Заветные слова
— Малыш, я тут разобрал шкаф и нашел хорошие вещи, — Феликс позвонил поздним вечером, сидя посреди разбросанной одежды. А у него ее было много: кровать оказалась усыпана яркими футболками и блузками, а на полу длинной стопкой лежали брюки. В комнате царил полнейший беспорядок.
— Я знаю, что у тебя есть хорошие вещи. Ты звонишь мне, чтобы сообщить об этом? — Хенджин улыбнулся, обернул шарф вокруг шеи и вышел из магазина, отработав очередную смену. Он не мог похвастаться высокой зарплатой, но ее вполне хватало, чтобы тайком подбрасывать деньги маме и платить вместо нее за квартиру. Мама, правда, иногда ругалась, но это было не так важно.
— Дело в том, что они... Ну, довольно большие для меня. Это были необдуманные покупки, тут даже ценники есть. Я подумал, что эти вещи тебе подойдут.
— Чувствую себя бездомным щенком.
Автобус подъехал, и Хенджину пришлось вести себя чуть тише, чтобы не тревожить уставших людей. Он добрался до конца салона и сел рядом с окном, разглядывая привычный февральский пейзаж в виде бесконечно одинаковых домов, автобусных остановок и школьников, возвращающихся с дополнительных занятий. Начало февраля для школьников выдалось тяжелым — в конце концов они скоро должны были сдавать экзамены и искать себе местечко в университете.
— Эй, я планирую отдать эти вещи тебе не потому, что у тебя нет вещей, а потому, что эти тебе бы подошли. Они выглядят на мне просто ужасно, так почему бы тебе не взять их? — на Феликса смотрели брюки кофейного цвета — ценник в девятьсот тысяч воноколо шестидесяти тысяч рублей (на момент написания) так и просил оторвать себя и сжечь к чертям собачьим. Феликс прекрасно понимал, что Хенджин устроит ему взбучку, когда узнает, сколько стоит вся эта одежда. — Так что? Можешь завтра приехать ко мне, чтобы забрать это?
— Могу. Но учти, если все это дорого...
— Я сожгу ценники.
Хенджин посмеялся и сбросил вызов.
***
Он приехал воскресным утром, все еще поражаясь дороговизне огромной квартиры. Хенджину казалось, что он никогда не привыкнет к этому. «Скромная» обитель Феликса встретила ароматом чего-то шоколадного, отсутствием искусственного света и самим хозяином, одетым в желтый пижамный комплект.
— Мог бы и позже приехать, — он отошел с прохода и потянулся — проснулся, видимо, не так давно.
— А что? Любовник не успел спрятаться в шкаф? — Хенджин по-доброму усмехнулся, вызывая у Феликса гневный взгляд и кривую улыбку.
— Я сделал ему канат из белья, и он вылез из окна.
Шуточная перепалка не помешала зацеловать Феликса до распухших губ через пару минут на пороге спальни. Они встречались всего пять месяцев, и Хенджину почему-то хотелось сказать не «всего», а «уже». Не в плохом смысле, конечно. Время летело быстро, теперь они стали более смелыми и открытыми по отношению друг к другу, но не зашли дальше после того раза на ночевке. Хенджин понял, что его это совершенно не волнует: он редко желал чего-то большего, хотя стоило заметить, что Феликса было нельзя не хотеть. Это же Феликс. Он такой... Горячий, податливый и привлекательный.
— Если бы ты приехал чуть позже, я бы успел хотя бы переодеться во что-то нормальное.
— Ты выглядишь чересчур хорошо, чтобы жаловаться на это.
Ли задержал взгляд на парне всего на несколько секунд, а затем отодвинул дверцу шкафа и положил внушительную стопку вещей на кровать. Там было что-то бежевое, красное, синее — все-таки одежда Ли в частности имела яркие цвета. Хван недоверчиво потянулся за сложенными брюками, расправив их.
— Они же реально очень большие для тебя, — и взглянул на парня, спрятавшего руки за спиной. Улыбка показалась нервной. — Почему ты так улыбаешься?
— Я не помню, все ли ценники отрезал.
Хвану пришлось примерить брюки, потому что он не был уверен насчет размера, и, пока он снимал низ, Ли смиренно молчал и смотрел в сторону занавешенных плотными шторами окон — стеснялся. Хван, если говорить честно, не был против того, чтобы за ним наблюдали. Брюки смотрелись неплохо, так что через минуту уже поместились на дно бумажного пакета.
— У мамы скоро день рождения, поэтому у меня стоит дополнительная ночная смена на сегодня. Я снова прогуляю первую пару, — натянув красную футболку с надписью «mahagrid.» на груди, Хенджин подошел к зеркалу рядом с окном и удовлетворительно хмыкнул. — Мне нравится.
— А я приглашен? — Феликс, устроившийся на кровати, потянулся за банкой колы. Ветер на улице стих, но небо заполнилось крупными тучами.
— Это даже не обсуждается. Я немного накопил на подарок. Мама мельком сказала что-то про кеды, и я подумал... Короче, присмотрел хорошие. Она еще сумку хотела, но мне просто не хватит денег.
