#40# Круговорот тьмы
Рэй боялась поднять глаза, боялась, что разум её не обманывает, что это она, что этот чарующий русалочий голос принадлежит той, от которой веет запахом моря и свежести, при этом вперемешку с чувствами безумия и азартности. Запах моря? Его можно лишь представить, но не почувствовать. Пальцы рук, что кончиками словно ласкали бетон, дрогнули. Здоровое крыло слегка распахнулось, выдав её испуг, что в вены, как иголки, пронзался. На пол медленно, будто в лёгком танце кружась, мягко выпала пара блестящих серых пёрышек.
— Хех, должна была ожидать такого исхода сыворотки, — сердце Хасэгавы глухой удар пропустило от слов, сказанных таким задумчивым, при этом уверенным тоном. Точно змея над её ухом что-то завораживающее прошипела. Она затаила дыхание, как маленький ребёнок, что ночью бьющихся об окно веток испугался. Это незначительное действие словно могло спасти, могло утешить душу, что беспокойно в груди металась, и дать шанс скрыться от этого ястребиного взгляда, под кожу пробравшегося. Рэй услышала, как незваный гость усмехнулся. Усмехнулся от того, что птичка глаза не открывает и не отвечает на действия незнакомки, так близко к ней, будто кошка к мыши закравшись. По телу пробежали мурашки мгновенно. — Но не думай, что одурачишь меня. Из Сины видно, что ты не спишь, Рэй.
Рэй... Непонятно, как ей с таким твёрдым голосом, в котором проблескивала азартность, удавалось её имя произнести странным акцентом, которого Хасэгава нигде раньше не слышала. Она её имя через нос проговаривала, от чего и такое странное ощущение было, словно не ей были адресованы сказанные раньше слова.
Вдруг мир замер. Замер он резко, наполнившись тишиной, раздирающей душу любопытством.
— Важных птиц в своём обществе даже крупные хищники боятся, — Агата пронзила взглядом Дору, чья рука на рукоятку острого клинка лечь хотела медленно. Пальцы оцепенели на дюйм, будто воздух огородил девушку от клинка, что хотел сверкнуть дерзко в очах шатенки, за ней непрерывно наблюдающей и прямо душу пронзающей своими сапфировыми иглами, что продырявили изумрудную листву из зениц Доротеи, от злобы заблестевших.
Но она повиновалась. Её рука ненамеренно мимо рукоятки клинка проскользнула, а сама разведчица на шаг назад отступила, сжав губы в тонкую линию. Брови девицы напряженно свелись к переносице. Доротея знала ту, что к ней спиной стояла, но из-за плеча на неё смотрела внимательно, глазами, леденящими сердце и пронзающими душу.
«Агата Грейс... — это имя в данной ситуации заставляло мурашки по телу бегать, а волосы дыбом встать. — Она разве имеет какое-то отношение к Рэй? — при виде, как Грейс уверенно в подвал зашла, уже глупо было это спрашивать. Её цель ясна — это Рэй, которую они от гибели от собственной руки спасли. — Она ради этого и припёрлась... — Доротея заскрипела зубами, давя злобу, что отчаянно просилась выплеснуться наружу. Её руки в кулаки сжались автоматически, но ноги остались приклеенными к полу, будто корнями, как дерево, в пол впились. Разведчица бессильно, словно её приковывали на одном месте, наблюдала, при этом была готова в случае чего предпринять хоть какие-то действия. — Но как проскочила мимо Альберта?»
— Эй, тот парень снаружи где? — она не назвала имени, не зная, знакомы ли они с Грейс. Дора пыталась как-то проскользнуть боком, не называть имён или фамилий, но при этом дать понять, кого она имела ввиду. — Как ты, чёрт возьми, проникла в подвал незамеченной? — Агата резко повернула голову в сторону Доротеи. Бездонные зрачки, тонущие на фоне ярко-сапфирового цвета, сузились. В голубой радужке, где плясали в озере звёзды, безумие ударилось об острые камни. Волны взбушевались. Клиффорд не отступила, несмотря на нервно сжатые в тонкую линию губы. Она не порезалась о лёд, что к ней острыми краюшками тянулся. Дора смело противостояла этим глазам, казалось, обезумевшим на миг.
— А, ну, вроде он Ганса успокаивал... В амбаре он был, нелегко, если честно, было протиснуться между двумя досками и незаметно проникнуть внутрь.
«Змея двуличная, — мысленно плюнула ядовито Доротея, скривив тоненькие губы. — Врёт как дышит».
«Чёртов манипулятор...» — Рэй сглотнула появившийся в горле ком, что давил беспощадно.
Быстро сменяющие друг друга эмоции, резкие движения — всё это было игрой, в которой Агата пыталась их в угол загнать. Она старалась напугать Доротею, дабы та не вмешивалась, но позволила быть наблюдателем. Тихим, смотрящим из тени наблюдателем...
«И всё-таки что-то тут не связывается...» — Дора задумчиво упёрлась взглядом в холодный пол на несколько секунд, перед глазами быстро миновавших, и подняла его обратно — на гостью, что перед Хасэгавой беспечно остановилась.
Агата походила на искорку безумия в этом залитом тёплым светом лампочки помещении. Её глаза горели ярче звёзд и пламени, при этом они больно режущими и острыми были. В них не яд скрывался, а сделанные изо льда скальпели, готовые разрезать на маленькие кусочки. При каждом резком, изящном движении полы чёрного кардигана поднимались. В каждом её взгляде, брошенном случайно, чувствовалась власть, что скрылась за этой маской безумия. Грейс была харизматичной персоной даже в кругу других таких же важных птиц, как она. Лисья улыбка хищно в глаза бросалась каждый раз, когда взгляд мог наткнуться на её лицо, такое уверенное и бесстрашное. Короткие, тёмные волосы, постриженные под каре, до плеч еле доходящее, развевались то вправо, то влево, щекоча её чистую кожу. Тонкие губы всегда блестели лукаво, а на кончике носа из-за падающего тёплого света старой газовой лампочки создалась маленькая белая звёздочка, красиво блестящая.
— Откуда ты имя лошади знаешь? — не унималась Доротея, раздражая шатенку, что уже глаза устало закатывала. Клиффорд вцепилась в незваную гостью и, казалось, не отпустит больше. Слова сами с уст разведчицы слетали, пока та, бросив куда-то в сторону ружьё, мирно на ящике лежащее, ноги от пола не отклеила.
— Мило лезть с расспросами, конечно... — Агата сделала недолгую паузу, словно задумавшись о чём-то только ей известном, и раздражённо, совсем ей не свойственно улыбнулась. Но на самом деле она просто так выразила своё недовольство, придав немного снизившемуся тону больше твёрдости. — Но если скажу, толк будет?
«Конечно будет, ты связи свои просто выдавать не хочешь», — Доротея не понимала цель визита Агаты, что славится своими открытиями в области медицины и не только. Она увидела её однажды на площади в столице, и она присутствовала на суде Эрена в качестве слушателя. Она не вмешивалась, не видя в этом необходимости. Грейс не показывалась при всех просто ради забавы, у неё всегда была цель. Цель, которую она без компромиссов достигала.
Несмотря на то, что она была персоной, редко принимающей участие в каких-то грандиозных мероприятиях, Агата умела прославить своё имя во всех кругах науки, когда оказывалась в замке короля. Говоря честно... Учёные — люди странные. Только вокруг своих воркуют.
