Проект Ангел - Крылья Свободы

Дремучий лес между Синой и Розой был полон будоражащей кровь таинственности. Время от времени слышались громкие выкрики ворон, смешавшиеся с мраком леса. Задумчивый шелест листьев заглушал остальные звуки, погружая трезвое сознание в глубокий сон, однако настороженные солдаты крепкой хваткой держали ружья наготове, цепко осматривая округу в поисках врага или очередного мелкого преступника.

— Черт! И какие же дела должны быть у гарнизонцев, чтобы нас поставили на дежурство вместо них, да ещё и чтоб мы осматривали лес? — ворчала рядовая разведкорпуса, хмуря брови все сильнее.

— Тише будь, — стоящий поодаль от девушки парень строго глядел в её травяные глаза, полные самого настоящего возмущения. — Дора, прекрати, я сам не рад, но что поделать?

Девушка хмуро взглянула на него исподлобья, тихо фыркнув, напомнив о шелесте листвы, такой же изумрудной, как глаза обоих солдат. Она отвернулась от русоволосого парня, попытавшись выровнять сбившееся дыхание. Доротея шагала величественно, глухо врезаясь каблучком армейских сапог в почву.

— Напомни, Альберт, мы точно родственники?

— Сам в этом не уверен, — хмыкнул в ответ язве-сестрице спокойный разведчик.

Отведя взгляд, он стал стараться высматривать каждую деталь, словно пародируя свою сестру, что имела зоркие глаза и не прилагала ни единых усилий, дабы разглядеть хоть что-то в сумраке леса.

— Сколько мы уже здесь торчим? — бесцветным голосом спросила девушка, как вдруг остановилась.

Из-под земли вылезли жутчайшие когтистые лапы, мертвой хваткой вцепившись в голеностопы. Ступить нельзя, уйти под землю.

Ее острому зрению предстал обветшалый дом из дерева. Высоченные сосны редели, более не было слышно карканья назойливых ворон, стрекотания кузнечиков и чириканья воробьев. Тишина цепкими когтями проткнула ушные перепонки, оглушила намертво. Все неживо, казалось. Трава ведь, кажется, тоже потемнела. Раскатистый гром прошёлся по практически белому небу.

— Как же не вовремя этот дождь, — вздохнула Доротея и накинула капюшон изумрудного плаща на голову, тем самым спасши свои короткие белокурые волосы, затянутые в низкий хвостик.

— Нужно переждать дождь внутри того дома, идём, — бросил девушке Альберт, ускорив свои широкие шаги.

Половицы дряхлого домишки протяжно скрипели, заставляя брата и сестру морщиться в отвращении. Везде пыль, да самая настоящая грязь.

— Бр-р! Заброшен давно, видимо.

— Да, — незамедлительно согласился с Доротеей Альберт. Оба плавно ступали по полу, стараясь создавать как можно меньше шума, словно где-то там, в подсобке, их ждёт настоящее чудище. Иными словами — враг.

Капли дождя тарабанили по жидкой крыше, готовой вот-вот развалиться. Они просачивались сквозь щели и громко разбивались о грязный пол. Пахло сыростью, плесенью и пылью.

— Смотря на все это, мне невольно хочется вернуться в поместье, даже если там нас ждут одни безумцы, — расслабленное лицо девушки и ее вечно презрительный взгляд не говорили о страхе, нежели бьющееся со скоростью колибри сердце. — Гляди, — остановилась она, опустив ружье, — здесь сено есть.

Альберт перевел настороженный взгляд на о́ный и впервые весело хмыкнул:

— Наверняка там разные жучки завелись.

— О нет, Альберт! — кричала Дора, сжавшись в комочек.

Кажется, именно такую реакцию ожидал парень, однако девушка промолчала, бросив спокойный взгляд на брата, лишь слегка передернувшись от пробежавших по коже мурашек. Она тихо усмехнулась промелькнувшему во взгляде брата разочарованию и устремила взор свой в смутно видное небо.

— Ха, оконная рама скоро ру...

— Ш-ш! — упала резко на ее плечо тяжёлая ладонь Альберта. Дора тут же вздрогнула с перепугу, чуть не подпрыгнув до потолка.

Странный свист падающего тяжёлого объекта мигом пронзил острый слух Альберта. БАБАХ! Треск досок крыши оглушил двух солдат. Противная пыль столбом поднялась, видеть ничего не могут.

— Осторожно!

Но Доротея не слушала брата или даже просто-напросто не могла услышать. Она рефлекторно вцепилась в ружье, направив дуло на объект, заваленный сеном. Вряд ли крыша продержится ещё час. Палец ложится на курок.

***

Плотная пелена тьмы закрыла своими холодными ладонями глаза Хасэгавы, что так отчаянно свет пыталась уловить. Хриплый кашель вырвался с губ проворно, но потерялся в серой, цвета кремня пыли, став непонятным эхом, которое, возможно, померещилось, как блики света на фоне самой настоящей черноты. Горло сдавило крепкими, алыми нитями, так искусно обмотанными вокруг лебединой шеи. Руки рыцаря потерянной тьмы растянули их с сильным рывком, к оборвавшемуся над ней потолку, откуда уже тёмное небо выглядывало с интересом. Они давили, пытаясь выжать из лёгких весь воздух вместе с хриплыми, совсем тихими стонами мучений. На рёбра злорадно боль давила тяжёлым сапогом, носочки которого под кости били сильно. Раны и царапины острой болью отдавались в кончиках чувствительных пальцев, дрожащих от испуга и паники, обливших как ледяной водой девушку, губы которой приоткрылись в попытке поймать вкус холодного ветра и воздуха, играющих на её побледневшей коже.

Каждая попытка уцепиться за столь драгоценный кислород была новым толчком боли, что отражался в позвоночнике и рёбрах. Каждая попытка была новым вздрагиванием массивных крыльев за её спиной, что перья свои по полу рассыпали отчаянно. Каждая попытка была провалом, что вызывал ненавистную и жалкую боль в теле, с каждым разом ноющую всё сильнее.

Она бессильно упала на пол.

Подстреленное крыло жутко болело, немело, дрожа то ли от испуга, то ли от животного страха, охватившего девушку своими холодными объятиями. Мышцы разрывались, кровь кипела от адреналина, бурлящего в ней как в вулкане, наполненном лавой, а разум пытался найти выход из этого туманного лабиринта. Запах крови, что впиталась в перья, ударил в ноздри острым металлом.

Рэй хотела согнуться пополам, сжаться в маленький комочек, покрыться своими же раненными крыльями и замереть, отчаянно надеясь, что боль сама пройдёт, что её отпустят крепкие руки, держащие за горло и впивающиеся своими чёрными когтями в её кожу и рёбра, и что тьма уберёт ладони от её глаз, дав ей возможность увидеть дневной свет, но это были лишь пустые надежды. Пустые надежды, упавшие вместе с листьями, лемехами и перьями на грязные доски.

Русые длинные волосы струились на пол, как водопад, блестели, покрывая лицо упавшей птицы, а чёлка свисала вниз, слегка покачиваясь. Дрожащие пальцы девушки убрали их аккуратно, а поднятый, всё ещё затуманенный взгляд наткнулся на пару размытых силуэтов, медленно обретающих нужные черты и становящихся более чёткими. Золотые очи удивленно пронзили их из-под смоляных ресниц девушки, с застрявшими на пальцах волосами рассматривающей их озадаченно и испуганно.

«Вот же угораздило...» — их ружья, стоящие наготове, не очень внушали доверия крылатой, сглотнувшей подкативший к горлу тяжёлый ком.

***

Сквозь ненавистную двумя чистоплюями пыль вдруг стало лучше видно очертания... крыльев? Ритм сердца участился, скорость глухой болью отдавалась в груди. Дыхание сперло тут же, а очи зелёные чуть не вывалились из глазниц.

— Медленно опусти ружье, — неуверенно произнес изумлённый Альберт, став давить черствой ладонью на ствол ружья.

Мигом потерявшие былую силу и мощь, женские руки повиновались. Дуло оружия глядело в ещё более грязные половицы, вот только внимание двух разведчиков было отдано целиком и полностью Нечисти, что испуганно и растерянно глядела на них своими золотыми глазами.

Рэй сглотнула тихо, свою боль в самом дальнем углу придавив. Она слабо сжала упавшую на грязный пол руку в кулак. Совсем свежие ранки острой болью отдались в кончиках пальцев, пропитались пылью, от чего та слегка, еле заметно искривила выглядевшие болезненно алые губы. В конце концов, Хасэгава, с еле слышным вздохом, медленно и смиренно разжала его. Медленно, боясь, чтобы не испугать солдат, стоящих перед ней с блестящими ружьями. Казалось, они были готовы выстрелить в неё даже при неправильном вздохе, не то, что при резком движении. Девушка напряглась, не отводя от них взгляд золотых очей. Непонятно кто чего ожидал. Более непонятно, кто первый шаг сделает... В горле появился ком, давящий сильно. Пыль, что приземлялась обратно на старые доски дома, щекотала нос игриво, пытаясь спровоцировать эту Нечисть, сердце которой, кажется, уже устало с такой силой биться о грудную клетку.

— Вы... — голос парня звучал неуверенно, заставив обладателя нахмуриться своей слабости и произнести более грозно и жёстко:

— Вы кто?

Обветренные губы взлохмаченной девушки с крыльями и златыми очами тут же дрогнули, однако не дала ей сказать Доротея, хмуро ответив вместо нее:

— Рэй Хасэгава. Одна из троицы лучших выпускников кадетского корпуса. Мы знакомы.

Только вот теперь вопрос был в глазах Рэй, разглядывающей двух разведчиков с самыми настоящими настороженностью и растерянностью.

Она признала, что не помнит эту белокурую молодую девицу, не отрывающую от неё испуганные и непонимающие травяные очи, так внимательно, словно вцепившись намертво, за ней наблюдающие, за каждым сдержанным вздохом. Её взгляд упал на ружьё, замешкался пару секунд на нём, будто пытался приказать лишь глазами, чтобы та опустила на землю его, и потом с нескрываемой опаской перевела золотые очи на парня, стоящего недалеко от Доры.

Изучающий, долгий взгляд девушки доказывал тот факт, что та пытается вспомнить, кто он и где, возможно, она его видела. Рэй внимательно, словно испытывая терпение солдат, изучала их лица, ещё пребывая в нескрываемой растерянности и панике. Будто заметив застрявший в золотых очах вопрос, что как птичка бился в радужке, разведчик решил разрезать пропитанную ненавистной пылью тишину, угнетающую с каждой упавшей каплей всё сильнее.

— Альберт Клиффорд, солдат Элитного Отряда капитана Леви, — кивнув, представился Альберт.

Она только легонько кивнула. Маленькое облачко облегчения наполнило её израненную душу и тело, а здоровое крыло расслабленно над полом опустилось.

«Разведчики, значит...» — повторила она у себя в голове медленно, растягивая слова меланхолично. Всё-таки, куда ни глянь, везде находятся их товарищи, которые даже в самые непредвиденные ситуации оказываются на месте первыми.

— Что ж, меня ты, возможно, не помнишь. Головой ты знатно, наверняка, приложилась, — насмехнулась Дора. — Доротея Клиффорд, вместе были в училище. Шестая в рейтинге десяти лучших.

Рэй ничего не ответила, даже если губы слегка приоткрылись, будто с них слова хотели вылететь, но быстро снова сомкнулись, а глаза девушка тут же нервно в сторону отвела. Тёмные перья недовольно распушились, а брови свелись к переносице нервно.

«Головой-то ударилась, но зато крыша не поехала», — хмыкнула в мыслях она беззаботно.

«Конечно, как ей поехать, если она дырявая?» — прокомментировала одна мимолётная мысль, исчезая так же быстро, как и появилась. Её приглушила боль, разливающаяся, словно из кувшина. Изнутри раздирали безжалостно, цепляясь за каждую ещё живую точку в хрупком теле. Тонкие иголочки вонзались в плоть, ковыряя её. Боль не приглушить другими чувствами, оказывается...

