Проект Ангел - Крылья Свободы

И вновь утро, хмурившее ему, заснувшему впервые за долгое время, лицо. В маленькой комнатушке было тепло и уютно. Часы показывали семь утра, и дальше двигали непринуждённо острые стрелки. Уже начали в диком лесу шевелиться земные твари, суетиться птицы. Леви успел даже одну поймать краешком глаза, когда она, смолой смазанная, сорвалась с ветви и потерялась средь стволов высоких деревьев с криком. Наконец, ноги коснулись пола. В голове сумбурность, перед глазами «реальность». Разглядывал свои руки как во сне, но сейчас под стопами не была та самая изумрудная, приятно щекотавшая пятки трава и фиалки, а твёрдый, из древесины пол. Насколько себя Аккерман помнит, он впервые за долгое время надел пижаму перед тем, как спать. Нет, он впервые за долгое время поспал с двух часов до семи.

«Наш мир...», повторял разум.

«Наш мир...», продолжал мозг напоминать.

Куда бы брюнет ни ступал, эта фраза съедала его как надоедливый паразит, что не добивал, а просто раздражал хозяина старательно. Зеркало, его отражение показывающее, повторяло «наш мир...», дом шептал на ухо сладко отрывки диалогов... Лес качался, соглашаясь и показывая, что он уже всё знает и ухмыляется из-за этого. Разглядывая свои глубокие, похожие на звёздное небо мешки под глазами, Леви начал хмурить тонкие брови и скрепить уже зубами.

«Наш мир-наш мир-наш мир-наш мир-наш мир... — цитировал он мысленно резко и едко, очи серебряные закатывая драматично, будто свои же мысли оскорбляя. Повернувшись к зеркалу спиной, он шепнул лишь губами, расчёсывая вороные, мягкие волосы, гнездом стоящие: — Бред!»

Переодевался мужчина быстро, как в первые годы разведки. Сероватая рубашка сменяла белую, белые брюки — свободные штаны. Жабо ждало его, как обычно, рядышком, а кожаная куртка и плащ сушились в другой комнате. Не сказать, что Аккерман был особенно рад, когда ему одежду одолжили, но понимал, что, придя в чужом доме, спать в «рабочей одежде» тоже не вариант, ведь промок даже несмотря на водонепроницаемый изумрудный плащ. Глубокий вздох ударился о стены.

Пора им переходить на зимнюю одежду, ведь холодать стало быстрее, а дожди ещё беспощаднее льются, чем в предыдущем году.

Сон из головы не выходил, и его главная героиня тоже, несмотря на старательность Леви переключиться на что-то другое.

Рэй была тем самым «паразитом», что не давал ему покоя и спокойствия, столь желанного, трепетавшегося в груди сердцу.

Коридор встретил мёртвой тишиной, казавшейся иллюзией. Как и предполагал, в это время спали все, даже те, что обычно просыпались в шесть или вообще не спали, как, например, Зое, постоянно за бумагами сидевшая. Глядя куда-то через стены, в голове проскальзывали мысли — сейчас её солдаты должны караулить эту деревушку, значит, всё под их контролем. Пройдя пару коротких метров, он начал задумываться. Не мог сказать с какой точностью, но больше отрядов были отправлены в разные точки стен и населённых пунктов, дабы не выделять место, где они находятся, и не дать их сцапать, но с другой стороны полицаи на их стороне...

«Запутанно, придётся действовать по ситуации.» — капитан неторопливо прошёл на кухню, ждавшую его под трель синиц, что-то между собой не поделившие вместе с тишью, даже осенью умирать не хотевшей. Лишь переступая её порог, Леви понял, что он забыл про стулья, одиноко к окну глядевшие. Там сидели они вдвоём под мягким, белоснежным светом луны, за ними наблюдающая словно до сих пор. Он видел, как тёмные силуэты, опустив головы, читали, лица скрывая за волосами, и на мгновение показалось, что брюнет переместился снова в ночь, съевшую деревья и живность на двенадцать часов.

«Море... Ракушка...»

Тот дневник разведчик, усмехнувшийся, не забыл. Если зайти в комнату, где он спал, то сразу увидишь, как меховая обложка ждёт своего часа и обладателя, что станет перелистывать страницы и загибать уже старые, почерневшие от времени углы. В памяти стрелой пронзило имя — Хито. Альберт должен был вывести мальца из Митры в Джинай — непримечательный ничем городок, расположенный на юге стены Роза. Непримечательный и, именно поэтому, выбран в качестве временного места для Миуры, успевший навести суету, держа все нитки в одной руке в надежде, что колокольчик одной из них, наконец, зазвенит лукаво.

И зазвенел, только вот и противники поняли, что к ним нитку с колоколом привязали, а по нитке легко дойти до того, кто держит её. На этот раз Хито как через ухо иголки проскочил, но для него следующего раза не будет, если суваться станет снова. Вцепятся псины, разорвут мясо и выкинут кости.

«Альберт всегда справлялся, на этот раз подвести не мог.» — обратно к столу возвращая стулья, Леви задумался опять о «ихнем мире». В сердце стреляли с двух фронтов, пока что ни один из них не попадая в оппонента. Ни одна сторона не нравилась брюнету — ни та, что говорила принять, ни та, что говорила сжечь мосты и оборвать нитки.

