Наши сердца разобьются этой зимой

Зима проводил меня до двери квартиры и участливо спросил:

— Ты как? Порядок?

Я кивнула, не в силах выдавить из себя даже простое «да». Наверное, потому что это ложь. Я точно не в порядке. Меня потряхивало, по спине, рукам и ногам бесконечно бежали мурашки — я чувствовала себя напуганной кошкой, у которой шерсть встала дыбом. Поёжившись, я отворила дверь и, исподлобья глянув на парня, тихо спросила:

— Ты же ничего не расскажешь Валере или Вове?

Зима призадумался, трогая языком щёку.

— Надо бы, — протянул он после недолгого молчания. — Если в документах правда...

— Я почти уверена, что там правда, — перебила я его и жестом отчаяния смахнула с лица волосы. — Мне Рома с первого взгляда показался странным. А теперь словно мозаика собралась воедино. Из-за него погибла девушка.

— Это странно, — задумчиво сказал Зима и прислонился плечом к стене. — Что он должен был сказать ей по телефону, чтобы она выбросилась из окна? И почему мамке не рассказала?

— Не знаю, — пожала я плечами. — Представь, что Алла пережила за эти месяцы. Он свёл её с ума. А в таком состоянии человеку достаточно услышать одно слово и... — Я повела рукой. — И всё.

— Да, — кивнул Зима и помрачнел ещё сильнее. — Турбо надо рассказать, я думаю.

— Зачем? — едва слышно спросила я, чувствуя, как ноги наливаются свинцом, а тяжёлую голову клонит в бок. — Тогда придётся ему рассказать о том, что мы вломились в отделение, никого не предупредив.

— А ты не поняла? — вдруг зло спросил Зима, ударив пяткой по стене. На ней остался грязный след от ботинка. — Фото мёртвой девчонки не видела?

— Видела, — ответила я, не понимая, к чему он клонит.

— Вот же дура, — раздражённо сплюнул парень. — Вы с ней одно лицо.

— Неправда, — тут же ощетинилась я. — Совсем не похожи. Как мы с Аллой можем быть на одно лицо, если у нас нет родственных связей?

— Да не буквально же, — закатил глаза парень. — Вы обе — светлоглазые блондинки. По фото не понятно, но зуб даю — у девчонки тоже голубые глаза. Тебе в зеркало надо посмотреть, чтобы догнать мою мысль?

— Нет, — осторожно сказала я. — Помню, как я выгляжу.

— Вот и славно, — буркнул Зима. — Логика проста: этот псих сначала довёл до самоубийства эту Аллу, а теперь, встретив похожую на неё тебя, займётся тем же самым.

— Я не выброшусь из окна, — категорично заявила я железным тоном. — Никогда. И в петлю не полезу.

— Будто он тебя спрашивать станет, — огрызнулся друг Валеры. — Откуда нам знать, что в его психованной башке творится?

— Ты забыл о том, что Алле некому было помочь, — напомнила я. — Ни отца, ни братьев. А у меня есть Валера, Вова, даже ты и Марат. Рома побоится что-то плохое делать.

— Думаешь? — усмехнулся Зима. — Сколько, говоришь, раз Турбо его по роже бил?

— Ну... — смутилась я и призадумалась. — Два, кажется.

— И даже после второго раза он ничего не понял? — насмешливо поинтересовался парень. — Когда ты с ним в последний раз говорила?

— Не помню, — честно ответила я, со вздохом уронив голову на грудь. — Кажется, когда он к моему подъезду подошёл и рассказал Валере о нападении Кащея. — Я осеклась, вспоминая события последних насыщенных дней. — Да, точно, тогда. А потом только в школе на уроках его видела, но не разговаривала.

— Хм, — выдал Зима, — тогда может и понял. Лады, я покумекаю, а ты прижми зад, втяни голову в плечи и, прошу тебя по-человечески, не вляпывайся в неприятности.

Я обижено насупилась.

— Я не вляпываюсь в неприятности.

— Ага, — негромко заржал Зима, — они сами тебя находят. Всё, я пошёл.

Не говоря больше ни слова, парень взмахнул рукой и, перепрыгивая через ступени, понёсся вниз. Я проводила его убегающую фигуру усталым взглядом и зашла в квартиру. Дома было темно и тихо; не зажигая основное освещение, я скинула обувь, повесила на крючок пальто и на цыпочках прошмыгнула в комнату, забыв вымыть после улицы руки.

Заперев дверь на щеколду, я плюхнулась на кровать и откинулась на спину, прижав руки к голове. Как теперь уместить всю раздобытую информацию и разложить по полочкам? Как теперь здраво мыслить, если перед глазами маячит крошечная фотография покойной девочки?

Тряхнув головой, я велела себе успокоиться. Прижала ладонь к груди и втянула носом воздух, прикрыв веки. Надо спокойно рассудить. Что теперь я знаю? Рома — убийца, однозначно. Да, он не толкнул Аллу в спину, не ударил её ножом, но он подвёл её к черте, где она решила, что смерть лучше, чем жизнь в кошмаре. Она была раздавлена и уничтожена, её обвинили в воровстве драгоценности, а в Союзе даже к малолетним ворам относятся строго. Ей казалось, что жизнь больше не имеет смысла, и лучше у её матери будет дочь-самоубийца, чем воровка и лгунья.

Зачем Захаров это сделал? Он, как сказал Зима, просто псих, которому доставляет наслаждение мучения человека? Видеть, как он боится, мечется, прячется. В этом дело?

Я хмыкнула и постучала себя по подбородку.

Или дело в банальном мужском инстинкте охотника? Уж сколько раз я о нём слышала — и не сосчитать. Девушка должна быть скромной, недоступной и не соглашаться даже держаться с парнем за руку. Он должен видеть в ней неприступную крепость, которую бравый юноша, аки солдат, возьмёт измором. Но люди, говорящие подобную чепуху, забыли, что давно изобрели оружие, бомбы, танки. Если войско не может взять крепость осадой, ему проще её разрушить, не оставив камня на камне. Не достанешься мне — не достанешься никому.

Невольно в голову поползли посторонние мысли. Валера ведь тоже проявлял настойчивость, добиваясь моего внимания. Но нельзя сравнивать его с Ромой — Валера отлично знал, что его симпатия ко мне взаимна. Я не была непреступной крепостью, а маленькой избушкой, закрытый на засов. И Туркину ничего не стоило её открыть. Я сама пошла навстречу парню, пусть сперва и отрицала свои чувства, шла на поводу разума, а не чувств. Валера меня не преследовал, а я от него не убегала.

Тяжёлую голову вновь потянуло в сторону; моя щека прижалась к подушке, колени поджались к животу, и я, так и не раздевшись, погрузилась в глубокий сон без сновидений.

***

Утром мне снова пришлось забраться в захоронку с деньгами. Открыв небольшую коробочку из-под печенья, я пересчитала монеты, лежавшие поверх купюры в один рубль. Негусто. Этих денег даже на приличный букет не хватит, а я хотела купить ещё и коробку шоколадных конфет со сгущёнкой, покрытых сахарной пудрой. Нескромное угощение за совсем нескромные деньги, но не могу же я заявиться на юбилей бабушки Марата и Вовы с пустыми руками.

За тяжёлыми раздумьями меня застала бабушка, вошедшая в открытую дверь без стука. Заметив меня, сидящей на полу в сгорбленной позе, она спросила:

— О чём пригорюнилась?

— Меня на юбилей позвали, к бабушке Суворовых, — объяснила я. — Вот, хотела купить цветов и конфет, но не хватает. Дома, наверное, останусь, совру, что живот разболелся.

Бабушка закинула кухонное полотенце на плечо и заговорщицки поманила меня пальцем.

— Идём со мной, Маргошенька.