Рэй тихо скривилась, подавив желание зверино зарычать от боли и ударить сильно кулаком в доски этого пыльного дома, чтобы те под её рукой аж задрожали.

Самодовольству Доротеи мигом пришел конец, как только старший брат взглянул на неё взором а-ля «никому не нужен твой рейтинг, нарцисса, заткнись». Девушка фыркнула, вернув лицу серьезность и презрительность. Руки все ещё крепко удерживали тяжёлое ружье, будучи готовыми в любую секунду молниеносно поднять его и спустить курок.

Внимательный взгляд Альберта был слишком трезвым, осознанным, он прожигал дыры в беспомощной на данный момент девушке-птице, что все же прочистила горло, слегка прокашлявшись. Губ Клиффорда-старшего тут же коснулась лёгкая улыбка.

Краем глаза Рэй улыбку его лукавую заметила. Золотая радужка расплавила нефрит её очей с искрящим, опасным пламенем. Она напряглась, пронзая острой молнией юношу, которого, кажись, даже не смущал застывший в её глазах животный страх и ужас, готовый выплеснуть агрессией.

«На безумца-извращенца похож, идиот», — думала Доротея, недоуменно глядя на собственного брата, отречься от родства с которым теперь хотелось до дури сильно.

— Так вот как выглядит проблема капитана, — усмехнулся Альберт, слегка опустив голову. Волнистые русые волосы, разделенные боковым пробором, закрыли его лоб и глаза цвета леса, акцентируя внимание двух девушек на диком оскале.

Хасэгава была готова даже сквозь боли зарычать зверски при виде этого пугающего до жути оскала. Она была готова это сделать, не дай Бог сделали бы к ней движение или ружьё подняли. По её лебединой шее побежал неприятный холодок, а от застрявшей на юношеском лице улыбки Рэй скрыла голову в плечи неосознанно, будто это могло спасти её от пугающей до боли ухмылки. Всё-таки, она своё желание оскалить в ответ перед ними клычки задержала, подавив его коротким, болезненным вздохом.

Это из наших, твердила одна сторона разума, пока другая более подозрительно вопросом задавалась:

Вдруг это враги так хорошо в свою роль прижались?

Рэй не знала. Будь это враги, смысл скрыться терял уже своё значение и краски. Её ранили — крыло расстреляно, пара рёбер либо сломаны, либо треснувшие, а отбиваться от них тоже не вариант — больше вреда, чем пользы будет. Возьми и унеси куда хочешь, да делай что хочешь с ней. Продай на чёрный рынок или же сдай властям её за мешочек золота. Много вариантов и русел есть, в которых может развиться эта ситуация.

И, даже несмотря на это, она рот не открывала — молчала, как набравшая в рот воды, а ведь тишина нагнетала.

Дождь все бил по беспомощному окну, крыше и почве.

— У нас есть пять минут, — холодно бросил Альберт, помогая Рэй подняться с сена. — Раз ты здесь, Проблема, значит все пошло по одному месту, — он тут же закидывает ее руку себе на шею, обхватывает талию рукой, второй подхватывая под колени. Пробурчал Альберт что-то нечленораздельное и стал потихоньку выдвигаться из дома. — Сейчас выйдем, надо будет быстренько скрыться среди сосен, там уже станем на УПМ двигаться к укромному местечку. А дальше как пойдет.

«Когда он успел придумать план?» — фыркнула в мыслях Доротея, свесив ружье на плечо и натянув изумрудный капюшон получше.

Хасэгава ничего не ответила, предпочитая, чтобы её голос остался загадкой. Она что-то тихонько прорычала сквозь плотно сжатые губы, и, сделав короткий вздох, девушка прижалась к сильному телу разведчика, окутавшего её своим плащом и кинувшим одну его часть на большие, дрожащие крылья, уже пропитанные сгустками крови и пылью.

От этой картины она неприятно сжалась в комочек, тихонько, совсем еле слышно проскулив от холода и боли.

Рэй только беспомощно обняла себя, еле касаясь пальцами поднятых плеч, и сомкнула тяжёлые веки. Усталость нахлынула на неё валом. Неужели эффекты попавшего в неё дротика начали проявлять себя? «Это лишь начало, — твердил разум, — дальше будет хуже».

Ветер срывал порыжевшие, но сохранившие свою зелень листья, кидал их прямо перед ногами разведчиков, словно пытался выстроить им дорожу. Рэй слышала лишь, как тросы с раздражающим скрежетом вылетали из УПМ, как цеплялись за деревья и так по кругу. Кто-то рядом с ними летал, и это раздражало. Брови девушки свелись к переносице, а сама она сильнее сжалась в крепких руках разведчика.

Оказывается, когда тросы цепляются за деревья или камень, они звучат по-разному. Интересно... Хасэгава этого раньше не замечала или она это заметила благодаря более острому слуху? О камни, когда в городе гарпуны цеплялись, был слышен звонкий «цок» или что-то наподобие, а тут просто хруст. Свист газа она старательно игнорировала, ещё сильнее хмуря тёмные брови. Рэй устало уткнулась носом в грудь Альберта, прожигая своим горячим дыханием его кожу даже сквозь изумрудный плащ.

Вдруг её пробило любопытство. Это странное любопытство начало прожигать её изнутри, биться в груди, заставляя открыть глаза и, прищурившись из-за дождя, взглянуть из-под длинных ресниц на разведчика, которому о ней рассказывали явно заранее...

И, подняв свои любопытные глаза, она увидела острую линию челюсти. Альберт был действительно красив: идеально прямой нос, бледная кожа, красивые зелёные глаза, обрамлённые густыми короткими ресницами цвета угля, тонкие губы, что время от времени что-то тихо шептали, пока их обладатель заглядывал в сосны с надеждой, что сестра благополучно цепляется тросами.

Видно, любит ее очень, несмотря на видную даже для Рэй корочку льда между ними двумя.

Сама того не замечая, Хасэгава увлеченно рассматривала чарующие черты лица Альберта, что казалось, останутся следы.

— Сейчас двинемся отсюда, Дора пока расчистит нам путь, если что, то подаст сигнал, и мы... — тут он замялся, явно задумавшись глубоко. — Черт побери, даже не знаю, что будем делать. За тобой ведь гонятся, верно?

Будто опомнившись, она пару раз глупо и недоуменно моргнула. До неё дошли слова юноши, пусть и сквозь ветра и не сразу. Прочистив горло, Хасэгава всё-таки неуверенно ответила:

— Э-э... — протянула она смущенно, прежде чем ответить. — Да... Вроде... Я их слышу, но они далеко от нас... — уж до жути хотел дрогнуть её голосок, тихий совсем, еле слышный. Все слова вырвались шепотом, который не до такой степени заставлял боль взбушеваться. Её глаза быстро оторвались от разглядывания Клиффорда. Они притворялись, что смотрят за его спину, пока на самом деле Рэй просто-напросто плавала в своих неловких мыслях и размышлениях. Не прошло так уж и много времени, как она сама разрушила эту стену молчания, воссоздавшуюся между ними.

— А куда мы вообще идём? — тихонько спросила крылатая, не отрывая взгляд от той мёртвой точки, на которой глаза застряли намертво. Очи были затуманенные, и даже не посмели второй раз подниматься на разведчика, дабы ещё хоть парочку секунд поглазеть на него из-под своих длинных смоляных ресниц. Вот, боялась одна её сторона сделать это движение, предпочитая просто мучиться разными мыслями и фантазиями, да замереть. А ведь ныла одна одинокая, чёрная птичка где-то в уголке её груди и умоляла...

«Ха?» — рассмеялся голос. — «Хочешь сглазить его, что ли?»

Рэй нахмурила тёмные брови, покачала воображаемо головой, встряхнув волосы вместе с этими странными мыслями, и стиснула зубы раздраженно, цыкнув, как ей казалось, тихо.

— Вперёд, к Розе, — коротко ответил Альберт, не удержавшись от лёгкой улыбки и сведенных глаз в сторону юной красавицы.

Его глаза на фоне пыльных туч были настоящим чудом природы, содержа в себе настоящую зелень леса. От такого уверенного взгляда парня Рэй слегка опешила, уставившись на него заторможенно.

«Это чё, поймали нас, означает?» — голос-то был недоуменный, а птичка, раньше одиноко с опущенной головой стоящая в углу, радостно захлопала крыльями и зачирикала мелодично. Хасэгава попыталась как-то скрыть своё лицо от Клиффорда, попыталась уж не показывать ему свои залитые алыми красками на бледной коже щёки, пряча голову в плечи, будто это помогло бы ей скрыться от его взгляда и зорких, сделанных из листвы и изумрудов глаз, но уж понимала она, что это не поможет. Оставалось только не поднимать свои очи на него, и сосредоточиться на чем-то другом...

«— Что ж, меня ты, возможно, не помнишь. Головой ты знатно, наверняка, приложилась, — насмехнулась Дора. — Доротея Клиффорд, вместе были в училище. Шестая в рейтинге десяти лучших.»

«Доротея Клиффорд...» — имя девицы отдалялось, как далёкое, знакомое эхо в черепной коробочке Хасэгавы. Она листала упавший с полочки пыльный альбом воспоминаний, пытаясь не пропустить нужную ей страницу. Вдруг, её озарило — Доротея Клиффорд, та, с которой Рэй однажды в столовой делала порядок. Была маленькая перепалка, в которой обе показывали зубки и рожки, но, в конце концов, все благополучно вышли из столовой — без сломанных конечностей и без разбитых сердец. Всё обошлось.

***

Капли дождя и хладный ветер разбивались о лицо летящей на УПМ белокурой девушки, которой все же приходилось морщиться от бьющей в глаза воды. Она выпускала тросы в стволы сосен, до ушей доносились характерный хруст коры от вонзающихся в нее крюков. Отстриженные до подбородка толстые пряди совсем растрепались, чуть ли не закрыв весь обзор. Доротея звонко цыкнула, ее движения стали резче, агрессивнее, вот только разочаровывать своим совсем не птичьим полетом погибшую подругу совсем не хотелось. Вечно нахмуренные брови Доры образовывали более глубокую складку меж бровей при упоминании лучика солнца в своей жизни, что уже давненько потух... А в голове все били слова инструктора Шадиса, когда тот молвил о способностях их, кадетов.

«Доротея Клиффорд. Хороший лидер группы, довольно-таки отличилась на занятиях, идя порознь с Арлертом. Прекрасно управляется с оружием, однако мастерство пространственного маневрирования у нее слегка похрамывает».

«— Представь, что ты — птица, а УПМ — твои крылья, — затягивая ремни на бедрах Доротеи, красочно говорила Долорес. — Вот какая твоя любимая птица?

— Эм... Ну... — неловко почесала затылок Дора, отведя взгляд в сторону. — Чайка, наверное.

— Вот. Представь, что ты — чайка, а УПМ — твои крылья. Сразу легче станет! — хлопнув в ладоши, встала девушка с угольными волосами, вот только так и не дотянулась макушкой до плеч подруги с ростом сто семьдесят пять.

— Спасибо, — смущённо пробубнила Доротея, попытавшись скрыть румянец в волосах коротких».

Ярость скопилась в жилах, заставив девушку скрипнуть зубами. Хотелось мстить за смерть подруги, вот только эмоции ей совершенно ни к чему.

«Опять они взяли надо мной верх», — обреченно вздохнула Доротея, с виду успокоившись, пока по венам растекалась ненависть ко всему живому. «Бесит всё».

***

Прорываясь сквозь ветви высоченных сосен, Доротея попутно осматривала обстановку снизу. Она летела вперёд Альберта и Рэй, словно их личный стражник, расчищающий путь от врагов. От подобного сравнения она лишь презрительно фыркнула. Больно надо ей охранять столь странную личность, как Рэй Хасэгава, учитывая их отношения в кадетском училище.