— Какую сумку?
Хенджин стянул футболку и отрицательно замотал головой — Феликс уже предугадал, что он скажет...
— Даже не думай.
Разумеется. Хенджин был агрессивным, когда речь заходила о подарках. Феликс вздохнул и застонал.
— Хорошо, я куплю твоей маме недорогую сумку.
— Ты мне это обещаешь? — молчание продлилось целую минуту, и Хенджин нахмурился, когда сел рядом и отодвинул стопку в сторону. Ладонь опустилась на голую коленку парня, который, выпятив губы, смотрел совершенно так же недовольно в ответ.
— Если ей действительно нужна хорошая сумка, которая не порвется через год, почему бы мне не купить эту сраную сумку?
— Потому что ты тратишь на нас слишком много. Трать столько на себя.
— Я потратил! — парень указал ладонью на бумажный пакет на полу. — Да одни штаны из этого пакета стоят миллион!
— Сколько? — лицо напротив исказилось в шокированной гримасе, и Ли яростно закивал.
— Да, Хенджин, миллион, представляешь. Я оторвал все ценники, чтобы ты не начал истерить по этому поводу.
— Я не могу все это взять, — Хван потянулся к пакету, но руку вовремя перехватили. Ли заключил его лицо в ладони, недолго помолчал и шепотом произнес:
— Ты возьмешь это. Если надо, я прибью этот пакет к твоему телу молотком, но ты это возьмешь, — затем одежда, до этого лежавшая на кровати, отправилась к остальной резкими, быстрыми движениями. Ли вернулся в исходное положение. — Меня никто не заставлял отдавать тебе вещи, я сделал это по собственному желанию. И я хочу купить твоей маме сумку по собственному желанию, а ты просто не имеешь права отказывать мне в этом.
Хенджин стал кусать подушечку большого пальца. Почти каждый разговор о деньгах кончался на не самой веселой ноте, но по-другому не получалось: Хенджин не мог смириться с этим. Его не волновало, что Феликс богат, пока Феликс тратил эти деньги на себя, но стоило только заикнуться о подарках, стоило сказать: «Я оплачу это», как атмосфера тут же накалялась. Феликс залез на бедра Хенджина и обвил руками голые плечи. Губы прижались к мочке уха.
— Пожалуйста, позволь мне сделать твоей маме подарок. Я не обещаю, что сумка не будет дорогой, но я постараюсь выбрать достойную цену, — перед Феликсом всегда было до отвратительного сложно устоять, он действовал как успокоительное, вплетался пальцами в волосы и беспорядочно шептал на ухо — возможно, стоило назвать это манипуляцией? Хенджин не знал. Он устроил ладони на талии и посмотрел на парня побитым щенком, зажмурившись из-за подобравшихся к глазам слез.
— Мне трудно.
— Я знаю, — мягко прозвучало в губы. — Пока у меня есть возможность тратить столько, я продолжу это делать. Если бы я не хотел, то и не стал бы. Малыш, тебе нужно смириться с этим, — Феликс провел пальцем по родинке под глазом и прислонился своим лбом к чужому. Его ладони плавно переместились в волосы, а кожа пахла так приятно, что Хенджину захотелось уткнуться куда-нибудь в теплую шею и проплакать целый день. — Это не жалость, а желание. Так что разреши мне желать дарить тебе что-то красивое и нужное. Это мой способ выражения любви.
Слеза скатилась по хенджиновой щеке, Феликс тут же прикоснулся к ней губами, чтобы стереть мокрую дорожку. Телефон на тумбе завибрировал, разнося по комнате громкую мелодию звонка, и парень не глядя сбросил вызов. За окном было только серое небо. Хенджин не прервал молчание — ничего не хотел говорить, — и ему стало тоскливо. Сердце печально сжалось, а в голове застряла пустота. Он не привык к этому, потому что в средней школе на дополнительных мог целую неделю носить одну и ту же рубашку, потому что они с мамой позволяли себе недорогой тортик только по праздникам и Хенджин никогда не упрекал Суджин во всем этом. Он упрекал только себя — действительно, ведь если бы его не было, то и денег у мамы водилось бы больше.
А Феликс просто сводил Хенджина в ресторан известного, как оказалось позже, итальянского шеф-повара, на Рождество смело подарил ему айфон (конечно, не последней модели, но такой же бешеной цены), а сейчас Феликс отдал ему эти вещи и собрался купить совершенно чужой женщине сумку. Хенджин сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и, все-таки сдавшись, сдавленно пробормотал между плечом и шеей:
— Бордовая сумка побольше той, которая была у мамы. Ей нужно класть туда рабочую форму. И еще она любит красные георгины.
И выбрался из объятий, схватив свое худи. Феликс улыбнулся и вернул Хенджина на место, крепко-крепко прижав к своей груди.
— Вот так бы сразу.
***
Хенджин тяжело выдохнул — горячие губы коснулись шеи, а зубы чуть позже игриво дернули кожу около кадыка. У них с Феликсом готовить получалось просто ужасно. Они, блять, вообще ничего не готовили.