Я покорно поплелась за бабушкой и носом учуяла великолепный запах жареной картошки. Желудок немедленно отозвался требовательным урчанием. Потерев неутихающий живот, я зашла вслед за бабушкой в её комнату и застыла на пороге.

Бабуля вынула из небольшого книжного шкафа томик Достоевского и, пролистав страницы, протянула мне несколько ассигнаций. Я попятилась.

— Не надо, тут слишком много!

— Бери-бери, — улыбнулась бабушка. — Купи Аде Марковне самый красивый букет и самые вкусные конфеты! А на сдачу можешь и себе что-нибудь вкусненькое взять.

Не слушая возражений, бабушка сунула мне в руки деньги и неожиданно строго велела:

— Не спорь со старшими. Бери деньги и шагай на кухню, сейчас обедать будем. Ты полдня проспала и завтрак пропустила.

Конечно, проспала. Было бы странно после таких ночных приключений вскочить ранним утром и бодро петь соловьём.

Когда я села за стол, бабуля поставила передо мной большую тарелку, на которую навалила столько жаренной картошки, что она от резкого стука вывалилась на стол. Я недоуменно покосилась на старушку.

— Бабуль, куда столько? Я всё не съем.

— Съешь-съешь, — улыбнулась бабушка, присаживаясь напротив меня с порцией раза в три меньше моей. — Ты совсем отощала. Ещё немного и станешь прозрачной, как лист бумаги.

Я с сомнением покачала головой. Вот уж чушь: утром я покрутилась перед зеркалом с мерной лентой вокруг талии и с ужасом обнаружила, что объём составил пятьдесят девять, вместо привычных пятидесяти пяти. Ну откуда взялись лишние сантиметры? Я постоянно где-то ношусь, мало ем, потому что попросту забываю об этом. Надо срочно зашить рот и пить больше воды. Хотя, если я зашью рот, то как смогу вливать в себя жидкость? Да, об этом я не подумала...

— Маргоша, — прервала мои раздумья бабушка и ткнула ложкой в тарелку перед моим носом, — кушай, давай. Тебе ещё в цветочный надо сходить. Вдруг сразу не найдёшь хороший букет, тогда придётся побегать.

Я кивнула, усмехнувшись про себя. Бабушка не знает, что за последнее время я завела парочку новых знакомых, один из которых — владелец цветочного бизнеса. Сомневаюсь, что в ларьке строгого Вадима продавщицы выставят на витрины плохой товар. Интересно, если сегодня работает та самая женщина, что выдала мне цветы для могилы Миши, она сделает мне скидку?

Вооружившись ложкой, я зачерпнула картошки с горкой и сунула в рот целиком. Этого оказалось много, поэтому я схватила кружку с чаем, поставленную заботливой бабушкой, которая знает о моей вредной привычке глотать еду большими кусками. Отпив сладкий горячий чай, я принялась пережёвывать, а бабушка задумчиво проговорила:

— Не знаешь, куда Мишенька подевался? Я зашла к нему утром, а его кровать заправлена, и самого мальчика в доме не было.

До меня не сразу дошёл смысл услышанного. А когда дошёл, я резко проглотила пюре из картошки и подавилась. Чай расплескался по столу и попал на голую коленку. Я подпрыгнула, стряхнула горячие капли, а затем села на место и уставилась на удивлённую бабушку, которая перестала есть и смотрела на меня широко распахнутыми поблекшими глазами.

— Маргоша, что с тобой?

Этот вопрос должна была задать ей я.

— Бабуль, — осторожно начала я, — Миша умер. Помнишь? Мы его похоронили.

Бабушка медленно моргнула и отложила ложку на стол. Уставившись на тарелку перед собой, она принялась расправлять клеёнку на столе и часто дышать. Я вскочила со стула и бросилась к холодильнику. Вынув холодный бутылёк валерьянки, схватила гранённый стакан, налила туда воды и накапала вонючее лекарство. Бабушка продолжала молча сидеть и поглаживать скрюченными артритом пальцами стол.

Без слов я сунула ей под нос стакан, и бабуля послушно приняла его. Пальцы у неё дрожали, а лицо приобрело цвет посеревших от времени белых стен. Выпив воду залпом, она осторожно поставила стакан на стол и тихо спросила:

— Какой сейчас месяц?

— Февраль, — также тихо ответила я и погладила старушку по плечу. — Бабуль, ты как? Может, поедем в больницу?

— Нет-нет, — покачала она головой. — Всё хорошо. У меня голова в последнее время постоянно болит и давление скачет. На погоду, наверное, реагирует. — Помолчав пару секунд, она шёпотом добавила: — Скоро весна.

— Скоро, — подтвердила я, боясь сдуру ляпнуть лишнего. — Хочешь прилечь?

— Нет-нет, — опять покачала она головой и выпрямила сгорбленную спину. — Давай обедать, мне легче. Спасибо за валерьянку.

Я медленно прошла к своему месту и плюхнулась на стул, продолжая настороженно следить за каждым движением бабушки. Надо вызвать Тамилу Анваровну на вечер, не хочу, чтобы бабушка сидела одна дома. А, может, вообще никуда не идти? Испечь для бабули её любимые вафли со сгущёнкой и посмотреть вместе с ней вечерний выпуск новостей.

Бабуля словно прочла мои мысли и, слабо улыбнувшись, сказала:

— Не беспокойся обо мне и иди в гости. Невежливо отказываться от приглашения.

Я только кивнула. Нет, надо позвонить бабушкиной подруге. Сама я не знаю, что делать.

Из-за стола я не вышла, а выкатилась, чувствуя, как переполненный желудок мешает вдохнуть полной грудью. Мне не хотелось тревожить бабушку, поэтому я опустошила всю тарелку и покорно съела бутерброд с маслом и сыром.

Быстро переодевшись и постоянно переводя дыхание, я ощущала себя колобком, в тесто которого добавили слишком много муки, и он теперь с трудом переваливается с одного бока на другой. Если у колобка вообще есть бока.

Я не стала наряжаться: решила, что сначала куплю подарки для Ады Марковной, а потом вернусь домой и надену зелёное платье Розы, покорно висевшее на плечиках в шкафу. Деньги бабушки и свои копейки я сунула в бархатный кошелёк-мешочек бардового цвета, украшенный двумя бусинами, которые его закрывали и не давали содержимому высыпаться. Подарок от Диляры.

Интересно, как там Диля? Наверное, они уже устроились на новом месте. Надеюсь, подруга найдёт возможность связаться со мной и сообщит, что с ними всё хорошо. Диляра уехала несколько дней назад, а я уже страшно скучаю по ней.

Выглянув из комнаты, я увидела, что бабушка села перед телевизором и принялась за вязание. С невозмутимым видом я прошагала к телефонному аппарату, схватила его и вышла в коридор. Там, плюхнувшись на пуфик, я набрала номер Тамилы Анваровны и прижала трубку к уху. Послышалось несколько коротких гудков, затем в трубке щёлкнуло, и раздался знакомый голос:

— Алло?

— Здравствуйте, Тамила Анваровна, — зачастила я негромким голосом, — это Рита Тилькина.

— Здравствуй, моя девочка, — нежным голосом ответила женщина. — Я тебя узнала. Что-то случилось?

— Ну, не совсем. Вы можете сегодня прийти к нам в гости? Будто сами решили, а не я вам позвонила.

— Конечно, Полиночке опять нездоровится?

Я глянула на арочный проём, за которым начиналась гостиная.

— Понимаете, — сказала я совсем тихо, — бабушка стала забывать, что Миша умер. За обедом она спросила, куда он ушёл. А до этого назвала моего друга именем брата.

