О благоухающей тьме и змее рассвета

Сидеть неподвижно не то чтобы проблема для Тэхёна (ещё и после столь длительной «прогулки»), он давно уже в деталях познал дзен (погрузился в нирвану, возлюбил пофигизм и т. д., и т. п.), но одно дело — просто сидеть (не отбрасывая тени), набираясь сил (ну или же наблюдая за прекрасными хрупкими девами в неглиже), а совсем другое — сидеть (причём на жопе смирно) и ждать не пойми что (или кого). Разница же налицо! К беззащитному (словно новорождённый котёночек) нему кто-то (совершенно бессовестно и нагло) лез в окно! И лез явно не с намерением подружиться и испить на брудершафт (а потом смачно засосаться) божественный нектар, именующийся в народе самогон (он бы, к слову, с радостью испил, будь у него такая возможность). Если он сейчас всё почуял правильно и его ночной «гость» действительно нечисть, значит, пришёл тот исключительно во имя разборок. Прознал, видать, треклятый перелесник, что он уже на местных девок глаз положил, и явился петух огненный заявить на тех свои права. Ага, сейчас! Он не отступит! Он здесь папочка! Все красотки его! А кто не согласен — упокоятся с миром. Он этой целью лично озадачится. И да, силёнок хватит.

Тихонько встав на ноги и по стеночке (хотя эффектнее, конечно, было бы по потолку, но он так-то не Артём Пивоваров) подойдя к окну, Тэхён замер в шаге от подоконника (ты смотри, краска по бокам облезла, и кто теперь исправлять это будет?), и невольно нахмурившись (может, с Юнги поговорить? Вдруг по доброте душевной тот ему подоконник покрасит?), задумался о том, а что, если это не перелесник к нему в дом лезет, а домушник? Услышал негодяй проклятущий, что бабка кони двинула, и решил прибрать к рукам всё, что криво лежит. Страх-то какой! Нужно срочно что-то делать. А то так недолго и без любимого горшка с цветком остаться (что он тогда будет на головы самосёлам скидывать?). Собравшись с мыслями и вальяжно выйдя из тени на свет (спасибо, что не божий), он с вызовом посмотрел на незнакомого смазливого мужика, уже на половину залезшего к нему в дом, и хрипло проговорил:

— Христос Воскрес!

— Во истину воскрес, — заторможенно ответил незнакомец, во все глаза глядя на него. Что, не ожидал? Ну да, не Пасха сейчас. И что с того?

Ты смотри! А его-то видят! Причём прекрасно. Во как глазища выпучил! Значит, не домушник это всё же (повезло, повезло, любимая герань останется с ним), а перелесник! Как там Афанасий Фет писал в году так тысяча восемьсот сорок седьмом (сколько же ненужной информации у него в голове?)? Чуть вечернею росою осыпается трава, чешет косу, моет шею чернобровая вдова. И не сводит у окошка с неба темного очей, и летит, свиваясь в кольца, в ярких искрах длинных змей. И шумит всё ближе, ближе, и над вдовьиным двором, над соломенною крышей рассыпается огнем. И окно тотчас затворит чернобровая вдова; только слышатся в светлице поцелуи да слова. Ах, вот как с него списано же! Он ведь тоже чернобровый. Ещё и вдовец (хвала небесам!). Только крыша у его дома не соломенная (да, была когда-то давно, но кто об этом вспомнит?). И целоваться со змеюкой он не собирается (даже если тот, не дай бог, его покойной женой обернётся). Но это так... мелочи! Закрыть окно ему точно ничего не помешает. Как говорится: ловкость рук (в его случае мысли) и никакого мошенничества.

Ослепительно улыбнувшись перелеснику (а морда-то у того совсем не местная, залётный, что ли?), Тэхён сконцентрировал свой взгляд на тяжёлой подкове, весившей над окном (а ведь говорил старой кикиморе: топор вешать нужно!) и за считанные секунды расшатав её, скинул аккурат на голову своего «гостя» (ай да меткость, ай да он молодец, сразу видно радушный хозяин). Не без удовольствия глядя на то, как шипя и матюкаясь, перелесник свалился с окна во двор (осветив при этом полдеревни своим огнём, спасибо хоть дом не поджог), он быстро закрыл окно (хватит на сегодня с него знакомств. И на завтра, кстати, тоже) и, вернувшись на старенький диван (перебраться, что ли, на печку? Там обзор получше будет), наконец расслабился. Йо, а вечер-то удался! Он и петуха огненного пошугал, и от ржавой подковы избавился. Ещё немного и порядок в доме наведёт (да такой, что Маруську не стыдно привести будет). Чертополох, полынь, чеснок, хрен — везде развесит, чтобы больше никакая нечисть к нему на порог не совалась. Да, дел у него ещё много. Но ничего, времени на всё это у него тоже предостаточно (сколько там Маруське? Лет девятнадцать? Не критично ещё).