Доротея не ответила, предпочитая сохранить гробовую тишину, скоро разрушенную шелестом перьев. Оба взгляда резко устремились на источник шума, нагло прервавший молчание. Это была Рэй, с горем пополам перевернувшаяся на спину. Она поднялась на локти, упёрлась ими в мягкие мешки с тихим вздохом, подалась назад, скривившись от боли, что покидать её не хотела. Хасэгава воспользовалась их маленькой перепалкой, спиной о холодную стену опершись. Крылья были раскинуты по обеим сторонам, а хвост под неё замялся. Перья торчали в разные стороны хаотично, некоторые на пол выпрыгивали, а некоторых сама Рэй до этого выдёргивала, понимая, что с них уже толку не будет, ведь они были повреждены.
Она замерла, золотыми очами пронзая Агату, удивлённо хлопающую глазами. По телу пробежал холодок, заставляющий перья распушиться. Дальше некуда было отступать, некуда было прятаться, некуда было деваться, невозможно уже было под землю провалиться, исчезнуть, стать одной из звёзд — уже было невозможно. Крыло вздрогнуло, о стену еле ощутимо ударилось, а потом опустилось, прикрыв длинными перьями хрупкое тело девушки-птицы, чьи болезненные вздохи были коротки и мимолётны.
— Ого, а ты быстрая. Видимо, даже пулевое ранение и падение не выбили из тебя скорость, — её оскал вызывал страх, невыносимый ужас, непонятно откуда взявшийся. Она была знакома, её внешность поблескивала в воспоминаниях, будто размытый силуэт на фоне ярких иллюзий. Голос блуждал по разуму, пытаясь пробудить что-то забытое, что-то пыльное... Давно оставленный на дне осколок всей разрушенной картинки пытался проблеснуть, разрезать пустоту и показаться, но Рэй потеряла его в тумане своего же разума, специально ограждающего её от этого кусочка, что мог пазл сложить воедино.
Улыбка стала шире, лёгкие шаги привели ближе, а сапфировые глаза поблескивали лукаво. Она рассмеялась. Не звонко, не тихо, а воздушно, легонько, даже искренне на несколько секунд. Её смех был похож на поток холодного воздуха — в нём так же поблескивали разные эмоции, что сменяли друг друга как маски.
Доротея, беспомощно наблюдавшая за этим, могла лишь приготовиться рвануть с места, сжать зубы и с приготовленными клинками разрезать воздух искусно, как предупреждение.
— Пытаешься вспомнить меня? — ответа не последовало, но он и не нужен был. Для Агаты Рэй была как открытая книга, и Хасэгава это понимала. На её измученном бледном лице эмоции поблескивали одна за другой, сменяя друг друга в зависимости от вопроса. Реакция Хасэгавы — не то испуг, не то агрессия, от которой зрачки потонули в золотом озере, позабавила Грейса, пожавшую плечами беззаботно. — Ну, возможно, потом удастся.
Рэй ощущала дикое желание спрятаться. Ей хотелось скрыться в своих же тёмных крыльях, чувствовать, как маленькие тёплые пёрышки успокаивающе по лицу гладят, мягко касаются молочной кожи, защищая от людского глаза, желающего её жадно цапнуть. Это желание звенело в её груди всё громче, заглушая остальные, как торнадо мечущихся на фоне чувств. Оно к ней прилипло как страх, холодом своим обнимающий. Этот страх был странным, не свойственным ни солдатам, ни ей самой, что к титанам ринулась не думая, но он был. Он появился. Его заставили появиться.
Липкий, неконтролируемый, первым колечком в звенящей, хотящей треснуть цепочке.
— Объяснишь, что за чёрт возьми происходит? Кто ты такая? Откуда обо мне знаешь? — хриплый голос хотел сорваться, стать немного громче, но он был шепотом, еле о стены ударившимся. Он был шепотом, вызывающим ноющую боль в костях. Лишь... Шепотом...
«Беспомощная...» — Грейс усмехнулась.
— Так разве Хоши и Сэдэо тебе не рассказывали? — сердце пропустило глухой удар, слова проскочили мимо, крыло вздрогнуло еле заметно, а зрачки сузились, оставив залитую цветами заката радужку проблескивать на фоне черноты и холодности. Значит, её догадка, что они впутаны в это верна... — Или времени не было с ними поговорить?
Ни на один вопрос Рэй не собиралась отвечать, ведь ответ был ясен. Времени с ними поговорить? Да Хоши чуть ли не на самом нижнем этаже, на первом, и то всегда исчезает то в городе, то в чьем-то кабинете, то ещё куда черти её тянут. А Сэдэо за играми пропадает по разным пыльным уголкам разведки. Неважно на что спорить — деньги, еду, желания — раз плюнуть. Эта его азартность была поразительна. Даже когда жили в Стохесе, он с Хоши не унимался соревноваться в чем-нибудь, без выгоды для него самого.
Её и так последние дни в разведке тащили то направо, то налево, а исчезновение было столь спонтанным и резким, что сама Хасэгава не успела окончательно очнуться, что едет на лошади вместе с Леви в сторону Троста.
— Рэй, — Агата устало села на корточки, не боясь смолёный кардиган запачкать. Вытянула шею изящно, как лебедь, что к солнцу тянулся, и из-под полуопущенных тёмных ресниц пронзила Хасэгаву, растерянно к её персоне взгляд приковывавшую. — Разве никогда не думала, что они заранее о тебе и о твоих крыльях знали, при этом специально силой отправили в разведку, чтобы оградить тебя, скажем так, от негативных последствий этих «способностей»? — Грейс изогнула острую бровь, всматриваясь в лицо юной девушки-птицы, своими золотыми очами в панике за ней наблюдающей непрерывно. Лицо, казалось, побледнело сильнее, а алые губы изредка вздрагивали в попытке что-то вымолвить в ответ на этот неожиданный вопрос с тонким намёком.
Агата догадывалась, что она, вероятнее всего, понимала, что они об этом знали, но её неуверенность в собственных мыслях и чувствах к ним, как к родителям, была сильнее трезвого разума. Грейс стёрла сомнения, превратив её мысли в логичную цепочку, всё ещё звенящую в руке режущим лязгом. Рэй не была с ней согласна, не могла поддерживать ни её слов, сказанных ранее, ни объяснить её действия, как и действия Хоши и Сэдэо.
Рэй уже не видела грани реальности. Казалось, пелена белого тумана стерла её ластиком, как случайно сделанную на бумаге линию обычным карандашом, оставляя лишь частицы, что на пол сыпались, а потом раздавленными оставались. На душе скребли кошки, когтями глубоко в сердце вонзаясь. Вдруг окативший жар, что окутал помещение, стал невыносимым, тяжёлым, давил на грудь, сжимая её сильнее. Сердце билось о грудную клетку с птичьей скоростью. Казалось, даже за пределами могущественных стен слышалось её сердцебиение, что в ушах новым сильным биением отражалось.
— Почему я должна тебе верить?.. — голос не мог сорваться, удариться о холодные стены подвала, защищающего их от дождя и ветра. Он был тихим, как утренний шелест облитой блестящей росой травы, но Агата, что была близко к ней, услышала его. Такой болезненный, хриплый голос, тише шепота опустившегося. — Дай хоть одно доказательство... Что могло бы подтвердить... Твои слова... — слова девушки были прерваны лихорадочными вздохами, пытающимися кислород поймать, будто рыбак, что на крючок крупную добычу подцепить пытался.
Она задыхалась.
