Глава 28. Дыхание по ту сторону
Лоб пронзила тупая шипящая боль, и я поморщилась, стиснув ладонь Валеры своими холодными пальцами. Он сжал руку в ответ, но так, чтобы мне не было больно.
— Потерпи, — сказала Наташа, высокая стройная блондинка в одежде медсестры. — Я почти закончила. И как тебя так угораздило.
Тяжело вздохнув, она покачала головой и бросила в железный поддон иглодержатель, саму иглу и окровавленные бинты. Медсестра отвернулась, чтобы протереть перчатки смоченной в каком-то растворе салфеткой, а Валера снова сжал мою руку, и я подняла на него опухшие от слёз глаза. Он улыбнулся мне, и я прочла в его взгляде гордость. Он гордился тем, как я стойко выдержала пытку.
Я же думала иначе: слёзы катились градом, пока Наташа зашивала рану на моём лбу хирургическими нитками, а под конец экзекуции я начала громко всхлипывать, потому что анестезия почти не действовала, и каждый новый шов ощущался мною от и до. Теперь я знаю, насколько отвратительно чувствовать, как кожу протыкает игла. Меня передёрнуло.
— Ну как она? — спросил Вова, появляясь на пороге процедурной комнаты.
— Жить будет, — спокойно и чересчур равнодушно отозвалась медсестра, не поднимая головы. — Но я помогаю вам в первый и последний раз. — Вскинув голову, она строго посмотрела мне в глаза. — Я медсестра, а не хирург, в мои обязанности не входит штопать людей.
— А меня заштопала, — выпалил Суворов, как-то глупо улыбаясь, и Наташа, возмущённо вспыхнув, наконец-то на него обернулась.
Я с интересом покосилась на парочку и бросила Валере вопросительный взгляд, вскинув брови. Туркин пожал плечами и покачал головой. Он тоже не знал эту Наташу — видел лишь раз, когда она побежала за ними, когда парни выкрали бессознательного Вову из операционной комнаты.
До сих пор не поняла, почему Наташа согласилась помочь нам в обход всех правил, согласно которым мы должны были пройти через травмпункт и встретиться с дежурным врачом. Однако между ней и старшим Суворовым явно что-то происходило. Что-то, от чего мне стало неловко наблюдать за ними.
Качнув головой, Наташа гордо вскинула подбородок с ямочкой и обратилась ко мне:
— С тобой закончили, можете идти. — Затем она обернулась к Вове. — Веди своего брата.
Марат всё это время сидел в коридоре на скамейке, молча уставившись на выкрашенную зелёным цветом стену. Отрешённость и бледнота не покидали его лицо с того самого момента, как он вышел из дома Айгуль. Я поняла, что там что-то случилось, но не рискнула расспросить его в присутствии Валеры и Вовы.
— Я отведу Риту домой, — бросил Валера другу, выводя меня в коридор, а затем покосился в мою сторону: — Ты точно можешь идти?
Я кивнула и слабо улыбнулась.
— Обязательно сделай рентген головы! — крикнула Наташа из процедурной. — Надо убедиться, что в черепе нет трещин!
— Хорошо, спасибо! — поблагодарила я медсестру и незаметно для остальных тронула Марата за плечо. Он никак не отреагировал. — Ты как себя чувствуешь?
Вместо ответа младший Суворов только кивнул и поднялся с места, не изменившись в лице, чтобы скрыться в процедурной. Я бросила на Вову встревоженный взгляд, а он криво улыбнулся.
— Не парься, Малая. С ним всё будет нормально. Идите домой. Поздно уже.
В парке, окружавшем хирургический корпус, царила блаженная тишина. Уличные фонари, на манер старинных факелов, разливали мягкий свет, и свежевыпавший снег искрился, словно горсть рассыпанных алмазов. А ещё в парке сильно пахло хвоей и смолой.
Валера, приобняв, шагал вровень со мной, в его свободной руке тлела сигарета. Он время от времени затягивался, выпуская в ночное небо облако сероватого дыма, а я украдкой смотрела на его разбитые костяшки, которые он ничем не обработал. Обыкновенная для него беспечность к своему здоровью.
Помимо воли я выпустила тяжёлый вздох, и Валера потрепал меня по плечу, согревая.
— Всё хорошо? — Я кивнула. — Башка ещё болит?
— Нет, — покачала я головой. — Кажется, анестезия начала действовать. Но улица теперь какая-то кривая. Расплывается.
Туркин издаёт громкий смешок.
— Смешная ты, Тилькина. У тебя черепушка могла на части расколоться, а ты до сих пор юморишь.
Мне хотелось ответить, что я и не думала юморить, но передумала. Мои силы были на исходе, и не хотелось их тратить на бессмысленные препирательства. Мне ещё нужно было сказать парню на прощание, что я его люблю. Это важно. Он должен постоянно помнить о том, что я его очень люблю.
Когда показываются очертания родного двора, я с трудом сдерживаю вздох разочарования. Мне хотелось побыть с Валерой ещё немного, несмотря на тяжкое состояние. Потому что пока он рядом, все мои мысли о нём, а как только я останусь одна, придётся разбираться со всем, что сегодня произошло.
