Наши сердца разобьются этой зимой

— А как тебе эта? — Я вытянула из рулона ткань, слегка грубоватую, зато отлично подходящую под фасон платья. — Цвет похож на синеву неба в сумерках.

— Нет, — сморщилась Глаша, глядя на моё предложение. — Выглядит, как какое-то недоразумение. Я ищу особенный оттенок синего, понимаешь? Это всё не то!

Я ещё раз глянула на ткань. Что не так? Очень даже красивый цвет. И ткань не такая дорогая. Конечно, Глаша может себе позволить потратить больше рублей, чем я, благодаря состоятельным родителям, но и у их семейного кошелька есть предел.

— Мне нужно что-то такое, — продолжила тем временем Глаша, расхаживая вдоль рядов, — что-то... — Она задумчиво вскинула глаза к потолку и ткнула указательным пальцем себя в подбородок с милой ямочкой. — Особенное.

Когда она отвернулась, я закатила глаза. Мы уже в третьем магазине тканей, и нигде нет её «особенного» цвета. А магазин, между прочим, последний в городе. Есть ещё центральный рынок, конечно, но Глаша наотрез отказалась покупать там «дешманские тряпки».

Я уже успела пожалеть, что взяла заказ одноклассницы. Глаша дочь состоятельного родителя, у которого через несколько месяцев юбилей, и она хочет на банкете сиять, словно звезда. А также привлечь своим очаровательным внешним видом потенциально выгодного жениха, которого одобрит отец. Поэтому она и обратилась ко мне, знает, что стоит ткнуть пальцем в глянцевую страничку журнала, и я сошью ей то, что она хочет. Но торча битый час в магазине, я успела мысленно отругать себя за такое ярое стремление заработать деньги. Деньги нужны, но нервные клетки после общения с одноклассницей, увы, не восстанавливаются.

— Совсем забыла, — хлопнула я по своей сумке, когда мы перешли в новый ряд, пестреющий одурительно яркими расцветками, — возвращаю.

Украдкой, чтобы не видела снующая за нами продавщица, я сунула Глаше порножурнал с голыми мужчинами. Щёки одноклассницы вспыхнули озорным румянцем, она игриво хихикнула и спрятала журнал в портфеле.

— Затёрла страницы до дыр, небось? — сверкнула глазами она и толкнула меня плечом. — Кто больше всего понравился?

— Никто, — фыркнула я. — Я не смотрела его даже.

— Тогда чего так покраснела?

— Мне душно, — соврала я и оттянула воротник пальто. — Мы здесь слишком долго, а тут такая жара.

— Понимаю-понимаю, — с лукавой улыбкой кивает Глаша и томно вздыхает. — Если бы я ходила с красивым мальчиком из группировки, я бы тоже не призналась, что читала этот журнал.

Я обернулась к обмахивающейся ладошке однокласснице и сурово спросила:

— Откуда знаешь?

— Да все знают, — хмыкнула Глаша. — Видели, как он тебя у ворот ждал. Да и слухи быстро разносятся. Но ты это, — она сжала моё запястье крепкой хваткой, — будь осторожна. Если учителя и Коневич узнают, будут проблемы.

— Да знаю я, — раздражённо отмахнулась я, скидывая её руку. — Когда Денис позвал меня на разговор, думала, чувств лишусь, так переживала. Но всё обошлось, он не знает.

— А вообще, — задумчиво протянула Глаша, коснувшись кончиками пальцев жёлтой ткани, — может он и знает. Это же Коневич. Мне кажется, он знает, даже какие трусы мы носим и что на завтрак едим. Пытливый и настырный жук.

Я промолчала. С одной стороны согласна, а с другой — некрасиво облаивать за спиной человека, который, вроде как, пытается тебе помочь.

— Так, а ну стоять!

Глаша резко вскинула руку и попала мне по лицу, из-за чего из глаз посыпались искры. Я отшатнулась и, уставившись на одноклассницу, спросила:

— Ты что, совсем обалдела? Чего дерёшься?

