Крысолов
Озеро ведь, как и крысы – не настоящие, а в голове детей!
Расплата. Артём Лоик.
Серый комок выпрыгнул из норы. Всего на миг замер в кромешной тьме, шевельнул розовым ухом и бросился прочь. Из тени в тень, огибая мусор и лужи, прячась от рассветных лучей. Маленькое сердце разрывалось, лапы заплетались, он устал, а ночь всё не хотела кончаться. Хотелось оглянуться, но он и так знал: они рядом.
Бегут, шепчут, скалятся, смеются. Черной волной – они тоже следуют по тени. Но солнце поднимается всё выше, и они чувствуют: добыча ускользает. Смех становится злее, движения резче, отчаяннее, опасней.
Комок бежал, чтобы однажды остановиться, увидеть, что огненный шар уже поднялся из-за горизонта и, наконец, сладко уснуть. А единственный способ выжить – добраться туда, куда сейчас катилась карета.
Неспешно, скрипя колёсами, подскакивая на кочках и ухабах, мимо небольших домов и тёмных переулков она ехала по главной улице. Эхом по спящему городу разносился цокот копыт. Карета направлялась к городской ратуше – большому красивому зданию с золотыми часами на башне, но остановилась у входа в гостиницу Х в тот самый момент, когда большая стрелка часов указала на двенадцать.
В тот момент, когда город ожил.
***
– Клара!
К карете подбежал высокий юноша, пригладил тёмные кудри и распахнул дверцу. Сердце застыло, когда нежные пальцы опустились в протянутую им руку. Ещё волнительнее стало, когда Клара вышла из кареты и замерла напротив, глядя прямо в его глаза.
Мир замер, растворился, оставив лишь их. Но:
– Кх-кхм! – вернуло их в реальность.
Клара вздрогнула, на веснушчатых щеках появился румянец, и она со смущённой улыбкой отвела взгляд.
Ах, Карл отдал бы всё, чтобы голубые озёра продолжили смотреть на него! Но в карете его ожидали, и с лёгким поклоном, он протянул руку уже матери Клары:
– Фрау Рихтер, Клара, я рад приветствовать вас в прекрасном Ратценштате.
Фрау Рихтер ничего не ответила. Лишь сделала полагающийся такому случаю поклон и равнодушно обвела взглядом город.
Не успела Клара забыть касания руки Карла, её руки к своей груди уже прижимала невысокая женщина. И хотя на губах сверкала улыбка, в её глазах читалась усталость.
– Ах, Клара! – щебетала она, – Карл безбожно врал, когда описывал вас. Но в этом есть и ваша вина. Описать вашу красоту невозможно!
– Не льстите ей, фрау Ратценбергер, – холодно прозвучало из-за плеча Клары. – Лесть вредна для юных голов.
Фрау Ратценбергер на секунду потемнела, но в следующую, забыв про Клару, она оказалась перед, как она считала, сватьей:
– Фрау Рихтер. И вы решили почтить нас своим присутствием? – С хитрой ухмылкой она добавила: – Боитесь отпускать свою дочь одну?
– Конечно боюсь, – ответила фрау Рихтер и взглянула на собеседницу так, что у той ёкнуло сердце.
– И я вас понимаю. Как мать. Но уверяю, после пары дней проведённых в Ратценштате, вы убедитесь, что это самый безопасный город.
Незаметно, они двинулись в сторону гостиной. Голос продолжал разносится по площади:
– Вы должно быть устали с дороги. Позвольте показать вам ваши комнаты, которые, по секрету, находятся прямо над моими. О, мы замечательно проведём время!
***
Ох, как ему не везло! Проникнуть на постоялый двор оказалось непросто, найти тихий угол, куда можно забиться – тоже, а теперь в комнату, что стала его убежищем, пришли люди и, кажется, не собирались уходить!
Серый комок с ужасом слушал топот гигантских ног, видел кружащиеся по комнате пёстрые подолы и чувствовал, что его сердечко не выдержит. Ах, эти голоса! Эти страшные, сладкие голоса – почему на них так хочется выйти? Почему они несут смерть?
– Мне не нравится этот город, – сказала фрау Рихтер и отвернулась от окна, задёрнув шторы, – нам не нужно было приезжать.
– Тебе не нравился ни один из посещённых нами городов, а между тем, ты ни один толком не посмотрела.
– Мне достаточно слышать их жителей. И в этом городе я слышала достаточно.
Девушка качнула головой, и медные кудряшки сверкнули на свету:
– Пару слов! Нельзя по ним судить о людях.
– Можно, Клара. Можно и нужно судить о людях по каждому их слову, потому что случайных слов не бывает, – и, укоряюще посмотрев на дочь, добавила: – Уж тебе-то это пора понять.
Девушка прошелестела платьем и остановилась рядом с застывшим комочком. А потом кровать сверху прогнулась, и юбка исчезла, оставив на своём месте лишь красные башмачки.
– Я просто не вижу ничего ужасного в том, что они сказали. Да, фрау Ратценбергер мне польстила, но лишь потому, что хотела расположить к себе. А Карл... я думаю любой юноша будет немного расстроен, когда кроме девушки получит её маму в придачу.
Второе платье оказалась рядом.
– Ты заметила, что фрау Ратценбергер живёт не в доме Карла, как мать, а на постоялом дворе прямо под нами?
– Возможно, её переселили сюда лишь на время нашего присутствия, – неуверенно прозвучал голос. Клара и сама не верила в свои слова. То, о чем она думала, сказала её мама:
– Или она всегда была в этом городе лишь гостем.
***
В комнате повисло молчание. Клара прятала взгляд, а потом и вовсе схватила подушку, сжала её изо всех сих и откинулась назад:
– Ах, мама!
Кровать так заскрипела, что комок вздрогнул, не выдержал и выскочил в центр комнаты. Замер, осознавая, что сам подписал себе смертный приговор.
– Стой! – воскликнула фрау Рихтер.
Клара резко села на кровати. Мышонок хотел дёрнуться, побежать дальше, но приказ эхом отдавался в голове: он не мог шевельнуться.
– Видишь, Клара, – холодно говорила фрау Рихтер и, точно кошка, кралась к мышонку. – В этом городе грызуны даже в гостинице.
Медленно она обходила его.
– А теперь представь сколько их на улицах.