Обхватив ладонь парня своими, я вынуждаю его остановиться под тенью заснеженного тополя и повернуться ко мне. Валера вопросительно вскидывает свои растрёпанные густые брови, а я цепляюсь за его куртку и тянусь на цыпочках, чтобы невинно, почти по-детски, поцеловать его. Он нежно касается пальцами моих щёк, притягивая ближе, и дарит совсем другой поцелуй — глубокий, страстный, от которого ноги тут же предательски подкашиваются. В груди всё искрится, словно внезапный фейерверк посреди ночи; я обвиваю парня за горячую шею и зарываюсь пальцами в его мягкие волосы на загривке.
Я чувствовала под кожей бешеное биение его пульса, который эхом отдавался у меня в ушах. Ладонь Валеры опустилась на мою талию, обтянутую бархатной тканью платья, и крепко сжалась. Отстранившись, он обжёг мою щёку горячим дыханием и оставил трогательный поцелуй. В носу защипало, и я прижалась к нему, обнимая.
— Рит, — негромко произнёс Валера, и я вскинула голову, чтобы посмотреть ему в глаза, — девчонка Марата тебе что-нибудь рассказала?
Внезапный вопрос вогнал меня в ступор. Я застыла в руках парня, позабыв, как двигаться, и у меня вырвалось невольное:
— Ты про Айгуль?
— Да, — кивнул Валера и, опустив ладони на плечи, отстранил меня. — Она сказала, что случилось в «Снежинке»? Чё с ней там было?
Я замялась, но постаралась не выдать своего волнения ответом.
— Она сказала, что Вова стрелял по Домбытовским.
— Мхм, — задумчиво кивнул парень. — Понял. А с ней что случилось?
— Ничего, — покачала я головой, сохраняя невозмутимое выражение лица. — Она перепугалась, но с ней всё хорошо.
Брови Туркина сошлись на переносице. Мои слова его явно не убедили, и я поспешила добавить:
— Айгуль нужно прийти в себя. Ты же понимаешь, как она испугалась, когда её сунули в машину и увезли, неизвестно куда.
— Что-то мне подсказывает, она не просто испугалась, — медленно произнёс он. — Выглядела она... Не знаю, какой-то растрёпанной. Подозрительно.
— Что ты имеешь в виду? — глухо спросила я, чувствуя, как мне не нравится направление разговора.
— Хорошо, спрошу прямо, — кивнул Валера и сузил глаза до щёлок. — Тебе не показалось, что Домбытовские трахнули девчонку Маратика?
Я разжала руки и отшатнулась в сторону, а Туркин не стал меня сдерживать. Мои руки безвольно повисли вдоль тела, а в коленную чашечку вонзились длинные холодные иглы. Под веком отчаянно задёргался нерв.
— Как ты можешь такое говорить? — возмущённо проговорила я, качая головой.
Не верилось, что Валера действительно посмел такое сказать.
Парень закатил глаза и спрятал руки в карманах.
— Не драматизируй, а. Я всего-то спросил.
— А не надо такое спрашивать! — вдруг взвизгнула я. — Во-первых, ничего такого не было! Айгуль довели до слёз, но никто не трогал. А во-вторых, это невоспитанный вопрос! Как тебе вообще пришло в голову спросить меня об этом?
Не ответив на мой вопрос, полный яростного негодования, Валера вынул из кармана две конфетки и, вскинув брови, протянул одну мне. Хотелось закапризничать и оттолкнуть его вытянутую ладонь, но секунду подумала и, поджав губы, всё же приняла угощение.
В моих пальцах зашелестела обёртка — я сунула карамельку в рот и почувствовала кисло-сладкий вкус барбариски. Глядя на меня, Туркин ухмыльнулся и сделал то же самое, а я невольно вспомнила привкус конфеты и табака на его губах. Вспомнила и мгновенно вспыхнула, покраснев до самых кончиков ушей. Повернув голову, я уставилась на сияющий в темноте фонарь.
Валера причмокивал, убирая фантик в карман. Затем он щёлкнул пальцами и, когда я повернулась к нему, он указал на покрытую снегом качели. Под рёбрами едва ощутимо кольнуло — когда Миша был ещё совсем маленький, да и я не сильно большая, мы качались на них. Один раз я перестаралась, толкая железные цепи, и Миша, сделав кувырок, шлёпнулся в лужу лицом вниз. Самое удивительное, он тогда не заплакал, а звонко засмеялся и попросил повторить.
Я послушно двинулась вслед за парнем, скрестив руки на груди, и перекатывала во рту карамельку. Валера смахнул рукавом снег и жестом предложил мне присесть. Места было достаточно, и мы уместились на деревянной платформе вдвоём.
Вздохнув, Валера закинул руку мне на плечо и прижал к своему боку. Я понимала, что он хочет меня успокоить, заставить слушать его, но во мне всё ещё кипело негодование, вызванное его грубостью в сторону Айгуль, которая этого точно не заслужила. А ещё я не хотела, чтобы он понял, как близка к правде его догадка.