— Случайно вышло, — отмахнулась Глаша и, схватив за локоть, потащила за соседний прилавок. — Ты посмотри, кто здесь!

Она предусмотрительно понизила голос до шёпота, а я стала озираться в поисках того, о ком она говорила. Кроме нас в швейном магазине бродили только старушка лет девяносто — она с трудом переставляла ноги и волочила за собой тряпичную сумку на колёсиках — и молодая девушка. Судя по вырученным глазам Глаши, смотрела она именно на последнюю.

Я присмотрелась. Высокая девушка отчего-то горбилась, блуждая меж рядов с тканями, похоже стеснялась своего роста. Длинные красивые чёрные волосы покоились на плече, заплетённые в толстую косу, на голове сидела шапка из недорогого меха. У меня даже такой нет, не по карману. Лицо девушки было мне незнакомо.

— И кто это? Почему мы прячемся?

— Ну ты темень, подруга, — фыркнула Глаша, продолжая наблюдать за девушкой. — Это же Валька Авдеева!

Я уставилась на одноклассницу. И почему она решила, что мне должно быть знакомо это имя. Заметив мой недоумённый взгляд, Глаша усмехнулась:

— Понятно, ты же сплетни не любишь. Хоть знаешь, кто авторитет группировки, в которой твой суженый-ряженый состоит?

— Ну, был Кащей.

— Почему был? — вскинула брови Глаша и тут же отмахнулась. — Ай, неважно. Его Никита Кащев зовут, так-то. И в прошлом году он мутил шашни с сеструхой Вальки, даже о свадьбе поговаривали.

— И что с того? — всё ещё не понимала я, к чему вела Глаша.

— А с того, что Валька втрескалась в Никиту по уши! — громко зашептала Глаша, вся сотрясаясь от перевозбуждения. — И прыгнула к Кащеву в койку, представляешь! Когда родители и Алёнка, её сестра, узнали, был такой скандал!

— Ого, — только и смогла вымолвить я. — С женихом сестры... Как можно...

— Это ещё что! — захихикала Глаша. — Дальше такое было! Вальку родичи дома заперли, а перед этим отхлестали ремнём так, что она только на животе лежать смогла. Алёнка в Кащева была так сильно влюблена, что простила ему измену. Мол, Валя сука во всём виновата, соблазнила парня, а он, будучи мужчиной, не смог отказаться. Природа и всё такое прочее. Они дальше стали встречаться. А Валька-то тоже не промах! Она ночью из дома сбегала через окно, к Кащеву неслась. Ну и они там в его квартире делали всякое. Ну, — Глаша склонилась ко мне и одними губами произнесла, — сексом занимались.

— Спасибо, — фыркнула я, — это было и так понятно из твоего рассказа.

— А, — кивнула Глаша, — вот и славно. Плохо это всё кончилось. Алёнка от Кащева ребёнка в брюхе принесла, Валька узнала и как с катушек слетела! Столкнула сестру с лестницы, выкидыш был.

Кровь отлила от моего лица. Я посмотрела на черноволосую девушку и не верила тому, что вижу и слышу. Ну не похожа она на умалишённую, способную навредить родному человеку из-за мужчины.

— И что дальше было? — тихо спросила я. — Чем всё закончилось?

— А я не знаю, — пожала плечами Глаша. — Алёнка после больницы в санаторий какой-то укатила. А Валя тоже исчезла. Её год никто и не видел. Один Ленин знает, где пропадала.

— Думаю, родители её тоже знают.

— Ну это да, — кивнула Глаша. — И теперь она тут. Интересно, что дальше делать будет. Школу-то она не закончила.

— Хочешь спросить у неё? — Я ткнула в сгорбленную фигуру, перебирающую в коробке разноцветные пуговицы. — Дерзай.

— Я что, дура, по-твоему? — Глаша покрутила пальцем у виска. — Ну нет, обойдусь. Вдруг она того, совсем чокнулась. Ещё меня из окна вытолкнет, а я молодая и красивая. Фигушки. Пусть кто другой правду узнает и нам потом расскажет. Всё, — она опустила ладонь на моё запястье и потянула к выходу, — идём.

