Укради меня

Тьма. Давящая, беспросветная. Когда дверь отворилась, вместе с ней выглянула и узкая дорожка света. Я зажмурилась – всё вокруг казалось слишком ярким, нереальным.

Пить... Во рту было невыносимо сухо. Пульсирующая боль в культе пальца волнами пронзала тело.

Высокий силуэт на секунду замер в дверном проёме, а потом подошёл ко мне. Меня пробрала резкая дрожь. Я бы предпочла смерть. Любую. Только не его.

– Ты проспала почти сутки. Я начал переживать, – процедил Рован, опускаясь возле кровати.

Увидела в его руке стакан. Рован протянул его мне, заботливо помогая привстать. У меня не было сил сопротивляться.

– Просто вода, – бросил он, заметив мою медлительность.

– Лучше бы там был яд, – хрипло выдавила я, принимая стакан.

Прикрыла глаза, когда прохладная жидкость скользнула по горлу. Опустошила стакан за считанные секунды.

Рован забрал его из моих рук. Я не смогла сдержать отвращения, когда наши пальцы случайно соприкоснулись. Перед глазами всплыл топор. Кровавые брызги на его лице... Меня передёрнуло.

Это не ускользнуло от внимания Рована, но он лишь заботливо спросил:

– Как ты себя чувствуешь?

Некоторое время я сидела, вглядываясь в одну точку, а потом из губ вырвался тихий смешок. На лице Рована не шелохнулся ни один мускул, когда я истерически засмеялась.

Боль запульсировала сильнее, у меня закружилась голова. В глазах стояли слёзы. Я попыталась закрыть лицо ладонями – только сейчас заметила, что запястья были перевязаны верёвками к кровати. Они были достаточно длинными, чтобы двигаться, но не позволяли встать.

– Очень болит нога... – я старалась говорить спокойно, насколько это вообще было возможно.

Но слова застревали в горле. Попыталась подавить панику, судорожно вспоминая, что некоторых убийц это может раздражать. Но мои дрожащие ноги не остались незамеченными.

Может, получится сбежать? На улице же есть люди? Кто-то наверняка должен помочь мне...

Рован осторожно коснулся моей ладони, и я вздрогнула от ужаса. К горлу подступила тошнота, но, вопреки всему, заставила себя оставить руку на месте. Только бы не злить его...

Рован лишь отстранился, заметив мой перепуганный вид. На миг в его глазах промелькнуло нечто иное. Понимание? Сожаление?

Я отгородилась от этих мыслей. К моему удивлению, Рован стал осторожно, мягко, чтобы не задеть, развязывать верёвки.

– Пожалуйста, отпусти меня... – взмолилась я, когда узлы на запястьях ослабли.

Он осторожно взял мои руки в свои, начал растирать раскрасневшуюся кожу.

– Я никому ничего не скажу, обещаю, Рован, – прошептала я, с надеждой вглядываясь в его лицо.

– Тебе будет пока тяжело ходить, но поесть следует, – отчеканил тот, проигнорировав мои слова.

В глазах застыли слёзы. На что я могла надеяться... Какая же я дура. Дура. Дура...

Рован осторожно подхватил меня на руки. Мне пришлось обхватить его шею, чтобы не упасть. Я чувствовала себя грязной. Разбитой. Неправильной.

– Я... мне нужно в туалет...

Страх и абсурдность происходящего, казалось, убили всё стеснение. В конце концов, когда на твоих глазах расчленили двоих, такие вещи, как стыд, начинают волновать в последнюю очередь.

– Конечно, – понимающе кивнул Рован, сжав крепче.

Он отпустил меня возле двери в ванную. Я облокотилась на стену, стараясь не наступать на раненую ногу. Говорить не хотелось, но молчать было ещё страшнее.

– С-спасибо. Я дальше сама, – прошептала, но голос всё же дрогнул.

Только я собиралась закрыть дверь, как Рован не позволил этого сделать. Меня парализовало от ужаса.

– Не закрывай дверь.

Я умоляюще посмотрела на него, но Рован был непреклонен. Он никуда не уходил, но и не смотрел прямо – продолжал стоять в дверном проёме.

– Ты же не хочешь, чтобы я обеспокоился? – выгнув бровь, насмешливо поинтересовался Рован.