День рождения любимой мамы подкрался незаметно. Простенькие, но хорошенькие кеды, на которые пришлось потратиться, были упакованы в подарочную бумагу — Феликс и с этим помог, — и еще один бумажный пакет стоял около комода. Это был подарок Феликса. Хенджин боялся туда смотреть и не смог бы, потому что ему не разрешали. Мама отдыхала в комнате после ночной смены, и они искренне старались быть более тихими, но Хенджину так чертовски нравилось целовать Феликса, беззлобно кусать за губы и проникать ладонью под шерстяной бежевый свитер, что это стало трудно. Слишком трудно.
Оказывается, готовка сближала людей.
На дворе стояло десятое число февраля. Был будний день, но Феликс с Хенджином приняли общее решение: остались дома. Каждый у себя, конечно. В семь утра, однако, Феликс, невероятно красивый и потрясающий, завалился в квартиру на шестом этаже и зацеловал Хенджина, даже толком не проснувшегося, до боли в губах. На веках Феликса сверкали блестящие тени светло-голубого оттенка, а волосы, с недавнего времени черные, пахли умопомрачительно.
— Перестань, — Хван постарался отбиться от ласк и настроиться на работу — перед ним лежали ингредиенты для кимбапа, которые требовали наконец компактно соединить себя с рисом и листьями нори. Ли промурлыкал что-то на ухо, прижался жарким дыханием и потерся носом о висок. Сегодня с ними двумя что-то было явно не так. Сегодня они вели себя очень плохо и никак не могли покончить с готовкой.
— Давай я, ты забыл про курицу в духовке.
— Вот же блять.
Курица все-таки не сгорела, как и картофель, запеченный вместе с ней.
— Ой, что вы тут готовите? — женщина вышла из комнаты на приятный запах еды, тихо и незаметно переместившись из одного помещения в другое. Как она это делала, никто не знал.
Феликс сравнивал ее с черной кошкой — Суджин была грациозной женщиной с неотразимой внешностью. Даже сейчас, стоя на кухне в одной пижаме, она выглядела божественно, статно, но одновременно с тем же мягко — это фантастика. И Феликс невероятно сильно ее любил, хоть и знакомы они были всего ничего: жалкий месяц и несколько дней.
Хенджин вздрогнул и обернулся, закрывая своим телом их творение. На губах появилась яркая улыбка. Суджин расстроенно поджала свои и, бросив напоследок: «Ну и ладно», пошла в ванную. Хотелось сделать этот день рождения чудесным — таким, чтобы мама запомнила его навсегда. Да, ее жизнь выдалась невеселой и трудной, но она никогда не опускала руки — любимая мама достойна подарков, внимания и самой вкусной домашней еды. Хенджин ощутил, как к горлу подступил неприятный ком, предвещающий слезы, и вернулся к курице. Стол накрыли белоснежной скатертью, торт, купленный Феликсом, с самого утра ждал своего звездного часа в холодильнике, и две бутылки шампанского стояли на полу в углу маленькой кухни.
На секунду Хенджину показалось, что так было всегда: мама трепетно улыбалась и смущалась из-за комплиментов, Феликс как раз таки смущал ее комплиментами, связанными с внешностью, а Хенджин наблюдал за ними с щемящим сердце восторгом. Как будто они жили таким образом уже десять лет. Но на деле Феликс имел статус парня Хенджина чуть больше пяти месяцев (по ощущениям — чуть больше пяти лет), а мама только-только начинала говорить с ним на любые темы, иногда затрагивая личное и сокровенное.
Суджин надела бордовое платье с длинными рукавами, подчеркивающее все достоинства великолепной фигуры, и распустила волосы из пучка. Они мягко ударились о плечи, упали на грудь и качнулись в сторону. Не верилось, что две свечки на торте в виде цифр «4» и «2» являлись ее возрастом, потому что Суджин выглядела максимум на тридцать с лишним.
— Я не мог оставить вас без подарка, — Ли вернулся из спальни с черным пакетом и передал его в женские руки.
— Ох, не стоило, — Хван-старшая еще не успела заглянуть внутрь, но уши уже покраснели. Она опустила взгляд в пакет и охнула снова. Сумка, имеющая схожий с платьем цвет, оказалась на коленях. Вместительная, но аккуратная. Хван вдруг понял, что Ли прекрасно чувствовал и понимал, какую именно сумку стоило подарить этой женщине. И он до сих пор не знал, сколько Ли потратил на подарок. — Она такая красивая... Это Хенджин тебе сказал, что мне нужна новая сумка? — мама стрельнула хитрым взглядом в сторону сына и принялась рассматривать новую вещь.
— Хенджин был против того, чтобы я вам что-то дарил, но я его легко переубедил, — Феликс посмеялся, вспомнив, сколько слез они вдвоем пролили неделю назад, и облегченно выдохнул: Суджин искренне радовалась подарку.
— Она шикарная, спасибо тебе огромное.