От жары, от этих терзающих мыслей, оказавшихся реальностью. Задыхалась из-за того, что самые близкие люди оказались центром, от которого и пошли все эти события. Задыхалась, потому что из-за неё шансы, что они пострадают, стали выше.
Агата, не торопясь, будто время для неё могло и остановиться, встала, выпрямила могущественно спину, нависнув над той, что должна была крылья наравне с ней распахнуть и покрыть её тенью серых бестий, и усмехнулась, приближаясь к Рэй, чьи алые губы вздрагивали заметно и тянулись вверх, чтобы острые, как лезвия, клычки обнажить.
Агрессия. Горланящая к небу агрессия выплеснуться хотела и облака рассеять резко. Хотела она как зверь на жертву накинуться и ещё неокрепшими, сделанными из чёрных и твёрдых, упавших на ветру перьев, когтями выцарапать ей глаза и кожу, да так, чтобы тёплая кровь к ним прилипла густым слоем и блеском при свете фонаря отражалась. Она хотела видеть, как алая жидкость на пол с их кончика падает, раздражающим бульканьем в ушах и памяти раздаваясь.
Грейс медленно наклонилась вперёд. Её жесты были изящны. Не скованные, не резкие, а медленные, плавные... В каждом скрывалась грация хищника и лебединая гибкость — такие же мягкие и воздушные были движения, похожие на танец. Пёрышко под господством холодного ветра. Спина сгибалась, а чёрный, смолёный кардиган тянулся полами к Рэй, чьи перья распушились, как у сидящего в холодную зиму на покрытой снегом ветке воробья.
Агата спрятала за спину ловкие руки, своей бледнотой выделяющиеся. Она не пыталась тянуть тонкие пальцы к Хасэгаве, не пыталась как-то до неё дотронуться, даже если терзало когтями сильно любопытство, а наоборот — прятала руки, не вызывая ни одну из сторон на нежеланные действия или агрессию.
Хотя, агрессия и так была ожидаема.
Рэй наблюдала, как плотно сделанная баррикада от воздуха рушилась, в холодные каменные стены вжавшись сильнее. Наблюдала, как пронзающие, горящие голубым пламенем стрелы приближались к ней, разбивая на маленькие осколки всю ту дистанцию, что Хасэгава так отчаянно держать между ними пыталась. Если бы страхом и агрессией можно было перевернуть высокие горы, разрушить прутья стальной клетки и мосты, стена, что держала её, так отчаянно в тени сбегающую, отвалилась бы, с громким грохотом падая за спиной.
Тёмные волосы Агаты качались, скользили по воздуху взад и вперёд, как качели, болтающиеся на летнем ветру, но потом они застыли, как и сама их обладательница.
Кончики красных носов почти друг друга касались — так сильно разрушила Грейс сделанную из воздуха и страха стену, отделяющую её и созданную ею же крылатую Химеру.
— Говоря честно, я здесь не ради того, чтобы скрытую от тебя Хоши и Сэдэо правду поведать, — тихо шипела, как змея, постепенно своё истинное лицо показывающая. Она прошипела эти слова, будто они чем-то её кольнули, ударили сильно под рёбра, заставив скривиться, почувствовать горький привкус малины, на кончике языка играющий, и скрываться за тёмными шторами сцены, на которой она активно свою роль играла. В сапфировых очах Агаты блеснуло раздражение. Недовольство, что ярко сверкало в них, казалось, отбросило искры на стены, покрытые тенями. — А ради того, чтобы предупредить, что первое время я буду на вашей стороне, — Рэй подняла глаза, не скрывая удивление, что как в зеркале отражалось ясно. В свою очередь, Грейс показывала, что не рада этой мысли, а слова, вылетевшие недавно с её уст, были лишь эхом, что потом исчезнет. Она опасно приблизилась к лицу Хасэгавы, окаменевшей, словно стоящая в парке статуя. Агата наклонила голову на бок, блестящими губами чуть ли уха Рэй не касаясь. Её горячее дыхание щекотало мягкую кожу, заставляло по телу бегать взбудораживающие мурашки, чтобы серые перья распушились сильнее и чтобы пальцы рук дрогнули заметно. Агата тихо, слышно только самой девушке, прошипела: — Если бы не твоё чёртово свободолюбие, не твоя непокорность и поддержка со стороны разведки, Хоши и Сэдэо, вероятнее всего, Рэй, ты сидела бы на цепях тихо, не брыкаясь и лишний раз не вздрагивая. Тебе сильно повезло... Очень сильно...
Её голос принял оттенок ледяного айсберга, треснувшего резко. Его осколки вонзились в сердце окаменевшей русой бестии, с еле заметными зрачками в никуда смотрящей. В горле появился ком, на связки давящий с невероятной силой. Губы вздрогнули, но ни один звук она не издала, резко сглотнув маленький комочек воздуха. Агата усмехнулась.
— Молчишь, да? Задаёшься вопросом, почему, если мы раньше о тебе знали, не предпринимали никаких действий? — Грейс тихонько, мелодично рассмеялась, легонько улыбнувшись тьме, в которой её слова потом исчезали. Она отстранилась неторопливо, отлипнув от Рэй, руки в кулаки сжавшей. Вдруг, улыбка с её лица ускользнула, уголки тонких губ опустились, а выражение лица стало более серьёзным. Вокруг собрались серые тучи, грозящие дождями, что могли пролиться в форме режущих слов, в сердце вонзающихся. — Потому что у нас с Хоши и Сэдэо был договор, — сердце Хасэгавы пропустило глухой удар, откуда-то издалека раздавшийся, прозвучавший в ушах, как тяжёлый кузнечный молот. В душу что-то вонзилось, всё глубже проникая. — До твоего первого краха мы не имели никакого права до тебя дотронуться. Иронично, не правда ли?
Агата отстранилась, сделала пару шагов назад, позволяя тёплому свету упасть на лицо, и раскинула руки по сторонам, зарезав воздух. Полы кардигана, будто крылья вороны, поднялись к чёрному небу, а на лицо, на которое тени падали, опасно натянулась широкая, наигранная улыбка. Она рассмеялась. Снова. Громче, мелодичнее. Её смех в уши вонзался как копьё, свой след оставляя надолго.
— Рэй, да они от вас просто хотели избавиться, ради того, чтобы мы своей цели не достигли! Они хотели избавиться от всех, и разведка, оказывается, подошла лучше всего! Согласись — вы идёте в разведку, а на вылазке уже не будет их вины, если погибните, ведь не они вас убили. Контракт, подписанный с нами, по правде говоря, не имел много пунктов и правил. Они не имели права вас убить, а мы притронуться. Всё шло своим чередом. Каждая сторона добилась своего, до твоего первого появления на людях. Можно сказать, контракт автоматически разрушается, когда твои способности становятся ведомыми и другим людям. Они уже не имеют права вмешиваться в наши дела, как и мы в их, хотя, при первой же попытке помешать, имеем полное право отдать приказ на уничтожение этой помехи, — Агата задумалась, заблестевшими азартностью глазами глядя куда-то под стену, не видя каменную поверхность, скрыла руки в карманах кардигана и слегка опустила голову. Она прикусила губу, но потом улыбнулась, взглядом за Рэй зацепившись. — Это лишь так, на будущее. А так, могу лишь пожелать удачи метаться между двух сторон, если выбирать с кем быть не хочешь. Вижу, тебя не радует перспектива таскаться по разным местам и всегда скрываться, не живя спокойно. Что ж, ты всё ещё имеешь шанс на выбор — уйти, исчезнуть бесследно, при этом без последствий для окружающих, или же чтобы во имя твоей свободы пролилась кровь, озаряющая свет на правду?