Миг, и лес вдруг кончается. Однако Доротея это предвидела: глаз-алмаз ее тут же приметил, что далее ели отсутствуют. Вот только узнать о просвистевшей в милях от лица пуле она не могла, как бы ни хотела. Теперь в капюшоне ее изумрудного плаща с эмблемой разведкорпуса красовалась дырка. Сердце, казалось, пропустило удар, а в лёгкие перестал поступать столь нужный кислород. Сквозь пелену растерянности Дора даже не заметила, как, отцепив трос от сосны злосчастной, стала камнем падать вниз. А ведь даже мысль в голове проскочить не успевает о скорой кончине. Однако падает она не на землю и не разбивается.

«Повозка?» — ее глаза широко распахнулись, свидетельствовав о яром удивлении хозяйки.

— Ну же, Ганс, быстрее, быстрее! Гони, че есть мощи, пока эти полицаи нас не засекли! — рявкнул незнакомый голос зрелого мужика, затем послышался хлыст поводьев по коже жеребца, и повозка явно ускорилась.

«Нет-нет-нет-нет! Так, спокойно...» — старалась ровно дышать Дора, вот только ничего не выходило. Она по инерции, даже не обдумав действие, схватилась за ружье, вскочив с места и направив дуло винтовки прямо на затылок кучера.

«Что-что, а стреляю я метко, придурок!» — на ее лице вдруг растянулся оскал зловещий. Палец удобно устроился, лег на курок. Все привычно, обыденно, казалось. Вот только стрелять она не решалась.

— Останови повозку, утирок, иначе я выстрелю!

«Да кому ты нужна, нарцисса? Никто тебя воровать не стал бы», — и Доротея готова поспорить, что брат ответил бы именно так на ее действия.

Повозка стала мучительно замедляться. Почувствовав некоторую власть над явным разбойником (о чем свидетельствовали услышанные слова и мешки в повозке), Доротея самодовольно усмехнулась. Стрелять не придется, обрадовалась она, вот только, как оказалось, совершенно самоуверенно звучали ее мысли.

Как только телега остановилась, Доротея была готова выпрыгивать из нее, однако оставалась на месте, держа затылок мужчины на мушке. В ногах чувствовалось щекочущее напряжение, током пробившееся по всему телу. Кучер ехидно усмехнулся, медленно встав с места, он обернулся, резко вскинув правую руку с длинным пистолетом вперёд:

— Тут уже кто в кого, соплячка.

Его противная лыба производила неимоверное давление, что кольцом ржавым стягивало девичью шею, заставляя бороться с нахлынувшим страхом.

***

— Чего-то ни слуху, ни духу от Доры, — нахмурился ранее расслабленный Альберт, выглядывая сестру, прекрасно осознавая, что ни за что не увидит ни одной зацепки.

«А ведь Дора бы своими зоркими глазами, идеальной памятью и примерным глазомером могла бы с лёгкостью прикинуть местонахождение», — грустно подметил Клиффорд, сжав челюсти до скрипа зубов.

Сильные руки все ещё держали лёгкое тело девушки-птицы, что все ещё врезалась постоянно взглядом своих золотых глаз в его чересчур серьезное лицо, обводя им и волнистые русые волосы парня, и хладные зелёные очи, и сжатые в тончайшую нить губы.

Что-то определенно пошло не так, как хотелось бы им троим...

Рэй медленно распутала тёмные ресницы и открыла один глаз, любопытно глядя на Клиффорда. Даже сквозь бьющиеся и разбивающиеся о землю капли дождя она услышала его тихие слова, еле уловимые даже самому ветру, громко шелестящему листьями. Её любопытный взгляд опять застрял на нем, любуясь. Интересно, замечал ли Альберт эти странные, но слишком долгие взгляды на его персоне?

«Боже правый, сколько пялиться-то можно?» — недоуменно каркнул голос из её подсознания, закатив глаза от раздражения. Рэй опомнилась, тут же отведя взгляд в сторону.

Её тяжелый, резко оборвавшийся от боли стон вылетел с маленьких губ крылатой неожиданно. Она скривилась, проклиная мысленно Агату.

— Чувствую запах приключений... — неуверенно пробормотала она, нахмурив брови подозрительно.

Хасэгава сосредоточилась, напрягла слух, пыталась ухватить песни ветра и расставить их резкие нотки по местам, но услышать сквозь столь быструю и громкую песню знакомые скрежеты гибких тросов разведчицы, цепляющихся своим привычным хрустом за крепкие столбы деревьев не удалось. Ничего, кроме самого ветра в округе не гуляло... Её зрачки стали шире, глубже и задумчивее, будто в них кто-то блестящим при лунном свете пером капнул чернилами. В них затерялась та самая частица неба, потерявшая свои звёзды и блестки.

— Я её не слышу, — вдруг выдала Рэй до жути спокойным голосом, в котором нотки усталости играли. На её бледную кожу пали капли, оставляя блестящий, мокрый поцелуй. Хасэгава кинула настороженный взгляд на Альберта, выжидающе прожигая в нём дыру. Её глаза на фоне леса и бледной кожи сильно выделялись. Темнота не могла заставить их потухнуть. Точно какой-то искусный кузнец, потевший днём и ночью, кинул в них золотую монету.

Альберт поджал губы, влажные от дождя. Кажется, скоро ливень начнется сильный, зальет всю округу, превратит их местонахождение в грязное месиво, ещё и обзор закроет. Тревога все нарастала, как и головная боль.

— Неужели она настолько далеко? — тише спросил Альберт не то Рэй, не то себя самого. — Нам стоит идти дальше и не останавливаться, а лучше вообще ускориться. Ты идти можешь? — резко воткнул в девушку взгляд молодой человек, сверля ту им, точно дрелью. Настолько было мучительно принимать его тяжёлый взор на себе.

Рэй поджала бившие петлёй ветра алые губы, а её очи виновато в сторону опустились. Клык упёрся в мягкую плоть, зарезав слегка тонкую алую кожу.

— Да, — выдала она уверенно, пока в груди все птицы раскидывали свои смоляные перья повсюду, успев поникнуть трижды. — Она далеко, если даже я её не слышу.

Дождь начал барабанить быстрее, отзываясь в голове всё громче и играя на нервах, как на струнах искусно сделанной скрипки. Капли бились о ветви сильнее, а ветер не утихомирился, решив хаосом своим охватить их.

— Могу, — твёрдо вымолвила она, пусть и не так громко, как хотелось бы. Рэй не поняла, почему перед «могу» не добавила «не», которое следом тихонько совсем, как мышиный писк вырвалось, превратившись в «на самом деле нет...».

«Врёшь, из-за крыла подохнешь при первом сделанном шаге», — Рэй ничего сказать больше не могла, опустив взгляд на свои исцарапанные до крови руки. Крыло ныло, тело болело, каждый вздох ей давался с трудом, но она это скрывала. Скрывала, но иногда болезненный стон мог резко вырваться с её тонких губ. Было тяжело, да, но Хасэгава не могла переступать через ту совсем тоненькую черту, через которую она боль свою показывала. Рёбра будто друг от друга отклеились, треснув. Невыносимая, острая боль об этом и говорила. Возможно, именно поэтому Альберт пытался её держать крепко-накрепко, чтобы та не двигалась, да вред себе больший не причиняла. Она покачала головой, отрицая ранее сказанные слова. Рэй сама себе противоречит.

«Безумие...» — промелькнуло у неё в голове обезнадёжено.

***

— Я буду стрелять! — решительно заявила разведчица, прицелившись прямо в морщинистый лоб мужика, но тот лишь искренне рассмеялся на ее слова.

— Эй, девка, балакаешь тут мне уже второй раз! Чего ж я тут пред тобой здоровее быка тогда стою? — его хохот, казалось, был слышен на всю округу. Гадкий, мерзкий, противный хохот.

Зубы неожиданно заскрипели, а указательный палец вдруг решил надавить на курок, однако остановили его дальнейшие слова кучера, вытирающего себе слезинки:

— Леди Клиффорд велела мне тебя доставить в поместье. Так что не кипишуй, если будешь послушной девочкой, то может быть, тебя никто не тро... А-А-А!

Пронзительный крик свиньи оглушил бы каждого, сердце леса было глухо теперь уж точно. Несчастный пистолет валялся вдали, а мужик стоял на правом колене, вцепившись толстыми пальцами в кровоточащую левую ногу. Его кисти испачкались в ней, бордовой бестии, что так отчаянно кричала в ране. А с уст все не слетал злосчастный мат в сторону девицы чокнутой, что прострелила ему доселе больную ногу. Он лишь прерывисто дышал со всхлипами да рычал от боли неистовой, что охватила ногу, ещё и тело в придачу.

— Я же сказала, что буду стрелять, — раздался над ним хладный голос девушки. А она, дрожа от действия своего, держалась стойко, оружие не опускала.

Вдох.

Выдох.

Вдох.

Выдох.

«Нужно его вырубить и проверить окрестности на наличие подобных животных», — скрежет мыслей, заржавевших в её головушке за долгое отсутствие, заставил ее саму внезапно вздрогнуть.

— Спи, — приказала девушка, замахнувшись винтовкой и с рассекшим воздух свистом стукнув мужика прикладом.

Его тяжёлое тело распласталось по всей повозке, не давая ступить и шагу юной разведчице, что с заметным отвращением глядела на него свысока.

«Помни, Дора, нет тела, нет дела», — подбадривала себя девушка, как вдруг в головушку белобрысую стукнула идея, заставив ее в немом восторге уставиться на жеребца, время от времени ржавшего и фыркавшего.

Натянув капюшон изумрудного плаща сильнее, Доротея сквозь стиснутые зубы выдохнула углекислый газ. Тяжёлое тело мужика поддаваться совсем не хотело. Психи от неудавшегося дела скрывать уже не удавалось, так что пнув его ногой разъяренно, рыкнула от своей беспомощности. В весовой категории она явно проигрывала, что и осознавала. Обойдя мужика с другой стороны, она вцепилась руками, словно оковами, в его голеностопы, и тихо, посчитав в голове рывки, резко перекинула его за борт повозки. Руки неистово ломило.

«Кажется, потянула», — недовольно фыркнула в мыслях девушка, пока разминала руки.

Вернув восхищённый взгляд на жеребца молодого, она тихо вымолвила:

— Ганс, да?

***

Все ещё держа в своих сильных руках отстраненную Рэй, Альберт стал ускоряться, перейдя на лёгкий бег.

Трава мялась под грубыми армейскими сапогами, на размокшей почве оставались следы недавно почмокивающих по ней сапог, а капли дождя все продолжали разбиваться о бледные лица разведчика и девицы с крыльями. Она сжалась в комочек, уткнувшись курносым носом в сильную грудь Альберта. Он в очередной раз вдохнул через нос чистый воздух, резко выдохнул через рот и вдруг спросил:

— Ты слышишь их?

Хасэгава тихонько голову подняла, даже как-то приласкалась об его мускулистую грудь, но не сразу открыла залитые золотом очи. До боли усталый взгляд, даже затуманенный, немного упёрся вперёд, но непонятно на чем он застрял. На колыхающихся листьях или на оставленных в деревьях следах? Из-под смоляных ресниц выглядывали две пары ярче фонарей глаз, пронзающие все листья и оставленные от гарпунов следы в деревьях. Во всю эту прекрасную песню природы вторгались совсем чужие и не к месту звуки. Ржание испуганной лошади, тут же бьющей с острым лязгом копытом о камень. Рэй слегка опустила голову, заинтересованно сканируя окружение.

— Впереди лошадь. Я услышала, как она громко заржала и била копытом о камни пару раз. Вероятно, лошадь испугана.

Альберт, услышав неблагоприятные новости, лишь грознее нахмурился, стреляя глазами по сторонам, словно молниями. И ведь атаковать-то он не сможет, на руках ведь раненная птица, только вот лицо у нее девичье, тельце женское да волосы длиннющие русые. Её глазки, точно стрелы купидона, явно стреляли прямиком в сердца мужчин, и те были готовы повиноваться ей. С такими мыслями Альберт Клиффорд даже спорить не стал бы. Золотые глаза, темные брови, длинные русые волосы, угольные длинные ресницы, пухлые губы и курносый носик. Мечта.