— А как же ткань для платья? — попыталась я остановить одноклассницу, но Глаша оказалась настойчивее. — Мы же так и не выбрали ничего!

— Мамку попрошу у знакомой своей узнать. Она говорила, что знает кого-то, кто знает ещё кого-то, у кого знакомый — оптовик. Всё может достать. Всё, топаем. Пугает меня эта Авдеева. Мало ли что у неё на уме.

Мы выбежали на улицу, и я поспешила натянуть шарф на голову. В разгар выходного дня было слишком темно — огромные свинцовые тучи нависли над городом, и ледяной ветер ледяными иголками хлестал по щекам. Шумно выдохнув, словно пробежала стометровку для ГТО, Глаша раскинула в стороны руки и потрясла ими.

— Ну и погодка. Когда уже весна? Я устала от морозов.

— Скоро, — улыбнулась я, и мы пошагали по расчищенной от снега и наледи тропинке. — Но помни, до конца апреля особенного тепла и не будет.

— Тогда дайте сразу лето, — по-детски заканючила Глаша, чем заставила меня рассмеяться. — Ну не могу уже, сил нет. От мороза кожа сухая, от горячих батарей дома тоже. Никакого счастья от этой зимы.

У меня мало причин, чтобы поспорить с ней. Эта зима для меня слишком ужасная, худшая в жизни. И единственный проблеск света в непроглядной тьме — встреча с Валерой. И мне страшно хотелось снова с ним увидеться. Так всегда будет? Стоит только нам расстаться, я через минуту буду ждать следующей встречи? Ужасный плен любви.

Глаша щебетала над ухом, продолжая сплетничать о семье Авдеевых. По большей части то, что она знала об этом любовном треугольнике — россказни от других девчонок, тех, что учились вместе с Валей, пока она неожиданно не пропала.

— Вспомнила! — вскинула указательный палец в небо Глаша. — Мачеха Диляры же общалась раньше с матерью Вали! Надо у неё спросить, может она что знает. — Одноклассница потёрла ладони друг о друга, гаденько хихикая и предвкушая. — Кстати, а почему ты её с нами в магазин не взяла? Диля же любит такое.

В ответ я только тяжело вздохнула. Причину не объяснить в двух словах. Да и правду говорить нельзя. Глаша девчонка хорошая, но жутко болтливая. Её длинный язык принесёт лишь беды.

— Да и в школе вас вместе не видно, — задумчиво сказала девушка. — Она с Таганской всё время ходит. Вы что, поссорились?

— Нет, — покачала я головой, не желая особо распространяться на эту тему. — Временно прекратили общение. Но давай не будем говорить об этом.

Глаза Глаши загорелись хищным огнём — она почуяла новую сплетню. Я ускорилась, надеясь, что, в попытке догнать меня, Глаша забудет о теме разговора.

Тропинку впереди перекрыло ограждение с предупреждающим знаком о проведении дорожных работах, и, чтобы попасть на соседнюю улицу, надо было перейти дорогу. Мы остановились у светофора, и Глаша основательно взялась трепать мои нервы.

— Ну Марго, ну что за тайны? Мы столько лет вместе учимся! Ты можешь со мной поделиться! Я никому не скажу!

Я с трудом сдержала ехидную усмешку. Конечно, не скажет. Разболтает. Это же не одно и то же.

И только я открыла рот, как тут же осеклась, уставившись на высокую тёмную фигуру, стоявшую напротив. Он стоял далеко — через дорогу, — но я готова была руку отдать на отсечение, что это он. Шрам. Мне хватило одного раза, чтобы запомнить его на всю жизнь.

Шрам стоял прямо, сунув руки в карманы чёрного пальто. Его распахнутые полы развевались от ветра, тёмные взъерошенные волосы стояли колом. И смотрел мужчина прямо на меня. Мурашки холода, не имеющего никакого отношения к погоде, поползли по спине. Почему он смотрит на меня? Шрам же никогда меня не видел. Или видел?..