Твердила одна «не человек она!», пока другая говорила «лишь телом!».

Всё же, Аккерман не мог не признать страх — страх остаться снова и тонуть в собственной яме, но уже ближе ко дну. Оживить ли снова забытые давно как эмоции с риском сильнее потухнуть? Пустая кухня казалась опять иллюзией. Рэй — кто она на самом деле для него? Тоска начала царапать стены сердца и оставлять маленькие, кровоточащие раны.

Тянуло.

Тянуло слегка, придушивая с каждым разом всё сильнее. В душе где-то начала теряться среди пустых, чёрных коридоров надежда.

Неужели и впрямь за это короткое время, прошедшее как ветер с севера, в душе его что-то зажглось, успев столь беспредел сердечный навести? Путались мысли как нити, чувства между собой на мечах старались друг другу перерезать горло, и лишь он, капитан и самый сильнейший боец человечества, молча рыл себе, как казалось, дно пониже, чтобы больнее утихнуть.

Нет... Он не мог себе позволить эти чувства. Ни себе, ни той, что, видимо, привязалась к нему — глупая девчонка, которую даже угроза смертью не отпугнула до конца. Да и как до конца отпугнуть, если пришлось довериться вновь единственному человеку, рядом находившемуся?

«Всё же, — набрав холодной воды в чайник, — чувства — это не для разведки.»

И не для него. Отказывая земле, можешь увидеть небо, но сейчас, отказывая небу, останешься на земле и не разобьёшься, ведь не взлетишь.

— Доброе утро! — Леви душой вздрогнул, но не телом, легонько голову повернув к выходу с кухни. На пороге, держа осанку ровно и скрывая за цвета древесинной накидкой плечи, встречала госпожа Браус, легонько, видимо, ради приличия улыбающаяся. Чайник начал свистеть дико, а горячий клубок пара прилипал к прикованным к стене шкафчикам.

— Доброе, — Аккерман ловко с плиты чайник схватил и следом же в маленькую кружку полился кипяток, а за кипятком приземлился пакетик ароматного чая, наполняющего лёгкие новым сладким запахом, успокаивающим бушующие в его зеницах моря и океаны.

— Капитан Леви, к Вам разведчик пришёл, — госпожа Браус выглядела обеспокоенной, но спину ровно держала уверенно, да только сжатые губы и затаившееся дыхание вместе с редким вздуванием груди выдавало то, что находилась она в напряжённом состоянии. Видимо, встреча не в радость ей пошла, от чего брюнет сам напрягся, но вид не подал.

— Спасибо, — выйдя с кухни, мужчина не удивился, когда открыл дверь, и перед ним в полный рост Альберт, высокий, русоволосый юноша, пристал, хмуря тонкие брови и всматриваясь в каждом качающемся листике, видимо, думая того пополам разрезать, если он на триста шестьдесят начнёт крутиться. Честь разведчик отдал сразу, как зеницы травяные с темнотой океана и сером тумане встретились и, вынимая забинтованную руку из-под плаща, вытянул Леви маленькую аптечку, как и просила Ханджи, всё ещё где-то в какой-то позади комнате сопевшая.

«Забинтованная рука — неужели его поранили, пока он спасал Миуру? — капитан изогнул бровь, задержал короткий взгляд на снежные, свежие бинты и задумчиво за его крепкую спину заглянул, то ли пытаясь отыскать ещё кого-то, то ли успокаивая сам себя, что хвоста Альберт не привёл.

— Доложи обстоятельства, — скрестив руки на груди, Леви лишь слегка вздёрнул голову вверх, чтобы подглядывать на солдата, спрятавшего лицо в тени под глубоким капюшоном.

— Половина элитного отряда и исследовательского здесь, другая же под стеной караулит лес и поля. За всё время никто не пробовал суваться и никто не вёл себя подозрительно. В городе, говорят, полицаи утихли сразу же после происшествия и, как только разведчиков разделили, их распределили так, чтобы быть подальше от Вашего отряда и от отряда майора Ханджи.

— Сколько точек заняли наши отряды?

— Пять. Меньше всего разведчиков в городе ради спокойствия народа. Пришлось публично отправлять солдат на...

— Понял, можешь не продолжать, — прервал мигом Аккерман Альберта, сразу же тонкие, розовые губы сомкнувшие. — Эрвин сказал что-то?

— Командор Эрвин только передал Вам написать письмо. Кто-то из наших разведчиков, когда поменяется, передаст ему.

Долго гадать Аккерману не надо было, что должно содержать то письмо — по поводу отправления Рэй обратно в разведку Смит начал думать сразу, как начало пахнуть жареным и становиться душнее. Знал командор прекрасно, что понемногу, но им начнут сжимать шею, а это означало, что план надо было составлять заранее.

— Кто в округе из исследовательского отряда?

— Лауда, Радаш, Нифа...

— Нифа, — наконец, уверенно поставил точку капитан, слегка опустив голову и пронзая Клиффорда из-под коротких ресниц жгучими, металлическими очами. — Сегодня Нифа меняется с Доротеей.