— Знаете, — усмехнулся он неловко, — мне впервые за прошедшее время захотелось поведать кому-то свою историю, — его глаза по-быстрому клюнули в её сторону и вернулись к осматриванию местности. — Как думаете, кто я, не считая моей принадлежности к разведкорпусу?

Рэй не знала, что ответить. От этого вопроса у неё в груди что-то затрепыхалось смятенно. Она медленно, мучительно медленно перевела спокойный, но явно заинтересованный взгляд на прекрасного юношу, изумрудные очи которого блуждали по серому, окутанному блестящими перлами сетью лесу. Как же плавно и завораживающе качались его русые волосы в такт этому бегу... А губы? Расслабленные, тонкие губы, влажные из-за капли дождя, стекающей по бледной щеке вниз, блестели красиво, мерцали из-за меняющегося света, как звёзды на ночном и тёмном пледе, иногда исчезая. Всё, что красиво блестит, привлекало её внимание — внимание сороки, собирающей всё, что её интересует.

Она смотрела, пытаясь прокопаться к ответу, к сути этого уже интересующего и её вопроса, изучала Клиффорда до жути внимательным взглядом. Она сейчас могла это себе позволить, верно?

Статуя. Фарфоровая кукла, которую жаль даже кончиками пальцев трогать — не дай Бог останутся на ней твои отпечатки.

Рэй вдруг поняла — любой искусный художник хотел бы иметь при себе такой редкий образец красоты. Любой бы аккуратно, лишь тёмным кончиком тоненькой кисточки проводил по холсту льняному, боясь испортить столь прекрасное творение, будто это могло бы причинить вред юноше. Любой бы старался расположить его поближе к себе, дабы тот стал их музой и вдохновением. Да... Любой художник, при первом кинутом, пусть и мимолётном взгляде, не стал бы такой шанс терять. Каждый человек распознал бы красоту молодого парня за тысячи миль отсюда.

Она даже не заметила, как улыбнулась при себе и своих плывущих фантазиях, опустив затуманенный мыслями взгляд. Представила она его с короной золотой, блестящей красиво даже ночью. Как её камушки были до такой степени разные, что любой ювелирный мастер путался бы между ними. А как алый плащ с мехом с чёрными кончиками за ним развевался было реальным искусством её богатого воображения. Точно все женское крыло бегало за ним, фанатея.

При этом добрый да заботливый — точно мечта каждой девицы.

Она усмехнулась тихо. В её мыслях промелькнуло лишь одно слово — аристократы. Она аристократическую семью видела только однажды, и все её члены поразили своими манерами стохетский народ. Красивые — сложно не признать это. Все аристократы красивы, и не украшения делают их такими. Дай им даже обычную одежду обыкновенного гражданина, и они будут выделяться среди кучи людей, столпившихся, как воробьи перед зернами.

— Сложно быть гадалкой, когда имеешь так мало деталей, — усмехнулась она по-доброму. Уголки её губ вздрогнули, слегка шире поднявшись. — Но моё воображение из тебя принца сделало уже. Аристократ с золотой короной и драгоценными камнями.

Она тихонько, мелодично рассмеялась, а её улыбка стала шире. Непонятно из-за чего она так рассмеялась — возможно, потому что подумала, что это глупость, что её мысли — это лишь нелепая фантазия ещё оставшегося в ней ребёнка, что невозможно, чтобы столь уважаемые люди королём и королевой оказались среди обычных граждан, да поступили на службу. Рэй усмехнулась. Её даже не сразу стали смущать его манеры по отношению к ней. Потом уж щёки залились краской.

— Ох, — резко выдохнул он, когда нога слегка проскользнула по грязи. Его бледных губ коснулась лёгкая улыбка, сравнимая с весенним настроением. Альберт стал потихоньку замедлять бег: ему отчётливо слышались ржание и фырканье лошади, хлест поводьев по влажной коже жеребца и грозное женское «Но!». — Ответь Вы мне просто так, я бы подумал, что Вы просто-напросто флиртуете со мной, мадемуазель, — он устало прикрыл глаза, но лишь на долю секунды. — Но так и есть, Вы абсолютно правы.

Рэй надула залитые алой краской щёки, сжалась в своих же мягких крыльях, на которых перья, пропитанные кровью, распушились. Хвост согнулся внутри непривычно. Она отвела взгляд в сторону смущенно, а её тёмненькие бровки нахмурились, недовольные тем, что довели до такого состояния — красная, как мак с блестящими лепестками и головой направлен к золотому солнцу.

До её ушей донеслось громкое «Но» и фырканье раньше, но она ничего не сказала, при виде того, как загорелись глаза Альберта, когда он тоже это услышал.

Ответ же молодого принца её слегка озадачил. Хасэгава взглянула из тени своих крыльев на него, зыркнула, как-то даже опасаясь, любопытствовала она, блуждая по нему взглядом так быстро, как только могла. Пыталась понять, не играет ли он сейчас с ней, но его отточенные до идеальности манеры на это даже не намекали.

Он так свободно говорил формально, так легко, будто его всю жизнь этому учили. Ни одна нотка в его голосе не намекала на фальшивость слов, ни одно слово не вырвалось с его губ напряженно — он не заставлял себя, и даже намёка шутки не было слышно в его тоне, как могло слышаться у других жителей, пытающихся спародировать аристократов, ещё и с акцентом. Далеко нет.

Она ему верила, хотя, было видно, что колеблется ещё. Где-то в глубине души явно блуждали смутные сомнения о такой неожиданной новости. Рэй первое время даже не знала, что ответить. Детскими глазками смотрела на него, с расшитыми зрачками, что выглядело даже немного смешно вместе с её непониманием. Будто гарпии язык ей вырвали. В конце концов Рэй, до того, как задать вопрос, прошлась влажным языком по алым губам, слегка зацепив их клычком да надавив на свежие, ещё болящие ранки.

— Но... — Рэй явно запиналась, возможно, даже не знала, как правильно выразиться. — Если ты дворянин, значит, твоя сестра тоже, верно?

Она взглянула на него, опять любопытствуя. Но было видно, что ей хотелось отвести взгляд в сторону смущённо. Да, до боли Хасэгава любопытная, хотя, не всегда это её любопытство до добра доводит. Одна прядь волос упала на лоб, раздражающе болтаясь между глаз. Мигом брови Хасэгавы свелись к переносице, а тоненькие губы в трубочку вытянулись. Она легонько дула, пытаясь её в сторону откинуть плавно. Хотя, это большим успехом не увенчалось, отчего злилась Рэй сильнее.

— Да, так и есть, — ответил он своим мелодичным голосом. Ему певцом бы быть, а не военным. — Я Вас пойму, если вдруг Вы не поверите мне, ведь солдаты, которые были бывшими аристократами — сродни чуду, так ведь? — усмехнулся он, словно насмехаясь над всеми гражданами, что в своей жизни ни за что не поверят россказням о дворянских детях, ставших в будущем разведчиками.

Хасэгава, до этого специально покачавшая головой, чтобы откинуть наконец этот русый надоедливый волосок, отвела взгляд в сторону, опечаленная чем-то. Эта печаль была мимолётной, резкой, но она быстро из её затуманенных из-за боли глаз исчезла, быстро её ветер прихватил, очищая чистое золотое небо, но всё равно где-то там, глубоко-глубоко, в потерянных океанах канареечных оттенков затерялась частичка странной грусти, скрытая от посторонних глаз. Лишь простонала девушка невольно от боли и терзаний в левом крыле, кровоточащем.

Она усмехнулась, горько улыбнувшись.

— Чего это мне не верить? — грустно улыбнулась она, не отрывая взгляд от той мёртвой точки, на которой застряли её очи. — Чудеса, оказывается, бывают, да только не нам всегда под силу осуществить их и контролировать.

Рэй мысленно саму себя за плечи дёрнула. Она невольно вздрогнула. Неприятная дрожь побежала по шее. Нет, нельзя дать льду пробиться. Ему нельзя даже треснуть, а то скоро он окончательно рухнет на её плечи. Хасэгава встряхнула головой, откидывая по разным сторонам все мысли и сомнения. Быстро она в себя пришла, спускаясь ногами на землю. Рэй скривилась из-за боли вздрогнувшего крыла.

— Соизвольте мне спросить, молодой Принц, что Вы потеряли в полке разведчиков? Чего это вдруг дворянину, имеющему всё под рукой захотелось покинуть своё поместье и увидеть этот полный крови и жестокости мир собственными глазами? Почему не захотелось жить в иллюзии и в ней же умереть? Или даже эта жизнь имеет обратную сторону?

Казалось, Альберта тут же пронзила острейшая стрела боли. Его глаза на миг распахнулись, а зрачок врезался в одну точку впереди, хотя той будто и не существовало. Проходили пустые секунды драгоценного времени, минуты. А Клиффорд все молчит. И ведь даже не вслушивается в завораживающий своим величием гром грозовых туч, не чувствует хладные капли, что без остановки бьют по одежде, лицу, рукам и волосам, что потемнели и замерли в одном положении, завились лишь сильнее; зато ощущает тонну страха и боли, навалившихся не то на плечи, не то на сердце. Хотя, скорее всего, на все сразу. На мозг тоже. Альберт томит молчанием, разыгрывает настоящую интригу. Он точно ярый искуситель пытает всю округу: еле видные в тумане дождя сосны, ели, деревья, скользкую траву, тучи грозовые, капли их, да Рэй Хасэгаву, что внимательно, пристально глядела в его глаза отрешенные.

Рэй поняла, что надавила на больное место да посыпала серебристой солью на свежую рану безжалостно. Её влажные губы сжались в одну тоненькую, болезненно алую линию, но блестящие глаза в сторону не ушли, хотя, она не хотела на него давить.

— Медаль имеет и обратную сторону, мисс... — тихо заговорил он, и Рэй готова поклясться на мизинцах, что еле-еле услышала его хриплый голос сквозь напуганный шум листвы и ветвей деревьев, качающихся в такт друг другу.

Она ничего не ответила. Ей не было что ответить. Рэй насыпала на рану юноши кристаллики соли, сама того сразу не уразумев. Медаль имеет и обратную сторону, мисс... Она уже поняла, что обратная сторона её медали чернеет с каждой секундой всё быстрее. Скоро она обретёт бурый цвет и золотой оттенок безумия. Скоро узоры исчезнут. Всё прошлое обретёт пыльный цвет холодной правды.

— Я... Я и Доротея повзрослели рано и хвастаться этим не смеем. Не удивлюсь, если матушка наша попытается вернуть Доротею в поместье, в котором мы прожили свое детство... — тихо вымолвил он и тут же резко сказал, будто в шутку, дабы перевести тему:

— Знаете, мне нравится обсуждать взаимоотношения сестры с кем-либо, на самом деле, — и сквозь застывшую пелену не то слез, не то дождевых капель, Альберт мило улыбнулся.

— Прости, — резко и беспокойно выдала Рэй. Слова разбились о землю, как леденящие душу капли. Они просто вырвались с её губ спонтанно, и так же спонтанно, как неаккуратно разложенные на бумаге нотки песни, потерялись в шуме листьев и грома. Она виновато опустила пшеничные очи. Ей даже неудобно стало от того, что так бесстыдно навалила вопросами Альберта, при этом давя с каждым словом всё сильнее. Хотя, она не специально это сделала. Хасэгава вжала голову в плечи. Крыло ощутимо задрожало не то от холода, не то от беспокойства сказанных ею ранее слов. Шуршание перьев тихонько дошло до её ушей, раздражая, ведь именно крылья выдают её с потрохами. — Я не хотела давить, — снова выдавила она виновато. — Я не понимаю, через что вы прошли и что пережили. Я не имею реального представления о жизни в аристократической семье и о том, что может заставить аж сбежать из собственного дома. Ведь... — Рэй запнулась на полуслове. К горлу подкатил тяжёлый ком. — У нас было всё... По-другому...

Хасэгава нервно сжала в кулак помятую рубашку под плащом, впиваясь в неё ногтями до боли в пальцах, не имея сил терпеть свои собственные догадки. Её пожирал страх перед правдой. Она нервно вздохнула пропитанный сыростью и прохладой воздух, будто тот мог её успокоить.