Фрау Рихтер нависла над ним. Как же страшна она была в этот момент. Как же холодны были её глаза!
Мышонок затрясся. Он понимал – вот он, конец. На него смотрит его судья и палач. Губы женщины исказились в презрительной ухмылке.
– О, я уверена, город ими кишит.
Она занесла меч-сапог...
Но тут звук флейты прорезал воздух. Три ноты, и мышонок почувствовал свободу. В-жух – ноги вынесли его прочь.
Меч опустился туда, где секунду назад была его голова.
– Клара!
Фрау Рихтер развернулась и в гневе смотрела на дочь, что держала у губ серебряную флейту. Внутри у девушки всё сжалось.
– Это был маленький мышонок... – пробормотала она.
– Он вырастет в огромную крысу!
– Он был напуган!
– А будешь напугана ты, когда они!..
В дверь постучали. Раздался голос Карла:
– Клара? Фрау Рихтер? Я могу войти?
Фрау Рихтер замолчала, оправила платье, вернула то безразличие, что было на ней в момент приезда.
– Твой кавалер, – тихо и чётко проговорила она. – Надеюсь, что ты помнишь, что пользоваться флейтой на улицах чужого города без разрешения запрещено.
***
Они ждали. Затаившись в тенях, скрежетали зубами и проклинали тот момент, когда солнечные лучи отрезали их от того мышонка. Не дали догнать, схватить и растерзать этот серый ком. Но долго скрываться на постоялом дворе ему не дано. Его или прибьют, или вышвырнут. И вот на второй случай они ждали так терпеливо, как только могли.
Но вместо противной мыши, с постоялого двора вышел Карл, а за ним...
«Чужачка!» – всполошилась тень.
Сотни немигающих глаз следили как Карл, извиняясь, возвращается в здание, а потом выходит и дарит девушке пять белых роз, как она краснеет и смущено прячет глаза.
«Ещё одна! Весело будет!» – рассмеялись они, глядя на то, как девушка пытается поудобнее взять колючий букет. Но тут она повернулась, и тень увидела, как аккуратно её рука прячет в карман флейту.
«Опасна!» – взревела тень и бросилась вперёд, замерла у солнечной границы, заносилась из сторону в сторону. Проклятое солнце! Сейчас она всеми сердцами ненавидела этот огненный шар! «Убить! Растерзать!» – ревела тень, но девушка была слишком далеко.
Ещё пару секунд металась тень: мышь или девчонка, но потом прячась так, чтобы ни один чужой глаз их не заметил, а ни один их глаз ничего не упустил, тень последовала за людьми.
Карл и Клара шли по брусчатой мостовой, мимо кукольных домов столь непохожих, но так гармонично смотревшихся вместе, и болтали о чепухе: о погоде, городе, цветах:
– Чудесные розы! И я благодарна за подарок. Однако, если бы вы подарили их, когда мы были ещё наверху, я могла бы оставить их в вазе.
– Отчего же вы не вернулись и не оставили их там?
Клара пожала плечами и заправила за ухо прядь:
– Не люблю возвращаться. Примета плохая.
– Верите в эту чепуху? В приметы, суеверия, гадания?
Клара хотела рассказать про то, что некоторые приметы правдивы, потому что основаны на законах природы. Что значения в гаданиях обычно слишком расплывчаты, и настоящее мастерство гадалки – добыть, а потом использовать информацию о клиенте, но Карл рассмеялся:
– Как это по-женски, – и Клара замолчала.
– Была у меня тётка, – продолжал он, – мнила себя ведьмой. Ох и сумасшедшая же она была! Часто...
Клара поджала губы, отвернулась, и внезапно спросила:
– А вы какие цветы любите? Должно быть розы?
– Розы? Все пальцы исколол пока их вам нёс. Мне по душе... хм, наверно ромашки.
Клара поправила цветы на затёкшей руке и подумала, что лучше б и у неё в руках были ромашки. Надо было оставить букет в комнате, пусть и пришлось выслушивать замечания мамы: «А при мне Карл дарить цветы не решился».
– В полевых цветах есть своё очарование...
Тень была рядом.
«Какая скучная!» – шептала она.
«И всё же, какой сладкий голос! Хочу послушать поближе!» – Из тени выделился крыс, но другие схватили его за хвост и втащили обратно.
«Опасна, опасна!» – зашептала тень и стала злее.
– А в этом доме, кажется, любят герань, – Клара указала на дом, в каждом окне которого в солнечных лучах купались ярко-красные цветы. – Чудесный цветок. Запах у него, конечно, резкий, но... вы знали, что герань – символ тепла и уюта? И у него такой красивый цвет!
«Как можно так долго болтать об ерунде? Замолчи! Замолчи!»
Но в городе Клара находила мелкие детали и болтала, болтала о них. О флюгерах, о вывесках, о надписях на домах, о часах.
Тех самых, что сверкали сейчас на башне.
Карл и Клара стояли у ратуши, и смотрели на возвышающуюся на фоне яркого неба башню. Солнце было в зените, и чтобы разглядеть хоть что-то, приходилось смотреть сквозь пальцы на красную черепицу, на золотые цифры, на сине-белый циферблат, на...
– Мне кажется, или над часами есть узор? – прищурилась Клара.
– Не узор, надпись: «Ut ameris, amabilis esto».
– Чтобы тебя любили, будь достойным любви... – Клара улыбнулась и посмотрела на Карла: – Какие красивые и правильные слова.
Порыв ветра взметнул черные кудри, и Карл посмотрел на Клару в ответ. Он тоже улыбался, но в этой улыбке таилась грусть:
– Вам нравится? Это была моя идея.
Ветер стал сильнее и к солнцу подкралось тёмное облако.
– Два года назад, с этой башни сбросился парень. Он влюбился, но дама сердца не только отвергла его, но и высмеяла перед всем городом. Тогда я приказал выбить это в назидание всем, – говорил Карл, а серая пелена медленно проглатывала солнце. – Эти слова... точно насмешка над смертью. Иногда мне кажется, что я поступил неправильно, но это же, Клара, не так?
– Что ты, – сказала она и коснулась его руки.
«Что за ужасная девушка!» – подумала Клара. Она снова посмотрела на надпись, часы и башню: та показалась противной, потерявшей цвет постройкой, и тут же отвернулась, глядя Карлу в глаза.