В трубке воцарилось молчание. Затем женщина откашлялась и тоже тихо проговорила:

— Понимаешь, Риточка, так бывает. Твоя бабушка уже пожилой человек. В таком возрасте любые перемены и потери переносятся тяжелее.

Забавно, что она сказала о бабушкином престарелом возрасте, ведь сама Тамила Анваровна всего на пару лет младше неё. Но я промолчала, а женщина продолжила:

— Ей нужно время, чтобы смириться со смертью внука. Дай ей его, а в минуты помутнения аккуратно напоминай, что Миша никогда не вернётся. Пройдёт время, и всё наладится.

Я внезапно обозлилась. Легко ей об этом говорить: Тамила Анваровна никогда не была замужем, детей не имеет, как и внуков. Что она вообще знает о потере близких людей? Как может что-то наладиться, если человек, у которого вся жизнь была впереди, внезапно умер, да ещё и такой ужасной смертью?

Я переборола желание бросить трубку и спросила:

— Так вы придёте?

— Приду. Мне вчера на работе подарили баночку замечательной Арабики. Приду к вам, чтобы угостить Полиночку.

— Спасибо, — буркнула я.

— А ты куда-то уходишь вечером? — запоздало поинтересовалась женщина.

Я сделала вид, что не услышала вопрос, бросила трубку и отнесла телефон обратно в гостиную, поправив длинный провод, чтобы он не путался под ногами.

На улицу я вышла, натягивая на голову платок. День стоял ясный, солнце кокетливо висело над городом, но тепла не было. Ёжась, я застыла на дорожке и стала копаться в карманах, вынимая перчатки. Натянув их на руки, я огляделась и увидела женскую фигуру, быстрым шагом приближающуюся к моему дому. На ней была чёрная, видавшая и лучшие времена шуба и меховая шапка поверх длинных тёмных волос.

Я подпрыгнула на месте. Роза!

Встречаться с биологической матерью не было никакого желания, и я в панике заметалась по подъездной дорожке. Куда бежать? Не придумав ничего лучше, я метнулась к двери и едва не была сбита с ног, когда из подъезда вышла соседка с дочерью. Дверь распахнулась прямо перед моим носом, и я отступила на шаг, на мгновение растерявшись от неожиданности. И тут меня окликнули:

— Привет, доченька!

Я скрипнула зубами. Ну вот, не успела, теперь не отвяжусь.

Обернувшись, я уставилась на широко улыбающуюся Розу. Выглядела она куда лучше, чем в больнице. Шишки на лице сошли, остались только синяки бледного фиолетового цвета. Но глаза так и остались прищуренными и опухшими. Походу, мамаша ночью активно заливала за воротник, оттуда и одутловатое лицо.

Гордо вскинув подбородок, я прошла мимо Розы и бросила через плечо:

— Не называй меня так.

Я быстро переставляла ноги, намереваясь избежать неприятного разговора с неприятной родственницей по крови, но Роза быстро нагнала меня и поравнялась.

— Куда идёшь? — дружелюбно поинтересовалась она, и я скосила глаза в её сторону.

— Тебе какое дело?

— Это секрет? — ответила вопросом на вопрос женщина. — Военная тайна?

— Никакой тайны нет, — огрызнулась я. — Просто мои дела тебя не касаются.

Розу моя грубость и смурное настроение не смутили. Она неожиданно звонко рассмеялась и легонько толкнула меня плечом.

— Я в твоём возрасте тоже колючкой была. Постоянно огрызалась на родителей, а потом сбегала из дома. Мы похожи, доченька.

Меня покоробили её слова. Я притормозила, повернулась к мамаше и зло выпалила:

— А тебя родители тоже приковывали к батарее? Сочувствую.

Роза потупила взгляд и виновато сказала:

— Да, я натворила делов, но это уже в прошлом. Прости меня, доченька. Теперь я изменилась и хочу наладить с тобой отношения.

Вот так новость. От неожиданности я потеряла дар речи и застыла с открытым ртом, а Роза воспользовалась моим остолбенением.

— Я мужчину хорошего встретила.

Я ожила и недоверчиво спросила:

— Где? В водочной? Или в очередном притоне?

Роза мягко улыбнулась и дотронулась до моего плеча, но я тут же отступила на шаг.

— Мы встретились в больнице, — стала объяснять Роза, обняв себя за талию. — У Ильдара в реанимации мать лежала, в тяжёлом состоянии. Бедняга так страдала, — она горестно вздохнула и покачала головой, — несколько часов умирала, а врачи ничего не смогли сделать. Последняя стадия рака головного мозга.

Я криво усмехнулась. Ну конечно, Роза нашла мужика, у которого умерла мать, а та наверняка завещала имущество сыну. Вот мамаша и скумекала, кого надо хватать. Небось пристала к убитому горем мужику, а тот потерял бдительность и не понял, что за экзотический фрукт ему встретился.

— Мы уже живём вместе, — тут же радостно заявила Роза, подтверждая мою мрачную догадку. — Он помогает мне слезть с бутылки, я уже две недели не пью!

Я с сомнением хмыкнула и повела носом. И точно, от Розы не пахнет алкоголем. Тогда почему она такая опухшая? Хотя, уверена, мамаша врёт — хочет казаться в моих глазах женщиной, ступившей на путь исправления.

— Ладно, — пожала я плечами, — рада за тебя. Но от меня ты что хочешь? Прощения? Так его ты не получишь.

— Понимаю, — кивнула Роза. — Я была плохой матерью, такое одними словами не исправишь. Но я буду стараться. Мне нужно только, чтобы ты мне позволила стать для тебя хорошей мамой, которую ты заслужила.

— Не поздно ли стараться? — вскинула я бровь. — Мне уже не пять и даже не десять. Я выросла без тебя и твоей материнской заботы, к счастью. Скоро стану совершеннолетней.

— Мать нужна и взрослому человеку, — вкрадчиво произнесла Роза и поправила шапку. — Я бы сейчас всё отдала, чтобы иметь возможность снова поговорить с мамой, но она давно умерла. А мы с тобой живы. Никогда не поздно исправить ошибки молодости.

Слова, слетающие с её губ, звучали странно. Словно их не Роза произносила. Меня осенило.

— Это тебя твой новый хахаль науськал?

Роза помрачнела, передёрнула плечами и снова улыбнулась.

— Да, Ильдар многое мне объяснил. Его мать тоже была не лучшим человеком, бросила мальчика, когда тот в школе учился. Он долгие годы обижался на мать, ненавидел её, а когда она заболела, все обиды испарились. Ильдар до сих пор жалеет, что потратил столько лет на обиды и обвинения. Теперь его мама мертва, а невысказанные слова остались.

— Смертельная болезнь не делает человека хорошим, — грубо перебила её я. — Серийные убийцы и маньяки тоже болеют, и что, их тоже надо прощать? Пожалеть бедненьких?

Губы Розы дрогнули. Шмыгнув носом, она отвела глаза и неловко хихикнула:

— Ну ты сравнила.

— Я к тому, — тяжело вздохнула я и сунула руки в карманы, нащупав кошелёк, — что не всё можно простить и понять. А давить на жалость болезнью...

— Я не больна, — тут же сказала Роза. — Я хочу поменять свою жизнь.

— Пусть так, — ответила я, закатив глаза. — Допустим, ты и правда решила измениться, это похвально. Но я не обязана принимать тебя в свою жизнь. Мы давно два отдельных человека с перерезанной пуповиной. Живи своей новой жизнью, а меня оставь в покое. И все будут счастливы.

Роза растерянно заморгала. Она явно не такого ответа от меня ждала. Была уверена, что, услышав о её решении стать лучше, я запрыгаю от радости и кинусь матери на шею. Очередное доказательство, что она совсем меня не знает.