Их диалог не смог продлиться долго. В скором времени, как гром среди ясного неба, прозвучала грозная фраза белокурой разведчицы, разрезающая все звуки падающих капель одним простым махом руки.

— Эй-эй-эй, — повторяла она недовольно, когда лошадь пыталась головой дёрнуть и выбраться. Девушка даже внимания не обратила на появившихся из кустов разведчиков, все ещё крепко сжимая кожаные поводья коня, пытающегося вырвать их из её рук. — Тише! Да успокойся, чёрт тебя побери!

— Эй, — уголки губ Альберта поползли вверх, изображая лёгкую, радостную улыбку. Его изумрудные глаза засверкали, будто разговор, в котором Рэй случайно кинула масло в огонь, даже не состоялся. Хасэгава молча слушала, прикрыв усталые глаза. Она чувствовала лёгкое головокружение. — Твоё «тише, да успокойся, чёрт тебя побери» слышно за Марией.

— Да радуйся, что не слышно за морем! — фыркнула Доротея сквозь плотно сжатые до боли в челюсти зубы и, кинув быстрый, мимолётный взгляд на своего брата, показывающий злобу и недовольство девицы, да и детскую обиду, она гордо отвернулась обратно к лошади, которая всё ещё старательно дёргала головой, чтобы вырваться из умело держащих поводья рук. Клиффорд-старший захихикал мелодично. Вдруг, его глаза упали на Рэй. Совсем неожиданно, слишком быстро и случайно они на неё перевелись. Травяные очи, в которых спрятался великий изумрудный лес, недоуменно расширились на несколько секунд.

Её кожа была бледной, залита перлами, мерцающими, как звёзды на небе. Щёки горели жарким пламенем, а алые губы на фоне белой кожи выглядели как лепестки маков — настолько тёмными и измученными были. Из неё жизнь утекала, сыпалась сквозь пальцы, как холодный песок, падая на землю. Она была похожа на цветок, сейчас умирающий на руках юноши.

Альберт быстрым шагом побежал к повозке и, слегка скользя по изумрудной траве, склоняющей голову перед ветром, вцепился сильными руками в её влажные кузова. Один короткий прыжок, и ноги разведчика коснулись плоского настила.

Его глаза, блестящие, как два драгоценных изумруда, встретились с очами Доротеи, успокаивающе гладящей серую, будто покрытую пылью лошадь. Из-под изумрудного капюшона лишь глаза мельком выглядывали на него, а полы её плаща колыхались, подаваясь ветрами. Несмотря на то, что у него несомненно были вопросы, Альберт на них попытался не зацикливаться.

— Ей становится хуже, — в голосе Клиффорда-старшего проскользнула нервная нотка, а его торопливо стягивающие пуговицу плаща пальцы лишь подтвердили тот факт, что он беспокоиться начал. Доротея тихо фыркнула, но её взгляд не отрывался от птицы, делающей редкие, глубокие вздохи, от которых она морщилась потом из-за боли.

«Дура, этим всё сказано», — девушка аккуратно кинула на спину лошади длинные поводья, плавно упавшие на тело скакуна. Ловко Дора прыгнула на облучок повозки и перехватила их потом, но опять её взгляд упёрся в птаху, испугавшую её до полусмерти.

Сейчас Альберт пытался положить её на мягкие мешки таким образом, чтобы заглушить хоть малую часть той боли, которую она всю дорогу терпит. Он аккуратно опустил лёгкое тело девушки-птицы, накрыв её сверху своим изумрудным плащом, чтобы дождь её достать не мог. Рэй взглянула на него затуманенным взглядом.

— Твой плащ... — её голос звучал болезненно, был хриплым, при этом, самое странное, он только с недавних пор стал таковым. Альберт покачал головой легонько.

— Не утруждайся, сделаешь самой себе только хуже, — он промолчал. Его сосредоточенный взгляд скользил по девушке, глаз от него не отрывающей. Бровь парня вверх взлетела. — Или ты про то, что я простужусь?

Губы Хасэгавы сжались в одну, тонкую линию. «Да, ты угадал», хотелось ей сказать тихонько, но она не успела, ведь Альберт быстрее догадался и усмехнулся. Его юное лицо озарила лёгкая улыбка. Больше слов не надо было. Рэй опустила взгляд, скрыв золотые очи за длинными ресницами, на которых застыли перлы дождя и блестели, ликуя.

Хладные капли, стекающие по подбородку вниз, прилипающие ко лбу русые волосы и промокающая одежда, казалось, не волновали Клиффорда-старшего, со стиснутыми зубами яростно рвавшего кусок полов плаща. Его пальцы вцепились в кусок материи с такой силой, что, казалось, вот-вот продырявят её. Но юноша притормозил немного, будто его уверенность в своих действиях испарилась на пару секунд.

Израненные руки Хасэгава дрожали, иногда пальцы сжимались, будто сама их хозяйка пыталась сжимать воздух в своих пыльных и чувствительных ладонях, чтобы почувствовать его давление.

Брови нахмурились от недовольства того, как брат с ней возился.

— А кто её просил на крышу свалиться? Другого места поудобнее не нашла? — при виде недовольного взгляда Альберта, терпеливо ожидающего, пока та отвернётся, и прожигающего своими острыми очами в ней дыру, Доротея лишь фыркнула, отвернулась, хлестнув поводьями по спине жеребца, встряхнувшего тёмной мокрой гривой до того, как двинуться с места и, сжав сильнее кожаные ремни, она придавила тот маленький комок гнева, готовый обрушиться в форме ругательства. Всё-таки, Рэй опасна, а Альберт, явно впервые в жизни увидевший её, вот так просто «нянчится» с ней.

Клиффорд занервничал. Она не человек, а как она будет вести себя при боли лишь вопрос, на который он сейчас может ответить. Ткань в его руках помялась под давлением.

«Почему так беспокойно?» — задавался он вопросом, глядя на раненное, дрожащее крыло, перья которого выглядывали из-под длинного плаща.

Потому что она опасна.

— Альберт, — голос Доротеи на секунду смешался с шелестом листьев, потерялся в этой дождевой песне, став похожим на мелодичное чириканье какой-то райской птицы. Парень голову поднял резко. Его глаза, как две пары острых стрел пронзили сестру, сидящую спиной к нему. Девушка даже не взглянула на него, сосредоточившись на сырой дорожке. — Будь аккуратен, — добавила она более строгим, чем раньше, голосом, обретшим острые нотки и волнения, и твёрдости одновременно. — Как ни крути, но я с ней знакома, и эта Хасэгава много приколов может выкинуть, — Доротея вдруг замолкла, недовольно нахмурила идеальные брови, а губы её смешно искривились. Что-то ей в голову пришло, но она эту мысль отогнала высокомерным фырканьем. — Уверена, в ней не только крылья ищут.

Альберту нечего было сказать. Он одним рывком растянул изумрудную ткань до её треска. От этого треска закрытые веки отлипли друг от друга, а любопытный взгляд пронзил воздух и доску, стоящую прямо перед носом птицы. Ветер поласкал горящую алым пламенем щёку, прошёлся по коже игриво, а потом одним рывком возвысился. Разведчик был готов в случае чего удержать бьющуюся в агониях птицу, надавив коленом на её спину. Он склонился над крылом, аккуратно протянув к нему руку...

***

— Следовательно, они пустили в городе огонь по Хасэгаве, а потом и вовсе пустились в погоню? — нервно поправив толстые очки двумя пальцами по привычке, озадаченно спросила Зое, кинув маленькую, тёмную прядь волос, мешающую учёной, со лба в сторону. Взгляд женщины с тревожным упрёком перевёлся на Смита, смотрящего в окно бесстрастными глазами.

Резкие движения, громкие шаги из стороны в сторону, иногда странные покачивания намекали, насколько Ханджи разнервничалась, услышав не самую благополучную новость за последнюю неделю. Вообще, были ли благополучные новости на этой неделе?

В комнате царила мрачная атмосфера. Свист озверевшего ветра, разбивающихся о холодные камни капель, шелест потом упавших на землю листьев, — всё это казалось лишь детской забавой на фоне произошедшего. Их цапнули за хвост, ухватились за борт корабля, не отпуская. Они были похожи на два судна, друг против друга воюющие и кидающиеся гарпунами в соперников налево и направо.

Атмосферу эту больше всего нагнетал взгляд капитана Леви, угрюмее грозы и дождя, охвативших стены, смотрящий в спину Эрвина. Тени покрыли его с ног до головы своими смоляными крыльями, делая так, чтобы лишь глубокие глаза мерцали, как маленькие звёздочки в помещении. Он, как обычно, стоял, опершись о стену со скрещенными на груди руками, и наблюдал, пытаясь из разговора вывести самые важные детали и не только.

Леви молчал, но глаз не смел сводить с командора, в очах которого тонули блики молний. Он не давил, но и не сказать, что ему этого не хотелось сделать. Душа вверх дном перевернулась от осознания того, что, возможно где-то там, в окутанном блестящей паутиной дождя лесу, на их птицу накинули впивающиеся в кожу сети. Хотели взвыть в его сердце волки раздирающей душу триадой, но он этот вой удачно приглушил, сделав так, чтобы он был лишь далёким эхом, еле-еле касающимся барабанных перепонок.

Даже сам дождь, казалось, застыл в ожидании ответа.

— Да, — наконец-то отозвался Эрвин бесстрастным, потерявшим краски тоном. Его пальцы еле заметно дрогнули, будто он хотел что-то сделать, поднять их, наконец отдать долгожданный приказ, но блондин не осмелился, решив оставить руки приклеенными к холодному подоконнику. Мужчина вцепился зоркими глазами в цвета пыли город, ища в нём что-то, что даст им больше ответов. Ему так и хотелось дунуть на эту бесцветную краску и протянуть руку в тёмное, мрачное болото прошлого и настоящего, и оттуда схватить самое важное. Но город молчал. Молчал, как в рот воды набрав, решив погрузить все свои секреты поглубже, в свой собственный, сделанный руками жителей тёмный океан, пока сами его горожане паниковали. Глубокие очи командора окунулись среди зданий, что так хаотично были разбросаны в округе, но вцепились в небо, как только поднялись на оконную, сделанную из дуба, раму. Они изучали мрачные тучи, цепляясь за них без всякого энтузиазма. Они словно изучали их лишь ради детской забавы. В комнате воцарилась тишина, в которой шуршание бумаг вторгалось как гость незваный. Ханджи этими бумагами и шуршала, вызывая раздражение у Леви, опершегося о холодную стену и сверлящего в «безумной» учёней дыру, словно дрелью. Капли разбивались об окно приглушенным ударом, а ветер свистел, дико проскакивая с одной кроны на другую, будто обезумевший.

— Они быстрее, чем я подумал, добрались до неё, — задумчиво добавил Эрвин, опустив взгляд на людей, яростно обсуждающих непредвиденное. Он тихонько, еле уловимо даже ветру усмехнулся. Его голос сквозь удары капель был еле слышным чириканьем в большом хоре.

— А-а-а, — протянул Аккерман бесцветно и раздраженно, разрезав напряженную атмосферу сам того не замечая. — Значит, они должны были ещё помедлить несколько минут, чтобы добраться по твоему графику? — хихиканье Зое раздалось в помещении, как тихий звон серебристых колокольчиков, хранивших в этом смехе то самое весёлое безумие, что могло выплеснуть, как тысяча упавших разом на пол красок. Леви же злобно и недовольно нахмурил тёмные брови, пронзая командора ими в очередной раз за день. Смит хмыкнул.

— Знаешь ты, как атмосферу разрядить, — на лице блондина дрогнула улыбка. Еле заметная, лёгкая совсем, но эта улыбка не была мечтательной — наоборот, она была сдержанной и приземлённой ногами на землю. Трезвой, как привычно всем её видеть. Леви эту улыбку, которую почувствовал сквозь тон командора, пропустил мимо. Он слегка опустил голову — чёрная, как сама ночь чёлка упала ему на глаза, выглядывающие из-за смоляных прядей волос. В его очах хитрое сверкание проблескивало, будто стучась. Взгляд Аккермана был похож на кол — острый и пронзающий силой душу.