Я хорошо помнила, что скрывалось за этой улыбкой. Он лишь неспешно продолжил:

– Если ты попытаешься сбежать, мне придётся сделать тебе очень и очень больно, Виви. Меня не пугает ни полиция, ни федералы. Я не боюсь ни бога, ни дьявола. Поверь, есть вещи похуже смерти. Ты ведь помнишь тех двоих полицейских?

Я тяжело задышала, испуганно кивнула, вцепившись в дверную ручку до побеления пальцев.

– Моя умница. Конечно, ты помнишь, – Рован нежно пригладил мои волосы. – Ты же не хочешь на собственном примере узнать, как больно им было?

Я задрожала ещё сильнее. Боль в культе снова дала о себе знать.

– Или хочешь? – его пальцы властно сжали мой подбородок, вынуждая взглянуть в глаза.

Я поспешно замотала головой. Нервно сглотнула, когда губы Рована изогнулись в лёгкой ухмылке. Он отпустил меня.

Мне ничего не оставалось, как двинуться назад, цепляясь пальцами за холодный косяк. Каждый шаг отдавался глухой пульсацией в ноге – будто внутри был вбит гвоздь, и кто-то нажимал на его шляпку снова и снова.

Шаг. Ещё один. Глубокий вдох, и я поняла, что хочу... нет, нуждаюсь в уединении. Но оно было недостижимо. Сделав то, ради чего пришла, я медленно повернулась к двери, зная – Рован всё ещё там. Само его присутствие ощущалось, как давление – почти физическое. Я не сказала ни слова, просто застыла, глядя в никуда.

Ванна была идеально чистой. Я доковыляла по белоснежной плитке к умывальнику и включила воду.

С зеркала на меня смотрел совершенно другой человек. Волосы взлохмачены, торчали во все стороны. Кожа, обычно с лёгким золотистым загаром, теперь была болезненно бледной. Губы – сухие, обкусанные до крови. Это была не я. А останки от прежней меня. В глазах застыли слёзы.

Проморгавшись, я огляделась: возле раковины лежали только одно мыло и одно полотенце. Вымыв руки, вдруг осознала, что на мне была чистая рубашка. Не моя рубашка...

Я с тревогой осмотрела кожу. Некогда грязная, в саже и крови, теперь она была чистой. К горлу подступила тошнота. Я схватилась за раковину, но рвать было нечем – желудок пуст.

Он прикасался ко мне... мыл меня... трогал...

Прикусила губу до крови, стараясь не разреветься снова. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем услышала голос за спиной.

– Всё хорошо? – Рован будто намеренно говорил спокойно.

Я сжала руки в кулаки и кивнула. Вернулась к двери. Он снова подхватил меня на руки. Когда Рован наклонился, почувствовала, как пахнет его кожа – не парфюмом, а чем-то терпким, древесным, чужим. Я не сопротивлялась – пока что.

Движение по дому было медленным, убаюкивающим. Деревянные стены, запах смолы и свежей хвои. Только я хорошо знала, что под этим уютом прячется нечто чудовищное.

Мой взгляд скользил по деталям: окна с плотными шторами, за которыми виднелись стволы деревьев; узкая лестница; слишком много замков на дверях, слишком крепкие ручки. Всё, что могло помочь сбежать. Я старалась запомнить каждую деталь.

Рован осторожно опустил меня на стул у кухонного стола. Я старалась не смотреть на него, занята изучением планировки. Справа – небольшая плита, минимум техники, один-единственный нож, висящий над раковиной. Я запомнила его.

На открытых полках стояло множество стеклянных банок, кувшинов, тарелок и прочих атрибутов. Несмотря на внешнюю простоту, чувствовалось, что хозяин прекрасно ориентировался в инвентаре и содержал кухню в чистоте и порядке.

Я бы никогда не сказала, что этот дом принадлежал человеку, беспощадно порубившему топором людей и державшему в страхе жителей Портленда. Человеку, что не задумываясь изуродовал миссис Кларк. Человеку, что перерезал глотки своим родителям.

Рован открыл старый холодильник и достал пару яиц. На дверце не было ни магнитов, ни фотографий. Я отвернулась, взгляд задержался на массивной двери, за которой простирался хвойный лес. Как далеко он меня увёз?