— Марго, ты чего? — хлопнула меня по руке Глаша. — Словно привидение увидела.

Лучше бы приведение.

— Да так, показалось.

Я отвела взгляд от тёмной фигуры всего на мгновение, а затем по дороге прокатился залепленный грязью жёлтый автобус. Загорелся красный свет светофора, машины остановились и поток людей хлынул по переходу. Я замерла, не в силах сдвинуться с места, но Глаша, раздражённо фыркнув себе под нос, потащила меня вперёд. Шрам прошёл в полуметре от меня, и носа коснулся терпкий запах табака. Не сигарет. Он был куда тяжелее, въедливее и удушающе. Как невидимая удавка, затягивающаяся на шее.

Казалось, что мужчина вот-вот вскинет руку и схватит меня, но он не сделал этого — прошёл мимо и скрылся в толпе спешащих куда-то людей. Я шла по переходу, задевая прохожих плечом, и всё время оборачивалась. не могла отделаться от мысли, что Шрам сейчас возникнет за моей спиной и точно схватит. Но он исчез, растворился посреди улицы, словно тут его никогда и не было.

Я могла бы списать это на галлюцинации, убедить себя, что мне привиделось, но застрявший в лёгкий тяжёлый запах табака разбивал вдребезги все тщетные попытки самообмана. Шрам был здесь, и он точно смотрел на меня.

А может, всё-таки не на меня? Ну что я могла разглядеть в его глазах с такого расстояния?

— Ой-ой! — вскрикнула вдруг Глаша и толкнула меня в плечо, чтобы указать в сторону булочной, теснившейся между ларьком с сигаретами и киоском Союзпечати. — Давай зайдём? Очень хочу булочку с маком. У них в обед должен был быть новый завоз.

Я пожалела, что у меня нет наручных часов. Смогла бы сослаться на время и сбежать, но одноклассница уже тащила меня в сторону булочной. Пришлось смириться и покорно следовать на запах свежей выпечки.

И всё-таки Глаша не перестаёт удивлять — мы расстались всего два часа назад, и стоило мне улечься на кровати с книгой, как она уже вовсю трезвонила в дверь. Всучив мне сверток небесно-синего цвета, она быстро клюнула меня в щёку и умчалась вниз по лестнице. И зачем мы столько времени бродили по магазинам, если она могла сразу обратиться к знакомому своей мамы?

Я принялась за работу.

Звук работающей новой машинки ласкал слух, а ступня, жмущая на педальку под столом, поддавалась так мягко и легко, что хотелось плакать от удовольствия. Никаких больше ноющих запястий от колеса, которое приходилось крутить, чтобы сделать новую строчку. Не швейная машинка, а настоящее чудо.

Спустя несколько часов я отложила ножницы в сторону, вынула иголки изо рта и поднялась со стула. Потянулась, разминая затёкшие мышцы, и оглядела результат проделанной работы. Впереди ещё много чего надо было сделать, но я была довольна собой — наконец, возвращаюсь к себе самой.

Дома сегодня было спокойно: бабушка блуждала по квартире с тряпочкой в руке и протирала пыль на полках и книгах, а Марат валялся на диване и лениво щёлкал пультом, бездумно уставившись в телевизор. Выйдя в гостиную, я, от нечего делать, шлёпнула Суворова по темечку. Но Марату было настолько лень, что он вяло отмахнулся, даже не оторвав взгляд от телевизора.

На кухне я заварила чай и, сунув в рот печеньку, плюхнулась на стул. Уже вечерело, но темно было давно — всё из-за тяжёлых туч, нависших над городом. Снег так и не пошёл, хотя по радио передавали новый снегопад. Видимо, погода решила дать передохнуть нам и городским службам, не заваливая город новой толщей тяжёлого снега.

Болтая ногами, обутыми в мягкие тапочки, я сидела на подоконнике и любовалась видом из окна. Кружка в руках грела пальцы, печенье мгновенно растворялось на языке.