— Я туда положил подарочный сертификат в магазин косметики. Подумал, что вам это понравится.
— Феликс, ты такой... — женщина замолчала и слезливо посмотрела на парня, а затем тихо шмыгнула носом и потянулась за объятиями, вызвав у присутствующих умилительную улыбку.
Феликс часто думал о том, что ему этого не хватало. Не хватало родительского тепла, чтобы почувствовать себя лучше и забыться в крепких объятиях, скрыться от тяготящих проблем. Родители считали, что у обеспеченного, накормленного и одетого с иголочки ребенка проблем быть просто не может. А что? Он ведь ни в чем не нуждается, его в любом случае ждет успешное будущее, полное бешеных сумм на карте и безграничного счастья из-за этих самых сумм. Но Феликс не был счастлив. Деньги деньгами, но никто не позаботился о нем самом. Никто не позаботился о том, что Феликс был малышом, нуждавшимся во внимании и ласке со стороны родителей, а они этого просто-напросто не понимали.
И теперь Феликсу хотелось скрутиться комочком на коленях этой женщины, чтобы она нежно прошептала, что он особенный, умный, смелый — любое приятное слово со стороны Суджин закручивало на шее толстую шершавую веревку. В действительности Феликс желал услышать все это от собственной матери. Она бы подошла, потрепала по голове и с широкой улыбкой сказала: «Я так горжусь тобой». Но она так и не сказала этого. А Феликс все еще был ребенком и нуждался в родительской любви.
***
Нервный срыв накрыл спустя несколько дней. Стены большой квартиры начали давить на голову, гробовая тишина все только усугубляла, и Ли не знал, что с ним происходит. Вишенкой на торте ненависти к себе стала проблема главного героя в фильме: Ли увидел в этом герое себя. Он был такой же неуверенный в себе, не раз оскорбленный за спиной и недолюбленный бедный ребенок.
Все навалилось как-то внезапно. Неприятные мысли при взгляде на собственное отражение потихоньку разрушали что-то внутри, но парень отмахивался от них, бил себя по щекам и пытался прийти в норму. Он нормальный, он смелый, красивый и умный, а нежность и чувствительность — обычные человеческие качества. Ли убеждал себя в этом, а потом просто устал бороться.
В зеркале на него смотрел уставший парень, черные влажные волосы приклеились к щекам, до сих пор не высохшие после мытья, но было ощущение, что Феликс липкий и грязный. Он выдохнул и оттолкнулся от раковины, агрессивными движениями стер слезы, оставив на лице покрасневшие пятна, и открыл дверь. Пустая квартира в кромешной тьме — это так страшно, так пугает. Феликс вернулся в кровать, высморкнувшись в третий по счету бумажный платок, и голова заболела невыносимо. Захотелось позвонить Хенджину. Не для того, чтобы услышать утешающие слова и найти поддержку, а для того, чтобы услышать самого Хенджина. Вспыхнувший яркой заставкой в виде общей фотографии экран показал два часа ночи. На окраине города, должно быть, уже давно спали.
— Да? — парень отозвался сонным голосом спустя несколько гудков, кажущихся непрекращающейся каторгой.
Феликс выдохнул и закрыл глаза, лишь бы успокоиться и не показывать своих эмоций, потому что знал: Хенджин бы точно встревожился.
— Извини, я тебя, кажется, разбудил.
— Да я уснул пару минут назад, так что все в порядке, — на том конце провода послышался хриплый смешок. — Что-то случилось?
— Нет, я просто... — Феликс замолчал, сдернув сухую кожицу с нижней губы и почувствовав мерзкий привкус крови на языке. Что «просто»? Для чего он позвонил? Нос забился и не дышал, а глаза предательски наполнились слезами. — Хотел сказать тебе спасибо за то, что ты со мной. Я правда благодарен за все, что ты для меня делаешь, и это очень... Очень важно для меня.
Шорохи одеяла и одежды показались подозрительными. Феликс уже посчитал эту идею со звонком глупой и, шмыгнув носом, спросил:
— Эй, что ты там делаешь?
— Одеваюсь и вызываю такси.
— Зачем?
— Затем, что с тобой что-то происходит, а меня нет рядом, — Хенджин зевнул и попытался звучать менее переживающим — не получилось. Феликс ощутил чувство вины, прилипшее к груди и ударившее куда-то в ребра. Хенджин сильно устал, когда вернулся сегодняшним вечером с работы, и сейчас должен был крепко спать, ни о чем не думая, но вместо этого он, кажется, действительно собрался тратить время и силы на тридцатиминутную поездку просто потому, что Феликс позвонил. — Я ведь переживаю.
— Нет, малыш, со мной все хорошо, не нужно никуда...
— Я вызвал такси.
Звонок сбросили. Феликс кинул телефон в ворохи одеял и обессиленно упал лицом в подушку. Возможно, он в действительности хотел, чтобы Хенджин оказался рядом — просто был здесь, чтобы Феликс имел возможность отчаянно прижаться к нему в объятиях, растечься в больших руках и втянуть носом полюбившийся запах тела. Запах непонятный, нельзя было описать его как-то, но Феликс знал точно, что мельчайшая его доза — даже на собственном теле — дарила покой.