Рэй молчала. На её глаза, похожие на яркий закат золотого солнца, упала чёлка, прикрыв их, словно шторкой. Воздух, казалось, потяжелел, выстроился плотной стеной вокруг Хасэгавы, пропитался напряжением и бушующей яростью, но только не для неё. Не для Агаты, что, как кошка, двигалась изящно, активно жестикулировала и играла с серой пташкой, попавшей в её сети и когти.
Тишина душила. До такой степени растерзала она душу, царапала сердце своими смоляными когтями, оставляя следы, невидимые на чёрном мясе, что, казалось, погреми он гром, задери яркие молнии небо на двое или упади величественная стена на Одинокую поляну, ничего не могло бы сравниться с этим чувством бушующей внутри песчаной бури. Безмолвие было тяжёлым, давило на плечи, заставляло напрягаться, кусать губы и пятки в ожидании следующих действий и слов играющих на сцене актёров. Кадр застрял, словно фильм не грузился.
Доротея уже руку тянула к острым сверкающим клинкам, что в УПМ скрывались, но тишина была разрезана раньше.
— И что дальше? — Рэй не подняла голову, предпочитая скрывать глаза за чёлкой. Но было видно, как её золотые, дикие зеницы сверкали, выглядывали из-за волос, пронзая шатенку, удивлённо застывшую.
— Дальше? — она наклонила голову набок, не выражая этим жестом привычного всем недоумения. Её сапфировые очи расширились, как голубой цветок неба, раскрыв своё безумие снова. Напряжение, дикий холод, леденящий душу взгляд стрелами в сердце вонзились разом. — Ты ещё и продолжения хочешь?
Пауза, что могла показаться вечной, была разрезана очень быстро.
— А что, черти беситься начинают вдруг? — Хасэгава голову назад откинула, упершись алой щекой в плечо. Дикий оскал на её юном лице, по-зверски озаряющий, был пугающим, а клыки, что лукаво блестели, лишь придавали беспокойства, от которого голову в плечи скрыть хотелось.
— Знаешь, кого из нас двоих в случае чего люди чёртом назовут? — Рэй усмехнулась, прекрасно зная ответ.
«Демон! Чёрт! Дьявол! Бес!»
«Демон! Чёрт! Дьявол! Бес!»
Ей хотелось рассмеяться. Звонко, чтобы её смех режущими нотками рассёк эти залитые слезами ангелов небеса, полные серости и черноты. Эти пропитанные грустью и ненавистью облака, над их стенами парящие. Ей хотелось разрезать эти решётки и оказаться за ними. Проскользнуть в созданное ею же отверстие и очутиться на облаках.
Но приходилось оставаться в аду, вертеться между языками пламени и уворачиваться от гарпунов настоящих дьяволов. Ей с самого начала создали ад, прикрывающийся раем.
— Те, кто гонялись за мной, были членами твоего отряда, верно?
— Удивительно, — Агата ухмыльнулась, позволив глазам загореться интересом. — Интуиция?
— Нет, — отрезала Рэй резко и тихим голосом, похожим на шелест тёмной листвы в ясной беззвёздной ночи. — Слишком хорошая подготовка... — Грейс не стала выпрашивать объяснения, понимая, к чему клонит Хасэгава, хрипевшая на каждом слове. А Хасэгава не стала объяснять, зная, что шатенка всё прекрасно поняла.
Снова тишина. Снова молчание, в которое проникали удары барабанивших на старой крыше капель. Тишина в этот раз дала шанс расслабиться и на несколько секунд забыть о мыслях, от которых голова напополам раскалывалась.
— Что ж... Наладили отношения, значит.
— Нет, — как острое лезвие ножа разрезала Рэй, заточенные брови нахмурив. Агата напряглась, дёрнув плечами. — Ни черта мы не наладили и не наладим, — девушка выпрямила спину, сделав глоток воздуха после. Тёмное крыло, похожее на пасмурную погоду, что на улице стояла, на мешки кинула, не волнуясь о перьях, что в разные стороны торчали хаотично или вовсе выпрыгивали, в танце кружась и на пол приземляясь, и подняла золотые очи, пронзая ими Грейс, стоящую в напряжении в полуметре от неё. — Почему? В чем мы виноваты? Чёрт бы вас побрал, объясните хоть что-нибудь из этой заваренной каши!
Хасэгава закашляла. Вздохи снова стали прерывистыми, резкими и тяжёлыми. По телу пробежала мелкая дрожь, от позвоночника до кончиков пальцев, заставив волосы встать дыбом. Твёрдый акцент на слове «мы» словно ударил Агату куда-то в сердце, что та аж дёрнулась еле заметно.
— Возможно, ты и остальные не виноваты, Рэй, — Грейс отступила назад, взяв в свои тёплые руки, не успевшие замёрзнуть, холодные рукоятки. Её взгляд потяжелел, словно на дно ледяного озера упали тяжёлые режущие камни, залитые тьмой. — Вы на самом деле не виноваты во всём этом. Не виноваты, что попали в эти ядовитые сети Золотых Стрел, — она сглотнула тяжёлый ком, подкативший к горлу. Связки сдавила невидимая сила, как кольцо шею сжавшая. Воздух потяжелел, пропитался пылью сильнее, став невыносимым, но она продолжила, не запинаясь. — Не виноваты, Рэй. Но именно вам придётся отвечать за грехи других. Несправедливо, да... — вдруг, в ранее печальные очи Агаты выплеснул тот самый смертельный яд, сапфировым блеском отражающийся в озере. Её тёмные брови свелись к переносице, а потом и вовсе, словно кто-то вдруг резко дёрнул куклу за нити, тон поменялся. Язык стал острым, а глаза ядовитыми. — Но уже поздно что-то менять. Каждый в этой истории ходит по лезвию клинка, рискуя пораниться, при этом многие уже упали. Им отрежут каждый путь, каждую ниточку, а под конец и вовсе толкнут с обрыва.
Хасэгава слушала, не имея никаких сил или желания перебивать. Стрела Агаты снова против неё повернулась, острым кончиком в грудь уткнувшись, в попытке пронзить её насквозь, но она этого не сделала. Грейс отступила, больше в подробности не вдаваясь.
— Пойми, Рэй, мне не хочется, чтобы меня такая участь коснулась, — Агата поправила рукава кардигана, сделала изящный поворот вокруг своей оси, словно в танце, и как бабочка, так же воздушно и легонько в воздухе парящая, остановилась, наклонившись вперёд так, что их лица наравне оказались. Лисьи глаза пронзили недоверчивые очи птицы, чьи зрачки резко сузились, оставаясь чёрной точкой на золотой монете.
— Поэтому надо переступать через все человеческие черты, связать каждого ниткой и управлять им, словно бездыханной марионеткой, а потом, когда она сломается, закопать под полом старого и дряхлого дома?.. — эти слова были тихими, еле слышными, как тёплый весенний ветер, щекочущий белые цветы на ветвях деревьев, при этом именно они заставили напрячься и со сдержанным вздохом выпрямиться.
— Неважно... — бросила Агата как на ветру, развернувшись. — Важно лишь то, что ты, кажется, поняла, что я имела в виду.
Женщина хотела уйти в сторону лестницы, подняться и пропасть во тьме, но голос Птицы ей этого не позволил.