Интересно, где сейчас Валера и чем он сейчас занимается? Думает ли тоже обо мне? Вспомнила и о нашем разговоре о Кащее. Валера же ничего особенно не сказал об этом, легко переключился на другую тему. Я ждала взрыва, бури, всплеска гнева, но ничего не было. Есть ли в этом у парня какой-то план? Надеюсь, что нет. Мне не хотелось бы, чтобы он из-за меня натворил непоправимых глупостей.

Поглощённая своими мыслями и думами, я не сразу услышала дверной звонок. Он прозвучал в отдалении, словно в другом мире, но когда он повторился, я вздрогнула и обернулась на дверь.

— Маргоша! — крикнула бабушка из гостиной. — Откроешь дверь?

— Мхм! — громко промычала я, запихивая остатки печенья в рот и делая большой глоток чая. — Иду!

Замок почему-то заело, и я не смогла сразу открыть дверь, а тот, кто пришёл, продолжал яростно вдавливать кнопку звонка. Наконец язычок поддался, и я распахнула дверь и едва не сбила с ног нежданного гостя. На лестничной площадке, прижимая к груди вывихнутую руку, стоял Рома Захаров.

Первое, что я испытала, — удивление. Он решился прийти после всего, что наговорил? Вторым был вспыхнувший гнев. Он решился прийти, после всего того, что наговорил?! Ну совсем уж дурак. Безумие и отвага в одном человеке.

Я решительно попыталась захлопнуть дверь, но Рома выставил вперёд ногу, блокируя.

— Убери, — процедила я тихо, чтобы бабушка и Марат не услышали. — По-хорошему прошу.

— Рита, поговорить надо, — выдохнул Рома. — Срочно.

— Убери, — продолжала тихо шипеть я. — А то сломаю. Поверь, мне очень хочется, не провоцируй.

— Да послушай ты. — Захаров схватился свободной рукой за дверь и потянул на себя. Как бы сильно я сейчас ни злилась, в Роме сил было больше. — Речь о твоей подруге.

— Придумай что получше, — вконец разозлилась я и попыталась оттолкнуть парня. Не хочу от него ничего слышать. Надоел он мне хуже горькой редьки. — Уйди, последний раз говорю.

— Диляра просила тебе передать. — Раненной рукой Рома с трудом ныряет за пазуху и вызволяет на свет сложенный в несколько раз листок. — Они уезжают.

Приготовившись огреть парня железной ложкой для обуви по голове, я оступилась и замерла на месте. Воспользовавшись моментом, Рома распахнул шире дверь и вошёл в квартиру, протягивая мне листок. Когда Рома в прошлый раз передавал мне записку, её содержание не принесло мне счастья. Вот и сейчас я боялась читать, что там написано. Точно ли от Дили?

— О чём ты говоришь? Куда уезжают? Почему?

— Прочитай и всё поймёшь.

Усилием воли я всё же взяла протянутый листок и развернула. Пальцы дрожали.

Дорогая Марго, это Диля. Прости, что пишу тебе вот так, не успеваю попрощаться. Мы с родителями уезжаем из города. Пишу это письмо, сидя одной ногой в такси.

Помнишь наше обещание? Что гром справедливости грянет раньше, чем окончится зима? Так вот, я сделала это. Знаю, сейчас ты чихвостишь меня, но я должна была сделать это сама, а не втягивать тебя. Так правильно. Это была моя война и, не знаю, наверное, я её выиграла. Если после всего случившегося с нами это вообще можно назвать победой. Именно поэтому мы и уезжаем, родители всё знают, я рассказала.

Теперь начнётся охота, и ты можешь быть под ударом, поэтому я покидаю тебя. Но знай, это не навсегда. Мы обязательно ещё встретимся, и больше никто и ничто не сможет разделить нас по разные стороны.

Не плачь и не скучай, хотя я точно буду и плакать, и скучать. Люблю тебя, Марго. Спасибо за твою дружбу. Ещё увидимся.

Все звуки мира внезапно исчезли. Рома что-то говорил, касаясь моего плеча, но я не слышала. Прожигала написанное взглядом и надеялась, что строчки изменятся, буквы переставляется и в конце появятся слова, что всё это шутка. Глупый розыгрыш. Не могла Диля так поступить. Так опрометчиво и глупо. Не могла.