– Что ты! Ты прав, абсолютно прав! Такие люди не заслуживают быть любимыми!
«Ну что за голос!» – снова воскликнул крыс и вырвался из тени. Другие взвились, зашипели, но не успели его поймать. Крыс пробежал через всю площадь и замер между сапог Карла, глядя на Клару, точно богиню.
Ветер становился сильнее, теперь ни единый солнечный луч не пробивался сквозь тучу. Крысы, которые только этого и хотели, сейчас замерли. Они ждали.
Карл рассмеялся:
– Я долго думал, чтобы там написать. «Влюблённые – безумны»? А может, «Любовь окрыляет»? Но потом решил, что самым ироничным будет именно эта фраза... Он был моим другом, но... каждый должен знать и принимать свои недостатки. Он был урод с гигантским носом и кривыми зубами, и я не раз ему об этом говорил. На что вообще надеялся этот Горбун из Нотр дама?
Они следили за тем, как в ужасе расширяются глаза Клары, когда она замечает крысу, как на землю падает букет, как она отшатывается, а её рука тянется за флейтой. Но Клара сжимает кулак, так и не погрузив его в карман.
– Каждый по-своему переживает утрату, – отведя взгляд, шепчет она, и крыс, тая, восклицает:
«Это ангел!»
А тень ликует:
«Своя! Эта девчонка своя!»
***
Клара медленно расчёсывалась, готовясь ко сну, когда мама спросила:
– Ну что, встретила крыс?
Расчёска замерла, а потом медленно поплыла дальше.
– Нет, – ответила Клара и, подняв взгляд, в отражении словила усмешку на лице матери.
– Крысы есть в каждом городе: этого не надо ни стыдиться, ни скрывать. И я ни за что не поверю, что ни одна из них не вышла на твой голосок.
Клара пыталась не думать об этом, но рука все медленнее и медленнее проводила по волосам, пока девушка не опустила руки:
– Если бы я могла использовать флейту!..
– Неужели сыграла бы мелодию смерти? Ты её не знаешь и учить не хочешь.
– Нет, но... – Клара обернулась, – Но я могла бы увести крысу! Далеко-далеко!
– И однажды она все равно бы вернулась.
Клара, точно цветок, поникла, а фрау Рихтер вздохнула, подошла и обняла дочку.
– Клара, крысы – это не те существа, которых стоит жалеть, – прошептала она и поцеловала в лоб.
Точно разряд прошёлся по девушке. Он отшатнулась и вздёрнула подбородок:
– Ты ошибаешься, мама. Крысы...
***
–...такие же жители города, – говорила фрау Ратценбергер во время завтрака на следующий день. Сегодня к уставшим глазам добавились и опущенные плечи, но тем не менее, она продолжала живо говорить:
– Да, назойливые, неприятные, прожорливые, но, как говорится, идеальные соседи только на кладбище. Когда приезжаешь в новый город, всегда кажется, что вокруг слишком много грызунов. Но со временем привыкаешь и, как и в своём городе, почти не замечаешь их под ногами.
– Так вы считаете, жить среди крыс – нормально, – холодно уточнила фрау Рихтер.
– Как вы сказали! – фрау Ратценбергер взмахнула руками, да так, что едва не задела Карла. Клара, сидящая напротив, хихикнула в кулак, а Карл, отвечая на её смех, драматично закатил глаза. – Нет, но парочка грызунов всегда будет вертеться под ногами – этого не изменить.
– Вам – да, – говорила фрау Рихтер, косясь на все сильнее хихикающую Клару. – Но для того и нужен крысолов: очищать город от тварей.
Карл едва заметным кивком указал на выход, и Клара улыбнулась.
– Надолго ли? Месяц, два... потом крысы появятся снова, а вот уплаченное золото – нет. Да и будем честны, город без крыс, будто и не город вовсе: не сильно они мешают. Не так ли Клара?
Клара вздрогнула и спрятала глаза.
– Простите, я задумалась.
Звонкий смех разнёсся по столовой, а потом фрау Ратценбергер сказала то, от чего Клара залилась краской:
– Что молодым до наших разговоров! У них на уме танцы, платья и поцелуи...
– Мама!
Фрау Ратценбергер отмахнулась.
– Клара, если ещё раз увидите мышь в вашей комнате, просто позовите, и мы избавим вас от её компании.
Ни в комнате Клары, ни на постоялом дворе больше ни одна мышь не появлялась. Зато по улицам бродили крысы и не стеснялись подходить к гуляющим Карлу и Кларе только для того, чтобы услышать её голос и слова:
– Вы считаете, что главное в человеке внешность, а полюбить можно лишь красивых людей... Внешность, определенно играет в любви свою роль.
Но стоило Кларе попытаться прогнать грызунов:
– Однако, при разговоре часто мы не обращаем внимание на то, как человек выглядит. То, что он говорит – намного важнее. По-настоящему мы влюбляемся не в тело, а в душу.
Как крысы цеплялись за подол платья и недовольно тянули на себя. Портить платье и прогулку войной Клара не хотела, поэтому, отпихивая красным башмачком грызунов, поднимала белый флаг:
– Но мало кто захочет узнать ближе человека, который за собой не следит...
Клара знала, что в любой момент может изменить этот город. Сражаться здесь и сейчас не было смысла.
К тому же, фрау Ратценбергер оказалась права: шуршащие лапки и писк в тени быстро стали привычным дополнением к звукам города. Они и вправду вовсе не мешали идти под руку с Карлом, прижиматься к нему и долго смотреть в прекрасные глаза. В эти моменты крысы, город, да и весь мир уплывал далеко-далеко, а возвращал его обратно только голос матери.
– Фрау Ратценбергер с каждым днём всё бледнее. Ты заметила, как она похудела? Осунулась...
Клара в это время поправляла розы: пышные, свежие, красные! Она сама не верила своим глазам, что после череды однотонных белых колючих букетов, вдруг получит яркие, очаровательные бутоны её любимого цвета.
И хотя розы все ещё оставались не её любимыми цветами, сейчас они казались самыми прекрасными на свете. Ведь ко всему, у них не было колючек!
– Это мне Флегель подсказал, – покраснел Карл, когда Клара с таким восторгом приняла букет. И, не дожидаясь вопроса, показал Кларе маленького мышонка, что она когда-то спасла из-под сапог.