— Ты сказала про договор... — Грейс остановилась, сосредоточившись на словах крылатой. — Кеншин...
— Случайная жертва, — перебила Агата нерадостным тоном. — Он был случайной жертвой, Рэй, ничего более, — казалось, слова ей, когда эта тема зашла, дались сложно, а сама тема неприятная, колющая и царапающая сердце. — Лишь случайная жертва, попавшая под руки убийц, не мной или моими союзниками отправленных, поэтому договор на тот момент ещё был в силе.
— Но ведь они обо мне знали...
— Знали, — отрезала шатенка, раздраженно добавив следом: — Есть ещё вопросы?
Строгость, с которой были произнесены эти слова, не удивила Хасэгаву, наблюдающую затуманенным взглядом за Агатой. Рэй усмехнулась, улыбнувшись лишь уголками похожих на лепестки маков губ.
— Тебе не позволено распространять лишнюю информацию, да?.. — ответа не последовало. Вместо него напряженный, перемешанный со злобой взгляд был кинут в сторону крылатой, вздохнувшей тихо. — Тоже чья-то марионетка...
— Ты ошибаешься, — Хасэгава медленно перевела глаза на Агату, стоящую рядом с проходом со скрещенными на груди руками, вместе с рукоятками, сжатыми в тёплых ладонях. Она терпеливым взглядом, не смея произнести ни слова, просила её продолжить, но Грейс лишь ответила нервным, тихим хмыканьем. — Хотя, нет, в какой-то степени ты права. Только не учла, что с твоей помощью мне срежут нитки и дадут спокойно вздохнуть. Наша беседа затянулась. Выбирай, Рэй, и поскорее. Время как песок сквозь пальцы сыпется.
Хасэгава ничего не ответила. Ей было нечего ответить. Сердце было покрыто чёрными крылами гарпий, от перьев которых тьма в крови свои щупальца распускала. Страх уступил агрессии, а агрессия — равнодушию.
Агата неторопливо накинула на голову капюшон, спрятав тёмные короткие волосы в его лукавые тени. Перепроверила ремешки, сжимающие её кожу, каждый дёрнув двумя пальцами, и без особого энтузиазма выдохнула. Выдох получился громким и нервным, словно то, что могло ожидать её за пределами темноты, окутавшей лестницу, было испытанием, щекочущим нервы. Тёплая рука упала на бетонную стену, ласкающую пальцы холодом. Первая нога ступила на ступеньку, потом вторая... Агата исчезла в темноте, никем не остановленная. Ни Рэй, ни Доротея не могли противостоять ей — ядовитый цветок, растущий в подземелье.
Обе наблюдали, как она скрылась, оставляя за собой привычный подвальный холод. Она исчезла. Растворилась во тьме непроглядной, откуда сами ужасы ночных кошмаров руки тянули. Агата ушла просто, не оглядывалась назад, уверенно ступая на каменные пыльные ступеньки.
«Разговор, кажется, ни для одной из сторон не выдался лёгким...» — Рэй зарылась пальцами в свои русые волосы, что дождём и пылью пропитались. Впилась ногтями в кожу, на боль внимания не обращая. Она стиснула зубы до глухого скрипа, которого не услышала тогда. Сердце ныло, глаза забыли, что такое видеть ясно, а тело, казалось, вот-вот откажет действовать по желанию мозга. Всё запуталось. Нитки не могут быть разорваны, если не выпутать их. Не могут быть разорваны без вреда для окружающих.
— Да-а-а-а... — протянула Клиффорд, нервно усмехавшись. — Не могла найти себе врага похлеще?
Идеальные брови Доротеи свелись к переносице, а глаза, что могли разрезать одним лишь взглядом, целились в Хасэгаву, к которой все проблемы, как к магнитному полю прилипали. Рэй же облокотилась о твёрдую стену и раскинула крепкие, массивные крылья по обе её стороны, покрыв ими землю, как серым тёмным одеялом, из которого перья в разные стороны торчали. Хвост под неё подмялся немного. Голова девушки-птицы на бок съехала, а бесстрастный опустошенный взгляд метнулся в сторону, на невысокий тёмный угол мрачного из-за холода подвала.
— Это я его нашла или он меня? — Рэй закатила глаза, оставив одну руку свисать вниз, как мёртвую, а другую на мешок упасть. — Боже, я даже имени врага не знаю.
— Агата Грейс, — раздражённо процедила Клиффорд, сморщившись от недовольства лишь когда имя шатенки вслух произнесла, да ещё таким ясным тоном. Рэй хмыкнула тихонько. Заметила Дора, как вздрогнули уголки рта златоглазки, быстро ставшей довольной после короткого ответа разведчицы, да только ничего не ответила.
«Ещё один безумец в этой стране чудес», — разведчица травяные глаза закатила устало, вдохнув холодный воздух в лёгкие.
— Учёная? — задала ещё один вопрос Хасэгава, снова снизив тон до шепота.
— Да, — короткий вопрос — такой же короткий ответ. Рэй хмыкнула, не поразившись утвердительному ответу.
— Неудивительно тогда, что я её заинтересовала. С самого начала она обо мне знала.
— Только она? — резкий, скользнувший с острого языка вопрос ударил в барабанные перепонки крылатой, как ножом, от которого она увернулась, своё спокойствие и равнодушие сохраняя. Рэй слегка опустила голову, взглянув на Доротею бесстрастным взглядом из-под полуопущенных длинных ресниц. Она взглянула на Доротею, стоящую на том же месте даже после ухода Агаты, будто из её ног крепкие корни в пол вросли и больше не отпустят белокурую разведчицу из этого наполненного мёртвой тишиной подвала. Холод вокруг девушки сгустился, а тени под глазами словно стали глубже, акцентируя всё внимание на её ярких, полных леденящего душу холода глазах.
— Нет. Боюсь, история запутаннее, чем кажется, — Рэй уткнулась головой в колени и, даже не успев ещё чего-то вымолвить, она заметила краем глаза бегущую наверх тень, быстро потерявшуюся в маленьком, узком тоннеле, ведущем к свету. Подвал остался пустым и холодным.
Пустота и холод — два слова, что подходят друг другу.
Ни одного ты не хочешь ощущать, но потом всё равно падаешь в них, неважно как, но падаешь. Хасэгава не знала, о чём думать. Голова кружилась, а на ресницы словно упали тяжёлые капли росы, заставляющие траву блестеть.
Не виноваты, но именно вам придётся отвечать за грехи других.
Эта фраза колола сердце до самой её бездонной глубины, окутанной темнотой. Она проделывала дыру, словно дрелью, при этом звука слышно не было. В душе свои штилевые мелодии Тишина пела, пока пыталась найти ту самую ниточку, ставшую окровавленной.
Но она её никогда не найдёт. Никогда, ведь ниточка спрятана за ещё одной воображаемой стеной, треснувшей впервые. За ещё одной воображаемой стеной, посмевшей треснуть. Рэй повалилась на бок, упав на мешки. На то же место, где она раньше лежала, но место уже успело охолодеть. Она прижала крыло к спине плотнее в отчаянной попытке согреть себя пыльными перьями, что к коже прилипали. Всё-таки перья не засохли, — промелькнула у неё в голове мимолётная мысль, во тьме исчезнувшая. Хасэгава обняла себя за плечи, касаясь холодными пальцами горящей, словно пламенем, кожи на шее. Прижала колени к груди, закрыв себя вторым, крепко замотанным плащом крылом, и спрятала глаза за волосами, спадающими вниз водопадом.