В этой короткой паузе рука юного солдата в кулак сжалась и к груди поднялась, чтобы удариться о ней тыльной стороной и не успеть произнести слова прощания, ведь Аккерман прервал его, как обычно делал в разведке, когда разведчик поспешил с выводами, что можно разворачиваться и уйти.

— Что с рукой? — Леви всегда о своих подопечных заботился и, несмотря на то, что русый не успел сказать, в чём они вляпались по пути к Джинай, он уже чувствовал леденящую агрессию, готовую показать свои клыки и растерзать, только дай ей возможность.

— Горожан зацепил ножом во входе в Джинай. В очередной раз убеждаюсь, что дипломатический путь у нас не работает, — грустная улыбка бывшего аристократа внутри вызвала горькое огорчение и глубокий вздох, в холоде ударившийся и ставший еле уловимым паром.

— Не рассчитывай на понимание со стороны животных, им лишь бы кого-то пустить на мясо, — бросил Леви, казалось, безразлично, пока понимал в глубине души брюнет, что Альберт сам прекрасно осознавал сказанное им, но в его сердце надежда на лучик понимания со стороны людей всё ещё горела, даже если с каждым разом обман становится всё горьче, а реальность чернела на глазах. Куда-то задумчиво плавающие мысли вернулись на землю, к разведчику, чья зелень слегка угасла после очередной правды мужчины, постоянно по-другому сказанной, но смысл не потерявшей. — Видишь в свою сторону направленное оружие — выбивай, не давай себя ранить.

Альберт ещё раз дал честь и уверенно, несмотря на нескрываемую им тоскливость, коротко кивнул.

— Что с мелким?

— Хито Миура?

— Да.

— Мне сообщил Армин, что он наткнулся на поставленных в центре Митры разведчиков, и те на лошадях принесли его в разведку, откуда собственного сказал ему идти с разведочным отрядом в Джинай. Разведчики по договорённости должны были довести его незаметно до одной семьи.

— Понятно, — вымолвил мужчина, почувствовав в потяжелевшей на миг груди облегчение. — Свободен.

Аккерман его ухода не дождался — сразу закрыл дверь, крепко держа в одной руке свежую аптечку с новыми марлевыми бинтами, дезинфектантом и, большая вероятность, с щипцами. Ханджи всё ещё сопит на всю комнату, как и, вероятнее всего, Рэй, выглядевшая так, будто её жизнь кинула в разные стороны и по всем существующим течениям.

Когда Зое проснётся, тогда и поменяет бинты птице, сам он не возьмётся за такую авантюру, а то гляди, ещё укусит или тому похуже — дёрнется как-то и сделает себе же хуже, плюс ко всему Леви не знаток в птичьей анатомии.

Аптечку мужчина оставил в своей комнате, а сам, понимая, что на кухонном столе ждёт ароматный, чёрный чай, решил насладиться покоем под треском дров в печке и воем ветра за окном, всё ещё не уставший и качающий ветки как впервые.

«Нет, ну, чай правда прелесть, — сделав неполный глоток, Леви умиротворённо прикрыл очи, упиваясь ароматом, витающим по всей кухне, и жгучестью, стекающей вниз к желудку приятно. — Если сам себя не похвалишь, то тебя никто не похвалит.»

Два часа прошли так, будто застыло для него лес вместе со временем. Интересному роману, которого одолжила госпожа Браус, позже на смену пришла новостная газета, на удивление даже в эти края дошедшая.

«Чем сюда вообще доставляют почту? Голубями? — иногда брюнету на полном серьёзе бывало интересно, какого это получать таким образом письмо или газету, а то к ним только почтальон на лошади приходит. Птицы, в отличие от людей, менее назойливые, и уверен, Леви, что встретил бы любую из них приветливее, чем человека, потерявшегося в их краях.»

Конечно, вряд ли птица, как, например, голубь, сможет газету доставлять, но ястреб или нечто покрупнее, как, например, ворона или сова, справится с задачей.

Может, просидел бы он дольше так, к окну повёрнут с газетой, со стола взятой в одной руке и с кружкой в другой, но шорох позади решил отвлечь того от интересной писанины и приковывать к себе взгляд двух острых зениц, смягчившихся, как только Зое, растрёпанная вся, показалась в проёме двери, на радость не скрипящей. Прикрыв рот ладонью и зевнув протяжно, очкастая еле-еле выдала себе простое:

— Доброе утро... — было видно, что та не выспалась и, хотела спать дальше, потом жаловалась бы на головную боль, вот и встала шатенка, дабы такого не произошло.

Слегка помятая одежда, забытые в хвост взъерошенные тёмные волосы, прищуренные как у крота карие глаза за толстыми линзами, в целом неаккуратный вид — вся Ханджи Зое, если покороче.

— Ого, — взглянув на висящие на стену часы, Леви фальшиво вскинул острые брови и хмыкнул, снова взор к газете возвращая. — Девять утра.