— Я-таки имею вам кое-что сказать, — донеслось со двора. Громко и возмущённо. — С дорогими гостями так никто не поступает.

Чё? Это что за рандомный набор слов он только что услышал? Кто в интеллигентном обществе так вообще говорит (ну, кроме Юнки и Юнги, те, когда сорятся, похоже изрекаются)? Точно не сыновья здешних гор (фрас би їх морив). Значит, не показалось ему. Перелесник-таки залётный. И даже понятно, с каких краёв тот будет (вот же понаехали восточные жители, на поезд мозгов сесть хватило, а родной язык выучить — нет). И чего только это чудо-юдо в горы понесло? Море больше сердцу не любо? Улица, улица, улица родная, Мясоедовская улица моя — слух не радует? Или же от ТЦК тикало и Дземброню с румынской границей перепутало (позвонить, что ли, на Заньковецкую, подсказать, где их беглец?)? Ох, каким бы ни был ответ на все эти вопросы, ясно одно — быть беде. Как пить дать — быть беде. От любителей черноморской креветки другого ждать не стоит. Сначала они тебе: «Не важно, на каком языке говорить», а потом бац, и ты без трусов! Не буквально, конечно... А финансово! Ибо «Это таки вам надо, но вы ещё не знаете»! Он знает, про что говорит! Юнги ему так прошлым летом три ящика кабачка втюхал! И он взял! Кабачки — это же мастхев для призрака!

— Слушай сюда, слушай здесь! — всё не унимался перелесник.

Пардон? Когда это они успели перейти на «ты»? Может, стоит выйти во двор и преподать перелеснику урок хороших манер (родного языка, кстати, тоже)? Хотя нет, слишком много чести (да и сил на это нет). Лучше забить. Забить и подумать о чём-то более приятном (про Маруську, например). Ніч яка місячна, зоряна, ясная! Видно, хоч голки збирай. О, может, послушать радио? «Говорить українське радіо» — это же именно то, что ему сейчас так нужно! И последние новости узнает, и музыку хорошую послушает (и крики перелесника заодно заглушит). Если повезёт, и на радиоспектакль попадёт. На той неделе вот «Тени забытых предков» были. Интересно до жути! На этой «Каменный крест» обещали. Главное только, чтобы опять «Кайдашеву семью» в эфир не пустили. А то эта пытка похлеще разговора с перелесником будет. Хотя вот что любопытно: той весной Маруська с девчонками активно эту самую «Семью Кайдаша» обсуждала, но! Там была целая куча незнакомых ему героев. Какая-то Ким, Хлоя, Крис — кто все эти люди? А какие там кипели страсти! Мама не горюй! Он так заслушался, что аж на девичьи попки глазеть перестал (а такое с ним бывает редко!). Либо по радио крутят что-то не то (цензура, чтоб её), либо у Нечуй-Левицкого две кардинально разные версии этой повести. Ему остро нужна вторая. Причём срочно!

— Мой дорогой, ты таки не прав, — кулаком постучав в стекло, проговорил перелесник. — Не делай мне нервы! Выходи!

Вот же прицепился, как банный лист! Не перелесник, а проклятье какое-то! Может, карпатские сказанья по-своему были правы? Там же говорилось, что перелесник приходит к тем, кто тоскует, и шепчет слова, и вдруг ночь становится жаркой, а рассвет уже не нужен. Он тоскует. По Маруське. Ещё немного по молодой Ольге Сумской (в «Роксолане» она была огонь-огонь!). Ночь, конечно, и так жаркая, лето же! Но чем чёрт не шутит? Ладно, так и быть, выйдет он на пару минут, раз петух огненный так просит. Да, он сегодня добрый. Акция эта единоразовая, кстати. Пусть порадуется немного «человек». Бодренько подскочив на ноги (вот что стены родные с ним творят!) и не открывая дверь (да и зачем?), выйдя на улицу, он с ног до головы оглядел сбившего свои биологические часы петуха (пять утра ещё не скоро! Или во сколько там орать начинают будущие перьевые подушки?) и, лишь чудом удержав на лице маску равнодушия (а перелесник-то оказывается ого-го! Высокий, красивый, статный, волосы длинные, цвета чёрного, как тэхёнова душа, густые и гладкие, спадающие на спину, фигура стройная, но сильная, с хорошо очерченными мышцами. М-да... теперь понятно, почему девки по нему ссут кипятком), проговорил:

— Ґута би тя вбила!