– Подожди пока за столом, а я приготовлю что-нибудь из того, что есть, – бросил Рован и пристально посмотрел на меня. – Как насчёт блинов?

Я округлила глаза, словно впервые видела человека перед собой.

– Что?

Он довольно усмехнулся, но глаза оставались холодными, непроницаемыми.

– Одно из немногих блюд, которые я люблю с детства.

Рован задумчиво открыл холодильник снова и, опёршись рукой на дверцу, вперился в полки пристальным взглядом. Затем достал стеклянную бутылку молока, порылся в шкафчиках, взял сахарницу и жестяную банку с мукой. Хлопоча у кухонного шкафа, он уверенно брал нужные ингредиенты, размешивая жидкое тесто венчиком.

– Что ты собираешься со мной делать? – поборов страх, выпалила я.

Рован резко остановился. Движения стали грубыми, надрывистыми. Всё так же стоя спиной ко мне, он произнёс:

– Всё, что захочу.

Я снова задрожала, вцепившись ногтями в стол. Рован лениво обернулся, внимательно наблюдая за моей реакцией. По кухне разлился тихий смешок.

– Ты убьёшь меня? – снова спросила я, бросив взгляд на дверь.

Он никуда не торопился. Выкладывал один блин за другим, сливочное масло аппетитно зашкворчало. Рован неспешно перевернул один, даже не глядя на сковороду, будто делал это тысячу раз.

– Видишь ли, – начал он издалека, продолжая монотонно переворачивать блины, – при всём своём желании я не могу тебя убить.

Тело парализовало от ужаса, но он лишь неспешно добавил:

– Более того, я не хочу убивать тебя. – Рован обернулся ко мне и с полной серьёзностью произнёс: – Я просто хочу тебя.

Пока говорил, он вертел в пальцах нож, ловко перебрасывая его из руки в руку. Я ещё сильнее вцепилась пальцами в столешницу, зубы стучали друг о друга. Секс? Так вот чего он хочет?

– Если я дам тебе это... ты отпустишь меня? – взмолилась я, уже теряя всякую надежду.

Мне стало мерзко, тошно от собственных слов. Но желание выжить было сильнее принципов. Рован оставался спиной ко мне, но я видела, как напряглись его плечи.

– Меня не столько интересует твоё тело, сколько душа. Твоё сердце, мысли, страхи. Я хочу тебя целиком. Это не желание на одну ночь, – прибавил он, орудуя лопаткой. – Это желание на всю жизнь. Неужели ты считаешь меня таким человеком, Виви? Я крайне разочарован.

Я тут же замотала головой, вскинув руки.

– Н-нет... конечно же нет...

Я боялась Рована. До смерти. Но чтобы выбраться отсюда, мне следовало наладить с ним контакт. Понять, что я смогу использовать против Рована. Узнать его. И, возможно, тогда у меня появится шанс на спасение.

– А когда я надоем тебе... что будет тогда?

Рован достал из шкафчика белую тарелку и переложил туда блины. Я растерянно наблюдала, как они складывались друг на друга. Он поставил тарелку передо мной, рядом – баночку с красным вареньем и масленицу.

– Ты не надоешь мне, можешь не беспокоиться об этом, – улыбнувшись, бросил Рован, садясь напротив.

Я не двинулась. Мы смотрели друг на друга, пока его голос не прозвучал снова – почти заботливо:

– Тебе нужно поесть, чтобы восстановиться. Ты проспала весь вчерашний день.

Я осторожно откусила кусочек. Не отравит же он меня? На вкус это было неожиданно хорошо. С готовкой у меня всегда было нескладно, и если я и готовила, то редко и неумело. Рован внимательно наблюдал за мной, держа в руках чашку с крепким кофе.

– Подать варенье?

Я кивнула, боясь отказаться. Меня выбивали из колеи такие обычные разговоры. Они были хуже, чем угрозы или насилие: разговоры подбадривали надежду что все ужасы остались позади и теперь всё будет нормально. Ведь в ненормальном мире люди не едят блины и не беспокоятся о варенье. В нормальном мире убийцы не готовят завтрак, потягивая кофе.

Рован с показной мягкостью наложил пару чайных ложек варенья в мою тарелку.

– Спасибо, – тихо отозвалась я, разглядывая алое пятно.