— Так рано?.. — на этот раз Ханджи обеими руками прикрыла рот и скрыла очи за чёлкой, зевнув так, что чуть ли самого Аккермана не потянуло к кровати обратно.

— Да неужели? Уже и гостей повстречать успел.

— Гостей?.. — Леви коротко кивнул, касаясь мягкими губами края снежной кружки.

— Альберт пришёл доставить аптечку, как ты и просила, и сказал написать Эрвину письмо, — запах чая успокаивал, а его вкус вовсе заставлял витать довольно в облаках, и всё равно что сейчас не облака, а чёрные тучи.

— А-а-а... — Ханджи потянулась, и, наконец, туманность с её карих зениц уступила место ясному уму и расслабленности, столь необходимым телу и всегда чем-то занято́му и взбудораженному мозгу. — Ну, спешить сегодня до вечера некуда. Когда Рэй проснётся, поменяем бинты, а пока чем утро не хорошее?

Мелодично пропела Зое, крутым поворотом к кухонному столу, будто сейчас клинки достанет и его пополам разрежет. Обычная активность к шатенке возвращалась, а это означало, что сейчас вода в чайнике польётся в танцевальном ритме. В такие моменты иногда Аккерман удивлялся, откуда в ней столько оптимизма, хотя откуда ему не взяться, если даже сам капитан поспал и чувствует себя лучше, несмотря на то что не побил рекорд четырёх часов сна?

— Тем, что она не в моём кабинете начинается, — наконец смог ответить Леви, уже пустующую кружку на столе положив. Пакетиков чая, конечно же, ещё было, но не оставить ведь хозяев без него прямо с первого дня.

— Но зато оно в тёплом доме, а не в лесу между кустами.

— Боже, — Аккерман раздражённо цыкнул, голову к Зое, поставившей чайник на небольшом огне, повернув лаконично. Газета слегка склонила кончики над его коленями, будто давала себя читать и птицам за окном, рассматривающим с любопытством веточку ёли. — И там было бы хорошо, если бы эти кусты были поблизости к разведке.

— Какой ты душка! — шатенка радостно повернулась к нему лицом, на котором улыбка светилась во все тридцать два, и хлопнула по-детски в ладони, добиваясь нахмуренных бровей капитана, сжавшего губы недовольно. У Ханджи глаза заблестели ехидно, а подкалывающий голос лишь начал понемногу заставлять Леви смотреть на неё остро и режуще. — Уже соскучился по нам?

— Мечтай, — тон не изменился, лишь тело показывало, что тот был расслаблен в маленькой перепалке с майором, что тихонько засмеялась, уже сама брав инициативу на разговор, чтобы свист чайника прозвучал быстрее и горячий пар прилип скорее к дереву.

— Весной все разведчики пройдут медицинское обследование в стенах нашей штаб-квартиры! — радостно сообщила Ханджи, поправив серую тунику, чтобы та хоть немного, но выглядела опрятнее.

— Сказал бы поправить так же гнездо на голове, но у тебя уже безвыходный случай.

— А? — Зое хлопнула глазами недоумённо. Свист понемногу начал пронзать барабанные перепонки, от него хотевшие поглубже затаиться, но сразу же это желание пропало, как только ойканьем шатенка подняла чайник и оторвала свои цвета коры зеницы от Леви, взгляд к газете уже четвёртый раз возвращающий. — А, потом расчешу их, никуда не денутся.

— Разведчики, бедные, тоже.

***

Дождь как несколько часов прекратился, и, наконец, можно было на чердаке сидеть в тишине, без надоедающих уже падающих глухо на старой крыше капель или раскатов грома, иногда заставляющих вздрагивать и верующих перекреститься, когда тени по стенам мимолётно бегали. Воробей на этот раз, зарыв клюв в сероватый пух, мирно спал, иногда распушивая перья, становясь мягким мячиком, которого Хикэри хотела потискать, но не ворачивался и не устраивал беспорядки.

Учитывая, что недавно отеплили чердак, сейчас разведчицы оставляли для воробушка приоткрытое окно, чтобы тот смог зайти к себе домой. Сама птица к ним привыкла, как и они к нему убирать и к его редкому чириканью.

Екошо уткнулась носом в подушку, словно пародировала воробья и, вздыхая тяжело, прикрыла очи, прислушиваясь к тишине и редкому шороху листьев.

«На что я надеюсь?.. — вопрос был задан, но ответа не последовало. — Так странно... Смотрю на себя, но вижу сквозь свои же руки...»

Всегда горевшие бордовые зеницы сейчас в темноте лишь поблёскивали, ожидая снова взымкнуть алым пламенем вверх, поглатывающим и сжигающим всё на своём пути и каждого. Хикэри повернула голову на бок, к наклонённой к ней стене. Прикрывших очей волосы она уже не старалась откинуть в сторону, обратно на подушку либо чтобы вниз тянулись по плечу залитыми кровью верёвками, а просто оставляла как размытое пятно, двоится перед глазами.

Месяца были неделями, неделями же днями, а дни — секундами. Хикэри уже не помнит, как оказалась в разведке и когда столько времени успело пролететь, либо же просто сейчас не помнит, в этом странном меланхоличном состоянии, в котором звуки кажутся глухими, а разум потухает.