Как ей это воспринимать? Как шутку? Поверить? Просить объяснения от Хоши и Сэдэо? Или относиться ко всем её словам саркастически, без капельки веры в них?
«Да что за чёрт творится...» — Рэй прижала подбородок к груди, свернулась калачиком, словно кошка, а хвост согнулся, прижавшись к её бледным рукам, мёртвым холодом связанным. Даже обмотанный вокруг раненых ладоней и пальцев кусок ткани не помогал согреть закаменевшие мышцы и кожу.
В голове пробудился ураган, пытающийся все её мысли спутать, связать в морской узел, который потом не развяжешь или же покрыть всё толстым слоем чёрного песка, в котором копать будет сложнее.
Беспомощная, сказала бы она. Слабая, сказала бы она. А как выкрутиться тогда? Что ей, птенчику, которого в чужом гнезде растили, сделать? Как ей крутиться, чтобы от ниток, больно кожу и душу режущих, освободиться? К которому свету тянуться, если он разноцветный? Позволить всё окрасить красным? Или ножницами нитки до середины обрезать, а остатки оставить за собой колыхаться? Бесполезно, всё равно найдут и узлом свяжут обратно.
Рэй не понимала, что её должно волновать в первую очередь.
Прошлое, вопросы без ответов, ответы, зацепки, семья, друзья, новообретённые узлы и связи, будущее или её собственная жизнь и независимость?
С чего начать, если всё это совмещать не можешь? Как начать, если тебе не под силу? Втянуть разведку в это окончательно или освободить, пока не поздно? Начнут опрашивать и, возможно, пытать всех знакомых или же молча попытаются след унюхать?
«Нее-е-т, — протянул голос, головой покачав. — Они уже действуют. Молча. Давно.»
Да, он был прав. Они уже действуют, а когда дойдут до таких негуманных методов — это лишь вопрос времени.
Время — это то, что ей нужно.
***
— Едрёна мать, — свистнул рыжий, по-актёрски изображая удивление на юном лице. — Да ты гонишь!
Много голосов в небольшом помещении раздавалось, покрывая друг друга то ругательствами, громко о стены бьющимися, когда с уст юных солдат вылетали, то спорами, что могли возникнуть в результате несовпадающего с собеседником мнения.
— Да не гоню я! — отрезала девушка остро, недовольно скрестив руки на груди и нос поморщив. — Она в небо одним взмахом поднялась, Ал! Воздух за ней свистел, а ей хоть бы хны, летела, как ни в чём не бывало, на ветру скача! Подумала, коньки откину, а тросами не успею за дерево зацепиться!
Сколько же слушающих собралось вокруг героини, сумевшей на землю Птицу одним выстрелом кинуть. Да блестели их глаза, отражались в радужках некий страх и удивление, но восхищение, что живым пламенем горело, было превыше этих банальных негативных чувств, которые ещё и взбудораживающее кровь любопытство приглушало.
Рыжий, стоящий за столом, со всей этой толпой должен был сливаться, изображать удивление, что на самом деле не пробудилось в его сознании, и так знающем всю историю и даже больше, но он должен был это сделать, как и Айзек. Хотя Айзеку легче было. Его хладнокровность, безразличие и молчаливость не давали ему из всей этой разноцветной массы характеров, слов и выражений выбиваться. Всё-таки как ни крути, но это его истинное лицо для окружающих.
Не было многим удивительно, что он тоже с любопытством слушал, не было удивительно, когда мог задать уточняющие вопросы, из-за которых остальные подкалывали фразами по типу «ха, смотрите, нашей Берёзе разговоры про гибриды интересны», на что тот хмыкал, внимания не обращая — им это не было удивительно. Айзек оставался для многих закрытой книгой, страницы которой сложно было перелистнуть. Он был чем-то наподобие незамеченной мыши, чего не скажешь про Алекса.
Приходилось ему играть свою роль, от которой уже голова кружилась. Было сложнее, да, но не выбивался он из остальной группы. В конце концов, странно было бы услышать от него, что эта новая горячая тема надоедать уже начинала. Но рыжий терпел. Терпел, раздраженность пихал глубоко, в самый тёмный угол сердца и продолжал играть свою роль, сосредотачиваясь на разговоре, который через одно ухо зашёл, а через другое вышел, и как-то в нём участвуя. Сосредоточиться на том, что тебе неинтересно, было сложно, особенно для такого активного, как он, человека, которого ветры в разные стороны несли и кидали, но возможно. Как ни крути, но привыкнет же, в конце концов. Хотя это балаканье впустую уже начинало грызть уши.
***
Хладные капли, падающие с неба, разбивались о серые камни и размывались по ним мокрым прозрачным пятном, которое потом сливалось с остальными водными крупицами, достигшими земли. Блеск, что отражался на облизанной дождём дороге, когда молния разрезала пропитанные чернотой тучи, привлекал внимание летающих над городом птиц, по ветрам как на санках скользящих. Голоса гуляли даже по тёмным переулкам, отталкивающим тем, что непонятно кого они там скрывали и приютили. Проходя мимо них, всегда казалось, что сама тьма ненавистно прожигала дыру в тебе и остальных горожанах, при виде роскошных платьев и костюмов.
Но это не была тьма. Это были обычные люди — подростки, дети, взрослые. Они выливали с помощью прожигающего взгляда свою ненависть, что пыталась тоненькими ниточками все столбы и дома узлом связать, да так, чтобы не было возможности их обрезать. Люди, угодившие на неудачную сторону судьбы. Колеса фортуны не было на их стороне и не будет. Оно повернулось к другими, которым помогает удача.
Дождливый день, холодный ветер, раздражающий шум и торопливые люди. Хотя кто-то торопился, кто-то шёл еле-еле в сторону столицы, кто-то просто бродил по городу от скуки, а другие по лавкам или магазинам разбежались.
Парочка людей, непримечательно одетых, положили свои лохмотья на край улицы, ближе к крыше травяной лавки, и сели рядом друг с другом, что-то расслабленно обсуждая, оставив падающие с небес капли барабанить подальше от них — на заполненной народом дороге. Другие же притаились рядом с магазинчиками, стояли под стенами, курили, делали вид, что друг друга не знают, если и находился кто-то рядом, хотя иногда могли перекинуться разными фразочками и мрачными взглядами скользить по людям, словно пытались запомнить лица каждого, а кто-то и вовсе в библиотеке скрылся, решив за книгами переждать льющий как из ведра дождь.
Бегали, торопились, не спеша прогуливались вдоль улицы, оценивали товары на рынке, продавали, осуждали, ссорились, кричали — это всё люди — оживленность, которая начала надоедать пинающим камушек солдатам, следящим за порядком.
— И? — алые глаза Хикэри скользили по народу бегло, сонно даже, а сама девушка почти зевала на каждом шагу и повороте, когда приходилось снова делать небольшой обход, до того, как вернуться на прежние места и кивнуть стоящим в конце улицы солдатам, которым уже приходилось делать свою проверку. Было видно — не выспалась она от слова совсем, а следить за порядком в городе как бы ни старалась — не могла, ибо ресницы с каждой каплей, что с землёй встречалась, тяжелели. Слишком дурманил её затуманенный и рассеянный с утра разум.