На поход в ванную и попытку привести себя в порядок сил не хватило. Парень понял, что выглядел отвратительно и отталкивающе, когда дотронулся до лица. Он брызнул каплями в нос и выкинул использованные салфетки в урну, еле-еле передвигаясь на ногах. По окну тарабанил дождь, и сильный ветер беспощадно бил по щекам, когда на кухне стало уже совсем душно и Феликсу срочно потребовался свежий воздух. Звонок в дверь испугал. Хенджин серьезно приехал посреди ночи.
Сначала он даже не посмотрел в сторону Феликса, пока снимал промокшую куртку, разувался и мыл руки. На ногах висели домашние штаны, лицо было сонным. На телефоне, оставленном на тумбе в прихожей, мелькали печальные пять процентов зарядки.
— Хенджин, не нужно было ехать. Зачем ты так?
Хван опустил длинные пальцы на подбородок и расстроенно покачал головой. Волосы под капюшоном серого мятого худи пахли улицей, когда Ли вырвался, чтобы спрятать слезы, и оказался прижатым к чужому телу, нужному, нежному и теплому. Он задрожал еще сильнее, и губы, искусанные в кровь, напомнили о боли.
— Я же сказал, что все нормально, не...
— Тише, тише, — мягкий шепот коснулся уха, и Ли перестал отталкивать, вместо этого, повиновавшись, затих и обнял в ответ. Когда он чувствовал под пальцами складки одежды и улавливал этот запах, становилось проще. Ли впервые показал себя в истерике Хвану, и стыд едко просачивался под кожу, вынуждал ее краснеть. — Все хорошо, я тут.
— Ты весь промок...
— Ну и ладно.
— А если заболеешь?
Хван отодвинулся и, уложив ладони на горящие щеки, с усмешкой сказал:
— Будешь меня лечить.
На кухне зажегся свет. Хван, последний раз окинув парня тревожным взглядом, принялся разыскивать что-то в почти пустом холодильнике, и у Ли вдруг заурчал живот. Он не ел, кажется, с самого утра и даже не думал о еде — не хотел, физически было плохо, а когда эта боль смешалась с моральной, то Ли и вовсе начало мутить от одного только вида чего-то съедобного. В полной тишине он рассматривал спину Хвана, который нарезал несколько шустро почищенных картофелин и положил их на разогретую сковороду к овощам, а в голове засела единственная фраза, между ними ни разу не звучавшая. Ли воровато закусил губу и, замявшись, прошептал:
— Мне почему-то хочется сказать, что я тебя люблю.
Хотя сейчас не время говорить о таком. Отношения не были слишком близкими, если брать во внимание отсутствие сексуальной близости и короткий срок этих самых отношений. Они еще не устроили крупную ссору, после которой в груди остался бы неприятный осадок, не пережили ту самую третью стадию, не разочаровались друг в друге, как бывает у остальных парочек. Они знали друг друга совсем не долго — всего-то прошел первый год обучения, а затем пробежала половина второго. Но Феликс смотрел на Хенджина и думал, что стоило произнести заветные слова, пусть и в такой ситуации. Будто это правильно.
— Ты можешь не отвечать, я все понимаю. Еще слишком рано.
На стол опустилась тарелка с картошкой, двумя поджаренными до корочки сосисками и овощами. Хенджин поставил рядом кружку с чаем и сел на стул. Часы показывали почти три часа ночи. В восемь утра они уже должны выйти из дома и поехать в университет, но вместо этого находились на кухне — оба уставшие, встревоженные. Хенджин не ответил тем же, однако в этом не было чего-то странного, не было необходимости.
— Давай, — ладонь подвинула тарелку ближе, — ешь. Ты даже на обеде ничего не съел, нельзя поступать так со своим организмом, дурак.
— Я не хочу.
— Но тебе нужно. Хотя бы немного, — Хенджин разрезал сосиску ребром вилки и остановил ее рядом с феликсовыми губами, а затем вздохнул и кивнул на еду. — Чуть-чуть. Если не сможешь, я доем.
Феликс смог съесть только одну сосиску и меньше половины от картошки и грел ледяные пальцы о горячую кружку, с тоской разглядывая Хенджина, который мыл за ними посуду. Таблетка от головной боли наконец-то начала действовать, но спазмы продолжали беспокоить при резких движениях.
— Малыш, может, правда погреешься в душе? Я не хочу, чтобы ты заболел из-за меня.
— Только если ты пойдешь со мной.
Глаза Феликса расширились от шока, но он быстро совладал с собой. Это не пугало. Скажи Хенджин такое в другой ситуации, Феликс бы смутился и отказался, но сейчас он лишь пожал плечами и ответил:
— Ладно.
— Я пошутил, — уголок губ Хенджина дернулся в неловкой улыбке, когда они остановились перед входом в спальню, и Феликс усмехнулся, заметив нервозность взгляда. Дверь шкафа приоткрылась, большое желтое полотенце полетело в чужие руки. — Эй, Феликс...