Разум потухает, а вместе с ним странные, отдалённые образы, что нарисовались в голове и распространились как паутина по черепной коробке, не давая чётких очертаний или нормальных картинок.

***

Одиннадцать часов утра станут двенадцать через минут пять, а тихие разговоры сменяются на более громкие, как только госпожа Браус кинет ещё дрова в камин, облизывающий кирпичи. Отворив деревянную дверь, Зое, что-то себе под нос подпевая, прошла в полумрачное помещение, встречающее закрытыми у окна шторами, а за ней маленькими шагами Леви, взор которого сразу же упал на всё ещё тихонько сопевшую и утопающую в свои же массивные крылья Рэй, растрёпанную похуже, чем Ханджи с утра, и выглядевшую бледнее, чем обычно, будто её покрыли белой бумагой и оставили высохнуть. Закрученная прядка упала на лбу, другие же змеями сыпались на плечи или предплечья крепкой бестии, слегка распушившейся.

Она даже пёрышком не дрогнула, когда аптечка с тихим стуком на тумбочке у её чувствительного уха приземлилась.

— Рэ-э-эй, — наконец, птица дала признаки жизни, голову от шатенки отворачивая в сторону стены, будто её голос так станет тише или вовсе пропадёт. От этого ребячества учёная усмехнулась, и лишь Аккерман молча наблюдал за ними в своей обычной позе, со скрещенными руками у груди. — Ну не надо голову отворачивать, понимаю, что спать хочешь, но надо бинты менять.

Еле-еле как ресницы друг от друга отлипли, чтобы наконец кислые очи узрели тусклый свет, ставший ярким, когда Леви отворил шторы, чтобы Зое видела, куда копается и что делает.

— Не лучше было бы лампу поджечь? — спросила Ханджи сомнительно, когда дневной свет проник в комнатушку и заставил Хасэгаву щуриться и сморщить нос.

— Дом находится на самом краю, думаешь, кто-то выйдет с такой ситуацией и в такой погоде? Конечно, сейчас прозвучит глупо, но те свиньи на нашей стороне.

— На нашей, — коротко кивнула Зое, открыв аптечку, в которой сразу белоснежные бинты поприветствовали. — Ведь у нас уже с судом есть опыт, а они, видимо, хотели поймать её публично, чтобы легче стало.

Рэй сразу помрачнела, когда услышала про суд. Догадывалась крылатая, про какой именно суд они говорят — суд над Эреном, в котором он получил коленом в нос и успел почувствовать на себе силу Аккермана, сейчас прислонившись к стене и усмехнувшийся, сразу как увидел нервное лицо русой, сглотнувшей. Встретившись взглядами, крыло вздрогнуло, металлические перья распушились, и лишь разум, на капитана смотревший, бил по голове совсем мутными картинками и пытался восстановить из чёрной пыли силуэты и образы. На мгновение сладкий запах цветов в ноздри ударил, но сразу же сменился лёгким, призрачным ощущением ласкающего бледную кожу тёплым летним ветром.

Мимолётное видение, застывшие на ней, будто прикованы цепями туманные, режущие очи капитана, его взгляд, скрещенные на груди мускулистые руки давали странные сигналы всё ещё растерянному мозгу, воссоздающему из разных воспоминаний опять же призрачные, безрассудные прикосновения к нежному, нетронутому никем девичьему телу. И всё это ощущалось, глядя на Леви, как по-прежнему её молча взглядом трогающий. Звучало ли это эротично или безумно? Может быть. Но Рэй не нашла другое описание и оправдание ставшим алыми щекам, которых она рефлексивно постаралась скрыть за волосами, голову сжав в снежную, мягкую подушку.

Хасэгава помычала невнятно, прикрыла очи тыльной стороной ладони и наполовину крыло распахнула, касаясь пола зебристыми перьями.

— Даже доброе утро не скажешь? — наигранность шатенки и это замечание заставили ту сжать губы в тонкую линию и нахмурить брови. Крыло снова сжалось, и на этот раз перья ушли под невысокую кровать.

— Доброе утро... — еле выдавила из себя клыкастая, расслабив постоянно напряжённое тело, а её тяжёлый вздох ударился о стены и превратился в тихий, болезненный стон, а потом вовсе стал чертыханием.

— День и, видимо, не добрый, — Леви всегда в своём репертуаре со своими изредка язвительными фразочками и чаще саркастичными, грубыми, и в моменте неуместными. Рэй только усмехнулась, ловя себя на мысли, что раз брюнет говорит «день», значит, она проспала до двенадцати или даже больше.

— Я, конечно, не хочу наговаривать, но, кажется, способ, с помощью которого Эрвин собирается тебя вывести из деревни и городов, не понравится, — наконец, шприц блеснул иглой, как только тусклый свет его коснулся, а вместе с шприцом чернее самого мрачного омута зрачок Хасэгавы утонул в кислоте чуть ли не полностью, озаряя дикий, звериный взгляд на учёную, сосредоточенную уже на стеклянной баночке с прозрачной внутри жидкостью, смахивающей сильно на воду.