— Не смотри, если что, на меня, — обреченно процедил Сеиджи, раздражённо зыркнув на стоящего рядом Спрингера. Большой палец пронзил воздух и застыл в нескольких сантиметрах от лба виноватого, с любопытством рассматривающего лавки или пытающегося это сделать. Люди, как муравьи в одну сторону шли, закрывая ему обзор. — Всю вину кинь на этого идиота.
— Я?! — Конни от смущения чуть не подавился воздухом, а его громкое «я» привлекло внимание стоящих и скрывающихся под крышей от дождя людей. Зыркнули они с любопытством на юных разведчиков, прячущих руки и свою эмблему за плащом, при этом следующих указаниям. Возможно, пытались угадать, к какому легиону они принадлежат, либо же их привлекло чересчур громкое слово, выбившее из колеи даже падающие на землю небесные слёзы, полные холода. Хикэри хмыкнула при виде их глаз, заблестевших нескрываемым интересом.
— А что, видишь ещё кого-то? — Сеиджи скривился, а его верхняя губа, облизанная ветром, дрогнула.
— Ага, — Екошо подняла голову, посмотрев на Конни, взгляд которого потерялся где-то в этой накатившей на город волне горожан, в одном направлении быстро несущейся. Её алая бровь вверх взлетела заинтересованно, а рука так и застыла с залитым серым камушком в руке, не кидая его никуда, да и на землю не опуская. — Твою вторую личность.
— Ха, тебя определили, Сеи, — девушка вдохнула хладный воздух, сыростью пропитанный, и от скуки провела пальцем над землёй воображаемый круг. Потом ещё один, и ещё один... Её волосы кровавым водопадом вниз спадали, отдаваясь во власть ласкам ветра, качающего их игриво. С плаща вниз стекали блестящие капли и становились потом одной мокрой массой.
Вдруг воздух, как клинком разрезали, поднимая с земли ржавые листья. Громкий свист, звучащий неестественно на фоне всей этой симфонии, приглушил голоса людей, на секунду затихшие, словно перед залитым кровью концом. Любопытные взгляды уткнулись в чёрное небо, что холодные слёзы на землю пускало.
— Матерь Божья... — Хикэри встала, а её шепот потерялся в хлопке огромных серых крыльев, окутавших город. Время замедлилось, листья перестали шуметь, а раздражающие хладом капли падать на серую землю. Она встретилась с ними — золотыми хищными очами, безумно сверкающими. Секунды превратились в минуты, а минуты в часы, которые в свою очередь — в вечность. Они, возможно, её даже не увидели, но она их заметила и запомнила надолго. От глаз хищников, в темноте притаившихся, ничем не отличались глядевшие на неё зеницы, не скрывающие зверства — сверкали янтарными искрами, в них утопало пугающее безумие, душу пронзающее.
Этот взгляд показывал озверевшую натуру, почувствовавшую вкус ветра и свободу от земных оков. Зверь, что освободился от тяжести, теперь разгуливал по воздуху, своим острым взглядом пронзая душу. Хикэри не распознала сразу перед собой ту, с которой она всю жизнь под одной крышей жила. Она не заметила перед собой человека, с которым делила почти всё поровну. Это был кто-то другой — обезумевший зверь, глаза которого янтарные искры отбрасывали на холодные камни. В этом зверском безумии утопала душа, не сумевшая из, казалось бы, покрытых мёдом очей выбраться. И это был родной человек, принявший другой облик. Нет, не другой облик, а родной. Истинный.
Мир сразу закружился, чуть не сбив с ног растерянную девицу, которую как от электрического разряда дёрнуло в сторону. Листья взмыли вверх резко, люди оживились, пальцем в небо тыкая, а зверь, с которым она взглядами встретилась, взмахнул сильнее, над толпой возвышаясь.
— Едрёна мать... — на одном дыхании выпалил Конни, вылупив янтарные глаза, как колеса велосипеда на Птицу, летающую над домами и рынком. Резкие повороты в его очах казались изящными, а твёрдые перья отражались в фантазии клинками, режущими даже попавшие под них ржавые листья. И было в этом что-то невероятное, что-то, что его разум постичь не мог. Реальность происходящего. Человек достиг неба, научился скакать по ветрам, при этом не падая и без помощи какого-либо устройства. Он приспосабливался так, что смог отрываться от земли, получив как подарок птичьи качества — большой хвост и крепкие крылья, помогающие обманывать вихри.
— Не подумал я, что это так... Фантастически выглядит... — Сеиджи плечи назад расправил, глаза от неба не отцепляя. Это было слишком нереально для него, на полном серьёзе об их сестре, которая оказалась человеком-птицей, чуть ли не полностью говорящей. Ладно крылья, а хвост?.. Даже не так — не мог он себе это представить, как выглядит. Либо потому, что фантазия у него плохая, либо потому, что никогда в жизни не подумал бы, что такое существует. Человек с крыльями! Подумаешь! Кому это вообще в голову прийти-то могло? Кому-кому, но уж точно не ему.
Просвистел газ, заскрипели стойкие тросы, а гарпуны с лязгом за стены домов зацепились. Силуэты в тёмных плащах пролетали мимо, испугав сильнее горожан, не опускающих головы от недавнего чуда.
— За ними! — брюнет уже хотел рваться головой вперёд, его ноги отклеились от влажной дороги, а руки мигом легли на холодные рукоятки. Лишь сильная девичья схватка и сама её обладательница, под локоть того взявшая, остановили разведчика, готового взлететь следом.
— Нет! — испуганные глаза Хикэри поднялись на Сеиджи, в котором кипело нетерпение. Лишь один взгляд, и мог решить многое. Ледяная корочка, покрывшая радужку, треснула, а глаза в сторону устремились, не желая пересекаться с залитыми кровью очами Екошо, при этом ещё и напуганными. — Не действуй бездумно, Сеи, — голос снизился, дошёл до шепота, похожий на шелест листьев в тихой ночи. — Не впутывай публично в это и разведку...
И она была права, Сеиджи это знал. Принесёт ли пользу полку разведчиков, если он станет защищать вдруг пролетевшую над головами угрозу? Ответ ясен. Словно надеясь найти поддержку, парень повернул голову в сторону разведчика с янтарными глазами, со стороны тихонько наблюдающего под шумок. Вороные волосы на лоб упали, а сапфировые зеницы жалостно засверкали. Конни утвердительно кивнул, согласившись со словами красноволосой девицы.
— Шум нам явно ни к чему, мы не сможем покинуть свои места, наведём ещё больше хаоса, если вдруг пригодимся где-то, а нас не будет, — Сеиджи вдохнул пропитанный холодом воздух, проникающий в лёгкие.
«Даже Спрингер головой подумал...» — как же его колени дрожали, чтобы следом рвануть, но подняв голову к небу он понял — уже поздно. Вдалеке лишь чёрное пятно виднелось, ставшее едиными с мрачными тучами.
И, словно услышали бесы слова их «непутёвого» белобрысого напарника, им начали активно рукой махать и кричать что-то неразборчиво солдаты из другого конца улицы.
«Вот и пригодились...» — вздохнул брюнет, уверенно идя ускоренным шагом навстречу шуму. Он шёл, а Хикэри, словно боясь, чтобы тот не сорвался, не отпускала, ногтями в плащ, как кошка вцепившись. Конни на это было до фени, а Сеиджи ничего не сказал, предпочитая хранить молчание.
Он лишь мог краем глаза наблюдать за алой макушкой сестры, что не впервой так за него хваталась. Страх и шок — вот, что заставляло её на это пойти. Сеиджи даже сейчас хорошо помнил грозовые дни, когда могла молния ударить, а её яркий свет проникнуть сквозь окна в помещении. Пугало Хика это, как гром, что резко мог раздаться в небе эхом, но он никогда ничего не говорил, когда она его так хватала.
