув в другой монитор, где показана видеозапись в реальном времени, я успокоился, потому что вошла Мэдисон, сразу направляясь в комнату Лорелей.

Дверь закрывается дистанционно с помощью установки умного дома через телефон.

— Папа, — Лорелей проникла в кабинет, деликатно постучав по стене, — можно пойти погулять по городу?

Следом за ней появилась Мэдисон с перекрещенными руками и выражением негодования на лице.

— Разумеется, однако сначала подойди ко мне.

Лорелей послушно подошла и встала рядом. Я достал из выдвижного ящика рабочего стола миниатюрный браслет с GPS, позволяющий мне тщательно следить за ее местоположением. Аккуратно надел его на запястье дочери, отпустил ее руку и сказал:

— Иди, но будь осторожна и не снимай браслет. Надень теплую одежду, подходящую к погоде.

Лорелей покорно кивнула и покинула кабинет.

Мэдисон, сохраняя хладнокровие, обратилась ко мне:

— Твой вечный контроль, Массимо, не приведет к значимым результатам, и он ничем не поможет, — после этого она покинула помещение, следуя за Лорелей.

Она еще не знает, что за ними двумя будут приставлены десять глаз. Пять охранников, которые будут следить издалека и докладывать мне обо всем каждые десять минут.

Я сразу получил электронное письмо и начал его изучать. В архиве были подробные данные о Еве Эльсен, в том числе цифровые ключи от ее устройств — полный доступ к камерам видеонаблюдения, телефона и геолокации. Я спокойно запустил распаковку файлов и начал копировать их на локальный сервер, чтобы затем проанализировать и пользоваться.

Раз моя дочь тянется к тебе, я должен следить за тобой и знать тебя наизусть.

Я буду контролировать ее целиком и полностью.