– Какой очаровашка!
Кто именно: мышонок или Карл, Клара не решила до сих пор.
– Ага, – в ответ на вопрос матери кивает Клара и вдыхает дурманящий аромат роз: сладкий!
От запаха кружится голова, хочется смеяться. И сама себя не узнавая, она достаёт флейту и начинает играть незатейливую мелодию, что приходит на ум.
Но быстрее, чем фрау Рихтер успевает её остановить, Клара сама прерывает игру. С флейтой она выбегает на балкон, опирается на перила и вдыхает ночной воздух.
– Мама! Какая чудесная ночь! И луна почти круглая-круглая! Ах, вот бы сегодня был праздник, я бы пустилась в пляс!..
И девушка снова подносит к губам флейту и играет продолжение мелодии.
– Клара, тише, услышат! – мама вышла за ней на балкон.
– Ну и пусть! Пусть! – смеётся она, – На что мне флейта, если я не могу на ней играть? Ты только послушай!
От мелодии и впрямь хочется, танцевать, но фрау Рихтер осталась холодной.
– Эта флейта не для игры. Перестань, а то на площади затанцуют вовсе не люди.
А Клара лишь громче смеётся:
– Пусть веселятся и они! Чего там! Все мы жители города!
– Так ты все же прониклась её словами! Ты поверила ей! – произнёс грозный голос матери, и от смеха не осталось и следа.
– Но она же права, – улыбнулась Клара. – Крысы и вправду почти не мешают.
– До тех пор, пока не соберутся в крысиного короля. А ты мне поверь, в этом городе есть король, и он не такой безобидный, как одинокие твари. Вспомни ту, чьим словам ты внимаешь, и увидь, что происходит с теми, кто не против крыс!
И Клара вспомнила опущенные плечи, худое лицо, обвисшую, морщинистую кожу, стеклянные глаза. Поёжилась.
– Вспомни то, что произошло прямо на твоих глазах!
И Клара точно наяву увидела, как в тени столовой появляется крыса, как она запрыгивает на стол, вырывает почти что изо рта фрау Ратценбергер свежую булочку и снова прыгает в тень.
– Вспомни, что это было не раз и не два, но ты предпочитала это забыть. Не замечать. Отмахнуться.
Видя, как бледнеет Клара, фрау Рихтер вздохнула.
– Клара, тебе дана эта флейта не просто так. Ты должна видеть такие вещи первой. Ты кры...
– Я не та, кем ты меня называешь! – девушка обхватила руки плечами и отвернулась. – И я не буду делать то, что якобы должна.
– Я и не говорю тебе, – на плечи опустились мягкие руки, – Прошу лишь об одном: давай уедем из этого города. Пока не поздно. Пока король...
Но Клара вырвалась вновь:
– Нет! Я не уеду! Ни за что! Никогда!
– Да пойми же! Как только крысы поглотят фрау Ратценбергер, как только почувствуют опасность, они придут за тобой.
– Я не боюсь их! – Клара крепче сжимает флейту.
– Их слишком много.
– Я сражусь с ними! – говорит она и видит своё отражение в серебре.
Фрау Рихтер качает головой:
– Король тебе не по зубам.
Звенящая тишина стоит на балконе. Её разбивает печальный вздох:
– Просто пойми Клара, этот город не спасти.
***
– Клара, сегодня вы так печальны. Что вас беспокоит?
Они идут вместе. Рядом, но за руки не держатся. По бокам мелькают тени крыс – по плечам ползут мурашки.
– Ничего, Карл, это не грусть – лишь облака тень.
– Это облако проглотило моё солнце! Ах, не мучьте же меня, Клара! Обычно с вами так легко, а сегодня... Мне кажется, будто мы знакомы с вами вечность, но в тоже время я понимаю, как ничтожны мои знания о вас. Вы так мало о себе говорите, почему?
Клара пожала плечами:
– Мне кажется, не об этом говорят гости города...
– Ах, Клара! Опять вы забили свою голову чепухой, но впервые я так хочу услышать эти сказки! Говорите же! Выкладывайте всё, что у вас на уме!
Клара оглянулась, заметила несколько крысиных хвостов, идущих попятам, и покачала головой:
– Не здесь, Карл. Если вы действительно хотите услышать обо мне, пройдёмте к озеру, что находится за городской стеной.
Озеро встречало их свежестью, спокойствием и тишиной. Клара вздрогнула, когда услышала шорох, но то оказались листья камыша. Раздалось протяжное кваканье лягушки, и Клара успокоилась. Крысы не осмелились пересечь городскую черту, а значит, здесь и сейчас она могла быть честной.
Карл и Клара выбрали место в тени липы. Солнце медленно клонилось ко сну, порхали стрекозы, опускались на воду, оставляли круги на почти зеркальной глади, и взлетали вновь. Карл ждал, когда Клара начнёт. Девушка молчала.
– Послушайте, Карл, – наконец начала она, глядя на колышущееся отражение, – случалось ли, что тот, кому веришь и кто никогда не советовал плохого, предлагал сделать то, чего ты не хотел?
– Вокруг полно советчиков, но, если слушать всех – голова распухнет, – парень пожал плечами, – Я считаю, что слушать нужно себя и только себя, особенно, когда ты знаешь свои желания. Но мы здесь не для этого. Ты хотела рассказать о себе.
– О себе... – Клара отвернулась от озера и посмотрела вдоль дороги, туда, где был...
– Мне нравится ваш город. Когда мы подъезжали к его воротам, солнце только поднималось. Оно окрасило небо и сам город в такой чудной цвет!.. То ли оранжевый, то ли розовый, то ли красный. Я сразу поняла, что влюбилась.
Раздался тихий смех:
– Как вы поэтично уходите от темы. И давай отбросим это официальное «вы». Говори, Клара, говори ещё!
Незаметно рука Карла подвинулась к ней. Клара не заметила, как повторила движение.
– Я ещё никогда не видела таких городов. Вроде обычный, такой же, как и остальные. Но ещё ни один город я так не хотела покидать. А Вы... ты когда-нибудь выбирал между счастьем и тем, во что веришь?
– Клара, – мягко напомнил Карл, – ты обещала рассказать о себе, а снова задаёшь вопросы.
Она грустно улыбнулась.
– Кажется, я так часто смотрела чужие города, что забыла, как показывать свой...