«Ну там точно не вода... — испуганно в голове блекнула мысль, скрываясь где-то в тени черепной коробки, будто её и не было вовсе, как только взор Ханджи на неё, сквозь пальцы глядевшая, переместился.»

— Уколов боишься? — на вопрос Ханджи Леви уже ответ знал, опыт имея в подземном городе, в котором спасло только чудо.

Аккерман про ту ситуацию не особо проболтался, а найденный дневник всё ещё не был передан в руки Смита, и про него даже сама Зое не знала, он оставаясь загадкой для Рэй и Леви, пока не дочитают старые страницы, пожелтевшие.

— Немного, — сглотнув поступивший к горлу ком, прикрыла зеницы русая и смиренно взглянула на потолок, над ней вместо неба стоящий.

«Небо... — это слово, после которого хочется выйти наружу и взглянуть на снежные, холодные облака или на пыльные тучи, почувствовать дуновение ветра, в спину подталкивающее к раскрытию пернатых крыльев и, наконец, коротким прыжком оторваться от земных оков, плыть над лесами и домами, а потом вовсе испариться в неизведанную голубизну.»

— Не имеет значения.

— Ведь у меня нет свободы выбора сейчас, мы поняли, — выпалила Хасэгава это случайно, словно чёрт, играющий на её плече, сам губами двигать начал, заставив ту перебить капитана, тени под глазами которого стали глубже и опаснее, подчёркивая хищный блеск из тумана проглядывающий.

— Не дичай и не забывай про дисциплину, Рэй, — холод проник под кожу и больно ущипнул, от чего Хасэгава сжала голову в плечи.

— Случайно...

— Ты так же случайно можешь получить по шее.

— Рукой?.. — Аккерман замолк. Его сухие губы хотели сказать одно, а по итогу пришлось выдавить другое, а Рэй, задавшая вопрос, чуть ли не морально не провалилась под кровать и не зарычала сквозь плотные сжатые зубы, хотя она подумала про холодное оружие сначала.

«Нет, блин, ногой. — в мыслях чертыхнулась русая, поняв, что до этого пришедший в голову ответ на собственный вопрос весьма неуместный.»

— Клинком.

— Та-а-ак, — наконец, Ханджи заговорила, прервав, возможно, будущую словесную перепалку. Уже заполнённый до половины шприц был положен аккуратно на тумбочке, подальше от острого края, а сама Зое, вынув маленький охотничий нож из кармана, улыбнулась хитро, раскрыв заточенное хорошо серебристое лезвие. В карих очах огонь начал полыхать, а улыбка растягивалась. — Начнём резать бинты.

— Ты будто хочешь провести операцию, а не бинты резать... — тихонько, как мышка серая, пискнула Рэй, инстинктивно отдалившись от шатенки, рядом с её ног плюхнувшейся, как будто с потолка упала. Хасэгава расширила глаза, руку к груди прижав испуганно.

— О-о-о, я бы хотела каждый слой кожи разрезать и взглянуть изнутри, что и как устроено... — крылатая прижалась к спинке кровати, не скрывая плавающий в сжигающей кислоте страх от сказанных таким обыкновенным, но одновременно полным энтузиазма тоном. Зрачки сузились, когда нож, сверкнув, оказался у массивного крыла, а под лёгким телом серый хвост напрягся.

— Ханджи, — грубый голос, казалось, вывел ту из равновесия, заставив снова спуститься ногами на холодную землю. Первый слой бинтов пал на край кровати, некоторые куски на деревянный пол. Взмахнув головой в сторону Леви и взглядом на нём застыв, шатенка изогнула бровь, всё ещё держа нож близко к крылу беспрерывно наблюдающей Рэй. — Она и так белее мела, хочешь, чтобы посинела?

— Прости, — неловкая улыбка Зое сделала, чтобы напряжённость ушла на второй план, а падающий второй слой крепких бинтов понял, что скоро дойдут и до лежачего мирно шприца, готового ужалить. — Понесло слегка.

«Ага... Слегка... — буркнула в мыслях крылатая, надув алые губы. — Думала, сейчас на органы пойду.»

— У тебя уже растут перья! — и правда. На недавно ощипанное место начали пробиваться сквозь кожу завёрнутые в тонкую плёнку пёрышки, похожие на пёрышки юного совсем птенца, готовившегося к дикой жизни.

— Не говори только, что придётся снова их выщипать, — Аккерман закатил глаза, но с места не двинулся с того момента, как пришёл, издалека спокойно наблюдая.

— Они рану не прикрывают и не липнут к ней, поэтому можно не выщипывать, — шатенка в свои ловкие руки взяла кусок мягкой, на облачка похожей ваты, Рэй же на кровать сидевшая облегчённо, еле уловимо вздохнула, радуясь, что не придётся терпеть очередную пытку «иголками». Из баночки бледно-синяя жидкость, видимо, дезинфектант, вылилась на белоснежный ломоть, исчезая в тоненькие ниточки и пропитываясь в каждую поочерёдно. — Благо, пуля до кости не дошла, а то пришлось бы провести полноценную операцию на полу в гостиной.