Да он сама вежливость. Это, походу, луна так на него сегодня влияет.

— А? — захлопал длинными ресницами перелесник. — Do you speak Ukrainian?

Чё (дубль два)? Говорит ли он по-украински? Это шутка какая-то? Он гуцул в н-ном поколении! Конечно, говорит! И не только на украинском, но ещё и на староукраинском! Да он хоть сейчас стих Дамиана Наливайки «Прозьба чите́лникова ώ ча́съ» продекламировать может на языке оригинала! Так, Тэхён, спокойно! Держи себя в руках!

— Ты блаженный, да? — не смог не съязвить Тэхён.

— Говоришь, значит, хвала нечистой силе! — просиял перелесник яркой звездой. — А то ты мне «Христос Воскрес» вроде на нормальном языке сказал, а потом шо-то совсем непонятное выдал. Ґута — это вообще шо?

— Инсульт, — словно деревенскому дурочку, пояснил Тэхён. — Это если кратко.

— А... — задумчиво протянул перелесник. — Я, конечно, слышал, шо местный диалект — это ни в дугу с литературным языком, но не думал, шо настолько...

— Ой, не тебе, птица залётная, о языке говорить, — закатил глаза Тэхён.

— А чё это я сразу залётный? — насупился перелесник. — Местный я. Всегда тут жил. Ну не совсем тут... неподалёку.

— Неподалёку говоришь? — хмыкнул Тэхён. — Километров так восемьсот сорок пять?

— Ближе, — закашлялся перелесник. — Если по прямой. Я, кстати, Чонгук.

— Ну по имени сразу видно, что ты местный, — не смог промолчать Тэхён. Бля... кто бы говорил, а он бы молчал. — Я Тэхён.

— По-твоему тоже, — расцвел мальвой Чонгук. — Приятно познакомиться.

— Не могу сказать того же, — сложив руки на груди, промолвил Тэхён. — Так зачем ты пожаловал? Дев у меня в доме не водится. Последнюю вперед ногами буквально на днях вынесли. Или всё дело в Маруське?

— Не знаю никаких Марусек, — выпятив грудь, промурчал Чонгук. — Я к тебе пришёл. Увидел три дня назад в лесу и не смог забыть. Ты такой цимес! Глаз не отвести! Иди ко мне, я тебя везде приласкаю и покажу дорогу в рай.

— Ты больной? Я мужик, — опешил Тэхён. Мама дорогая... за какие грехи ему всё это? — И не нужно мне в рай! И на грешной земле неплохо.

— Ясен пень ты мужик, — приподнял бровь Чонгук. — Тебя с девкой перепутать нереально. И зря ты от рая отказываешься, один поцелуй — и вовек меня не забудешь. Проверено.

— Да, я слышал о таком, — нервно прыснул Тэхён. — Был он не человеком, а пламенем. Кто коснётся его губ, сгорит, но счастье перед смертью будет сладким. Спасибо, мне такого не нужно. Я и так мёртвый.

— Если ты мёртвый, так и бояться не стоит, — змеем-искусителем прошипел Чонгук. — Иди ко мне!

— Вот же! Так ты не только залётный, но ещё и бракованный? — возвёл очи к небу Тэхён. — Перелесник-гомосек... Мир сошёл с ума.

— Ну шо я могу тебе сказать? — пожал плечами Чонгук. — Местные девули в полной безопасности, можешь не беспокоится за ту крысу рыжую. Я только твой! Не волнуйся ни о чём, дядя меня предупредил, шо мужчина ты немолодой, с характером, лютый интроверт. Мне всё нравится. Я готов своим пламенем растопить лёд внутри тебя.

— Крыса рыжая? Это ты о Маруське? — медленно переваривая услышанное, спросил Тэхён.

— О той девке, что ты сегодня домой провожал. Я всё видел.

— Тот вихрь над полем — это был ты!

— Я, — довольно кивнул Чонгук. — Не знал, где ты живёшь, вот и проследил незаметно.

— Незаметно? Тебя вся деревня видела! — невольно повысил голос Тэхён. — Мои красотки посидеть от такого стресса могут!

— Да плевал я на этих баб, — скривился Чонгук. — Как говорит дядя: «Сиськи неровня члену». И я с ним полностью согласен.

— И кто твой дядя? — почуяв неладное, спросил Тэхён.