— Рит, — медленно протянул Валера, потирая ладонью своё колено, — ты не сечёшь, как... мхм. — Задумавшись, он поскрёб пальцами затылок и откашлялся. — На улице важно, кто ты и с кем ты за руку братаешься. Понимаешь?
Нахмурившись, я повела плечами.
— Не совсем.
— Репутация пацана влияет на отношение улицы к нему. Если за ним есть серьёзный зихер, если он подставил своих пацанов, если его отшили свои — он становится мусором. Хуже чушпана. Даже то, какая девка ходишь с пацаном, имеет значение. Она должна быть чистой.
У меня вырвался невольный нервный смешок, и я показала на своё лицо и руки, которые, даже после умывания в грязном туалете качалки, остались грязными.
— У тебя, получается, вышла промашка. Я не особо чистая.
Я ждала, что Валера усмехнётся, но он ответил совершенно серьёзно:
— Нет, Рита. Не такая чистота. Девчонка пацана должна быть девственницей. Если до него кто-то её трахал, то она шлюха.
По шее побежали мурашки, и я поёжилась.
— Не понимаю. А если она раньше была с тем, кого очень сильно любила?
— Ты смогла бы любить кого-то до меня? — спросил Валера, криво усмехнувшись. — И отдаться ему целиком и полностью?
— Нет, — не думая ни секунды, ответила я. — Не смогла бы.
— Ну вот. — Широкая улыбка украсила красивое и очень довольное лицо парня. — Поэтому ты — чистая девчонка. Если другие девки так не могут, значит они ничто, грязь под ногами. О людях судят по их поступкам. А о пацанах судят по его девчонке. Если он свою бабу воспитать не может, позволяет ей вести себя как вафлёрша, этот петушара получит пиздюлей. Нормальные пацаны не станут даже руку жать тому, кто ходит с шалавой.
Почесав пальцем уголок глаза, я опустила голову. Мне не хотелось смотреть на Валеру, пока он говорит такие вещи. Кто вообще даёт им право судить других людей? Особенно тех, кто не может себя защитить и отстоять.
— Чего приуныла? — спросил Валера, толкая меня плечом.
Я покачнулась и ухватилась за железную цепь, чтобы не свалиться в сугроб.
— Мне кажется, чистота человека не связана с его... — Я запнулась, подбирая слова. — Думаю, что есть вещи посущественнее, которые говорят о его чистоте. Доброта, милосердие, помощь ближнему. Кому какое дело, кто с кем делит кровать? — Вскинув голову, я посмотрела парню прямо в глаза. — Мне вот всё равно. Я не по этому сужу о человеке. Мою подругу Диляру насиловал Серп, вынудил её быть с ним через угрозы. Она что, стала от этого грязной?
Валера задумался. Конфетка у него во рту перекатывалась от одной щеки к другой, гремя о зубы.
— Не, ну твоя подружка, считай, восстановила справедливость. Если на девчонку напали... Это другой разговор, конечно. Но я считаю, что лучше сдохнуть, чем позволить себя трахнуть против воли.
Я резко вскочила на ноги и тут же пожалела об этом — перед глазами всё поплыло, встревоженное лицо Валеры размазалось. Но я сумела устоять и, гордо вскинув подбородок, с вызовом спросила:
— А если бы подобное случилось со мной? Напади на меня кто-то из Ворошиловских, мне что, нужно выкинуться из окна, чтобы не позорить тебя и Универсам?
Зелёные глаза Туркина опасно сузились, а линия челюсти стала острой, как лезвие бритвы. Он слегка откинулся назад и расставил вытянутые ноги по обе стороны от меня.
— Чушь не неси. Ничего с тобой не случится. Я прослежу за этим.
— Ага, — вскипела я, — хорошо следил, когда Кащей и его шавки чуть не изнасиловали меня.
Ноздри парня расширились, и он шумно выдохнул, стиснув зубы.
— Тилькина, не беси меня.
— Нет, ну а что? — всплеснула я руками, отступив на шаг, и принялась нарезать бессмысленные фигуры на снегу перед качелями. — Такое же могло случиться! Да такое каждый день может случиться! Что тогда предлагаешь мне сделать?
— Ничего не предлагаю, потому что этого, блять, никогда не случится! — заорал Туркин, вскакивая на ноги. — Никто больше не посмеет тебя тронуть, понятно?
Стиснув пальцы в кулаки, я шагнула вперёд и оказалась носом к носу с Валерой, глядя на него широко открытыми глазами.
— И всё же, ты бы отрёкся от меня? Надругайся кто надо мной, ты бы от меня отказался?
— Да никогда, блять! — взорвался Валера и отшатнулся, запустив руки в волосы. — Я оторву сраные языки любому, кто тебя в чём-то обвинит, понятно?! Каждая тварь подохнет, если косо на тебя посмотрит!
Выплюнув недогрызенную конфету в снег, он со всей силой ударил ладонью по железному столбику качелей, и по двору эхом разнёсся гулкий металлический звук. Я прижала холодные руки к груди, глядя на разъярённо вышагивающего парня, который пытался успокоиться, но каждое нервное движение выдавало кипящий в нём котёл гнева.