— Ну и, что дальше, о всемогущий гений нашего века? — издевательски процедил Леви со скрытой за сарказмом усмешкой. Не услышав ответа, он продолжил, не видя пока что препятствий: — Оставим Хасэгаву помереть или устроим в ответ погоню?

Аккерман заинтересованно склонил голову набок. Его начало раздражать молчание командора, специально так тянувшего струны между ними. За сарказмом не только усмешка скрывалась, но и те нервно с одного ряда на другой скачущие нотки, которые, вероятно, он правильно передать бы не смог. Эти нотки, как обычно, катились колобком с одной горы на другую. Зое очки поправила уже более уверенно.

— Не, ну по принципу... — начала было Ханджи вмешиваться, как её прервали быстро, будто разрезав голос учёной ножом.

— Мы уже на шаг впереди.

— А?! — ахнула женщина, хлопая ресницами непонимающе.

— Дай догадаюсь, задание Доротеи и Альберта заключалось именно в этом? — Леви слегка, еле заметно бровь изогнул, не то задаваясь вопросом, ответ на который стоял на поверхности, не то демонстрируя свою заинтересованность в и так понятном ответе. — В том, чтобы в случае чего спасти Хасэгаву от собственной гибели?

Отцепив взгляд от окна и его вида, Эрвин медленно взглянул через плечо на Аккермана, пронзая его своими голубыми очами, перед которыми Леви устоял упрямо.

— А ты реально верил, что она усидит на месте? — изогнув бровь спросил командор напарника, с глубоким вздохом прикрывшего глаза на несколько, прошедших как ветер за окном, секунд.

— Даже не надеялся. Я так и знал, что если оставить её одну, то она с первых пяти секунд во что-то влипнет, — без особой радости вымолвил брюнет, наконец-то отстранившись от стены. — Значит, где-то под вечер я выдвину свой отряд на её поиски?

Аккерман, получивший утвердительный кивок, лишь слегка сам в ответ закивал, задумываясь уже о своём. Эрвин же снова взгляд в окно уткнул, ни одного лишнего слова больше не сказав. И только Ханджи, стоящая посреди комнаты, непонимающе хлопала глазами, пока до неё не дошла вся история.

— А-А-А-А-А-А, — громко протянула она, засияв счастливо. Все тени с Ханджи, будто испугавшись, ускользнули по разным уголкам комнаты. Глаза учёной засверкали радостно. — Так вот почему ты их отправил в патруль!

Эрвин усмехнулся, повеселев немного. Его светлая бровь вверх взлетела, а лёгкая, насмешливая улыбка губ коснулась следом.

— А ты что думала? — задал он вопрос вслух более оживившим тоном. Зое, актриса без премии в полках разведкорпуса, вытянула лицо наигранно. Её кофейные, заблестевшие раньше глаза стали более печальными, даже слегка озадаченными. Тонкие пальцы учёной коснулись её собственного подбородка.

— А я думала сова...

— Пф, приколы со времён десятого командира разведки, — пафосно фыркнул Леви, не затрудняя себя даже взглянуть на шатенку, резко стрельнувшую в него глазами.

— Эй, тебя тогда ещё не было даже!..

Понемногу-понемногу, атмосфера начала разбавляться. В комнате засуетились — то Эрвин, болтающий с Ханджи, то Леви, иногда вставляющий свои пять, сделанные из твёрдого сарказма копеек, то Зое, шуршавшая бумагами или кидавшая в сторону мужчин шутки. Но...

Даже так, буря на душе Леви не успокоилась. Она всё ещё поднимала из самого глубокого дна океанов тревожное чувство и странное, совсем ему не свойственное до такого уровня беспокойство. Для него, услышав неблагополучную новость, в комнате через пять минут стало до боли душно, а в сердце шипы розы всё ещё упирались, пытаясь дать эмоциям взять над ним вверх. Но эти шипы были маленькими, еле-еле ранящими, однако они всё равно царапали его душу изнутри унылыми попытками освободить его странные эмоции, которые он пытался сложить в чемодан и запихнуть в самый дальний уголок черепной коробочки.

Леви даже поймал себя на мысли, что он привык к этой птичке, так вертящейся рядом с ним всегда. Он привык слышать её голос, гладить её тёмные, мягкие перья, видеть, как она рядом с ним вертится всегда, иногда беспокойно, иногда в попытке его разозлить, иногда радостно за какую-то там мелочь, а иногда от злобы, будто ища в нём успокоение, которого ей, как и ему, так не хватало. Он тяжело вздохнул, всё ещё плавая в своих потерянных среди потоков мыслях.

Два дурака, не понимающие, в какую коробку упали.

Два разведчика, один глупее другого в этой игре.

Два полудурка, играющие на нервах друг друга.

При этом, связанные одной и той же ниткой.

***

Его тонкие пальцы зарылись в мягкие перья, аккуратно, щекотливо к запястью крыла добрались, иногда теребя пальцами, будто боясь вырвать липнувшие к коже тёмные пёрышки, и медленно нырнули под крыло. Мягкий покров был тёплым, чем-то похож даже на пух недавно вылупившегося цыплёнка — такие же воздушные перья, при этом тоже в разные стороны торчали хаотично после неудачного приземления Хасэгавы на старый, охотничий домик, скрытый за когтистыми ветками высоких деревьев, разрезающими облака острым кончиком. Они покрыли руку юноши полностью — он только сейчас заметил, что самое маленькое перо из крыла размером с ладонь, а остальные уже превышают норму. Даже крылья гарпии не могут сравниться с этими монстрами, похожими на тени ночи, посланные небесами. Да и что он ждал? Они было по-настоящему удивительными. Большие, мощные и, казалось, тяжёлые, при этом так легко контролируемые. Альберт внимательным взглядом, цепляющимся за все мелочи, что только могли существовать вокруг самого себя, прошёлся по ним — крыльям, на которых перья распушились.

К слову, эти крылья были большие, крепкие и массивные, при этом ещё и работающие. Только сейчас Альберт понял, насколько на самом деле они ловкие и как легко ими двигать. Когда он поднял раненную конечность с мешков, не приложив больших усилий, даже слегка удивился. Да, вес перьев чувствовался, при этом он был незначим для Рэй, явно не впервой летающей.

Одна рука проскользнула под вздрогнувшее то ли от испуга, то ли от боли крыло, придерживая его чуть ли не в воздухе, будто оно было фарфоровым, стеклянным даже, а другая плавно тянулась к крылышку. Пальцы скользнули по перьям, только кончиками трогая их, пока не добрались к краешку кисти. Он попытался раскрыть крылья хоть наполовину. Двухметровые бестии — лёгкие, неуловимые и без труда контролируемые. Маховые перья даже не поместились в повозке, нависая за её пределами. Кончики тянулись к небесам, блестя, будто подмигивая тёмным облакам, всё небо заразившим своей мрачностью. Клиффорд аккуратно, вместе с крылом, опустился на колени.

Он не пытался разузнать, где находится рана — Рэй не была в том состоянии, в котором она сможет выдавить слово без последствия. Даже тот же шепот с трудом ей давался, но она терпела. Её принуждали обстоятельства, которые, будто добавка, словно подкинувшее масло в огонь ещё и заставляли играть двойную роль, при этом надевая маску. Альберт ничего не сказал по этому поводу, решив хранить молчание.

Рэй напряглась, сосредоточившись на его действиях. На ресницы падали тяжёлые капли, как цепи, пытающиеся сковать веки, в ушах свирепо гудел ветер, а под его пледом легли остальные звуки, которые доносились словно через эхо. Зрачок расширился мгновенно, когда тело уже било тревогу о чужих прикосновениях, а вздрогнувшие крылья резко оторвались, дав ветру поласкать спину девицы несколько, хваченых потом ветром секунд. На лице русоволосой застыло ожидание, а сердце в груди бешено забилось. Она чувствовала его прикосновения — чувствовала, как руки умело от плеча крыла добрались до предплечья, постоянно зарываясь в перья. Его движения были аккуратными, даже, возможно, какими-то боязливыми, но нельзя было сказать, что хотелось поскорее крыло вырвать. Чем-то всё-таки эти действия её напрягли — возможно, тем, что крылья были до такой степени чувствительные, что она уже умела отличать ласку ветра и лучи солнца от рук, тянувшихся к ней медленно. Внезапно вздрогнула девица, будто её холодной водой окатили. Волна мурашек пробежала по телу свирепо, а испуганный вздох из груди вырвался мгновенно. Рэй словно почувствовала, как второй раз кости треснули, а онемевшее крыло пробила стрела боли.

— Тише ты, — мягкий тон, который можно сравнить с шуршанием зелёных листьев тёплой весной, вынудил птицу со сжатыми в кулаки руками стиснуть зубы и укусить внутреннюю сторону щеки, таким образом жевать свою же, сделанную из крови, боль. Альберт попытался как-то на свои колени крыло положить. — Больно будет, но кровотечение надо хоть как-то остановить до того, как оказать нужную первую помощь. Хотя... — его пальцы скользили по плечу крыла, чтобы найти кровоточащую рану. Перья были тёмные, слегка влажные, а кровь, которая впиталась в них, сливалась с их цветом. — Не знаю, какой ветеринар захочет в такую авантюру влипнуть...

— Я вообще-то тебя слышу... — пробормотала Рэй невнятно, недовольно нахмурив тёмные брови. Её звонкий голос был реально чириканьем маленькой птички в такую погоду, где дожди, как из ведра лили, и ветер свистел, обезумев окончательно. Клиффорд слегка, еле заметно улыбнулся.

Даже в такой ситуации, лежащая на мешках из мешковины Хасэгава походила больше на ребёнка, смешно надувшего щёки, нежели на девушку-разведчицу, участвующую в вылазке. Она на самом деле... Была всё ещё ребёнком... Которому пришлось научиться, как выживать и понимать, что все цвета в конце концов потемнеют. Видно, что даже тренировки в кадетском училище, в разведке и вылазка за стены не смогли убить в ней дитя окончательно. Возможно, Альберту было даже слегка грустно, что рано или поздно, но что-то точно убьёт в ней тот цветок, всегда распускающий свои алые лепестки и блестящий лукаво.

Разведчик еле-еле приблизился к ране, вроде, нащупал её, как сразу же рефлекторно хозяйка этих слегка пугающих зверей попыталась одёрнуть крыло, а другое подняла немного. Непонятно, кто кого больше испугался. Рэй Альберта, нащупавшего рану и кончиками пальцев её коснувшегося, или Альберт Рэй, от испуга чуть крыло не одёрнувшей резко.

— Чш, — с одного порыва выдал он, сжав крыло сильнее. Его рука скользнула в сторону, подальше от кровоточащей раны, скрывающейся под толстым перьевым покровом. Доротея, услышав этот его «чш», фыркнула, да так громко, что аж вороны, кажись, разлетелись с испуганным карканьем по сторонам. Она ударила сильнее влажными поводьями по спине жеребца, изредка мокрой гривой трясущего. Они ускорились.

На удивление юноши, рана, которая ещё останется, как шрам, укрощающий крылья, кровоточила потихоньку, ссыпаясь между перьев.

«Значит, пуля не была сильной», — это подтвердило догадку Альберта. Хасэгаву далеко не хотят убить. Им она нужна живой и здоровой, а то, что её поранили, было лишь попыткой предпринять хоть какие-никакие меры, которые могли бы спасти эту ситуацию. Возможно, даже это преследование, которое на самом деле далеко не «преследование», а то это слово звучит слишком громко для такого рода действий, не имело цели поймать девушку, что и так натерпелась за один короткий день, а имело цель как-то исправить непредвиденный провал. Клиффорд принялся обматывать крыло, не обращая внимания на прилипающие ко лбу волоски.