— Сокджин. Знаешь его?

— Волколак, оголубивший Намджуна?

— Он, родимый.

— Уйди от меня, вдруг это заразно, — лишь чудом не перекрестился Тэхён. — Хованец был нормальным мужиком, и вот тебе на! Ваша семейка страшная!

— От судьбы не убежишь.

— Я не голубь и никогда им не стану!

— Ты, конечно, мужчина видный, но характер у тебя — ни в дугу! — рвано выдохнул Чонгук. — Такой геволт на ровном месте устроил. Ясень пень ты голубь, перьев же нет, ты призрак. Но для меня это не проблема.

— Ты сам себя слышишь?

— Знаешь, как я волновался, готовясь прийти сюда? — совсем по-детски надулся Чонгук. — Но ничего, я готов за тобой ухаживать.

— Умоляю, не нужно!

— Скажи мне, Тэхён, что бы такого мне принять для храбрости, чтобы вновь прийти сюда и не бояться быть отвергнутым?

— Прими язычество, — как нечто само собой разумеющееся, проговорил Тэхён.

— Как-то не по-христиански это, — скуксился Чонгук.

— Ты перелесник, какое в жопу христианство? — обалдел Тэхён. — Ты девок со свету сводишь!

— Это не я! Они сами! Нравлюсь я им сильно, — отмахнулся Чонгук, задрав на животе просторную рубаху. — И тебе понравлюсь! Ну же, подойди ко мне поближе и рассмотри получше то, от чего с дуру решил отказаться.

— Да уж, не суждено тебе дожить до седых волос, — покачал головой Тэхён. Прессом его ещё никто не соблазнял, только сиськами...

— Я так рано умру? — напрягся Чонгук.

— Нет, просто облысеешь, если ещё оголишь хоть кусочек своего тела.

— Да ну? — приподнял бровь Чонгук, высвобождая огонь из себя. — Так лучше видно?

— Ну как тебе сказать? — выдохнул Тэхён, оглядываясь по сторонам. Где-то тут было ведро с водой! Вспомнить бы ещё где...

Этот цирк явно пора заканчивать. Причём срочно. Перелесник, конечно, красив, как юный бог, но глаза его горят, как угли. Жуткое зрелище, на самом деле. Бедные девушки, видавшие сие вблизи! Да, перелесник — это страсть, соблазн и вечный огонь, который манит, но оставляет после себя только пепел. Раз Тэхёну выпал шанс хотя бы на одну ночь погасить это пламя, он им пренепременно воспользуется. Всё во имя прекрасных дам!

Отыскав у порога нужное ему ведро, доверху заполненное дождевой водой, Тэхён из последних сил поднял его и, подмигнув перелеснику, окатил того с ног до головы, потушив тем самым не только пламя, но и весь остальной запал своего новоиспечённого ухажёра. Красивое зрелище!

— Ты что творишь? — не своим голосом закричал Чонгук.

— Остужаю твой пыл.

— Да я, да я тебя! — пылал праведным гневом Чонгук.

— Выход прямо за твоей спиной.

— Ты ещё пожалеешь об этом! — обиженно зыркнув на Тэхёна, прошипел Чонгук. — Будешь днями и ночами слёзы горькие лить и целовать следы, мной оставленные на песке. Вот увидишь!

— Идиот, ты в моём саду, здесь нет песка.

— С тебя насыплется!

— Охренел? — опешил Тэхён. Вот это заявление!

— Нет, просто говорю по факту.

— Пошёл вон отсюда, петушара огненный!

— Это я-то петушара? — выпучил глаза Чонгук. — А ну повтори, западенец!

— Западанец? — взвизгнул Тэхён. — Неволя би тя їла. Если я западенец, то ты — сепаратист!

— Вот и познакомились, — рукой вытерев с лица воду, проговорил Чонгук. — Будьте здоровы и не кашляйте!

— Ще си видимеЕщё увидимся!! Не дай Перун, конечно.

Проводив злющего перелесника хмурым взглядом, Тэхён поставил, наконец, опустевшее ведро обратно на землю и медленно поплёлся в дом. Как же он устал. Ещё немного и совсем прозрачным станет. Нужно отдохнуть. Хороший вечер резко перестал таким быть. А начиналось-то всё так хорошо! Он даже молодость вспомнил. По привычке попытался что-то из себя строить, но стройматериалы в нём, увы, уже не те... обидно, досадно, но ладно. Эх, як си маєш, так си й маєш.

А пока отдыхать. Что там по радиоспектаклю?