Вернулась тишина. Но в этот раз колючая, из который хотелось вывернуться и которую хотелось разбить.
– С чего начинают? С имени, возраста... Как это скучно. – Клара смотрела на себя в отражении, и пыталась словить ответ: о чем же ей рассказать. – Разве имя и количество прожитых зим делают нас теми, кто мы есть?
Но отражение молчало.
– Нет, мы состоим из множества мелких деталек, а поэтому сами не понимаем кто мы. А вот со стороны...
Тогда Клара разбила отражение рукой, и взглянула на себя в глазах Карла.
– Кем ты меня видишь?
– Ты как та мелодия, что я слышал вчера, – не отрывая взгляда, отвечал он. – Вроде бы есть, но стоит прислушаться – ускользаешь. Клара, почему ты опять говоришь не о себе?
Но Клара снова тихо рассмеялась.
– Ты про эту мелодию? – она достала флейту и заиграла. Сначала ту короткую песенку, что сочиняла вчера, а потом тонкую, звенящую и печальную мелодию. Она рождалась из дуновения ветра и стона души.
Играть на флейте было проще, чем рассказывать о себе. Сидеть у озера было проще, чем решать.
Карл слушал, мечтательно закрыв глаза, а когда тишина поглотила последнюю ноту, прошептал:
– Как красиво! Хотел бы я вечность слушать только эту песню.
– А я бы хотела её играть... – так же тихо ответила Клара.
– Карл, ты когда-нибудь выбирал между тем, что правильно и тем, чего хочешь ты?
– Каждый день... Нет, каждый раз, когда тебя вижу! Ох, Клара!
Ей не нужно было спрашивать, что он выбирает – это и так было понятно им двоим. Их руки уже лежали одна на другой. Нужно было лишь чуть-чуть наклониться, чтобы прикоснуться к губам.
– Клара, ну расскажи, кто же ты? – шептал Карл, когда потом они сидели, держась за руки, и не замечали кровавый закат.
– Я – мелодия. И сегодня ночью ты снова услышишь меня.
А луна медленно загоралась в небе.
***
О чём думала ночная красавица, когда она занимала своё место на небосклоне, мы никогда не узнаем. Но в эту ночь, когда часы на ратуше пробили полночь, луна с небесного трона, наблюдала, как на площади появился призрак.
Он достал серебряную то ли дудочку, то ли флейту и поднёс к губам. Секунды тишины... и по городу разнеслись тонкие ноты. Луна видела, как в этот же миг на них откликнулась тень.
По подвалам, по улицам, по домам, по подворотням, зашуршали лапки. Бурный поток, точно тающие ледники, заполонил город. Серая масса текла к ратуше. К единственному светлому пятну, играющему такую чудную, манящую мелодию.
Что она обещала? Еду? Богатство? Славу? Чужое поражение? Почёт?
Всё и сразу! Каждый слышал, что желал и каждый жаждал это получить.
Каждый верил песне и каждый за ней шёл.
Поток превратился в реку, когда призрак повёл его за собой. По главной улице, вдоль домов, украшенных геранью, под лунным светом к лунной дорожке.
Он вывел их за город, довёл до озера, сам по пояс вошёл в него, и, не переставая играть, равнодушно наблюдал, как крысы одна за другой уходят под воду.
Но до того, как последняя мордочка коснулась озёрной глади, он оборвал игру. Выловил мышонка и на ладони поднёс к глазам.
На губах появилась улыбка:
– Кроме тебя. Ты мне нравишься.
***
Луна проводила призрака до постоялого двора, а потом скрылась в облаках, оставив мать и дочь... почти одних. Флегель сидел в кармане плаща и, хоть и не видел, но слышал все, от первого до последнего слова.
– Что ты наделала!
– Я увела крыс туда, откуда они сами не вернутся.
– В озеро?.. Ты увела их туда? Клара!
– Ты сама хотела, чтобы я была крысоловом, и вот, сегодня я им стала.
– Крысолов убивает и никогда, ни за что не отведёт их...
– Ах, какая разница! Город чист, мама, и это я очистила его!
– Ты погубила себя, Клара! Ты погубила Карла, город и себя! Отдай мне флейту.
– Мама!
– Отдай флейту сейчас же! Давно надо было это сделать. Ты не знаешь и не умеешь ей пользоваться. Завтра же мы возвращаемся домой...
– Все, что я делаю, не так! Не ловлю крыс – тебе не нравится, увожу их – тоже. Зачем ты вообще со мной поехала? Какое тебе дело до моей жизни? Я сама знаю, как мне поступать! Я умею жить. – слова на миг застывают, чтобы прозвучать вновь: – Лучше б ты осталась дома.
В этот же миг Клара выбежала из комнаты и на зло маме всю ночь бродила по городу, играя песни. Грустные и весёлые, простые и сложные, громкие и такие тихие, что лишь Флегель слышал их.
Но утром пришло время прощаться. Мышонок выпрыгнул из кармана и побежал домой.
Но там его уже ждали.
***
Этот день мог быть лишь прекраснее, если б Карл снова встретил её с букетом роз, а не хмурым взглядом. Но Клара была так счастлива, что и не заметила этого. И даже фразы:
– Ну и где же вы были? Вы сказали «сегодня ночью»: я вас ждал, – не показалась ей странными.
– А ты разве не слышал? – рассмеялась она и любовно оглядела пустые улицы, – Я играла на флейте!
Карл скрестил руки на груди.
– Да, но у озера, я уверен, вы имели ввиду не эту игру.
Клара лишь отмахнулась:
– Я сказала то, что хотела, – и вдохнула полной грудью: – Ты чувствуешь это, Карл? В городе дышится по-иному!
– Вот уж точно. Кругом запах позора. И как я смел надеяться! Как смел мечтать!
– О чем вы?
Карл схватился за голову:
– Нет, прощения мне и не будет! Я сражён и мой путь, как путь друга, лежит лишь на часовую башню.
– Почему, Карл?
– Потому, что посмел подумать, будто вы меня любите.
– Но я люблю тебя, – Клара и сама удивилась, как легко признание слетело с её уст.
Но Карл замотал головой:
– Не лгите! Такая девушка, как Вы, не может меня любить.
– Почему?
– Если б ты любила, ты бы пришла!
– Но я не пришла лишь потому, что люблю! Я...