Я ненавидела его. Ненавидела всем сердцем. Но теперь моя жизнь висела на волоске, и мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Пока что.

– Всё ещё думаешь, что полиция найдёт тебя и спасёт, Виви? – насмешливо спросил Рован, встречаясь со мной взглядом.

Казалось неправильным, жутко странным, что такое простое и милое слово, как «Виви», исходит из губ человека, убившего и расчленившего по меньшей мере тридцать человек.

– Оставь ложные надежды. Теперь ты намертво привязана ко мне. А я – к тебе, – его рот искривился в улыбке. – Вот...

Рован закопошился справа, достал откуда-то газету и протянул её мне.

Я перестала есть, протянула дрожащие пальцы к бумаге. Вцепилась глазами в строчки:

«Портленд, Орегон. Вчера вечером на Фландерс-стрит прогремел мощный взрыв, предположительно вызванный утечкой газа. По предварительным данным, причиной трагедии стал взрыв газового баллона в частном доме, куда ранее были вызваны сотрудники полиции. На месте были обнаружены останки двух тел – сержанта Джона Харрисона и офицера Карла Дэвиса, прибывших на вызов. Также среди погибших числится молодая женщина, предположительно двадцатилетняя Вивьен Беннет, ранее проживавшая в этом доме. Личность была установлена по найденным биологическим фрагментам – локону волос и части фаланги пальца, обнаруженным в обломках. Следствие рассматривает версию преднамеренного поджога. По неподтверждённым данным, в деле может фигурировать лицо, ранее подозреваемое в серии жестоких преступлений. Представители полиции от комментариев пока воздерживаются.»

Сердце заколотилось в груди. Я нервно сглотнула, сжав газету.

– Вот видишь, – голос Рована отдавался эхом в ушах. Одним движением он вырвал газету из моих рук и убрал её на край стола. – Тебя официально объявили мёртвой. Никто не придёт за тобой.

К горлу подступила тошнота. Я должна была бежать... Бежать... Пока не стало слишком поздно...

Рован резко встал из-за стола. У меня зашлось сердце. Затем он собрал пустые тарелки и тщательно вымыл посуду. Мужчина двигался с той ленивой грацией, которая бывает у людей, привыкших к власти. Не спешил, не суетился – как будто всё вокруг уже принадлежало ему.

– Мы проведём тут около двух недель, чтобы город затих, – задумчиво произнёс Рован, вытирая тарелки.

А потом? Убьёт меня?

– А потом уедем куда-нибудь. Что думаешь насчёт Канады?

Он повернулся ко мне, прожигая взглядом. В голосе не было ни спешки, ни сомнений. Только уверенность, от которой хотелось спрятаться. Я растерянно опустила голову, разглядывая изуродованный обрубок на ноге.

– Нас не пропустят на границе...

– Не беспокойся об этом, – тут же добавил Рован, возвращаясь к уборке. – Я заранее подготовился. У меня есть фальшивые паспорта.

– И как давно ты всё это планировал?

Я не собиралась оставаться здесь две недели – и уж тем более переезжать в другую страну с этим психопатом...

– Скажем так, у меня было достаточно времени, чтобы позаботиться о нашем благополучии.

Закончив с уборкой, Рован подошёл ко мне. Когда он наклонился, чтобы взять меня на руки, я испуганно сжалась, растерянно прошептав:

– Куда мы идём?

– Как насчёт того, чтобы почитать? Ты можешь выбрать любую книгу из моей скромной библиотеки.

Мы переместились в гостиную. Рован осторожно опустил меня на мягкий, но слегка затёртый временем диван.

– Я сейчас вернусь, – произнёс он и ушёл.

Когда бежать? Сейчас?

Растерянно огляделась. Нога болела, но, думаю, доковылять я бы смогла. Дверь наверняка была закрыта на замок. На окнах – решётки... Что же делать?

– Вот. Когда поправишься, сможешь подходить к стеллажу с книгами, когда захочешь. А пока я выбрал на свой вкус, – послышался голос Рована.

Он медленно подошёл ко мне, держа в руках охапку толстых книг.

– Принести плед? – заботливо поинтересовался Рован, раскладывая томики рядом.

– Да... спасибо.

Он снова скрылся в другой комнате, закопошившись в вещах. Не проверяет ли он меня?