Но всё было неважно. Я услышала то, что хотела. Боялась, что он ответит по-другому, что глупая репутация в глазах пацанов окажется для него важнее меня, но только что Валера развеял все сомнения. Когда милиция найдёт Колика, мой мальчик с зелёными глазами вместе со мной и Маратом встанет на защиту Айгуль и никому не позволит сказать о ней плохого слова. Потому что я его об этом попрошу.
— Валера, — негромко позвала я, с трудом сдерживая улыбку и слёзы.
Парень обернулся и рявкнул:
— Ну что ещё? Задашь ещё один тупой вопрос? Буду ли я тебя любить, если ты станешь хромой, косой и жирной? Да, сука, буду, блять.
Насуплены брови, обиженный взгляд, плотно сжатые губы рассмешили меня. Глупо хихикнув, я потёрла пальцами лоб и вздохнула.
— Я хотела сказать, что ты самый лучший.
Туркин остановился и с подозрением покосился в мою сторону. Мотнув головой, он недоверчиво спросил:
— Чё, правда? — Его бледное лицо слегка порозовело. — Ты так думаешь?
— Ага, — с улыбкой на губах кивнула я. — Самый-самый лучший.
Хмыкнув, Валера отвёл глаза в сторону, потёр затылок и мигом растерял всю свою злобу. Снова стал моим любимым мальчиком. Его смущение вызвало новую волну хихиканья.
— Да хватит ржать, — вконец смутился парень. — Сначала доводит меня, а потом смеётся, приколистка хренова.
Закатывая глаза и не переставая улыбаться, я приблизилась к парню и обняла его за руку. Прижавшись щекой к плечу, задрала голову, чтобы посмотреть на лицо Валеры. Он недовольно поморщился и шумно засопел.
— Давай завтра сходим к «Снежинке»? — тихим голосом предложила я и протянула руку, чтобы смахнуть с подбородка парня пыль.
Он с недоумением покосился на меня, сведя брови к переносице.
— Это ещё нахуя?
В носу защекотало, и я громко чихнула. Шмыгнув, почесала кончик носа и пожала плечами.
— Хочу узнать, что там случилось, а ты нет?
Валера поджал губы и пренебрежительно хмыкнул.
— А чё знавать-то? Вован вернулся, девчонку привёл. Значит, всё нормально.
— И как же он это сделал?
— Не понял вопроса.
— Ну, — я провела языком по нижней губе, — на свалке было много парней. «Снежинка», куда Вова поехал за Айгуль, наверняка тоже не пустовала. А ещё они забрали машину Суворовых, но Вова с Айгуль вернулись на ней. Тебе не кажется это странным? Один Вова против толпы? Как он с ними договорился?
— Ты же сама сказала, что видела у него револьвер, — подумав немного, ответил Валера и запустил ладонь в мои волосы, расчёсывая пряди пальцами. — Помахал им, для убедительности, и всё.
— И тебя это не напрягает?
— Почему меня должно это напрягать? — поморщился Валера. — Он же наш автор. Взял и решил проблему. Или у тебя есть ещё какие причины для переживаний? Что-то ещё случилось на свалке?
Мне пришлось отвести глаза, чтобы не сталкиваться с взглядом Валеры, полным подозрений. Натянув на лицо равнодушную маску, я самым спокойным голосом, на который только была способна, сказала:
— Я думаю, что Вова был слишком взбудоражен столкновением с Домбытовскими. Он мог натворить дел, из-за которых под ударом окажется весь наш Универсам.
— «Наш»? — усмехнулся Валера. — Рад, что ты уже считаешь моих пацанов своими.
Я смутилась. Сама не ожидала, что скажу такое. Но глупо было бы отрицать, что мне небезразличны эти ребята. Прочистив горло, я продолжила:
— В любом случае, как я и сказала, его необдуманные поступки могут принести одни проблемы. Поэтому я и предлагаю сходить в «Снежинку» и разузнать, что там случилось. Так что, пойдём?
— Нет, — отрубил Валера и подтолкнул меня к подъезду. — Не пойдём. А тебе я запрещаю даже приближаться к этому месту.
— Ну Валера! — вскрикнула я, возмущённо взмахнув руками. — Я же хочу просто посмотреть!
— Мультики посмотри, — посоветовал парень. — И прижми уже свою любопытную задницу, пока череп целый. Я сам всё узнаю.
— Как?
— Спрошу у Адидаса.
Сцепив зубы, я шумно выдохнула через нос и поскоблила ногтями ладонь. Взгляд метнулся наверх, на окна моей спальни. Темно. И окна брата, такие же тёмные. Устало вздохнув, я потёрла кончиками пальцем края большого пластыря, скрывающего рану на лбу.
Мне смутно верилось, что Вова скажет правду Валере. Как минимум потому, что не сможет рассказать о том, как извинялся на коленях перед Жёлтым.
— Давай о другом поговорим, — прервал мои размышления Туркин, и я, заморгав, уставилась на него. — Завтра вечером танцы в ДК. Пойдёшь со мной?