Но письмо оставалось таким же, как и было, когда я прочла его в первый раз. И даже после десятого раза ничего не изменилось. Письмо точно написала Диляра: её почерк, её витиеватые хвостики, которые остались такими же красивыми, пусть и написанными на бегу, её слова. Её слова о том, что знали только мы.

Диля убила Серпа. Она правда сделала это.

Сжав пальцами бумагу, я вцепилась Захарову в воротник.

— Когда ты её видел?!

Рома оторопело уставился на меня, вжав голову в плечи. Вероятно, я и правда выглядела жутко пугающей, но мне было всё равно — я должна успеть.

— Полчаса назад...

— Они уехали на такси, знаешь, куда?

— На железнодорожный вокзал, вроде, — неуверенно промямлил Рома. — Но, Рит...

Дальше я уже его не слушала. Оттолкнув парня, я быстро сунула ноги в сапоги, чуть не перепутав их, и схватила пальто с вешалки.

— Тилькина, куда лыжи навострила? — раздался за спиной голос Марата. — Ёпта, а ты тут откуда? Давно от Турбо по фанере не получал? Так я ему щас звякну, минутку.

Марат демонстративно потянулся к телефонному аппарату, но я пресекла его позёрство.

— Марат, стой. Мне на вокзал надо.

Суворов замер, недоумённо моргая, а затем усмехнулся.

— Ну вот теперь я точно Турбачу звоню. Ты что, съебаться решила?

Ступая грязными сапогами по чистому полу, я в два шага подскочила к другу и прошипела на ухо:

— Диля убила Серпа и прямо сейчас с семьёй бежит из города.

От услышанного Марат отшатнулся от меня, как от прокажённой.

— Тилькина, ты что, белены объелась? Ты чё несёшь?

— На, читай. — Я сунула письмо Дили парню в руку и, подтянувшись на цыпочках, схватила с полки шарф. Не время медлить.

Оттолкнув Рому с дороги, я выбежала на лестницу, попутно натягивая пальто. По ступеням я не бежала, а летела поверх них, в такт бешено стучащему в висках сердцу. Успеть, успеть, только бы успеть.

Врезавшись плечом в дверь подъезда, я выскочила на улицу и, затормозив на сколькой наледи, огляделась. Воздух горел в груди, но нет от бега, а от нарастающей паники. Кровь кипела на щеках и под веками. Как мне так быстро добраться до вокзала? Вечером проблема с автобусами, ведущими из спальных районов центр. Можно час простоять, а так и не дождаться обещанного расписанием рейса.

За спиной снова громыхнула дверь, и Марат во всё горло заорал:

— Тилькина, ты совсем дура?! Я нихера из этого обосранного письма не понял! Какая нахер гроза, почему зима? Вы что, с Зубровиной головой ударились об одну стену, что ли?

— В этом письме сказано то, что я тебе только что сказала, тупицы ты кусок! — крикнула я, пытаясь высвободить рукав пальто их крепкой пацанской хватки. — Хватит меня держать, отпусти уже!

— Идём к пацанам, — твёрдо заявил Суворов. — К Вовану. Они разберутся, что к чему и решат, что делать. Хватит дёргаться, как пациент из дурки!

— Не могу, не могу, — истерила я, мечась по двору. — Что делать, что делать?!

Всплеск внезапной паники остановила машина. Синенькая семёрка Жигулей, припаркованная во дворе. И копошащийся в багажнике водитель.

— Эй! Эй! — Я замахала руками и побежала к машине, сетуя на так невовремя случившийся провал в памяти — забыла имя нового соседа. Краткая вспышка, и я заорала во всё горло: — Артём, помогите!

От моего крика сосед резко поднял голову и врезался затылком в крышу багажника. Схватившись за голову, он выпрямился и недоумённо вскинул брови, глядя на меня.

— Маргарита, что случилось? Где-то пожар?