Я с интересом пробежалась глазами по корешкам. Явно старые, но чувствовалось, что с ними обращались аккуратно. Подобраны книги были со вкусом.

– Выбрала? – спросил Рован, оставляя возле меня пушистый плед.

Я закуталась в него, как в спасательный круг. Тело всё ещё дрожало – хоть и не от холода. Но когда прикрылась, стало чуть легче.

Опомнившись, я поспешно кивнула, боясь, что его разозлит моё молчание.

– Да, вот эту... – указала на книгу Джека Лондона.

Рован удивлённо улыбнулся, взяв томик в руки.

– «Белый клык»? Одна из моих любимых книг детства. Интересно.

Он, наверное, ждал, что я спрошу у него что-то ещё, но мне не хотелось. Не хотелось ни разговаривать с Рованом, ни ощущать его присутствие рядом. Я просто молилась про себя, чтобы тот поскорее ушёл и оставил меня одну.

Заметив моё молчание, Рован отвернулся и уселся в кресло напротив.

Остаток дня он больше не проронил ни слова, чему я была бесконечно рада. Ближе к вечеру Рован приготовил ужин. Я не съела ни крошки. Но он и не заставлял – сказал лишь, что со временем я привыкну.

Это было сказано как нечто простое, обыденное. Как привыкают к новому цвету волос или новой машине. Но Рован украл у меня жизнь. Забрал её.

К ночи страх только усилился. Я не понимала его мотивов, мыслей. Пыталась проанализировать, но мне было настолько жутко от происходящего, что в голове лишь раз за разом прокручивалось то, как Рован расчленил тех двоих.

– Удобно? – спросил он, когда уложил меня на кровать.

Я сжалась в комок, натянув одеяло до подбородка. Заставила себя кивнуть.

– Ну, так дела не пойдут. Иди сюда, Виви, – сказал Рован, начав копаться в тумбочке рядом.

Когда я медленно оттянула одеяло, меня затрясло ещё сильнее. Пыталась подавить это, но, кажется, он заметил. И, не проронив ни слова, придвинулся ко мне с верёвкой в руках.

Я испуганно отпрянула, но Рован лишь сжал мои руки, туго связывая запястья.

– Вот так, хорошая девочка, – задумчиво проговорил он, не обращая внимания на мои попытки выбраться. В глазах застыли слёзы. – Ну, не смотри на меня так. Я ведь должен быть уверен, что ты не натворишь глупостей, когда я засну.

Рован методично протянул верёвку к изголовью кровати, связывая тугими узлами. Она была достаточно длинной, чтобы я могла двигаться, но встать с кровати – нет.

– Я не доверяю тебе. Кто знает, может со временем всё изменится?

Я ничего не ответила. Лишь прикусила нижнюю губу до боли, чтобы не разреветься прямо сейчас.

– Я задал вопрос. Не вежливо молчать, – усмехнулся он, выключая свет.

Матрас рядом со мной прогнулся. Я настороженно отползла на другой край кровати.

– К-конечно... – с трудом выдавила, зубы стучали друг о друга.

Тьма за окном была густой, почти осязаемой. Я лежала, прикованная к кровати, и слушала, как Рован дышит рядом. Он не спал – чувствовала чужой взгляд на себе: тяжёлый, изучающий.

– Тебе нужно немного поспать, Виви. Я не причиню тебе вреда, – вдруг сказал Рован, нарушив тишину.

Он повернулся на бок, и в лунном свете я увидела лицо Рована – не маску спокойствия, а что-то другое. Усталость?

– Тогда зачем ты держишь меня здесь силой? – голос сорвался.

Он помолчал. Потом протянул руку – я замерла, ожидая боли, но он лишь поправил верёвку на моём запястье, ослабив узел.

– Постарайся уснуть. Завтра будет легче.

Я не знала, что страшнее – боль или эта жуткая забота. С трудом заставила себя прикрыть глаза. Перед ними снова всплыли кровавые брызги, хруст кости под топором...

– Я не могу... – прошептала, сама не понимая, чего прошу. Освобождения? Смерти?

Рован не ответил. Но через мгновение его рука легла мне на волосы – тяжёлая, горячая. Не удар. Просто присутствие.

– Ты научишься, – наконец прошептал Рован.

И тогда я осознала нечто страшное: он действительно верил, что помогает.