— Какие танцы, Валер? — удивилась я. — После того, что сегодня случилось? Извини, у меня нет настроения плясать. К тому же, — палец взметнулся и указал на мой лоб, — ты погляди на меня. Не хочу, чтобы все подумали, что я под машину попала. Или ещё что.
— Рит, — Валера схватил меня за руку, останавливая у двери подъезда, — нормально ты выглядишь. Я вот, — указал на своё лицо, — каждый день так выгляжу. И ничего. Давай, сходи со мной на танцы. В последнее время не так много поводов поразвлечься. Одно дерьмо за другим разбирает. Надо же и отдыхать, в конце-то концов.
— Я не настроена на отдых, — повторила я, пытаясь вызволить из цепких пальцев свою руку. — А ещё мне завтра в школу.
— Так танцы вечером.
— А домашняя работа? — вскинула я брови. — У меня и так успеваемость скатилась. Если продолжу в том же духе, не видать мне поступления на бюджет. А денег, чтобы заплатить за учёбу, у меня нет.
— Я заплачу, — твёрдо заявил Валера.
Я не сумела сдержать смешок.
— Это как же? Бизнес ваш, как я поняла, накрылся.
— Ну, — Валера вскинул обе руки и провёл пальцами по линиям моего лица, убирая грязные и слипшиеся пряди волос за уши, — это уже не твои проблемы. Забота о бабках — мужское дело. — Взгляд зелёных глаз заскользили по моему лицу и остановился на губах. — Пойдёшь со мной на дискач, хотя бы будешь под присмотром. Мне не хочется тебя потом по всему городу искать и останавливать от глупостей.
Я замялась. Мне совершенно не хотелось веселиться после сегодняшнего. В голове выстроился чёткий список дел из двух важных пунктов: посетить кафе — узнать, что же там на самом деле случилось — и найти Колика. Как сделать второе, я пока не понимала, но это дело времени. Как минимум, надо поговорить с Жёлтым и Цыганом. Это-то я и сделаю завтра с самого утра.
— Хорошо, — наконец кивнула я, прикрыв веки. — Сходим на эти ваши танцы.
— Отлично, — расплылся в улыбке парень. — Зайду за тобой часов в семь. А до этого времени — только школа и дом, понятно?
Мои глаза закатились сами собой.
— Да, пап.
— Всё, не выёживайся, — хмыкнул Валера и подтолкнул меня к дверям. Я отвернулась на мгновение, чтобы не врезаться в стену, и ощутила шлепок сзади.
— Эй! — вспыхнула я, потирая мягкое место пониже спины. — Держите себя в руках, молодой человек!
— Иди уже, — махнул рукой Валера, расплывшись в широкой ухмылке. — И, Рит, — он окликнул меня, когда я уже открыла дверь. Обернувшись, я вопросительно на него посмотрела. — Я серьёзно. Сиди дома. Я сам разберусь со всеми проблемами. А если этот ментовской упырыш снова к тебе пристанет, скажи мне.
Я молча кивнула и зашла в подъезд.
***
Верх ночнушки стал влажным и прилип к коже. Сжав полотенце в руках, я провела им по мокрым волосам и выжала остатки воды.
В квартире было темно и тихо. Бабушка спала в своей комнате, Тамила Анваровна улеглась на диван и, укрывшись пледом, отвернулась к стене. Бесшумно прошлёпав босыми ногами по прохладному полу, я остановилась напротив запертой двери. Напротив Мишиной комнаты.
Стиснув влажное полотенце в руках, я медленно приблизилась к белой двери с обшарпанным косяком и осторожно дотронулась ручки. Надавила и толкнула. Петли издали тихий, но протяжный скрип, и я увидела тёмную комнату с наглухо задвинутыми шторами. Помедлив, всё же переступила порог и втянула носом тяжёлый спёртый воздух, жаркий, как в бане. Нашарив выключатель, я надавила рукой, и под потолком вспыхнул жёлтый свет лампочки. И снова здесь всё так же, как было в последний день. Когда брат ещё был жив.
Вытянув руку, я провела кончиками пальцев по тетрадям, разбросанным по столу. По раскрытому учебнику. На коже осталась пыль.
Опустившись на кровать, я смяла пальцами простыню и, прижав к груди колени, медленно легла. Жёсткая подушка из перины оказалась под головой, руки обняли мокрое полотенце.
Я часто спала в этой комнате, когда Миша был ещё маленьким. Он пугался ночных чудищ под кроватью, и я приходила, чтобы доказать ему, что он боится теней в своей голове. Чудищ не существует, и ему никто не угрожает. Тогда я сама была ещё ребёнком и не знала, что бояться надо не монстров в темноте, а людей.
Промокнув полотенцем глаза, я поднялась со скрипучей кровати, погасила свет и вышла из комнаты брата, плотно затворив за собой дверь. После комнаты брата в моей оказалось так холодно, что пришлось закрыть форточку.