Если успокаивает — пусть так и будет.
***
Глухие капли, барабанящие по старой крыше амбара, по которому гулял холодный ветер. В подвале, с балки которого при первом же признаке мышей упало сено, были слышны писки или же шуршание. Это не помогало подавить желание вцепиться во что-то и поцарапать так сильно, чтобы дыры остались или глубокие следы, которые надолго не смогут быть скрыты от потусторонних любопытных глаз. Желание рвать что-то на маленькие кусочки становилось всё сильнее, тревожило душу, изнутри разъедало, не останавливаясь.
Рэй аж прикусила рдяную губу, вцепилась в мягкую плоть клыками, давила, пока не выпрыснули первые капельки алой тёплой жидкости, и на белом клыке багровые пятнышки не появились, но агрессию, что в ней пробудилась из самых пыльных уголков души, не подавить так просто. Тело онемело, но Хасэгава даже не шевельнулась с того момента, как набок завалилась. Дыхание стало таким редким, что его можно было посчитать на пальцах, но даже и не скажешь, что ей это мешало. Сердце билось в птичьем ритме, в ушах гудели его удары, громкие и пугающие.
Шаги и голоса заставили напрягаться по мере их приближения. Там не только Альберт и Доротея были. Но если они тоже там, значит, не о чем волноваться? Рэй не стала разбирать слова или разбираться, кому принадлежат другие два голоса, но шаги становились всё громче, при этом, кажись, Клиффорды от гостей отдалились.
— Места чище этого найти не смогли? — и в голову словно ударила стрела, что в темноте исчезла потом. Сердце чуть не остановилось, а глаза, в которых раньше плясали черти злобно, стали по пять серебристых копеек. Знакомый брезгливый тон, знакомые злобные нотки и низкий, приятный слуху голос. Это был Аккерман, отозвавшийся неохотно. Его острый взгляд мог бы почувствовать любой человек, находись тот даже дальше ста метров от этого солдата. Ощущать грозовые, пронзающие молниями очи на своей коже было как попасть под копьё — одновременно пугающе и заставляющее реакцию затормозить. — Ну и свинарник...
Куда деться? Куда спрятаться? Хасэгаве хотелось под плинтус провалиться.
«Уж лучше было бы холодной водой окатить, нежели это...» — как же ей хотелось стать пылинкой, которую, даже если он заметит, то не обратит внимания, предпочитая с омерзением глаза отвести, нежели смотреть на беспорядок, от которого его тошнит. А сейчас что? Она похожа на брошенную под дождём в лесу и побитую собаку, а с пропитанными водой крыльями и хвостом вовсе смело могли обзывать мокрой курицей, затормозившей и случайно под грозу попавшей.
— Рэй! — знакомый до режущей боли голос громко в помещении раздался, словно его обладательница и вовсе позабыла о находившихся вокруг неё людях и сразу кинулась к раненой птице, своё лицо и тело за крылом скрывающей. Хасэгава мысленно поставила крест на своей репутации и впечатлении. Она сжалась сильнее, затаив дыхание, будто это её спасёт от устремлённых на неё цепких глаз. Тёплая рука учёной упала на крыло, вздрогнувшее под её пальцами, к которым серые пёрышки прилипли. — Состояние явно не из лучших...
Пробурчала учёная нерадостным тоном, лишь до ушей Крылатой дошедшим, как тихий ветер на Одинокой поляне бездельничающий.
— Она вообще живая? — Леви привычно скрестил руки на груди, упёрся цепким взглядом в Рэй, что-то пробубнившую, и усмехнулся. Усмехнулся легонько, как обычно он это делал, без нотки раздражения или усмешки, при этом специально тихо, понимая, что Хасэгава его всё равно услышала и в любой момент кинет свой недовольный взгляд в сторону его персоны, стоящей в паре шагов от майора.
И сама бледность, на лице которой лишь глаза были живыми огоньками, сверкающими, кряхтя и хватая ртом холодный воздух пыталась выпрямить спину, крыло из-под руки Ханджи одёрнув.
Рука Зое упала на её же колено.
Русые волосы, раньше блестящие при свете солнца, сейчас были скомканными, были похожи на комок тёмных и тонких нитей, что узлом сами как-то связались, запутавшись окончательно. Чёлка прилипла ко лбу, с неё всё ещё катились по бесцветной коже маленькие перлы грозы, словно слёзы, медленно падающие вниз, но они не мешали Крылатой, рукавом скрывшей алые губы. Девушка, еле касаясь, рукавом пыталась вытереть кровь, при этом незаметно. Она ошиблась — незаметно это сделать не получилось. Алые пятнышки сразу высветились на всеобщее обозрение, когда Рэй положила руку на мешок и из губы новые тёплые струйки покатились вниз по подбородку. Пришлось опять вытереть их терпеливо. И она отводила глаза, как только могла, чтобы с кем-нибудь взглядами не пересечься. Смоляные ресницы не могли подняться, а очи — посмотреть на пришедших разведчиков.
Тишина стала неуютной, а от изучающего взгляда Ханджи и вовсе мир становился таким крохотным, что его можно было в кулаке сжать и раздавить.
— Плохо дело, — выдала Зое, вытащив из кармана белый платочек. Мягкая ткань прошлась по губам вздрогнувшей от удивления крылатой, в рассеянности за движениями майора наблюдавшей окаменевшими глазами, и пропиталась алыми пятнами, выглядевшими, как яркие кровавые слёзы на белом платочке.
Аккуратно, словно поднимая нечаянно на землю упавшую фарфоровую куклу, Зое медленно под руку взяла Хасэгаву, губа которой слегка вздрогнула от боли. И, лишь подняв с мешков Птицу, смотрящую сквозь пелену тумана на разведчицу, чьи глаза засверкали недовольно за толстыми очками, Ханджи свела брови к переносице.
— Стоп, — учёная слегка присела под непонимающим взглядом девушки, не отцепившейся ещё от неё и, под испуганным вытянутым вверх к потолку крылом, подхватила лёгкую раненую Птицу на руки. — Вот так другой компот!
Рэй лихорадочно вцепилась в рубашку Зое, помяв её под своей холодной ладонью, и со страхом, совсем не свойственным ей, прижала крыло к телу, закрываясь от света лампочки и окружающих раздражителей. Зое попыталась влажный хвост поудобнее под её коленами перехватить, не скрывая подозрения, что в кофейной радужке из угла в угол металось.
А сердце Хасэгавы билось резво, хлопала она своими собственными крылышками не переставая, при этом не отдыхала. Не давала чувствам тревоги и необъяснимого страха угасать, а они в свою очередь заставляли сильнее вжаться в Зое, бегущей по ступенькам навстречу мраку. И лишь молчаливый Леви всё время наблюдал за ней, пытаясь вытянуть самые скрытые детали из странного поведения. Он будто копался в неспокойной душе Крылатой, съёжившейся не то от холода, не то от желания спрятаться и успокоиться.
Лишь под конец она заметила книгу, что тот берег от посторонних глаз, за плащом скрывая. Она заметила её кончик, что скользнул обратно в темноту плаща и скрылся за зелёной материей. Она лишь заметила это, до того, как закрыть глаза и погрузиться в настоящий мрак собственного запутанного разума...
~Продолжение следует~