— Счастье... — медленно произнесла она, облизывая покрытую корочкой рану на губе. — Кто сейчас вообще счастлив?

Я пожала плечами.

— Кто-нибудь.

— Дай мне время, — вдруг попросила Роза и молитвенно сложила перед собой руки. — Немного времени. Я устроюсь на хорошую работу, стану отличной хозяйкой и сделаю всё, чтобы помочь тебе поступить в престижный московский университет!

Я не выдержала и хихикнула, накрыв губы перчаткой.

Ну и ну. Блажен тот, кто верит.

В Казани слухи размножаются быстро: чихнёте в одном конце города, а на другой стороне уже рассказывают, что вы заболели чумой. Вряд ли кто-то не знает о репутации Розы и её похождениях. Кто возьмёт такую женщину на работу? Разве что поломойкой и то не факт. А про университет вообще смехота! В престижный московский вуз мне не попасть — туда вымощена дорога для детей из благополучных семей с тугими кошельками, а не для провинциалов. Но я смогу поступить в обычный университет, и помощь Розы мне для этого не нужна.

Но я решила не озвучивать эти мысли вслух. Тогда разговор затянется, а у меня впереди куча дел. Совсем нет времени слушать заверения Розы и её блаженные мечтания о лучшей жизни. Поэтому я прикрыла глаза и кивнула.

— Хорошо, у тебя есть всё время мира. Дерзай.

Радостно взвизгнув, Роза подпрыгнула на месте и сгребла меня в охапку. От неожиданности я застыла с прижатыми к телу руками и не оттолкнула мамашу. Прижав меня к себе, Роза залепетала на ухо:

— Спасибо, доченька! Обещаю, ты не пожалеешь, больше не придётся стыдиться запойной матери!

Нос защекотал знакомый аромат. Я глубоко вздохнула и закрыла глаза. Духи «Красная Москва». Откуда у матери деньги на дорогой парфюм? Наверное, новый ухажёр преподнёс. Интересно, как долго он выдержит сожительство со вздорной и склочной женщиной, которая не умеет держать язык за зубами и в любой момент может схватиться за бутылку? Удачи мужику.

Осторожно высвободившись, я взяла Розу за плечи и отодвинула от себя. Затем сунула руки в карманы и расправила плечи.

— Мне пора идти. Не ходи за мной, иначе я снова начну злиться.

Роза, совершенно счастливая, замахала руками.

— Всё-всё, доченька, ухожу! Будь осторожна и не ходи по дворам в темноте!

Я уже успела отвернуться и бросила недоумённый взгляд через плечо. Но Роза взмахнула ладонью и послала мне воздушный поцелуй. Хмыкнув, я покачала головой и пошла прочь со двора.

Может, я кажусь излишне злой, но мне не верится, что Роза способна поменяться. Это же не волосы покрасить. На перемены требуются долгие годы, а иногда и вся жизнь. Для этого нужны характер, воля, решимость бороться со своими слабостями, искушениями и трудностями. Только один из ста способен на это, а Роза — слабохарактерная женщина, которая схватится за спиртное при первой же трудности. Потом от неё уйдёт ухажёр, и всё снова вернётся в привычное русло. Запой, драки, притон, отделение милиции.

В магазине я отстояла длинную очередь и, когда приблизилась к прилавку, попросила:

— Мне конфеты «Лакомка», пожалуйста.

— На развес или в коробке? — уточнила замученного вида продавщица, вытирая ладони о синий передник.

— В коробке, — кивнула я и полезла в карман за деньгами.

Под руку попалась перчатка. Вынув её, я пошарила рукой в кармане и нахмурилась — пусто. Полезла во второй, а там только ещё одна перчатка. Меня бросило в пот, волоски на шее зашевелились. Где кошелёк?

Я стала шарить, пальцами надавливая на подкладку карманов. Может, там дырка, которую я не заметила, и кошелёк выпал в подол пальто? Нет, ничего. Пустота. Ни кошелька, ни денег.

— Двенадцать рублей и три копейки, — равнодушно сказала продавщица, выкладывая передо мной большую коробку красного цвета с рисунком лебедя на глянцевой поверхности. — Девочка, быстрее, за тобой очередь.

Я обернулась на людей, нетерпеливо ожидающих своей очереди, повернулась к продавщице и растерянно сказала:

— Нет денег...

— И чем платить собралась? — также равнодушно поинтересовалась женщина за прилавком. — В долг не даю. Или плати, или уходи.

— Но у меня были деньги, — залепетала я, продолжая впустую шарить по карманам. — Положила кошелёк сюда, а теперь его нет...

— Значит, украли, — пожала плечами продавщица, убирая коробку с конфетами на место. — Всё, шуруй, не задерживай людей.

Бойкая бабка отпихнула меня в сторону и бросила на прилавок мелочь.

— Пачку сливочного масла, — гаркнула она и зло покосилась в мою сторону. — Ходят тут, понимаешь ли, очередь занимают и ничего не покупают!

— Девочка, — усталым голосом позвала меня продавщица, выкладывая перед покупательницей брикет масла, — если нет денег, выходи на улицу. Тут и так места нет, нечего стоять и греться.

На улицу я вышла на ватных ногах, отошла в сторону от небольшого магазинчика, перед которым столпились люди и, растерянно моргая, опустилась на бордюр. Схватившись за голову, я уставилась невидящим взглядом перед собой и втянула носом холодный воздух. Ничего не понимаю. Уверена, кошелёк был со мной, когда я вышла из дома. Неужели выпал, когда я вынимала перчатки?

Поднявшись на ноги, я побрела по улице, ругая себя на все лады. Ну как можно быть такой растяпой? Деньги дала бабушка, из закромов вытащила на подарок, а я разом всё потеряла. Ещё и подарок от Дили сгинул без следа. Может пойти по тому же пути обратно? Вдруг обнаружу пропажу по дороге. Хотя, деньги на дороге не валяются — их быстро схватывает тот, кто повнимательнее и половчее.

Мимо меня, угрюмо плетущейся черепашьим шагом, быстро прошла молодая женщина и задела меня сумкой. Не оглядываясь, она громко сказала:

— Прошу прощения! — и поспешила дальше.

А моего носа коснулся запах её духов. Красная Москва. Стоять!

Я замерла посреди дороги и сжала пальцы в кулаки. Ну, конечно! Ничего я не теряла! Это Роза украла кошелёк, когда обнимала меня! Вот для чего был весь этот разговор. Не собирается Роза меняться, и прощение моё ей не нужно. Всё, чего всегда хотела Роза — это деньги. Небось, и про мужика нового набрехала. Может, он у неё и правда есть, но такой же, как она сама — алкоголик и вор.

Разозлившись на себя, я топнула ногой и зло засопела.

Как можно было расслабиться и повестись на обманку! Ещё и позволила себя обнять. Ловкая Роза вытащила кошелёк, а я и не заметила, как она шарит по моим карманам. Ну и дура же я!

На глазах выступили злые слёзы. Обида на себя, на мамашу и на весь затопила сердце, и я хлопнула себя по щеке. А ну прекратить рыдать! Роза не стоит моих слёз. Не в первый раз, но точно в последний. Я больше не позволю ей подойти ближе, чем на пушечный выстрел. Пусть сдохнет в очередной канаве, плакать не стану и на похороны не приду.

Ноги сами привели меня к комиссионному магазину. К тому самому, где Универсамовские открыли видеосалон. На окне висело новое расписание, на котором Айгуль в слове «Робокоп» аккуратно исправила букву А на О. Внутри горел свет, и я, сама не зная зачем, зашла внутрь. Тётка, листавшая журнал, подняла на меня голову и с улыбкой спросила:

— Кино?

— Кино, — подтвердила я, стягивая с головы шарф.