— Я серьезно. Пойдем.
— То есть ты не прикалываешься?
Скинув белый свитшот на стиральную машинку, Феликс обернулся и склонил голову набок. Холодный свет подчеркивал усталость на милом лице: покрасневшие глаза, сухую кожу на носу, от которого сегодня не отлипали бумажные платки, и искусанные губы.
— Почему нет? Мы вроде как не собираемся заниматься чем-то ужасным. Это всего лишь совместный душ, — Феликс подошел ближе, потянул худи вверх и тоже откинул его в сторону. Хенджин остался в красной футболке. На груди читалось знакомое «mahagrid.», и улыбка возникла сама собой. — Все-таки носишь.
— Она красивая и удобная, — ответили с такой же гордой улыбкой. Парень почесал затылок, и через некоторое время никакой одежды на нем не наблюдалось. Одно белье осталось, конечно. Но в этом не было ничего сексуального — Феликс, даже позволяя себе рассматривать чужое тело, не испытывал ни грамма возбуждения. — Точно хочешь? Не будешь смущаться и все в этом роде? — сказал Хенджин, когда пурпурные штаны бесформенной кучкой упали на пол и Феликс вылез из них, чтобы переступить через край ванны. Горячие капли воды ударили по плечу и скатились по груди.
— Эй, просто иди сюда и все.
Хван послушался: встал напротив, быстро облизнул губы и подался вперед, чтобы поцеловать. Короткие прохладные пальцы легли на резинку черного белья, по неосторожности поцарапав голые бока ногтями, и медленно спустили его к коленям. Ли проделал со своим то же самое, снял его окончательно, после чего убрал волосы в хвост резинкой, лежавшей на раковине, и потянулся за гелем для душа. Все происходило в полной тишине, если не считать шума воды.
— Тепло? — прошептал он. Хван запоздало кивнул, совсем не заметив прикосновений намыленных ладоней. — Ну и хорошо.
— Кажется, это я должен переживать за тебя.
Ли поднял насмешливый взгляд и растер пену от геля по широким плечам. В душной ванной стоял аромат чистоты — такой же приятный, каким всегда пах Ли. Волосы завились от жары, и бледные щеки наконец приобрели привычный румянец. Парень стал выглядеть куда живее, чем часом ранее. Хван позволил себе засмотреться и, уткнувшись носом в изгиб шеи, положил ладони на голые бедра. Но и он не ощутил возбуждение, когда опустил глаза ниже, на круглые ягодицы.
— О, у тебя тоже тут родинка.
— Замолчи, — пробормотали в плечо. Пена отпечаталась на кончике веснушчатого носа, и Хван стер ее костяшками пальцев, почему-то не прекращая улыбаться. — Мы собирались мыться.
— Может, я пытаюсь отвлечь тебя от проблем.
Ли зажмурился и, задумавшись о чем-то, продолжил свое дело. Интимных мест он, разумеется, не касался — не смотрел туда даже и был благодарен Хвану за подобное поведение.
***
— Иди ко мне, — руки раскрылись для объятий, и Феликс послушно прильнул к любимому телу. В комнате и вправду было до дрожи холодно после душа. — Что произошло?
— Просто все навалилось. Много неприятных мыслей. Я позвонил тебе, потому что хотел услышать твой голос, — Феликс отсчитывал сердечные удары, приложив ухо к чужой груди. Его собственные перестали звучать так часто, и это радовало. Руки больше не тряслись — это заслуга Хенджина. — Я не знаю, почему ты до сих пор со мной, когда я веду себя так ужасно. Я не могу разобраться в себе, и мне очень стыдно перед тобой.
— Чего ты стыдишься? Того, что тебе бывает плохо и грустно? — вкрадчиво спросил Хенджин, пальцы убрали черные пряди за ухо и легли на щеку, чтобы подушечка большого начала невесомо гладить кожу.
— Того, что ты вынужден терпеть все это.
— Ну я же знал, что нам будет трудно. Но я здесь, Феликс, это значит, что я хочу терпеть это и хочу помогать тебе.
— Почему?
— Ты мне нравишься, — Хенджин ответил с опозданием, как будто раздумывал над словами и собирался сказать что-то другое. Он на секунду отвел взгляд и прыснул. — Вертится на языке... Блин, не знаю, кажется, я тоже должен признаться тебе в любви.
Уголки сердцевидных губ поднялись следом, и Феликс беззаботно пожал плечами.
— Ты мне ничего не должен. Если это жалость, то не говори.
— А если хочу сказать? Если я тоже люблю тебя?
— Нет, нет, — он отодвинулся и болезненно нахмурился, упершись двумя руками в грудь. Взъерошенные черные волосы добавляли больше сонливости и мягкости уставшему лицу, поэтому Хенджин, не отрывая взгляда, осторожно пригладил их. — Ты пока не можешь, слишком рано.