То ли это «чш», прозвучавшее, как некий приказ, то ли страх пошевелиться, чтобы боль себе не причинять, и при этом фырканье Доротеи успокоили Хасэгаву, стиснувшую зубы до боли в челюсти и скрипа. Её руки медленно сжали краюшки изумрудного плаща в кулаки, и девица неспешно потянула его на себя, накрыв голову, будто это могло скрыть её от всего мира и охотников. Рэй прижала колени к груди, а хвост к стопам прилип следом.

Холодно и тревожно.

Серо и пыльно.

Больно и жутко.

Рэй не могла описать по-другому сложившуюся ситуацию. Тепла не было — дождь противоречил ему во всём. Спокойствия не найти — на кону стоит не только её жизнь, но и жизни разведчиков. Краски смылись, пылью все книги и здания покрылись. Боль была невыносимой, а страх — ужасным, сковывающим леденящими цепями крылья и душу. Терпение — вот, что спасало положение. Терпение, которое могло лопнуть в любой момент, надави что-то сильнее на её физические раны и моральные страдания.

Альберт оборачивал два-три раза вокруг крыла гибкую ткань, всё это время держа его окаменевшими от напряжения пальцами, которые вцепились, как кошка в добычу, не хотящая отпускать свою жертву ни с глаз, ни с рук, такой силой удержавшие её. Было тяжело — перья большие, крепкие, и при этом не так легко отодвигаются, чтобы намотать этот шмат плаща, еле-еле проникающий в перья. Приходилось постараться не сделать много движений и быть аккуратным, хотя, с трудом удавалось придерживаться этой «правиле». Перья липли к пальцам, иногда даже вырывались, то падая, то оставаясь к коже как скотчем приклеенными.

Смешно было наблюдать, как Альберт пытался как-то их снять. Дул иногда, в попытке дать им шанс самим упасть и быть унесенными ветром, хотя, даже если это удавалось, потом они к мешкам замертво прилеплялись, или же, с горем пополам, игнорируя своё чистоплюйство, кричащее изо всех лёгких, он вытирал руку о мешки, дабы быстрее избавиться от этих надоедливых перьев. Даже хорошо, что они прилипали к мешкам — не оставят ни следов, ни зацепок, с помощью которых можно узнать дорогу, по которой ехали, и преследовать их. Пришлось ещё вырвать пару кусков плаща, чтобы остановить кровотечение как следует.

Рэй же кусала пятки от боли. Ни кричать, ни вздыхать, ни сделать резких движений — ничего, кроме как терпеть, да прикусить язык и молиться всем существующим Богам, чтобы не завопить на весь лес, как умирающая чайка. Громкие вздохи, казалось, были слышны за стенами, разносясь ветром повсюду, а раздражающий скрежет зубами не хуже щекотал нервишки взволнованной птичке, готовой поцарапать ногтями мешки, сделанные из мешковины, и оставить на них большие, хорошо видные порезы и дырки.

— Повезло, пуля не попала глубоко... — непонятно для кого Альберт это пробормотал — для Хасэгавы, чтобы успокоить её, или для самого себя. «Мысли вслух», как говорится.

«Да какая разница, куда попала пуля?.. Она-то всё равно попала...» — Рэй не понимала, как вообще в неё смогли прицелиться, при этом так благополучно. Это было сверх глупости, даже хуже, а не сверх глупости. В неё, у которой реакция чуть ли не замечательная, попали — Хасэгаве становится смешно от этой мысли, как кол её протыкающий всё глубже и глубже.

Птица? Да какая она ещё птица после этого провала? Всё ещё неокрепший птенец, пытающийся покорить ветры.

Доротея непрерывно следила за дорогой, а напряженные руки были готовы в любой момент отпустить поводья и схватиться за рукоятки заостренных до сверкания клинков. Газ в УПМ ещё остался, а в случае чего — у Альберта сможет баллончики одолжить на время, но пока что Дора в этом не видит необходимости.

Всё-таки эта ситуация заставила её сильно занервничать и пощекотать себе нервишки, которые давненько уже как свою сталь потеряли. С того момента, с которого Рэй свалилась им, как снег на голову, разведчица забыла, что такое «расслабляться». Всё время быть на чеку, блуждать взглядом чёрты знают покуда, при этом, чуть ли дышать не забыть, не самое лучшее, что могло произойти с ними, да и не самое худшее, если быть честным.

Из худших событий в копилку входила не только «показуха» Хасэгавы, расправляющей крылья свои на глазах всего элдийского народа, устрашающей чуть ли не пролетающих мимо птиц, которые точно бы с неба свалились на холодные камни, но и тот факт, что за Дорой посылали людей, которые должны были притащить её обратно в поместье — мир безумцев, тяжёлых оков и стальных цепей, торчащих повсюду, как корни могущественных деревьев, разбившие острые камни, треснувшие под их давлением, а потом и вовсе ставшие обычной серой массой, абсолютно потерявшей цвет и цель. Кому захочется в такое место возвращаться?

Место, где твои желания отбрасывают в сторону, элегантно отмахиваясь от них изящным веером.

Место, где с рождения сковывают твои руки, не давая шанса самому поймать тот золотой лучик солнца, что будет вести тебя по дороге жизни.

Там вяжут глаза, ведя тебя, как слепца, поверившего розе, свои ядовитые шипы распускающей. Дорога смерти, мрачности и отчаяния — вот как можно было описать прошлую жизнь, из-под которой они с братом выбрались, строя путь наружу — из-под земли к солнцу.

От всех мыслей, как водоворот кружившихся в голове, желудок переворачивался наизнанку. Влажные от напряжения губы сжались в одну тонкую линию, но в любой момент были готовы отлипнуть друг от друга и снова почувствовать вкус ветра и капель, так старательно в лицо им бивших. Челюсть была плотно сжата, а плечи напряженно подняты.

Доротея пыталась сосредоточиться на дороге, пока глаза блуждали по сторонам, цепляясь за каждую кривую веточку и за камни, разбросанные по лесу хаотично. За её спиной намокший Альберт возился с Хасэгавой, потерпевшей крушение. За её спиной хвостом волочились солдаты, видимо, не собирающиеся обгонять их.

«Что ж... Поездка обещает быть короткой... И с поворотами...» — Доротея приглушенно сглотнула, пытаясь оттолкнуть свою нервозность и чувства на второй план. Она сжала кожаные поводья сильнее, переключив своё внимание обратно на густой, маленький лес. Скоро они из него выйдут, оставят деревья, птиц и разваленный дом позади, но не то, что случилось. Всё равно, куда не пойди, останется маленькая, чёрная дорожка, связывающая все события и происшествия. Эту дорожку даже если оборвёшь, то ненадолго. Доротея это поняла, но насколько рано или поздно — непонятно. Всё равно, оказывается, белая дорога с чёрной переплетётся, а по которой пойдёшь — уж как повезёт. Клиффорд-младшая головой тряхнула, волосы свои на ветру вслед раскачивая сильно. Она съежилась, а из её уст вырвалось невнятное бормотание, сливающееся со звуком капель, шелестом листьев и свистом ветра. Даже Рэй, взгляд которой потерялся, не разобрала, что она там пробормотала...

С горем пополам, Альберт закончил с раненным крылом, которое он потом аккуратно над мешками опустил и прижал обратно к Хасэгаве, накрывшей его дрожащими руками плащом, на котором капельки воды застряли, блестя, как звёзды на небосводе ночью. Брови разведчика к переносице свелись под пристальным, внимательным взглядом девушки-птицы, что пыталась уловить его движение сквозь туман, охвативший зрачки. Его губы приоткрылись, а глаза пронзили тоненькие, девичьи пальцы, на которых свежие царапинки красовались, украшая кожу, как кольца. Его глаза сузились.

— Твои руки... — он промолчал, не смея продолжить. Рэй же тихонько усмехнулась.

— Ничего страшного, до свадьбы заживёт, — Клиффорд-старший сильнее брови нахмурил. Его тонкие губы, светлые и влажные сжались в одну тонкую линию, а глаза, похожие на два чистых изумруда, пробежали по юному лицу девицы, что лукавую улыбку спрятать пыталась за рукавами помятой рубашки. Он нервно усмехнулся, слегка голову опустив.

«Вот же ветреное настроение...» — понимал разведчик внутри, что это лишь нервное состояние крылатой, в душе которой буря проснулась, но не ожидал, что оно так быстро поменяется. Улыбка с лица Хасэгавы уже сползла вниз — уголки измученных губ опустились, а глаза, раньше пылающие живым пламенем, потускнели, уткнувшись перед своим носом на мешковину, что она детально видела.

— Эй... — Рэй медленно перевела ожидающий взгляд на него — обладателя такого мягкого и приятного тона, тихими нотками пытающегося достучаться до неё с помощью своего завораживающего голоса. Альберт протянул руку к девушке, щёлкнув пальцами над её ухом. Та поморщилась недовольно. — Ты в порядке?

Его очи похожи на джунгли с яркой листвой, бившей в глаза, даже если находишься на противоположном берегу моря, пронзили Хасэгаву, губы которой не сразу друг от друга оторвались. Она тихо, с ноткой хрипотцы ответила, пусть и не сразу.

— Всё хорошо, я просто утомилась, — Рэй, задержавшись пару секунд на Альберте, отвела взгляд в сторону, снова в никуда уставившись. Между ними будто появилась тонкая, воздушная стена, огородившая крылатую от Клиффорда-старшего, понимающе кивнувшего. — Слишком много событий за один день, если честно...

Выдохнула девушка, прикрыв веки устало. Разведчик встал, аккуратными движениями убрал тонкими пальцами мокрые, прилипшие ко лбу русые волосинки, с которых блестящие капли воды вниз по его бледной коже стекали, мокрую дорожку оставляя, и, окинув Хасэгаву мимолётным взглядом, в котором за листвой скрывалось сочувствие, он кошачьими шагами к Доре направился.

— Ну и, куда этот корабль на колёсах направляется? — тихое появление Альберта за спиной Доротеи заставило ту чуть в воздухе от испуга не подпрыгнуть. На её лице застыли шок и удивление, а глаза, искусно заточенные, как два драгоценных камня, поникнув на брате задержались. Она облегчённо вздохнула, перехватив поводья одной рукой.

— Господи, кто в наши времена за спиной крадётся?.. — пробубнила она под тихое хихиканье Альберта, державшегося за сидение. Тонкая рука девицы на грудь легла, медленно вздувавшейся при очередном глубоком вздохе. Глаза Доротеи загорелись злобой, направленной на брата, с лукавой улыбкой ожидающего её дальнейшие речи. — Тьфу! Чего как крыса крадёшься сзади?! Ты что, манерам отучился?

Недовольно выплюнула девушка, меря парня остывшим взглядом, в котором всё равно частичка злобы осталась, при этом не скрываясь от зорких травяных глаз брата. Клиффорд-старший развел руками беззаботно, по-актерски печально вдохнув холодный воздух, пропитанный сыростью.

— Что-то не видел я принуждающих обстоятельств применить свои изящные манеры.

Акцент на слово «изящные» получил ответ — Доротея закатила глаза, второй рукой потеплевшие в её ладонях поводья поудобнее схватила, и снова на него зыркнула, на этот раз непочитаемым взглядом. Что-то против сказать не могла — у Альберта манеры на самом деле были изящные, хотя, и она сама от него не отстаёт, даже несмотря на то, что ею в детстве не очень дорожили. Брови Альберта вдруг к переносице свелись, при этом выражая больше непонимание, чем недовольство, которое тоже в его очи выплеснуло за налитыми ярким зелёным цветом лианами.

— Откуда повозка? — когда он взглянул на Доротею, заметил нервную ухмылку, играющую на её бледном лице, на которое тени падали, оставляя лишь очи мерцать беспокойно в такт сменяющимся картинкам и бегающим в противоположную от них сторону деревьям. Доротея сжала нервно губы в одну тонкую трубочку.

— Расскажу потом... У нас кроме лежащей за нами Проблемы появилась ещё одна...

Все людские голоса стихли. Царила природа, свою песню распространяющая повсюду. Даже такая грубая, быстрая мелодия была успокаивающей, несмотря на свою холодность. Альберт присел на корточки рядом с Хасэгавой. Его рука схватила тяжёлый ствол ружья, весящего раньше на крепком мужском плече, и направила дуло гордо вверх взглянуть — на тёмное небо и облака, что тянулись к городу, от которого они отдалялись.