Тяжесть прошедшего дня легла на мои плечи таким неподъёмным грузом, что мои ноги затряслись и подкосились. Я упала на кровать и опрокинулась назад спиной, прижав ладони к лицу. Встреча с Розой у дома, разговор с Валерой в парке — всё казалось таким далёким, словно и не сегодня случилось.
Только я собралась завернуться в одеяло, как услышала громкую трель телефона. Уронив подушку на пол, я быстрым шагом вышла в гостиную и успела поднять трубку до третьего сигнала, прижав её к уху. На диване заворочалась Тамила Анваровна, и я, подхватив аппарат, вышла в коридор — подальше от спящей женщины и комнаты бабушки.
— Да? — тихо сказала я, прикрыв рот ладонью. Кого нелёгкая дёрнула звонить в такой час?
Ответом мне послужила тишина. Ни единого звука не доносилось из трубки. Нахмурившись, я нажала на кнопку, сбрасывая звонок, и вернула аппарат на место, поправив скрученный в пружину провод.
Не успела я и шага сделать по направлению, как телефон снова ожил. Схватив трубку, я прижала её к уху и достаточно громко спросила:
— Кто звонит?
На той стороне послышался тихий шелест, словно чьё-то неровное дыхание.
— Алло, говорите, прошипела я, чувствуя, как начинаю закипать. — Я вас слушаю.
И опять ничего. И снова тихий вздох. Разозлившись, я рявкнула:
— Ха-ха, как смешно! Прекратите издеваться над людьми и дайте поспать!
С грохотом опустив трубку на аппарат, я стиснула пальцы в кулаки, глядя на притихший телефон. Буравила его тяжёлым взглядом из-под сведённых бровей, но ничего больше не происходило.
— Рита, — простонала с дивана бабушкина подруга, — потише, пожалуйста! Ночь же на дворе, люди спят.
— Ага, — буркнула я и отмахнулась от неё.
Проворчав себе что-то под нос, Тамила Анваровна накрылась пледом с головой и затихла. Решив, что шутнику надоело дурачиться, я быстрым шагом вернулась в комнату. Схватилась за ручку двери и подпрыгнула на месте, услышав чересчур громкую трель за спиной.
Ладони внезапно вспотели, а спина похолодела. Ноги стали тяжёлыми, словно налились свинцом, но я смогла заставить себя вернуться в гостиную и дрожащей рукой ответить на звонок.
— Кто это?
Мой голос прозвучал так жалко, так напугано. Из трубки донеслось громкое тяжёлое дыхание, от которого зашевелились волосы на затылке. Под лопатками зачесалось так, словно под кожу забрались жуки и теперь поедали меня изнутри.
— Хватит молчать! Скажите уже что-нибудь!
Снова вздох. Долгий, усталый, почти по-змеиному шипящий. И тихий шелест:
— Рита-а...
Всхлипнув от неожиданности, я уронила трубку, и она повисла на шнуре, коснувшись пола и принявшись медленно раскачиваться, как маятник на часах.
Тик-так. Тик-так.
***
Я снова прогуляла школу. В последнее время это стало обыденностью. Вышла из дома, но не села на автобус, а повернула в противоположную сторону. Закутавшись в куртку Домбытовского, пятнадцать минут шла, ничего не видя из-за плотной пелены снега. В этом году выдался на редкость снежный февраль. Но сегодня было не так холодно, как обычно. Даже тепло.
Громкий шум я услышала ещё за два дома от кафе. Мужские голоса перекрикивались, оглушительно хлопали двери. На углу столпилась группа зевак. Я примкнула к ним, встав за спиной у бабульки с большой клетчатой сумкой.
— Говорят, стреляли там, — пробасил один из мужчин, зажав в зубах сигарету. Дым шёл ему прямо в глаза, и он щурился, глядя в сторону одноэтажного здания кафе. — Вон сколько легавых прихватило. Сто пудов жмурики есть.
— Семёныч, — пожурила его бабка с клетчатой сумкой, — вечно ты шуму нагоняешь! Чего сразу жмурики? Мож, драка какая приключилась. Там же эти, бандюги каждый день развлекаются.
— Да-да! — поддакнула ей рыжая тётка с мелкими буйно вьющимися кудряшками. — Поговаривают, они девками торгуют! Малолетними проститутками!
Дед, до этого выглядывающий из-за угла и пристально следящий за милицейскими машинами, обернулся и недовольно проворчал:
— Ну шо ты, Варька, языком мелешь? Какие там малолетние проститутки? Дурью они торгуют, дурью.
— Ничего я не мелю! — взвизгнула тётка. — Сама вчера из окна видела, как они девчонку привезли на машине! В школьном платье была, растрёпанная вся. Они её в кафе затащили.
— А чё ты тогда ментам не звякнула? — обозлился дед. — Наблюдательная ты наша.
— Ещё чего, — передёрнула плечами любительница химической завивки. — Надо ли оно мне, связываться с ними? Ещё, чего доброго, хату мне спалят. Или прирежут в переулке. А у меня, знаешь ли, четверо детей, я одна их на своём горбу поднимаю!
— Трахаться меньше надо, — сплюнул милый дедок и шмыгнул носом. — Вон, гляньте-ка, труповозка прикатила.