— Но тем не менее я говорю, что люблю тебя, — парень оставил поцелуй на щеке. — Люблю то, как ты выглядишь и как ведешь себя, — он притянул озадаченного Феликса к себе и коротко чмокнул в губы. — Люблю твой голос, твой запах, даже твои загоны. Разве это не значит, что я люблю тебя?
Один только приглушенный свет позволил разглядеть, как глаза Хвана подозрительно мокро блеснули и он моргнул. Ли потерся носом и ощутил, что кончики пальцев прошибло током, когда чужое дыхание участилось и его вовлекли в долгий поцелуй. Ли шумно выдохнул, и одеяло зашуршало из-за гуляющих по спине рук. Хван пах чем-то родным и приятным. Не хотелось проснуться этим утром без него, без его тепла и неряшливого внешнего вида. Не хотелось проснуться и понять, что этот парень был обыкновенным сном и на самом деле никогда не существовал.
— Я не знаю, что это значит, — прошептал Ли. — Я боюсь быть обманутым.
— Мне нет смысла обманывать, — Хван поймал его ладонь на пути к талии и перехватил, устраивая на своей груди. — Чувствуешь, как быстро забилось? Так бывает, когда я переживаю за тебя и когда собираюсь сказать что-то важное. Сейчас я говорю что-то важное.
Феликс не сдержался и прижался к пухлым губам снова, только чтобы не расплакаться. Его губы встретила улыбка — Хенджину не нужно было обманывать, он и не пытался. Не получалось не верить, когда глаза смотрели так, когда Хенджин приезжал посреди ночи, не заботясь о себе, и когда сбивчиво шептал комплименты на ухо. Феликс сжал отросшие пряди давно вымывшегося вишневого в кулаке, стоило только ладони очутиться на пояснице и вытащить из груди несдержанный рваный вздох. Пальцы снова задрожали, воздух показался слишком горячим. Феликс отодвинулся, лег рядом, потому что, даже желая зайти дальше, не мог сделать этого, и облизнул губы.
— Если что, я не против того, чтобы мы как-нибудь перешли на новый уровень. Мне кажется, что я готов.
— Ты что, хочешь быть снизу?
Феликс отвернулся к окну и натянул одеяло до нижней части лица, скрывая смущение. Хенджин секундой позже прижался к нему сзади и уткнулся кончиком носа в загривок, а ладонь плавно опустил на живот и притянул Феликса еще ближе. Под одеялом стало жарко, несмотря на комнатную прохладу и вечно ледяные конечности. Легкое возбуждение и смущение — так это называлось. Они говорили об интимности второй раз.
— Да, Хенджин, я хочу быть снизу, почему ты вообще спрашиваешь об очевидном?
— Да нет, я просто подумал...
— Ты тоже собирался быть снизу? — Феликс обернулся, встретившись с неоднозначным взглядом, и секундой позже хрипло посмеялся. — Я не... Нет, прости, я не смогу так. Мне бы понравилось, если бы ты... — он облизнул губу и не продолжил, потому что все было и так понятно. По крайней мере Хенджин, который вдруг произнес тихое: «Оу» и закивал, кажется, переварил информацию.
А за окном продолжал капать дождь, однако этот звук никак не напрягал и не раздражал, наоборот — клонил в сон. Чтобы как-то разрядить обстановку, Феликс прокашлялся и вернулся в исходное положение. Ладонь осторожно водила по голому животу и кончиками пальцев очерчивала рельефы и родинки, которые Хенджин успел рассмотреть только мельком, но отчего-то все равно запомнил. Феликс совершенно забыл о нервном срыве и головной боли, когда пухлые губы поцеловали в шею и перешли на левую щеку, вынудив его захихикать и увильнуть от прикосновений.
— Мне без разницы, кто в какой позиции будет. Главное, чтобы у нас все было в порядке.
— А если бы я посреди процесса захотел остановиться, что бы ты сделал?
Задумчивое мычание прозвучало в плечо — теперь там находились губы, — и Хенджин уверенно ответил:
— Остановился бы, конечно.
Феликс прижался как можно ближе и, зарывшись лицом в подушку, почти беззвучно пробурчал:
— Спасибо.
Потому что Хенджин заслуживал благодарности. Потому что Хенджин заставлял Феликса чувствовать себя лучше пронизанными искренностью словами, аккуратными касаниями и внимательными взглядами. Он мог просто появиться в поле зрения и напомнить Феликсу об одной простой вещи: он должен любить себя. И Хенджин, наверное, сказал бы: «Я буду любить тебя, чтобы и ты полюбил».
***
Ли разлепил глаза, нащупав на второй половине кровати пустоту и теплое постельное белье, но не испугался: через приоткрытую дверь с кухни тянулся аромат еды. Посещение университета пришлось отложить — они безмолвно приняли это решение.
Выбравшись из комнаты, Ли протер лицо ладонями и поспешил на светлую кухню, чтобы увидеть Хвана, напевающего себе под нос и орудующего кастрюлей.