– Что за дурная логика! – отвернулся Карл, – Оставьте, Клара. Я смогу с этим жить. Я давно свыкся, что ни одна...
И тут Клара увидела, как в тёмном углу, глядя на них, скалит зубы и хихикает...
– Крыса! Откуда она здесь?
Клара выхватила флейту и хотела приложить к губам, как вторая крыса спрыгнула с балкона и выбила серебро из рук. Тут же появилось ещё несколько грызунов, и подхватив флейту, скрылись во тьме.
– Эй! – только и смогла воскликнуть Клара, а потом бросилась за ними.
***
По теням, по переулкам, по которым ночью из города уходили крысы, Клара неслась за чудом уцелевшими тварями. «Не должны были! Не должны! Мелодия была сильна!» – думала она, но доказательство того, что неправа, сверкали лапами.
«Оши-и-иблась! Слаба-а-а!» – кто-то зашептал на ухо, и Клара мотнула головой. Только голосу было все равно, он продолжил: – «Не спра-авишься. Не догонишь!»
В дом, в ещё одну дверь, в подвал, и когда Клара почти схватила за хвост этих тварей, один за другим крысы сиганули в нору. Флейта упала за ними. Раздался грохот, и Клара осознала, что оказалась в кромешной темноте.
– Ну здравствуй, Кла-ара, – раздалось отовсюду.
Не видно ни зги. Лишь что-то легонько касается то ноги, то руки, то платья. Пыльно и сухо. Хочется чихнуть.
– Ты что-то потеряла? – смеётся голосок, слышится топот тысячи ножек, и в темноте сверкает серебро – её флейта.
– Верни! – кричит она, бросается за ней, хватает лишь тьму.
Смех становится громче.
Мерзкий, тошнотворный, он нарастает и уже хочется зажать уши, свернуться клубком, зажмуриться. Но в момент, когда кажется, что от смеха лопнет голова – взрывается тишина. И лишь тихий, едва уловимый шёпот звенит в воздухе:
– А ты вернёшь, что забрала?
Вжух: мир перевернулся. Кто-то подхватил Клару с другой стороны и запищал:
– Клара, ты ведь нравилась нам! Правда-правда, иначе твоя жизнь здесь не была б такой простой. Но, ты... ты решила нас предать.
Голос меняется, становится грубым и резким. Он говорит рядом, за плечом:
– Где мои слуги? Я чувствую, знаю: они ещё живы! Что ты сделала с ними, девчонка?
– Городу без них будет лучше, – оборачивается Клара, но не видит никого. А голос продолжает говорить:
– Тебе ли решать! Ты здесь никто и никем не будешь!
А третий голос кривляется:
– Но себя-то мы считаем спаси-ителем!
Тут что-то холодное касается шеи, и Клара замирает. Резкий голос говорит:
– Слушай сюда. Или ты до полуночи возвращаешь мне моих слуг. Или я лично тебя растерзаю. Усекла?
Холодный предмет от шеи убрали, а в руки впихнули что-то колючее – Клара вскрикнула и разжала их – оно упало на пол. Послышался тоненький смех, и вместе с ним твёрдый голос:
– Жду.
Когда медленно открылась дверь и луч света проскользил к Кларе, она увидела, что её руки исцарапаны до крови, а под ногами букет черных роз. В этот букет воткнута флейта.
И маленькая записка: «Твоё желание исполнено».
***
Кларе казалось, что её преследуют крысы даже тогда, когда она захлопнула дверь свей комнаты. Быстро оглядевшись, она бросилась к кровати. Со словами:
– Мам! Я готова! Я хочу знать мелодию смерти... – дёрнула спящую фрау Рихтер, но та развалилась горой подушек. Обойдя пустые комнаты, Клара почувствовала страх, не найдя маму во всей гостинице, её накрыл ужас. А когда услышала спокойные слова фрау Ратценбергер:
– Её попросили удалиться, – чуть ли не упала там, где стояла.
– Она не могла, не могла уехать!
«Ей помогли,» – вновь зашептал крысиный голос в голове. – «Вежливо попросили. Точно так же, как ты попросила на-ас».
И фрау Ратценбергер подтвердила:
– Утром её вывели солдаты. У фрау Рихтер больше нет права находиться в этом городе.
«Это сделал крысиный король...» – мелькнуло в голове Клары. И тут она поняла ещё кое-что – «Но настоящий хозяин города – Карл! Он может всё исправить!»
Клара искала по всему городу, но так и не нашла Карла. Лишь его тень, бредущую со стеклянными глазами по улицам, и бормочущую себе под нос.
– Карл! – закричала она, когда, наконец, почти его догнала. – Позови крысолова!
Он даже не остановился, не обернулся на её отчаянный голос.
– Пожалуйста, позови! – ей все никак не удавалось его догнать... – В городе крысиный король! Он губит его!
– Ах, Клара, отстань, – равнодушно ответил он. – Тебе не остановить меня чудными сказками.
– Это не сказки! – Клара схватила Карла за руку и дёрнула на себя, – Карл, да что же с тобой?
Но тут же девушка отшатнулась.
На плече Карла, ухмыляясь, сидела крыса. Её шёпот и его движения губ слились в одну фразу:
– А то, что, Клара, ты решила увести крыс!
И голос в голове, смеясь, зашептал:
«Виновата. Во всем виновата сама-а!»
Солнце медленно клонилось к западу. Оно опускалось все ниже, пока в один момент, вспыхнув в огненной полосе, не сгорело дотла.
Власть передана ночи.
***
Медные волосы стянуты в косу. Платье превратилось в черный костюм. В руках – серебряная флейта. На плечах – алый плащ крысолова. Красные, как кровь, ботинки ступают по мостовой.
На ухо шепчут: «Кто ты, чтобы с ним тягаться? Он проглотит тебя целиком и флейты не оставит! Сдайся!»
– Никогда, – отвечает Клара и продолжает идти.
«Выведи нас, отдай флейту, преклони колени и поклянись, что не предашь его, больше не сыграешь ни одной мелодии...»
– Я сыграю. И первая же песня будет подарена ему.
«Ты не знаешь, как его победить, глупышка! Ты идёшь на смерть!»
Но глаза сверкают:
– Я иду вернуть своё счастье.