Ханджи лёгким движением преподнесла к сухой ране вату, но пальцы замёрзли в воздухе, а вместе с ними и кисть. Не смея двинуться, Зое поправила толстые надёжные очки свободной рукой и задумчиво кинула взор на мужчину, понявшего по одним карим глазам, что от него требуется.

— Леви, помоги, пожалуйста, держи крыло крепко. — оторвавшись от стены пантерным шагом, руки с груди упали вниз, а после пять преодолённых метров упали на плечо и предплечье мягкого крыла Хасэгавы, сжавшей голову в плечи. Тонкие пальцы проникли под перьями, словно под кожу, вызывая приятные мурашки, бегающие вниз по позвоночнику, словно пускающиеся с лианы на землю.

Аккерман уже знал, как надо сжимать и с какой силой — Рэй, чувствительная к прикосновениям, лишь при нём замирала, ожидая покорно следующее действие. Иногда дёргалась, иногда вздрагивала, но с места не сорвалась, предпочитая впитаться ногтями в одеяло и сжимать его сквозь пальцы, заставляя фаланги краснеть, чем одним прыжком с кровати в другой конец комнаты оказаться.

Зое, наконец, со спокойной душой коснулась раны, пятнами окрасившей чистую вату в алый цвет. Крылатая поморщилась, мышцы напряглись под шерстяным свитером, который она до сих пор с себя не сняла, а нос зарылся в толстую горловину. Таким образом русая пол лица скрывала, пока вздыхала горячо, грея собственную лебединую шею.

Почему-то на мгновение золотые очи, до этого туманно разглядывающие одеяло, поднялись к учёной, аккуратно и нежно, насколько ей позволяла рука, вату к ранению прижимающая. Лишь сейчас Рэй заметила последствия той пули, ещё находившейся в её теле — рана была похожа на проделанную дрелем дыру в живое мясо, сейчас горевшее в болезненный алый и плавно переходящий в мягкий розовый, скрывающийся под снежными перьями.

— Печально... — не отрывая зеницы, будто заворожена, буркнула Хасэгава, руки скрыв в одеяле между своими коленями, что были в позе лотоса.

— Ты ожидала, что вместо дыры будет красивая форма сердечка? — усмехнулся Аккерман от такой неоднозначной и забавной реакции одновременно. Рэй вела себя правда как птица — давала такие же неоднозначные знаки, могла так же голову наклонить, разглядывая что-то или молча прося собеседника объясниться дальше и продолжать свою фразу, либо же, что ещё происходило реже — шуршала крыльями друг о друге и хвостом так взмахивала, что аж Леви мог почувствовать ударивший в его сторону ветер, при том что был он на метр или полметра от неё дистанции.

— Предпочла бы вообще сейчас не видеть ничего...

— Жаль, — когда Зое вату на тумбочку положила, чтобы потом выкинуть в мусорку, Леви пожал коротко плечами и продолжил ни одной нотки из своего спокойного тона не меняя: — Тогда ты бы пропустила самое интересное.

Шприц, в тени мирно лежащий, снова лукаво блеснул в руках Ханджи, один глаз закрывшая и анализирующая подвижную жидкость, что билась о тонкое стекло.

— Это морфин, и это не самая интересная часть.

— Твои садистские фразы иногда пугают, — Зое взяла новую вату, залила на ней дезинфектант, не глядя на количество, и, шприц не отпуская из руки, внимательным взглядом сразу же прицепилась к месту неподалёку от ранения, начав тереть его несильно.

— Хоть фразы, а не действия.

«Куда я попала... — Рэй нервно поджала губы, понимая, что сейчас из глубины души тот самый страх, доводящий до дёргания тела, начнёт пробиваться наружу сквозь чёрный пол, уже бившегося по птичьи сердцу.»

— Расслабь крыло, Рэй, так будет менее болезненно.

«Но болезненно то будет... — иголка приближалась к мясу мучительно медленно. Время словно застыло, лес забыл, как завыть, и птицы сами прочь уплетались вглубь мрака и тиши, покрытой тучами, имеющими текстуру масел или акрила.»

Грудь больше не вздымалась, беспрерывно наблюдая за металлическим корпусом, явно нового шприца, выглядевшего как большой комар, летом надоедающий. Может, с комаров вдохновились создавать шприцы?

— Господи, — закатил глаза мужчина, убрав одну ладонь с крепкого крыла. — Дыши, дурень, а то помрёшь скорее от того, что задохнулась сама по себе, чем от обычного укола морфином.

Рука упала на зоркие глаза, натянув на них непроглядную тьму, а кончики тонких пальцев незаметно нежную кожу заласкали, застыв мизинцем на щёке непонимающей Хасэгавы, голову слегка вверх вздёрнувшей.

Не хватало им, чтобы Рэй ещё в обморок упала от укола, поэтому уж лучше внимание переключить на что-то другое, например, на голос.

— Не двигайся ни на миллиметр и дыши глубоко, — голос Леви был завораживающим, песнь в ночном лабиринте и холодный ветер в чувства приводящий после падения. Женская рука упала на его, и воздух застрял где-то в горле, когда ледяная ладонь коснулась успокаивающей теплоты. — Тебе уже и дыхание не поможет, труп ходячий.