— Эти ваши магазины для богатых... Тихий ужас, — улыбнулся Хван, когда чужое тело прижалось к спине. Ли не имел понятия о том, откуда в нем появилась страсть обнимать сзади и прислоняться носом к крепкому плечу, но тем не менее он делал это постоянно.
— Я верну тебе деньги.
— И я впервые не откажусь.
Парень развернулся, отложив ложку, которой помешивал суп, и мягко ткнул губами в лоб Ли. Привычно теплые ладони легли на щеки, и, когда он собрался подарить настоящий поцелуй, Ли нахмурился и отвернулся.
— Я не чистил зубы.
— Ты такой принципиальный.
После чистки зубов поцелуй, конечно, удался. Две глубокие тарелки с супом оказались на столе, и Феликс невольно облизнулся, голодно осмотрев яичную лапшу и говядину, плавающую в бульоне. У него приятно свело желудок, когда Хенджин положил рядом поджаренные кусочки багета с толстым слоем творожного сыра.
— Я не стал делать суп острым.
Феликс благодарно кивнул и взялся за ложку. Бедность и дорогая еда в университетской столовой научили Хенджина вкусно готовить, и если бы Феликс не знал, кто сварил этот суп, то он бы обязательно сказал: «Точно повар с высоким стажем работы». Хенджин прыснул с комплимента и потрепал черную макушку.
В отличие от него Феликс не мог похвастаться умением вкусно и быстро готовить, потому что частенько пользовался доставкой еды, даже когда жил с родителями. Да, они каждую субботу всей семьей выбирались в очередной ресторан с европейской кухней, где пробовали самые необычные блюда порой по крышесносной цене, но Феликс редко ел что-то действительно домашнее, приготовленное с любовью. А сейчас перед ним стояла пустая тарелка супа, ради которого Хенджин поднялся раньше, чтобы закупиться продуктами, и потратил время и силы. Это было важно.
До четырех часов дня они занимались ерундой: смотрели первый попавшийся фильм на плазме, о чем-то шуточно спорили и обнимались. Хенджин целовал долго и со вкусом, гулял ладонью под одеждой, оглаживая ребра и поясницу, и вызывал у Феликса дрожащий трепет где-то в груди. Феликс даже был не против зайти дальше, когда горячие мягкие губы неторопливо опускались на разные участки шеи, но он по-прежнему не подготовился.
— Ты знаешь, что ты пытаешься меня соблазнить? — улыбнулся Феликс. Губы припухли, а щеки заалели, и в низу живота кольнуло легким возбуждением. Погода за окном стояла солнечная.
— Если бы мне не нужно было на работу, я бы с удовольствием тебя соблазнил, — Хенджин потянулся на другую сторону кровати за телефоном и печально посмотрел на время. Феликс любовно поцеловал костяшки пальцев и приложил ладонь к своей щеке. — Нет, не смотри на меня так, Феликс, я не могу. У меня даже нет презервативов.
— Ладно. Ты уже собираешься одеваться?
— Да, пора бы.
Несколько минут Ли, сидя на кровати, наблюдал за тем, как парень, не стесняясь его взгляда, менял одежду. Глаза бродили по широким плечам, опускались на спину, украшенную несколькими родинками, и останавливались на резинке сменного белья — и такое имелось в этой квартире. В этой квартире у Хвана была даже своя зубная щетка. Хван натянул вчерашнюю красную футболку и покопался в шкафу в поиске своего худи на вешалке. Меньше всего хотелось отпускать его на работу. Внутренний голос резво шептал: «Ну и не пускай, плевать на эту работу», но парень положился на здравый рассудок, поэтому через некоторое время они уже стояли в прихожей.
— Напиши, когда доедешь, хорошо?
— Ага, — Хван застегнул куртку и устало вздохнул. Ладонь легла на шею, и губы встретились с чужими. — Если по-прежнему чувствуешь себя плохо, то отдохни и не иди никуда завтра.
Ли кивнул, прикрыв слезящиеся от ядреного мятного дыхания глаза, и провел пальцем по родинке под глазом. Потом наконец собрался с мыслями.
— А ты подберешь себе презервативы? И смазка еще нужна. У меня, конечно, есть, но это ради забавы.
Парень пустил смешок в губы.
— Так ты ею пользуешься в целях самоудовлетворения?
— Не буду скрывать, — тон голоса стал ниже.
— Хорошо. Есть какие-то предпочтения? — Хван покопался в кармане и досадливо заметил отсутствие наушников. Его преследовало четкое ощущение, что темой разговора было что-то обыденное вроде погоды, учебы и последних новостей. Парень почему-то совсем не смущался насчет этого.
— Только без аромата, пожалуйста. У меня на такую аллергия.
Домой Ли отправил его после вызова такси — Хван упрямо отказывался, но был заткнут поцелуями.
Хенджин: «Очень надеюсь, что ты мне намекнешь».
Феликс: «Не переживай, намекну».
Феликс звездочкой упал в сиреневое мягкое белье и повернулся лицом к соседней подушке, расплывшись в глупой улыбке. Подушка пропахла Хенджином, и это прекрасно до дрожи в коленях и жара в щеках.