***
Стоило Кларе встать в центре площади, как тени зашевелились. Из-под города, вылезли тысячи крыс, собирались в стаи, стаи собирались в полчища, полчища в короля. Заполонив всю площадь, возвышаясь над домами, закрывая луну, король навис над Кларой:
– Ты решила, – прошептал он.
Клара сглотнула.
«Сдавайся!» – в голове шепчут крысы.
«Соберись!» – говорит она себе. И её голос становится твёрдым:
– Оставь этот город, король, и я пощажу тебя!
Город затрясся в хриплом смехе.
– Глупая девчонка! Верни слуг, и я позволю тебе остаться здесь.
– Я сама решу, где мне быть. А ты должен быть аккуратнее в словах. Я – крысолов!
И снова город над ней смеётся.
– Ты – тень крысолова. Та, кто получила флейту, но так и не узнала главную мелодию. Мелодию, без которой все патроны флейты холостые.
– Я знаю достаточно, чтобы...
– Вернуть моих слуг и навсегда выкинуть песни из головы, – резко звучит голос, но вдруг смягчается:
– Зачем ты это делаешь, Клара? Мы ведь знаем: ты нам не враг. Ты не хочешь каждый день приходить в новый город, чтобы за ночь очистить и покинуть навсегда. Ты не против крыс, ты понимаешь, нас, Клара. Ты не такая, как твоя мать.
Крысы, точно сирены, манят, поют, ведут за собою, кружат в водовороте:
– Сдайся, и я буду так благосклонен, что позволю Карлу думать, будто и он может быть любим.
– Будто однажды утром он сможет проснуться, а рядом будешь ты.
– Будто, это случится ни раз и не два, а каждое утро до самой его смерти.
Клара сжала флейту:
– Он поймёт это без вас.
И слышится тихий смешок:
– Думаешь? Посмотри туда!
На башне ратуши, над часами, над золотой надписью, стоял Карл. Он глядел вдаль и беззвучно шевелил губами. На его плече всё ещё сидела крыса. Она что-то шептала.
– Знаешь, что он слышит? – усмехнулся король и зашептал эти же слова Кларе, – «Посмотри на себя! Чем ты лучше него? Такой же неудачник, такой же слабак, мямля. Такой же урод».
– Ты не убьёшь своего хозяина...
– От чего же? Rex mortuus est! Vivat rex! ! Я стану единственным правителем города.
Клара холодеет.
– Не слушай его, Карл! – кричит она, но Карл не слышит. Тогда она обращается к королю:
– Не смей заставлять его так думать!
– Для этого он меня и вырастил. Чтобы каждый день, миг, час, я стоял за его спиной и шептал: ничтожество, мерзость, дрянь! Чтобы я ловил каждое подходящее слово, а противоречащие отбрасывал. Чтобы выворачивал все, что ему говорят, наизнанку. Но тут появилась ты!..
– Сдайся, Клара, и Карл останется жив. Сдайся и всё будет как прежде.
Клара смотрит на то, как с каждой секундой Карл все ближе к обрыву, она смотрит на то, как с каждым мгновением король становится всё сильнее...
– Ты уйдёшь под город?
– Если ты вернёшь моих слуг.
– И мы с Карлом снова будем вместе?
– Да-а, да-а! Только верни! Верни же их!
Клара вздохнула:
– Хорошо.
Медленно она поднесла флейту к губам.
Наружу вырвался тихий звук. Тонкий, нежный, ласкающий. Совсем не тот, что звал крыс за собой. Эта мелодия предназначалась не крысам.
Из потока серых хвостов выделился мышонок. Быстро-быстро перебирая лапками, он забежал в ратушу, окрылённый мелодией, за какие-то мгновения по ступенькам добрался до вершины башни. Вскарабкался по костюму и сбросил застывшую крысу с плеча.
Тут глаза Карла широко распахнулись. Он вздрогнул, отшатнулся от края, и увидел Клару. Над ней навис король:
– Что ты сыграла?!
– То, что намного сильнее смерти.
– Я растерзаю тебя...
– Стой! – закричал Карл с башни. – Не трогай её!
И король замер. Завис ужасающей волной прямо над Кларой.
***
Карл быстро спустился на площадь: Клара бросилась в его объятья.
– Карл, он управлял тобой, но сейчас, сейчас мы сможем его победить! Вместе!
Глаза короля сверкнули. Он сморщился, нырнул за спину Карла и испугано зашептал:
– Посмотри на костюм... Посмотри во что она одета!
Карл отстранился. Удивлено он разглядывал красный плащ:
– Клара, ты... ты крысолов?
– Да! Я хотела рассказать...
Король осмелел, голос стал быстрее, твёрже:
– Она увела крыс. Той ночью, он сделала это сама. Нарушила все законы: не спросила, не узнала, хочешь ли этого ты...
– Посмотри! До сих пор сжимает флейту. Ей не нравится твой город и его нагло меняет.
– Она изменит тебя! Переделает как тесто, а ты и не заметишь.
Карл нахмурился:
– Это правда?..
– Эти крысы управляли тобой. Они...
– Она опасна! – растёт король, – Она боится нас и владеет флейтой. Прикажи ей вернуть крыс, а после прогони прочь.
– Клара, почему ты не сказала? – спрашивает Карл и нежно сжимает руку. – Если б я знал, что ты боишься крыс, я бы давно тебе всё объяснил.
– Боюсь? Я не боюсь их! Карл, я хочу тебе лишь блага! Не веришь мне, посмотри на свою маму! Крысиный король высосал её почти до дна!
– Не волнуйся, Клара, – руку гладит рука, – король лишь следует моим приказам.
Сердце пропускает удар.
– Фрау Ратценбергер...
Карл кивает:
– Это она подарила мне короля ещё мышонком. Я вырастил его, и теперь так благодарю маму. Она, наверно, и сама не подозревала о своём подарке, но разве это её оправдывает? Ab altero expectes, alteri quod feceris.
Клара делает шаг назад.
– Карл, ты должен это прекратить. – голос превращается в шёпот. – То, что ты делаешь неправильно.
Но в голосе Карла лишь удивление:
– Разве она не должна нести наказание за свои ошибки?
Глаза девушки расширяются, она все дальше отступает.
– Все мы ошибаемся. Нужно уметь прощать...
– Пожалуй, – пожимает он плечами. – Если ты хочешь, то я оставлю маму ненадолго.