— Хуже! — выпалила я, задыхаясь, и затормозила возле автомобиля. — Пожалуйста, вопрос жизни и смерти! Отвезите меня на железнодорожный вокзал! Вы знаете, где он находится?

— Конечно, — медленно качнул головой Артём. — Дорога к университету, где я читаю лекции, ведёт мимо вокзала. А что случилось-то?

— Умоляю, — проговорила я, сложив ладони перед собой в жесте мольбы, — ни о чём не спрашивайте! Просто отвезите!

— Ну, ладно, — пожал плечами мужчина. — Раз так срочно надо...

— Очень, очень срочно! — воскликнула я и, не дожидаясь продолжения реплики, распахнула пассажирскую дверь и села в кресло. — Поторопитесь, ну же!

— Тилькина, твою мать! — Крик Марата смешался со звуком захлопнувшегося багажника. — Ты совсем больная! Ненормальная! — Продолжая выкрикивать оскорбления в мой адрес, он распахнул дверь и приказал: — А ну двигай, бешенная. Никуда тебя одну не пущу.

Времени спорить не было — Артём уже сел на место водителя и завёл машину, — поэтому я подвинулась, и Марат плюхнулся рядом. Дверь с пассажирской стороны распахнулась, и Захаров, о котором я уже успела забыть, влез в тачку.

— А ты херли тут забыл? — вспыхнул и без того взвинченный Марат. — Брысь отсюда, пока я тебя за шкирку не вытащил!

— Я принёс Рите письмо, я должен ехать с ней тоже!

— Марат, прекрати. — Я попыталась осадить Суворова, но его уже было не остановить.

— Съебался отсюда, чушпан! — Марат подался вперёд и вцепился Роме в больное плечо. — Ай, блять!

— Молодой человек, — попытался образумить его Артём, — не выражайтесь, пожалуйста, в моей машине.

— А ты чё, — огрызнулся Суворов, — самый воспитанный, что ли?!

— Хватит! — заорала я на парня и с силой усадила его на место. — Артём, не обращайте на него внимание, поехали, пожалуйста.

То ли отчаяние в моём голосе, то ли муки страдания на лице заставили соседа молча кивнуть и тронуться с места.

— Я не понимаю, — шипел Марат, словно змея, — почему везде, куда бы ты ни пошла, этот хер прётся за тобой?

— Марат, пожалуйста, — попросила я, потирая горячее лицо холодными руками, — не трогай меня. Забудь о нём уже. Меня сейчас только одно заботит — успеть к Диле.

— Ты так говоришь, как будто если не успеешь, то она умрёт.

— Нет, — покачала я головой и вцепилась в полы незастёгнутого пальто. — Всё не так. Мне просто нужно получить ответы на свои вопросы и убедиться, что с ней всё в порядке.

— Вы бабы просто больные, — фыркнул начавший остывать Марат. — Наглухо отбитые. Среди пацанов даже самые отбитые себя так не ведут. А вы сплошняком истерички, в кого не ткни.

— Ты сейчас обо мне или об Айгуль говоришь?

Вместо ответа Марат громко фыркнул и отвернулся к окну, дав тем самым понять, что второй вариант оказался верным. Похоже он попытался, наконец, поговорить с Айгуль, но она дала ему отворот-поворот. Я бы не упустила возможность подтрунить над парнем, если бы все мои мысли сейчас не были о лучшей подруге.

Артём вёл быстро и умело, на скорости аккуратно обгоняя плетущиеся по дороге машины и успевая проскочить на зелёный свет светофора за секунду до красного. Я ёрзала на месте, постоянно выглядывая в окно — хотела понять, где мы уже едем и сколько ещё осталось. Зимние сумерки сильнее сгущали тучи над городом, казалось, что ещё немного, и на нас обрушится лавина из снега.

Синяя семёрка не смогла подъехать к воротам вокзала из-за слишком большого потока. Выкрутив руль, Артём покатил к парковке, но я не могла ждать, пока он найдёт место и остановится, поэтому, как только скорость снизилась, распахнула дверь и выскочила наружу. Поторопилась и весь вес тела перенесла на правую ногу. Машина всё ещё была в движении, поэтому меня почти что оттолкнуло от неё, и голень отозвалась тупой болью, прострелившей до колена.