— Проходи, — разрешила женщина и ткнула накрашенным ногтём в закрытую дверь, — они там, мультики смотрят.

Я осторожно приоткрыла дверь и сунула голову в тёмную комнату, где на стульях перед телевизором сидели в основном дети и мои ровесники. Вова, Зима и Валера стояли у окна, прислонившись спинами к стеклу.

Первым меня заметил Зима, и я помахала ему рукой. Оскалившись в подобии улыбки, парень пихнул локтём Валеру и указал подбородком на меня. Валера повернул голову и расплылся в широкой улыбке. Шепнув что-то Вове, он подхватил лежащую в ворохе верхней одежды свою куртку и направился к двери.

— Привет, — улыбнувшись, сказала я, когда Туркин вышел из салона и закрыл за собой дверь.

Кивнув, он сцепил пальцы на моём запястье и потянул на выход. Я даже пискнуть не успела, как мы быстрым шагом пересекли дорогу в неположенном месте и очутились на противоположной стороне, откуда начинался большой раскидистый парк, в котором летом буйствует зелень.

— Почему мы так быстро удрали? — запыхавшись, спросила я и попыталась натянуть на голову платок. Слишком холодно, чтобы разгуливать с голыми ушами. — За нами кто-то гонится?

— Нет, — усмехнулся Валера и, поправив спешно нахлобученный платок, сжал мои щёки ладонями, — просто не люблю зрителей.

— Каких? — только и успела спросить я, как была перебита поцелуем.

Горячие губы Валеры напористо прижались к моим, а руки скользнули по плечам и сжались на талии. Я захлебнулась воздухом и подтянулась на цыпочках, прижимаясь к парню. Снова мой любимый аромат сладких барбарисок и горьких сигарет.

Отстранившись, Валера лукаво улыбнулся и прижал меня к себе, обнимая за плечи. Я уткнулась ему в грудь, прижавшись щекой к тёплой ткани спортивной кофты. Куртка парня укрыла меня как одеяло. Так хорошо. С Туркиным мне всегда хорошо. Так и подмывало выложить ему все свои трудности, но я прикусила язык. Очевидно, как он отреагирует на новость о преступлении Захарова. Неизвестно только, что он сделает с племянником майора. А я не могу допустить, чтобы он угодил в тюрьму.

— Не ждал тебя сегодня, — усмехнулся парень у меня над ухом, и я ещё крепче обняла его за талию, прикрыв веки. — Думал, ты весь день будешь марафет наводить.

— Я и не собиралась приходить, — глухо сказала я. — Но пришла.

— Соскучилась? — со смехом поддразнил меня Валера.

— Да, — ответила я и ни капли не соврала. Я всегда скучаю своему Валере по кличке Турбо, когда он не рядом.

— Может, наплюёшь на приглашение? Посидишь со мной в салоне, а потом прогуляемся в парке?

Я тяжело вздохнула, и Валера отстранил меня за плечи, пристально глядя мне в глаза. А я невольно отвела их в сторону.

— Что случилось?

— Ничего, — соврала я и, поморщившись, прикусила губу.

— Врёшь, — хмыкнул парень и щёлкнул меня по носу. — Морщишь нос. Выкладывай, что случилось.

Оглядевшись, я махнула рукой.

— Может, пройдёмся?

Валера нахмурился, покосился в сторону комиссионного магазина и кивнул.

— Идём.

Мы переплели руки, и я крепко вцепилась в ладонь парня, шагая вглубь заснеженного парка по расчищенной дорожке. Несколько минут мы медленно шли молча, и я притормозила возле лавочки. Повернувшись к парню, я опустила голову и уставилась на нашу с Валерой обувь.

— Рит, говори уже, — поторопил меня Туркин. — Пока я не придумал всякого.

— Я Розу встретила, — тихо сказала я и подняла на парня глаза.

— Так, — понимающе кивнул он. — Вы опять поругались?

— Нет, — покачала я головой и почесала глаза, которые начало щипать. В носу засвербило. — Роза сказала, что решила поменять свою жизнь и наладить со мной отношения.

— Звучит, как полная хрень, — хмыкнул Валера и сузил глаза. — И что ты ответила?

— Не поверила, но не стала ругаться. А потом... — Махнув рукой, я замотала головой и накрыла лицо руками. По щекам потекли крупные горячие слёзы.

Валера подтолкнул меня назад, и я плюхнулась на скамью, продолжая беззвучно заливаться слезами. Осторожными движениями он отвёл мои трясущиеся руки от лица, и я увидела, что парень присел на корточки и смотрел на меня обеспокоенными глазами. От этого я пуще прежнего зарыдала, сотрясаясь всем телом.

— Солнце моё, — ласково сказал Валера и вытер рукавом кофты мои щёки. — Скажи уже, что случилось. Иначе я...

— Она обокрала меня, — всхлипнула я и громко шмыгнула носом, роняя голову на грудь. — Вытащила кошелёк из кармана, а я не заметила этого, пока не пришла в магазин!

— Вот же сука, — рявкнул Валера. — Сраная шлюха.

— Не понимаю, я как могла потерять бдительность, — продолжала я мямлить, не глядя на парня. — Знаю же, кто такая Роза и на что способна. А всё равно позволила обвести меня вокруг пальца.

— Ты не виновата, — тут же пресёк поток самобичевания Валера и коснулся пальцами моего подбородка. — Просто ты хороший человек, и внутри тебя живёт вера, что люди способны на хорошие поступки. Не твоя же вина, что большинство — поголовно твари.

Всхлипнув, я задышала ртом, вытирая слёзы, которые продолжали катиться градом по щекам. Валера удерживал равновесие, держась за мои колени, и нежно гладил большими пальцами ноги.

— Что мне теперь делать? — тихо спросила я. — Я собиралась купить на эти деньги цветы и конфеты для бабушки Марата. Их бабуля дала, потому что у меня своих запасов не было.

Выпрямившись, Валера сунул руки в карманы штанов, и я задрала голову, глядя на него снизу вверх. Парень вынул на свет скрученные купюры, вынул одну и протянул мне. Я машинально взяла деньги, взглянула на них и ахнула.

— Сто рублей?

— Да, — кивнул Валера, убирая остальные ассигнации в карман, и снова сел напротив. — Купи всё, что нужно, и побалуй себя.

— Я не могу их принять, — покачала я головой, возвращая деньги парню. Валера выставил вперёд ладонь, отталкивая мою руку. — Я рассказала тебе не для того, чтобы выклянчить деньги.

— Я знаю, — улыбнулся парень. — Думаешь, я могу смотреть на то, как моя девчонка заливается слезами, и не помочь? Деньги теперь у меня есть. Так что, забудь про мамашу и больше с ней не разговаривай. Иначе, мне придётся с ней поболтать. Вряд ли кому-то это понравится.

Я сжала хрустящую бумажку дрожащими пальцами.

— Спасибо, — тихо сказала я. — Я верну сдачу.

— Не вздумай, — нахмурился Валера и, опустив ладонь мне на шею, заставил наклониться к нему. Наши лица оказались в сантиметре друг от друга, и я посмотрела в красивые зелёные глаза напротив, в которых могла утонуть. — Ты уже моя семья, а значит, всё моё — принадлежит и тебе.

Нет, я уже утонула.

Подавшись вперёд, я поцеловала парня, пытаясь выразить всю свою благодарность за его заботу. Но не получилось — ничто не сможет показать, как на самом деле я благодарна Валере за то, что он появился в моей жизни. Я готова отдать ему всё, что у меня есть и достать из-под земли то, чего нет. Потому что я люблю его.

— Спасибо, — прошептала я ему в губы и почувствовала улыбку. Тёплая рука коснулась моей щеки и заправила непослушную прядь волос за ухо. Платок спал с головы. — Я... Я...