— Точно жмурики, — выдохнул мужик и выбросил тлеющий окурок на землю. — Так им, тварям, и надо. Весь город нам изгадили, мотальщики хреновы.
Я медленно обошла тихо переругивающихся зевак, зашла за машину, припаркованную напротив входа, и присела. Перед «Снежинкой» и правда скопилось слишком много служебных автомобилей. Мой взгляд лихорадочно забегал, разглядывая лица милиционеров, и наткнулся на припаркованную у самых дверей красную волгу. Её двери стояли нараспашку, один из сотрудников копошился внутри и передавал какие-то вещи из бардачка другому.
Никого из Домбытовских видно не было. Смахнув с ресницы мокрые хлопья, я ждала. Чего? Сама не знала. Но мне нужны были хоть какие-то ответы. Количество сотрудников милиции говорило о том, что дело серьёзное.
Внезапно двери кафе распахнулись, и двое крепких рослых мужчин вынесли наружу носилки с огромным чёрным мешком. Тело. Следом наружу показался майор Байбаков. Выглядел он неважно — полы пальто распахнулись, кожа лица посерела, под глазами пролегли тёмные круги. Ильдар Юнусович опёрся плечом на стену и провёл рукой по щекам, словно стряхивая оцепенение.
Мои ладони опустились на капот машины, сминая белоснежный снег и превращая его в комья. Пальцы закололо от холода. Сердце заколотилось с такой сильной, что в груди стало больно.
Мешок большой. Очень большой. Обычные люди меньше ростом. Меньше. Меньше...
— Пропустите! — заорал пронзительный женский голос.
От испуга я икнула, накрыла рот мокрой ладонью и уставилась на невысокую и худую фигуру девушки. Её рыжие, словно пламя, волосы разметали, вздыбились, макияж на глазах потёк, оставив уродливые разводы на щеках. Продолжая кричать и изрыгать поток бешеных ругательств, она колотила одного из сотрудников сумкой по спине, пока тот пытался удержать её, приподняв над землёй.
— Отпусти меня, сука! — завизжала девушка и, вскинув руку, ударила сотрудника локтём в нос. Тот охнул и отпустил её.
Бросив сумку на землю, она, словно огненный смерч, проскочила мимо мужчин в форме, попытавшихся её схватить, и подлетела к носилкам. Из-под её сапог вверх взметнулся мокрый снег.
— Вам нельзя здесь быть! — закричал Ильдар Юнусович, бросаясь к девушке, но было уже поздно.
Девушка раскрыла чёрный мешок, и по всей улице разнёсся крик. Оглушительный, страшный, полный боли и отчаяния. Я никогда не слышала, чтобы кто-то так кричал. Словно заживо кожу сдирали.
— Вади-им! — с отчаянием простонала девушка, цепляясь за тело на носилках, и её ноги подкосились. Байбаков поймал её у самой земли, и она завыла раненым зверем. — Вади-и-им, нет!
Меня ноги тоже перестали держать. Я стиснула зубами костяшки пальцев и упала коленями на землю. Фигуры людей растеклись перед глазами из-за мутной пелены. Горячие слёзы покатились по щекам. Я остервенело утёрла лицо рукавом чужой куртки, в ушах эхом вибрировал крик.
Это кричала жена Вадима.
Соня.
— Как это всё трагично, — выдохнул негромкий голос над моим ухом, и я отшатнулась, падая на спину. — Горе, какое горе.
Передо мной, возвышаясь, стоял Захаров и со скорбным лицом смотрел на то, как его дядя обнимает со спины рыдающую Соню, удерживая её от носилок, загружаемых в труповозку.
— Р-рома? — спросила я, заикаясь. — Что т-ты тут д-делаешь?
Захаров оторвал свой взгляд от развернувшейся трагедии возле входа в «Снежинку» и посмотрел на меня. Пожав плечами, он скромно улыбнулся.
— Слышал, как дядя говорил по телефону. Его выдернули из постели на рассвете. Стрельба в «Снежинке». Я знал, что это место принадлежит группировке Дома быта.
— И что, — с трудом выдавила я из себя, вытирая воду под носом, — решил поглазеть?
— Можно подумать, — усмехнулся Рома, — ты здесь не по той же причине. Любопытство испокон веков двигает человечество на пути к развитию и совершенству. Это нормально — услышать выстрел и прийти посмотреть. Не делай вид, что ты в этом лучше меня.
Я ничего не ответила: вой убитой горем женщины и тихий, вкрадчивый голос Захарова действовали на нервы хуже зубной боли. В левом виске неистово забил крошечный молоточек, над бровями вспыхнули искры боли.
Рома ухмыльнулся и, присев, протянул мне раскрытую ладонь. Я уставилась на неё с таким ужасом, словно ко мне тянулась клыкастая пасть ядовитого животного — схватишься и умрёшь от укуса. Поднялась на ноги я сама и повернулась к парню спиной, вытирая слёзы.