Эта тишина была необъяснима. Не слышались скрежеты вылетающих из УПМ железных тросов, гарпунов, которые за деревья цеплялись, глубокий след свой оставляя в их твёрдой коре. Не слышались крики, что могли смешиваться на фоне грома и промелькнуть за небесным порезом яркой молнии. Не чувствовалась та опасность, что должна была исходить из глубин тёмного леса... Будто перед ними природа решила расступиться, позади врагов оставив...

Деревья тянулись вверх, раскачивались, махая когтистыми лапами разведчикам. Их ветки, что могущественно стремились разрезать эти тёмные, пыльные облака, словно касались кончиками неба. Такое чувство, что это не деревья, а маги, где-то за их спинами схватившие солдат, пытающихся дуло на них направить. Такое чувство, что нетронутый людской рукой лес хочет отпустить их поскорее из своих объятий, будто боясь, чтобы о нём не вспомнили и не зарубили. Вот он, лес, пытающийся быть забытым, ветки опускал покорно, раскачивал их, покрытую тенями влажную дорогу показывая с помощью ветров. Он не желал быть впутанным в эту историю.

Открылась занавеска листьев, с которых блестящие перлы вниз скатились. Ветки деревьев от них отвернулись, дав на поляну пыльной лошади наступить торопливым шагом. Тени с них упали, словно помотанная одежда. Они покорно скрылись обратно в чаще леса, но только ветер недовольно упавшими и ещё держащимися на ветках листьями зашуршал, будто предупреждая, что то, что они позади оставили, их скоро настигнет, захватит, как горячие языки пламени, и обратно в пепел затянет...

Их направление было ясным — амбар, что одиноко свои дни посреди поля горько проводил, считая миновавшие дни. Он не скрывался от людского глаза, что из виду всегда его пропускал, а наоборот — амбар тихонько ждал, когда на него наконец внимание обратят.

 Быстрым галопом, иногда спотыкаясь, лошадь рядом с дверями старой житницы оказалась. Она остановилась, когда поводья к себе Доротея резко натянула, мокрую гриву встряхнув устало. Жеребец тихо фыркнул, послушно опустив голову.

Клиффорды спрыгнули с повозки синхронно. Их ноги аккуратно коснулись влажной земли, а под армейскими сапогами залитая слезами неба трава помялась. Солдатские руки девицы, что испытывали жар и холод, на тяжёлое ружьё упали — дуло смотрело прямо в двери амбара, будто пытающегося помахать им своими дряхлыми досками, готовыми на землю лечь в любой момент. Они вздёрнули головы вверх, бесстрашным взглядом встречая старое здание, готовое в любой момент им на головы упасть.

Возможно, он не был самым приветливым местом, что по пути могло попасться, но, по крайней мере, старый, совсем забытый посреди зелёного поля амбар мог дать им шанс отдышаться и наконец-то обдумать свои следующие действия.

***

Рэй смотрела, при этом она не понимала, что видела. Перед глазами всплывали изумленные лица горожан и шатенка, что так пыталась дотянуться до её крыльев. Хасэгава понимала — если схватит, уже не отпустит. Рэй чувствует себя добычей, попавшей на территорию более крупного хищника, который её след вынюхивал. Яркие глаза, на дне которых лежали режущие частицы дорогого сапфира, всё ещё пронзали душу и тело болезненно. Такое чувство, что всегда в этих очах играет красочная искорка лукавости, что не угасает, сколько ледяной воды не набери ты.

— Слышь, — слегка грубый тон девушки, отказывающейся сесть где-нибудь или спиной о стену опереться, раздался из другого конца пыльного подвала, что, кажись, столетиями людей не видал. Рэй взглянула на обладательницу изумрудных очей, что вцепилась взглядом в неё, нетерпеливо дыру прожигая. — Ну, давай, докладывай, что да как.

Хасэгава прищурилась. Она с подозрением покосилась на Доротею, чьи глаза снова на неё упали. Брови аристократки свелись к переносице недовольно. Девушка хмыкнула, подняла плечи напряжённо, заскрипела зубами и следом буркнула недовольно:

— Да не гляди ты так на меня, пугаешь... — Рэй лишь усмехнулась, услышав бурканье, что вылетело из уст разведчицы, стоящей неподалёку. Подвал был тесным, пыльным, но местом намного комфортнее, нежели тюрьма или судебное помещение. Запястье крылатой упёрлось в мешок, полный зерна, а тело медленно, но уверенно поднималось, будто намереваясь крылья распахнуть и возвыситься над Доротеей.

Хасэгава из-под полуопущенных смоляных ресниц взглянула на Клиффорд-младшую, в сторонке краем глаза за ней наблюдавшей. Рэй разрешила себе взглянуть наконец-то получше на эту девицу с короткими светлыми волосами, что на неё дуло испуганно направила в том доме.

А Доротея в ответ за ней наблюдала. Она была похожа на ястреба, пытающегося понять, если его союзник дел натворить не успеет. Клиффорд была высокой, намного выше Рэй, и это было хорошо заметно. Хасэгава со своим ростом не могла сравниться с Дорой, чья фигура над ней возвышалась в данный момент грозно. Свисающее с плеч ружьё лишь больше недоверия и аккуратности в свои движения вмешало, нежели «безопасности». Взгляд разведчицы был острым, резким, при этом в радужке было видно, как ветер беспокойно листву колыхал, пытаясь выдать её опасение из-за присутствия девушки-птицы, которая, по мнению Доротеи, была опасна. Возможно, Клиффорд была даже права. Рэй могла представлять угрозу, хотя, сама Хасэгава так не считала, даже если где-то в глубине души понимала, что возможно бывшая аристократка вместе с народом были правы.

Рэй поднимала своё туловище медленно, словно готовясь подтягиваться по-кошачьи. Она изогнула спину, грудью вперёд подаваясь из-за тяжести немного влажных крыльев. Взгляд девушки оторвался от разведчицы, из своего уголка за ней наблюдавшей, и упёрся на балку, с которой солома упала на старые ящики.

Доротея наблюдала, но не ради того, чтобы в случае чего за ружьё схватиться. Она наблюдала из собственного любопытства. Движения Хасэгавы были скованы из-за боли, что тело когтями царапала больно. Её здоровое крыло распахнулось, а кончики чуть Клиффорд-младшую не затронули, но она отступила на один маленький шажок назад под пристальным взглядом девушки-птицы, потом хмыкнувшей весело. Рэй подняла крыло, подтягивая его, и медленно опустила, сложа за спину. Хвост распахнулся наполовину. Она обратно на мешки опустилась лениво, грудью в них упершись. Крыло к спине прижалось, покрывая её. Волосы с плеч Хасэгавы упали в сторону струёй, обнажая шею, покрытую перьями.

Доротея непонимающе брови нахмурила, слегка голову на бок наклонив. Её губы вздрогнули на секунду, будто та не решалась нарушить молчание и эти их странные взгляды, что могли пересекаться.

— У тебя и на шее есть перья? — Рэй усмехнулась такому неаккуратному любопытству, но Клиффорд мимо ушей это пропустила.

— На шее, ключицах и слегка на плечах, — притормозив немного, задумавшись, Хасэгава продолжила: — Спина, кстати, тоже перьями покрыта.

Вопрос — ответ, вопрос — ответ, так они кидались фразами, обе друг с другом ведя себя аккуратно. Рэй не унималась взглянуть на Доротею и задерживала всегда взгляд на ней, а Доротея в свою очередь пыталась этого не замечать. Она не понимала, чего добивается Рэй, хотя догадывалась, что она так делает лишь ради веселья, необъяснимого ей веселья в такой ситуации.

— То есть, ты раньше странностей не замечала?

— На удивление — нет. У меня не было выдающихся признаков того, что я как-то отличаюсь от других. Ни физические показатели, ни здоровье на это не намекали.

Доротея задумалась, глаза в пол опустив. Её светлые волосы, красиво блестящие из-за падающего света стоящей на одном из ящиков керосиновой лампочки, привлекали внимание Хасэгавы каждый раз, когда та на разведчицу натыкалась взглядом.

— Это странно... — недолгая пауза, и тишина снова стала царицей на несколько секунд в холодном подвале. Голос Клиффорда раздался в помещении мгновенно. — Чтобы иметь такие способности и при этом не выделяться среди остальных...

— Чёрт его знает, — резко выдала Хасэгава, фыркнув явно нерадостно. — Если честно, не вижу смысла пока что волноваться о том, откуда они взялись. Это меня не спасёт от тех людей, которые так желают свои руки в мои перья запустить, — Рэй остановилась на секунду, хмыкнув. На её юном лице лёгкая, нервная улыбка затянулась. — Хотя, они точно что-то знают и не хотят договаривать.

Снова подвал в тишину погрузился. Опять мурашки по телу от этого молчания бегали. Иногда слышался писк мышей, сеном шуршавших, а иногда снаружи гром, эхом в небе раздавшийся. Хасэгава задумалась, тонкими пальцами по полу слегка скользя лениво. Перед Альбертом и Доротеей она чувствовалась себя виноватой. Виноватой, ведь она упала им, как снег на голову, хотя, Рэй ещё не спросила про момент «так вот как выглядит проблема капитана...». Возможно, она этот момент умолчит, пока волны не стихнут.

Альберт сейчас караулил амбар, в попытке поймать незваных гостей, что могли прокрасться внутрь, заодно и лошадь успокоит да в укромное и тихое местечко в сарае поведёт. Вероятнее всего, после этой авантюры он простудится. Рэй грустно усмехнулась. Уже никто не смел нарушить уютную тишину, что помещение окутала. Обе погрузились в свои мысли, что так отличались друг от друга каждый раз, когда что-то новое в голове всплывало.

Хасэгава умиротворенно закрыла глаза. Даже в темноте она видела слабый, мерцающий свет лампочки, чей огонёк игриво качался, прилипая к стеклу уныло и грустно. Рэй погрузилась поглубже в тьму, что её разум охватила, как только смоляными пальцами прикоснулась к нему.

Падающие капли, разбивающиеся о крышу старого амбара, что любезно принял их, не раздражали, не били они по барабанным перепонкам жестоко, как должны были делать, а наоборот — на удивление, успокаивали. Возможно, потому, что Рэй не слышала их так отчётливо, как на поверхности. Мыши, которые ни Хасэгаву, ни Доротею не пугали, пищали. Их маленькие тельца в тьме тонули, но лишь маленькие, нефритовые очи, в уголках которых звёздочка светила, выдавали их. Мыши скрывались от света лампочки, что так отчаянно ловить их пытался.

Рэй погрузилась в свои мысли, утонувшие в темноте, как только рука за ними потянулась. Она уже не соображала и не могла разобрать звуки. Для неё собственное сердцебиение стало глухим, далёким даже... Сквозь сон, в который она так хотела провалиться, девушка прислушалась. Дыхание Доротеи было ровным и тихим, похожим на шелест листьев одинокого леса. Сама Клиффорд, кажется, подсела в тёмный уголок комнаты и просто думала о чём-то своём. Рэй усмехнулась тихо.

Девушки потерялись в потоке времени и мыслей. Хасэгава потерялась в сладком сне, а Доротея в раздумьях. Непонятно, сколько секунд, минут или часов прошло. Рэй проснулась мгновенно, как почувствовала, что в её алую щёку чье-то горячее дыхание ударило. Веки друг от друга не хотели отрываться, а ресницы были скованы сном, от которого девушка ещё не отошла.

— Говорят, в тихом омуте черти водятся, — голос, пробудивший страх лишь одним словом, раздался над ухом. Его обладательница струны натягивала умело, используя все свои качества, как ядовитое оружие. Даже чарующий голос обманывал, пугая. Её голос стал до жути пугающим, приняв оттенки низкого, угрожающего рычания, что заставило перья распушиться в панике. — Только вот не сказали, что эти черти наружу могут выбраться...

~Продолжение следует~