Захлебнувшись словами, я покачала головой. Не было смысла что-либо говорить. Слов недостаточно. Мне нужно достать с неба солнца, тогда станет понятно, насколько мне нужен этот красивый мальчик с зелёными глазами и самой лучезарной улыбкой в мире.

— Знаю, Рит, — ответил хриплым низким голосом Валера. — Я тоже тебя люблю.

Слёзы покатились по лицу с новой силой. А сила духа покинула меня; я рухнула в руки Валеры, утыкаясь в шею, и он, приподняв меня, усадил меня на скамью, а сам опустился рядом. Я прижалась к нему, как маленький котёнок, пытаясь согреться у парня на груди под сердцем. А Валера гладил меня по волосам и целовал нос, лоб, щёки, губы — осыпал самыми горячими и нежными поцелуями в мире.

***

Спутанная прядь волос застряла в гребне, и я, сцепив зубы, стала выпутывать клок из расчёски, глядя на время. Уже надо выходить, а я ещё не готова.

Мне пришлось побегать; когда, вооружившись деньгами Валеры, я вернулась в магазин с уставшей продавщицей, она сказала, что последнюю коробку «Лакомки» уже забрали и предложила пакет на развес. Но мне была именно праздничная красивая коробка — кто заявляется на день рождение с букетом цветов и позорным кульком? Угощение в коробке нашлось только в четвёртом магазине и стоило значительно дороже, чем в первом. Жаба душила меня, но пришлось расплатиться, и я понеслась покупать цветы. Хотя бы с ними проблем не было.

Сквозь бубнёж работающего телевизора до меня донёсся звук дверного звонка и шарканье бабушкиных тапочек. Должно быть Тамила Анваровна уже пришла. Я снова глянула на часы — что-то рановато.

Подумав пару секунд, я решила собрать волосы в высокий хвост и сделать небольшой начёс, чтобы три волосинки выглядели пышной гривой.

Собравшись и взглянув на себя напоследок, я разгладила юбку зелёного платья и снова вспомнила Розу. Какая же сволочь. Нет других слов. Обокрасть собственного ребёнка — что может быть хуже?

Вытащив букет пышных белых хризантем из вазы, я отряхнула капли воды, подхватила коробку конфет и вышла из комнаты. Тамила Анваровна как раз вышла из туалета, и мы столкнулись в коридоре. Женщина широко улыбнулась и осторожно приобняла меня, чтобы не повредить цветы.

— На праздник идёшь? — поинтересовалась она. — Нарядная такая, красивая!

— Мхм, — кивнула я. — У бабушки друга день рождения. Меня пригласили.

— Друга? — заговорщицки зашептала Тамила Анваровна. — Очень близкого друга?

Застёгивая сапоги, я недовольно глянула на женщину. Ну что за детский сад?

— Просто друга.

— Эх, — мечтательно вздохнула она, — и где мои юные годы? Танцульки, трогательные прогулки за руки, признания в любви под окном — как мало нужно было для счастья!

— Угу, — буркнула я. — Ладно, я побегу, если что, на столе лежит записка с номером телефона Суворовых. Если что-то случится, сразу звоните.

— Не переживай, — отмахнулась Тамила Анваровна. — Отдыхай спокойно, всё будет хорошо.

— Маргошенька! — окликнула меня бабушка, когда я уже переступила порог. В руках она держала стационарный телефон и протягивала мне трубку. — Тебя к телефону просят.

— Блин, — вздохнула я и вернулась обратно в квартиру. — Кому там неймётся.

Бабушка всучила мне телефон и потянула подругу в кухню, шепча ей что-то украдкой с хитрой улыбкой на губах. Закатив глаза, я прижала трубку к уху и прислонилась спиной к стене.

— Это Рита, говорите.

— Привет, — прозвучал знакомый мужской голос, но я мысленно так сильно торопилась, что не узнала звонящего. — Как дела?

— Лучше всех, — торопливо ответила я и нетерпеливо затрясла ногой. — Кто это?

— Не узнала? — сильно удивился голос на том конце провода. — Правда? Ты меня не узнала?

Нет, ну что за глупый вопрос? Если я спросила, значит не узнала. У меня нет времени на идиотские шутки.

— Не узнала, — терпеливо ответила я. — И я очень тороплюсь, поэтому, говорите быстрее.

— Это Рома. Захаров. Честно, даже обидно, что ты меня по голосу не признала.

Я чуть не рухнула там, где стояла. Меньше всего ждала этого звонка. И после всего того, что я узнала об этом человеке, меня обуял ужас. С трудом справившись с дрожью в голосе, я спокойно сказала:

— А, понятно.

— Куда спешишь?

— По делам, — коротко ответила я, не желая вступать в долгий разговор. Очень хотелось без слов бросить трубку и больше никогда не подходить к телефону.

— Куда? — повторил Рома, не сбавляя градус дружелюбности в голосе.

— Ром, — вздохнула я, — ты чего хотел?

— Нам так и не удалось сходить в кино. Я подумал, что сегодня можно наверстать упущенное.

Только не это.

— Ром, — твёрдо сказала я, стиснув пальцы на трубке с такой силой, что та затрещала, — у меня есть молодой человек. И в кино я пойду только с ним.

— С тем любителем помахать кулаками? — усмехнулся Захаров.

— Да, — отбрила насмешку я, — и они у него всё ещё чешутся. Так что не нарывайся.

— Думаешь, я его боюсь? Не забывай, кто мой дядя.

— А вот пугать меня не надо! — вспыхнула я. Страх сменился злостью. — Оставь меня в покое. Не звони, не подходи, не приглашай — мы с тобой только учимся вместе, на этом всё. Ясно? Одноклассники и только.

— Сколько агрессии в твоих словах. Что я такого сделал, что ты так обозлилась?

— Просто ты меня достал! — повысила я голос. — Мне неприятно твоё внимание! Что тут непонятного?

— Чем я хуже того гопника?

— Ты — не он, — отрезала я и собралась было отсоединиться, но палец замер над кнопкой.

— И это моё преимущество, — рассмеялся Захаров, и я ощутила, как голова наливается кровью. — Была бы ты умной девочкой, давно бы это поняла.

— Тебя так задел отказ, что ты решил обозвать меня тупицей?

— Ни в коем случае. Всего лишь пытаюсь тебя вразумить.

— Я слишком тупая для тебя, — огрызнулась я и зашипела в трубку. — Если будешь донимать меня, то вся школа узнает о причине, по которой ты переехал в Казань. А потом парни из Универсама и Дом быта прикопают тебя на местном погосте. Понял? Чао-какао, придурок.

— Что? — начал было Рома, но я уже бросила трубку и перевела дух.

Грёбаный псих.

Не знаю, зачем я приплела ещё и Дом быта, но хотелось как следует напугать парня, чтобы он навсегда забыл дорогу ко мне. Зря Захаров думает, что со мной прокатит та же схема, что и с бедной Аллой. Во мне упертости хватит на стадо баранов, и я ни за что не позволю себя ломать. Если Рома захочет моей смерти, то сдохнет вместо со мной. Мелкий гадёныш.

Шумно вздохнув носом, я прошлась пальцами по волосам, поправляя причёску. Уши горели, сердце колотилось в висках, кончики пальцев покалывало. Собрав себя в руки, я крикнула:

— Я ушла!

***

— Тилька, — громко шепнул Марат и толкнул меня локтём, — ты оглохла?

— Да что, — зашипела я, пытаясь подцепить вилкой рулет из ветчины с сыром и чесноком. — Что ты ко мне прицепился?

— Урони вилку на пол. Будто случайно.

Положив рулет на тарелку, я плюхнулась на стул и покосилась на Суворова-младшего.

— Это ещё зачем?