Вошедшая в кожу иголка вызвала мурашки по всему телу, распушивание серебристых перьев и сжимание зубов чуть ли не до скрипа, когда прозрачная жидкость начала растекаться по мышцам.

Крыло медленно немело, становясь серым камнем, а мышцы сжимались до состояния хрупкой пружины. Неприятное чувство разлилось по конечности и начало плыть по крови и телу, странно щекоча нервы и заставляя даже в темноте зениц мутнеть. Что-то зазвенело и поднялось, но что именно Рэй сказать не могла, ведь Леви ладонь не убрал, до сих пор оставляя её в неведении.

Остался только слух, чувствительный к каждому треску старого дома. Холод коснулся крыла, и в тот же миг что-то начало ковырять мясо, проникать поглубже в нём и изнутри грызть.

— Что за чёрт... — вялый голос быстро был перебит капитаном, убравшим ладонь резко с кислотных очей сморщившейся даже от тусклого света, в лицо ударившего Хасэгавы.

— Щипцы, с которыми тебе могут ногти отрывать.

Звонкий смех Зое ударился о стены и испугал крылатую, ставшую перьевым комочком в большую подушку, сжавшуюся под руку мужчины, никак не отреагировавшего на столь безумный хохот Ханджи, очи которой просветлели, как только услышали очередную сказанную в издевательской форме фразу в сторону Рэй, в мыслях перекрестившейся.

— Доброта должна быть в мире, быть должна она везде, доброта должна быть дома, на работе, во дворе! Ну а кто не понимает этой доброты, им в штаны насыпать надо гайки, гвозди и болты! Затушить бычок об руку, молотком ударить в пах и сломать им надо ноги в сорока шести местах!Уральские пельмени — Песня про добро — Ханджи пропела на одном дыхании эту старую песенку, играясь каждым словом и ноткой, каждой фразочкой и произнося конец с нескрываемой радостью, словно могли взорваться заслуженные фейерверки, как только это произведение с её уст сейчас вылетевшее, как ранняя песня соловья, закончилось бы. Леви усмехнулся, не удивившись креативности людей их краёв, и только Рэй, хлопнув пару раз длинными ресницами, удивлённо потаращилась на шатенку, кровавую пулю на вату положившую с облегчением. — Что ж, поздравляю, с одной проблемой мы справились, осталось только чтобы крыло зажило.

Рэй нервно слегка опустила голову, из-под длинных ресниц наблюдая за Ханджи и Леви, всё ещё свой цепкий взгляд от неё не отрывающий. Почему-то казалось всё чужим и напряжённым — хотелось снова к небу оба крыла поднять и взмахнуть ими хоть раз. Хотелось возвращаться в те солнечные дни, проведённые вместе с капитаном Леви под стеной, где было место простым разговорам и азартности, где окружал лес и ни единой души не ступала на поле...

Но, глядя сейчас в окно, на разъярённый лес и ветер, стало понятно — те времена уже потерянное прошлое, а новые времена, что наступят, не смогут по яркости перегнать предыдущие.

***

Вновь наступил вечер, и, наконец, Ханджи взяла в руку перо и рядом на кухонный стол поставила баночку с чернилами под взглядом Леви, терпеливо ожидающего, когда та, наконец, начнёт писать и передаст ему письмо, чтобы он передал Нифе. Свет лампы падал на белый, чистый лист, порванный откуда-то непонятно ей, но это столь важную роль не играло — вывести в безопасности Рэй из деревушки, вот что сейчас было главнее всего.

Перо коснулось чистой поверхности и оставило свой первый нефритовый след. Буквы стали словами, слова же предложениями, а они — фразами.

«Не стану много писать. Скажу лишь, что пуля была слабой и глубоко не попала, но при падении Рэй сломала крыло. В сложенном состоянии крылья метр, хвост же можно согнуть. Мы готовы будем выезжать из деревни завтра утром. Я поменяю бинты до этого Хасэгаве, потом мы сами выйдем. С семьёй, как я поняла, разберёшься ты, поэтому ждём следующих указаний.»

Без отправителя, без даты или хоть подписи какой-то — так это письмо в скором времени с рук Леви, в карман его положившего, окажется в руках Нифы, их разведчицы, с рук которой окажется в руках Смита, что дальше даст указания солдатам. Все ушли, кухня осталась пустовать, пока в ней не заглянут, но уже с окна, и не человек, а птица, точнее — сорока, взор которой привлекла простая побрякушка, до которой через тонкое стекло не пробраться. Взмах крыльев, и она потерялась, её тень потухнув, а вместе с тенью — свеча, забытая Зое на деревянном столе.

Пламя погасло, погрузив коридоры и комнаты в кромешную, душераздирающую темноту, из которой не выбираться больше... Никогда...

Мои дорогие дамы~ Поздравляю всех с 8 марта и весной! Надеюсь, она у вас будет тёплой (⁠*⁠´⁠ω⁠｀⁠*⁠)

P.s: не знаю почему, но последние два рисунка не хотят встать нормально, поэтому опубликую так
~Продолжение следует~