Клара мелко трясёт головой:
– Это крысы, крысы, говорят в тебе...
– Клара, в той мелодии, что я сейчас услышал... Так ты правда меня любишь?
Клара сдавленно то ли кивнула, то ли мотнула головой. Она уже не знала ответа.
– Ах, я так счастлив! Клара, ты даже не представляешь как! Но... Тебе не нравится мой город. Я не знал, что с ним что-то не так. Скажи, что сделать мне ещё, чтобы изменить его? Я хочу, чтобы тебе было комфортно, каждое мгновение, что мы будем вместе.
Клара застыла.
– Прогнать крыс? Избавить его от крысиного короля? Я готов, ты только скажи, я изменюсь!
– Дурная девчонка! – взревел король, и бросился на Клару.
***
Алый плащ развивался в ночи. Всего на миг остановился в кромешной тьме и бросился прочь. Из света в свет, перепрыгивая мусор и лужи, прячась от тени, выискивая лунные пятна.
Сердце разрывалось, ноги заплетались, она устала, а ночь только началась. Ей не надо было оглядываться, чтобы знать: они рядом.
Бегут, шепчут, скалятся, смеются. Черной волной – они следуют по тени. Но луну проглатывают тучи, и крысы чувствуют: добыча не уйдёт. Смех становится злее, движения резче, опасней.
– Беги, Клара! – ревут они, а голос в голове добавляет:
«Ведь некуда бежать!»
Тысячи крысиных зубов, хвостов, лап гонят крысолова. Кусают плащ: по городу разлетаются клочья красной ткани.
«Глупая, глупая Клара! Могла бы сдаться, могла бы сбежать, и тогда б осталась цела».
«Спряталась бы на постоялом дворе, сбежала б в озеро, не приходила б сюда и не стала б жертвой охоты!»
«Оступилась б от себя и осталась б жива!»
Над городом проносится воинственный клич, и крысы радостно отвечают ему.
Клара бежит, чтобы однажды остановиться, увидеть, что кровавая луна вышла из-за облаков и, наконец, тяжело вздохнуть. А единственный способ выжить – добраться туда, куда вчера ушли все крысы.
Куда она сама их увела.
– Клара, постой! – звенит голос Карла, – Они тебя не тронут!
Но Кларе не хочется остановиться, наоборот, быстрее бежать.
– Не тронем! Не тронем! – хохочут крысы, – Всего-то съедим флейту и откусим язык!
Бежать, пригнуться, отскочить, споткнуться, снова бежать... От плаща остались лоскуты. Теперь по улицам бежит черный ком. Влево, вправо, прямо, направо... Вверх, вниз, в дом, на улицу...
«Где выход?» – стучит в голове, а крысиный хор в ушах услужливо подсказывает:
«Налево! Налево беги!»
«Нет, направо! Сверни туда!»
«Но лучше беги прямо! Беги прямо им в пасть!»
Тут на плечо запрыгивает Флегель.
– Направо, – шепчет он, и Клара слушает его.
«Предатель!»
Из тени в тень, из тени в тень, из тени... Город расступается: перед Кларой появляются ворота. Она едва успевает выскочить до того, как с грохотом захлопнутся створки.
Город остаётся позади – черное пятно облегчённо вздыхает.
***
Крысиная волна бьётся о ворота.
«Упустили!» – кричат одни.
«Пускай катится!» – кричат другие.
– Пропустите! – и крысиный поток разделился, пропуская Карла.
***
Карл успел к озеру в тот момент, когда Клара была в нем по колено. Медленное, едва передвигая ногами, она шла к глубине.
– Клара! – закричал он, – пожалуйста, если ты мне ещё веришь, прошу, вернись!
Но девушка продолжала входить: вода уже по пояс...
– Я изменюсь, обещаю! Дай мне второй шанс! Скажи, что мне нужно сделать! Крысиный король не тронет тебя, клянусь!
Она его не замечает: вода уже по горло.
– Клара... – звучит голос так, что от него сжимается сердце, – Ты же... ты же любишь меня.
Клара остановилась.
Медленно она обернулась и посмотрела Карлу в глаза.
– Карл, ты ими не управляешь, – устало сказала она и откинулась назад.
***
Озеро выплюнуло её с другой стороны. Там, где луна не была кровавой, там, где знали, что Клара – крысолов, там, где за ней никогда не гнались крысы.
Город следил, как возвращалась хозяйка: мокрая, разбитая, усталая, едва волочащая ноги, но сжимающая флейту так, что белеют костяшки. Город видел, как к ней подбегали мышки, как смеялись:
– А Клара проиграла! А Клару не любят! А Клара осталась одна!
Но едва слышный шёпот:
– Прочь, – и мыши исчезали в тени.
Вместо них, из-под улиц города выползли крысы, собирались в стаи, те в полчища, полчища в короля. Он навис над Кларой, но та лишь устало вздохнула.
– Они правы! Я опять проиграла! Я не смогла!..
– Поражение лишь ступень, – обволакивает её шёпот крысиных голосов, – Посмотри на то, чему ты научилась. Ты привела сюда чужих крыс.
– И стала слабее. О, как же гадко было сомневаться в себе!
Король смиренно кивает:
– Они скоро заговорят по-другому. Дай нам время, Клара.
Девушка грустно усмехается и ловит своё отражение в грязном серебре. Потемневшие мокрые волосы, грязное, исцарапанное лицо, жалкий лоскут, больше похожий на уродливый воротник, чем плащ. Хорош крысолов!
– В том городе я оказалась бессильна. Неужели без мелодии смерти я, действительно, не могу ничего сделать...
– Ты должна, Клара! – проносится по городу шёпот.
– Помоги им, спаси!
– И не смей сдаваться!
Крысиный король отвечает:
– Да в других городах ты слаба, но не здесь. Нужно лишь попробовать ещё раз.
Крысы шепчут:
– Ты сразишься не с крысами...
– А с людьми.
– Там, где крысы не помешают...
– А помогут.
На плечо снова запрыгивает Флегель и нежно трётся о щеку.
– Мама, фрау Ратценбергер, Карл – все они придут на твой голос, – говорит крысиный король.
– И увидят, каким должен быть город.
лат. Король умер! Да здравствует король!
лат. Не дари другому того, чего бы сам не хотел получить.