— А ты можешь просто сделать и не задавать тупых вопросов? — обозлился Марат и кивнул. — Давай, роняй.

Я тяжело вздохнула. Лучше сделать, как он говорит. Проще застрелиться, чем отвязаться от Марата.

Сунув кусок рулета в рот, я двинула локтём, и вилка, лежавшая под рукой, с тихим стуком приземлилась на ковёр рядом с моими ногами. Никто этого не заметил, поэтому я невозмутимо вытерла пальцы салфеткой и нырнула под стол. Марат опустился следом и слишком резко — наши лбы встретились, я дёрнулась и впечаталась затылком в столешницу.

— Ты для этого меня позвал? — зашипела я на парня, схватившись рукой за голову. — Чтобы добить под столом, пока никто не видит?

— У тебя башка слишком большая, — огрызнулся Марат. — Под столом не помещается.

Вилка, которую я подняла, когда наклонилась, с тихим звуком ударила Суворова по лбу, и он дёрнулся. Раздался грохот — это Марат впечатался головой в стол. Но из-за громких разговоров никто не услышал возню рядом.

— Дура! — процедил Марат, держась сразу за затылок и лоб. — Я щас на кухню с тарелками пойду, а ты за мной иди, как будто тебе в туалет приспичило.

— И зачем мне это делать? — спросила я, с подозрением прищурившись.

Марат закатил глаза с такой силой, что зрачок исчез под веком.

— За что мне такое наказание? — Тряхнув головой, он прошептал: — Просто сделай, я кое-что покажу.

Тяжело вздохнув, я кивнула и вернулась на своё место. Нашего с Маратом отсутствия никто не заметил. Праздник был в самом разгаре.

Ада Марковна, сидящая во главе роскошно накрытого стола, раскраснелась от шампанского и вина и громким поставленным голосом вещала о своей молодости, приправляя байки смачными ругательствами. В последний раз бабушку Суворовых я видела много лет назад, и с того времени она пополнила словарный запас отборной русской руганью.

Отец Марата и Вовы сидел рядом с матерью и своей женой Дилярой и ухаживал за дамами, хватаясь то за одну бутылку, то за другую, подливая в фужеры алкоголь. Диляра, одетая в невероятной красоты платье, рядом с которым одеяние Розы выглядело безобразным обрезком ткани, громко хохотала над историями свекрови и постоянно пыталась откормить меня, протягивая то одну салатницу, то другую. Уже через полчаса после начала празднования я почувствовала себя свинкой, которую откармливают на убой.

Вова, одетый в армейскую форму, сидел напротив и периодически подмигивал мне, когда Ада Марковна подводила черту под историями словами:

— Вот так мы и показали этим хренам нашу кузькину мать!

Глаза нового авторитета блестели от принятого на грудь алкоголя, и я снова увидела своего старого друга, каким он был до армии. Тем мальчиком, в которого я когда-то по уши влюбилась и плакала по ночам от невзаимной любви. Те времена давно прошли, но стало приятно от осознания, что тот человек всё ещё здесь, только прячется под защитной бронёй, приобретённой во время войны.

Кирилл Евгеньевич поднялся со своего места и в предвкушении потёр руками.

— Ну что, ещё по одной? Вов, ты как, осилишь?

Вова хмыкнул и вальяжно махнул рукой.

— Наливай.

Рюмки мужчин и Ады Марковной наполнились до краёв водкой. Диляра засуетилась, протягивая им тарелку с солёными огурцами.

— Вот, на закуску!

Кирилл Евгеньевич взял тёмно-зелёный огрызок, а Вова выставил перед собой ладонь и покачал головой.

— Я спортсмен. — После недолгой паузы он хитро улыбнулся. — Не закусываю.

— Мам! — Марат вскочил на ноги. — Давай я грязные тарелки на кухню отнесу?

— Спасибо, сынок, — улыбнулась Диляра. — Только замочи их в раковине, пожалуйста.

— Ага, — закивал Марат, спешно собирая грязную посуду по столу. — Всё сделаю.

Быстрым шагом он скрылся из просторной гостиной, и я проводила его долгим взглядом.

— Риточка, — обратилась ко мне Диляра, — ты совсем ничего не ешь! Хочешь курочку? Ты что больше любишь: ножку или крыло?

Я протестующе закачала головой и похлопала себя по набитому животу.

— Тётя Диляра, умоляю, остановитесь меня откармливать! Я сейчас лопну!

— Ну скажешь тоже, — засмеялась женщина, и её красивое лицо украсил прелестный румянец от шампанского. — Ты худышка такая, тебя ещё кормить и кормить!

Я засияла в ответ улыбкой и сделала глоток компота из своего стакана. После обилия майонеза, солёных огурцов и чесночной заправки постоянно хотелось пить, а места в желудке уже не осталось. Марат прав, мне нужно сходить в туалет. Только по-настоящему.

Отодвинув стул, я, провожаемая громким смехом взрослых, вышла в коридор и свернула налево, минуя кухню. Когда я вышла из туалета, вытирая влажные руки о подол платья, то налетела на Марата.

— Я же сказал: выйти в туалет понарошку! Ты зачем там заперлась?

— Думала, что это кухня, — съехидничала я, идя следом за парнем. — Ты что показать-то хотел?

Суворов завёл меня в кухню и прижал палец к губам, указывая на стеклянную бутылку с ярко-красной жидкостью, стоящую на подоконнике.

— Смотри, что надыбал.

— И что это? — спросила я, подходя ближе. — На компот похоже.

— Почти, — хихикнул Марат и вынул из шкафчика два стакана. — Вишнёвая наливка. Бабка несколько бутылок из деревни привезла, а я одну утащил, пока стол накрывали. Никто не заметил.

— Ты забыл, что Валера про спиртное сказал? — хмыкнула я, скрестив руки на груди, и смотрела, как Марат осторожно наливает немного наливки в каждый стакан. — Влетит по первое число.

— А ты что, собралась от нас к нему идти? — вскинул брови Марат, отвлекаясь от процесса разлива. Я покачала головой. — Вот и славно. Он не узнает, а к утру всё выветрится.

— Вова заметит, — напомнила я парню о существовании его старшего брата.

— Да он так наклюкался, — заржал Марат, — что ложку от вилки не отличит. К тому же мы не будем нажираться. Так, пригубим.

Я с сомнением покосилась на два стакана.

— Ну, не знаю...

— Да что ты такая правильная? — взвился Марат и всплеснул руками. — Праздник же! Чё это все бухают, а мы как на детском утреннике сидим?

— Ладно-ладно, — вскинула я ладонь, — не истери. Давай сюда свою наливку.

— Вот и отлично, — вмиг повеселел Суворов-младший и всучил мне стакан, а сам понюхал содержимое своего.

Я последовала его примеру, и у меня чуть глаза на лоб не полезли. В нос ударил крепкий запах спиртного вперемешку с ароматом сочной вишни. Я пошла на попятную.

— Она слишком крепкая.

— Естественно, — заржал Марат и тут же притих, оглянувшись на коридор. — Это тебе не шампусик. Нормальный напиток.

— Ты его уже пробовал?

— Нет, — признался парень и снова принюхался. — Я кроме пива и вина ничего не пил. Но интересно же. Ну что, залпом?

Я вздохнула и покачала стаканом в руке. Красная жидкость заплескалась и защекотала нос.

— Ладно, но только одну.

— По рукам.

Глядя друг на друга, мы поднесли стаканы к губам и застыли. Марат кивнул, и я резко опрокинула в себя содержимое. Лучше бы я этого не делала.