Майор Байбаков повёл уже не сопротивляющуюся жену Вадима к своему автомобилю — девушка едва переставляла ноги, почти повиснув на мужчине. Её лицо стало белым, как лист бумаги, от чего её рыжие волосы казались такими яркими, что жгло глаза.
— Мне пора, — прошептала я, не глядя на Захарова. — Мне... п-пора...
Было трудно поднимать ноги, каждая из них стала весить не меньше центнера. Ветер хлестал по лицу мокрым снегом, в лёгких резко закончился воздух — там стало пусто, словно они уменьшились до крошечных мячиков для пинг-понга.
Меня вынесло к оживлённому участку дороги. Ранним утром машины носились на скорости, рассекая плотную стену из метели. Перед глазами всё плыло, голова совсем не соображала. Я огляделась, не понимая, где нахожусь — это место было мне незнакомым. За спиной высились многоэтажки, а передо мной протянулась четырёхполосная дорога, за которой начинался парк.
Я шла правильно, но свернула не туда и вышла там, где не было ни подземных, ни наземных переходов. На обочине возвышались огромные сугробы снега. Мои волосы разметало от ветра, горячие слёзы текли по лицу. В голове всё ещё звучал крик Сони. Такой надрывный. Я слышала, как в дребезги разлетелось её сердце.
Вытерев пылающее лицо комом снега, я бросила быстрый взгляд на цепочку своих следов и заметила Захарова в своём черном пальто. Стоял в метрах пятидесяти от меня, спрятав руки в карманах. И неотрывно смотрел на меня.
Меня пробрал озноб. Капли воды или слёз — я уже не понимала, плачу ли — стекали по лицу, заливаясь за воротник. Свист проносящихся машин оглушал, поэтому я сложила ладони рупором и крикнула парню:
— Отвали от меня, придурок! Хватит за мной идти!
Снега вокруг было так много, но мне показалось, что я увидела, как на лице Захарова промелькнула усмешка. Появилась и исчезла, словно её метелью смазало. Ничего не ответив, Рома сделал шаг вперёд. В моём направлении.
Я попятилась назад. Правая нога провалилась по щиколотку в сугроб — я попыталась её выдернуть и упала. Из горла вырвался сдавленный хрип. В голове ураганом заметалась тревога. Я подняла голову и увидела, что Захаров быстро сокращал расстояние между нами.
Судорожно всхлипнув, я дёрнулась и сумела вытащить ногу. Сил сразу встать не было, и я бросилась к дороге на карачках, разрывая себе проход. Когда мокрые ладони нащупали шершавую поверхность асфальта, я вскочила и бросила вперёд, прямо на дорогу. Со всех сторон неистово засигналили автомобили, но я не остановилась, со всех ног несясь к другой стороне дороги. Казалось, что стоит мне оказаться там, как я буду в безопасности. Серый грузовик резко остановился, едва не сбив меня.
— Дура! — заорал мужской голос. — Куда прёшь, совсем тупая?!
Мои ступни запутались, запнулись друг о друга — я рухнула животом на снег и, вскрикнув, покатилась по небольшому склону вниз, дальше от дороги. Удар об ограду вышиб дух, и я остановилась, прижав руки к груди. Сердце глухо стучало под рёбрами, на шее пульсировала вена. Снег забился под воротник, но мне было жарко.
Тяжело дыша, я поднялась на ноги и, прижав ладонь к животу, забралась на несколько метров выше по склону. Рома был там. Стоял через дорогу, утонув по щиколотки в снегу. Машины носились и носились, но его фигура резко выделялась на белом фоне. Он стоял неподвижно и снова смотрел на меня.
— Урод, — процедила я. — Сраный ублюдок.
Вдруг Рома вынул ладонь из кармана чёрного пальто и медленно помахал мне. Стоял и качал рукой. Качал и качал.
Сжав ладонь в кулак, я просунула большой палец между указательным и средним и выставила перед собой. Рука Захарова застыла в воздухе, а мои губы изогнулись в ухмылке.
Во мне умерло последнее сомнение. Теперь я была абсолютно уверена, что Рома намеренно довёл Аллу Горелову до самоубийства. Захаров — настоящий псих.
И теперь он решил взяться за меня. Хотел поиграться, насладиться моим ужасом. Пока я не понимала, зачем ему это. Почему он хочет загнать меня в ловушку? Хочет, чтобы я повторила судьбу Аллы?
Зря надеется. Я без боя не даюсь. Если Захаров хочет моей смерти, ему придётся прикончить меня своими же руками. Но он не сделает этого, потому что трус. Рома не шагнул на дорогу, не бросился за мной. Он способен только стоять и запугивать на расстоянии. Ещё посмотрим, кому из нас стоит бояться на самом деле.
Смахнув с лица снег, я застегнула на груди молнию куртки и, сбежав по склону вниз, перемахнула через ограду. Дорога осталась за спиной, как и Захаров, как и «Снежинка», где ночью Вова убил Вадима. Айгуль не ошиблась, а я — да. Я поверила, что старший Суворов не убийца. Убедила себя в том, что он не способен на такое.
И как же сильно я ошибалась. Что же мне теперь со всем этим делать?
Что?