Дёсны, язык, гортань — всё заволокло обжигающей жидкостью. Зажмурившись, я прижала ладонь ко рту, чтобы не поддаться порыву выплюнуть всё обратно. На глазах выступили слёзы, и я с трудом проглотила наливку. Горечь побежала по пищеводу, в носу защипало, безумно хотелось чихнуть, и я дёрнула головой, пытаясь справиться с резко подкатившей тошнотой. Какой ужас, и как Роза способна вливать в себя алкоголь бутылками? Я выпила меньше пятидесяти граммов и уже готова попрощаться с жизнью.

Марату было не лучше. Он пытался не показать, как ошалел от крепкости напитка, но его выпученные глаза, заблестевшие от влаги, сказали всё за него.

— Ты только рот не открывай, — просипел он плотно сжатыми губами. — Так только хуже будет.

Я кивнула, поверив на слово. Мы стояли минуту-две, пытаясь привыкнуть к новым ощущениям, и я поняла, что первый шок прошёл. В груди разлилось мягкое тепло, а во рту появилась сладость вишни.

Марат посмотрел на меня, а затем кивнул на бутылку.

— Ещё по одной?

Стоило отказаться, но моя голова сама кивнула, дав одобрение.

Наливка разлилась по стаканам, мы глубоко вздохнули и опрокинули в себя горькую жидкость. Третья порция пошла легче. На пятой я уже не поморщилась.

Мы с Маратом уселись на полу в его комнате, предусмотрительно спрятав бутылку под стол, чтобы любой вошедший не понял, чем мы тут занимаемся. Суворов болтал ногами и двигал губами, напевая «Седую ночь».

— Почему вам так нравится именно эта песня? — спросила я, когда Марат принялся изображать игру на невидимых барабанах.

— А что с ней не так?

— Да всё так. Просто стало интересно, почему именно она так вам полюбилась.

— Не знаю, — пожал плечами Марат, стуча по невидимым тарелкам. — Она прикольная.

Мы какое-то время молча сидели, упираясь затылками в стену, и пялились в никуда. Из-за прикрытой двери доносились голоса взрослых — они запели «Как молоды мы были», и самозабвенный хор внезапно тронул меня до глубины души. Шмыгнув носом, я украдкой вытерла глаза.

— Я думал, они нас обыщутся, — фыркнул Марат, глядя на дверь. — А им там и без нас весело. Эх, старики.

— Мы тоже такими будем, — улыбнулась я.

— Я стареть не собираюсь, — покачал головой парень. — Сороковник уже закат жизни, это что за дела.

— Ну, с твоими подвигами ты и до двадцати не дотянешь.

— Чья бы корова мычала, — скривился Марат.

— Можно тебе кое-что по секрету рассказать? — вдруг тихо спросила я, сама не ожидая от себя этого вопроса. Что-то в голове приказывало молчать, но язык не слушался и говорил: — Это очень важно. И страшно.

— Конечно. — Марат закряхтел и, оттолкнувшись от стены, уселся напротив меня. — Выкладывай.

Я придвинулась ближе и сгорбилась под тяжестью невидимого груза.

— Это про нашего одноклассника, Рому Захарова.

Я говорила без остановки, говорила и говорила. Выложила всё, что мы с Зимой разузнали в отделении. Лицо Марата вытянулось, и пока я рассказывала, он стал раскачиваться на месте, покачивая головой. Когда я, выдохшись, закончила, он выпалил:

— Вот же псих!

— Зима то же самое сказал, — ответила я, потирая горящие глаза. Нестерпимо хотелось спать. — И я теперь не знаю, что делать. Вдруг Рома выбрал меня своей новой жертвой?

— Как «что делать»? — всплеснул руками парень. — Рассказать Вовану и Турбо! Вот прямо сейчас, подожди, я брата приведу. Выложишь ему всё, а он скумекает, как быть.

Марат стал подниматься на ноги, но я дёрнула его за руку, усаживая на место.

— Погоди ты, полетел орёл. Вова сейчас не в той кондиции, чтобы здраво мыслить. Это раз. А второе, не уверена, что стоит говорить Турбо. — Я понизила голос до шёпота. — Вдруг он убьёт Захарова.

— И будет прав! — крикнул Марат, и я вздрогнула. Его голос в тишине комнаты прозвучал раскатом грома. — А я помогу! Нет, это чё за приколы такие? Довести девчонку до самоубийства! Нормальные пацаны таким не занимаются, а он даже не чушпан — говно под ногами!

— Захаров — племянник мента, — напомнила я.

Марат глупо моргнул.

— И что дальше?

— Как что? — удивилась я его тупости. — Он Валеру на месте пристрелит!

— Да ну, — неуверенно протянул Марат и почесал затылок. — Ну ладно, ты, может, и права. Но делать-то что-то надо. Или будешь ждать, когда этот псих тебя до ручки доведёт?

— Не доведёт, — покачала я головой. — Только не меня. Но я боюсь того, на что он способен. Что он мог сказать Алле, что она сразу после этого выпрыгнула из окна?

— Даже представить не могу, — выдохнул Марат. — Такое в кино не показывают.

— Вот и я о том же.

— Ладно, не боись, Тилька. — Парень хлопнул меня по плечу и потряс. — Ты с нами, а мы тебя в обиду не дадим. Пусть только сунется, сразу узнает всю мощь Универсама.

Я открыла рот, чтобы ответить, но тут услышала звук дверного звонка. Марат обернулся на дверь, ведущую из комнаты в длинный коридор.

— Кого это ещё к нам принесло?

— Ты меня спрашиваешь? — хмыкнула я, поднимаясь на ноги. — Пойдём, посмотрим.

Толкая друг друга плечами, мы высунули головы в проём и прижались к косяку и друг к другу горячими щеками. В коридор, грузно шагая, вышел Кирилл Евгеньевич и, слегка покачиваясь на нетвёрдых ногах, приблизился к двери, а звонок всё не переставал орать — кто-то настойчиво жал на кнопку, требуя немедленно открыть.

— Вдруг это менты? — зашептал мне на ухо Марат.

— Да нет, — фыркнула я, но тут же засомневалась. — Наверное. Чего бы они так поздно припёрлись?

— Да хрен их знает. Они всегда приходят, когда их не ждёшь.

— Сейчас-сейчас! — крикнул отец Суворовых, теребя цепочкой на двери и гремя многочисленными замками. — Открываю!

Дверь широко распахнулась, и в коридор ввалились двое парней. Одни держал за плечи другого, который с трудом шёл на своих ногах.

— Вова дома? — прохрипел Зима. — Позовите Вову.

Я чуть не упала солдатиком на пол и, схватившись за стену, побежала по коридору.

— Что случилось? — заорала я не своим голосом и снова чуть не упала на подкашивающихся ногах. Если бы не Кирилл Евгеньевич, схвативший меня за локоть, я бы распласталась на полу, как брошенное на кровать одеяло.

— Хулиганы напали, — с трудом проговорил Валера и закашлялся.

— Диляра! — раскатистым басом прокричал отец Суворовых. — Неси аптечку! Я сейчас в милицию позвоню!

— Бать, бать, — остановил суетившегося Кирилла Евгеньевича возникший в коридоре Вова. — Не надо милицию.

— Как не надо? — удивлённо переспросил отец. — На них же напали!

— У меня есть знакомый в ментовке, — пояснил Вова и выдавил из себя фальшивую улыбку. — Я ему сейчас звякну, он поможет.

Пока все суетились, громко говорили, спорили, я, не в силах пошевелиться, в ужасе смотрела на своего зеленоглазого мальчика, чьё лицо было залито кровью. Заметив мой страх, Валера криво улыбнулся:

— Я в порядке, солнце. Немного зацепились мордами. Сделай лицо попроще, меня же не убили.

Лучшая благодарность и мотивация для автора — лайки, подписка и отзывы читателей! Не жадничайте, отсыпьте словечек! Вам не сложно, а мне приятно! 💙