Прихрамывая, я торопливо шла к зданию вокзала. Яркие фонари подсвечивали красный кирпич на фоне тёмного неба, а острый шпиль над главным входом продырявил чёрное грозовое облако. Часы уже пробили шесть вечера.

Хмурый охранник на досмотре окинул меня с головы до ног напряжённым подозрительным взглядом. Я выглядела слишком нервной и взъерошенной для обычного пассажира, поэтому без слов и возмущений позволила себя досмотреть и послушно вывернула пустые карманы. В конце концов охранник кивнул и пропустил меня, а затем предупреждающе вскинул руку, преграждая путь Марату, который нёсся за мной на всех парах. Даст фору любому пароходу. Я не стала его дожидаться и, извиняясь себе под нос, стала пробираться сквозь толпу людей к выходу на перрон.

— Продолжается посадка на скорый поезд номер 327 сообщением Казань — Минск, — объявил диктор, и его голос, искажённый механическими помехами, прошёлся по каждому закоулку здания железнодорожного вокзала Казань-Пассажирская.

Я протиснулась мимо людей, в три головы разглядывающих огромную карту и подбежала к свободной справочной установке. Взглянув на экран, щёлкнула пальцем по кнопке, и зазвучал шелест автомата. И ещё раз. И ещё раз.

— Вот, — выпалила я. — Ближайший поезд на сегодня следует до Ростова. Они торопятся, значит, постараются успеть на первый попавшийся, ведь так?

— Вы мне? — удивлённо воскликнул женский голос со стороны.

Я обернулась и увидела за соседней установкой странно одетую женщину. На ней была мужская армейская шинель, на поясе висела почти выцветшая жёлтая барсетка, а на голове, плотно прилегая к ушам, шапка-ушанка. Она смотрела на меня бесцветными глазами и ждала ответа.

— Нет, нет, — стушевалась я. — Простите, это я не вам.

— А кому? — Женщина огляделась. — Тут больше никто вас не слушает.

— Сама с собой, — зачем-то ответила я, хотя понимала бессмысленность этого разговора. — Извините, мне надо идти.

— Эть молодёжь, — фыркнула мне вслед женщина. — всё куда-то торопитесь! А жить когда?

Обогнав мужика с огромными клетчатыми баулами, я проскочила в закрывающуюся дверь и оказалась на перроне. Я ездила на поезде всего лишь раз — то была поездка в пионерский лагерь три года назад. С того момента это место ничуть не изменилось: всё те же снующие по платформе люди, ищущие свои вагоны, длинный двадцативагонный поезд, хвост которого не виден с головы и торгаши с горячими курами-гриль, надрывающими глотку, чтобы поскорее распродать весь товар. Изменилась лишь погода, и по перрону неспешно шагали дворники, мётлами расчищая станцию от снега и наледи.

Поезд, следующий до Ростова-на-Дону, стоял на первой платформе, и я вышла прямо к его голове. Я понятия не имела, как в этой толпе отправляющихся смогу найти Дилю, но надеялась, что внутреннее чутьё поможет.

Толпы людей сгрудились возле проводников, протягивая паспорта и билеты. Я разглядывала лица каждого, ища знакомые черты Диляры или её родителей. Кто-то толкнул меня, колёсики чьего-то чемодана проехался по ноге, и я зашипела от боли — попали прямо по пальцам. Поморщившись, я прошла ещё несколько метров и увидела знакомую шапочку из светлого меха. Вскинув руку, я спешу вперёд и хватаю подругу за плечо.

— Диля!

Диляра вздрогнула и, уронив билет на перрон, обернулась ко мне. В её тёмных глаза промелькнул страх, но, увидев меня, она облегчённо выдохнула и бросилась на меня с объятиями.

— Я знала, что ты найдёшь реактивный самолёт и успеешь до отправления поезда.

— А я не знала, что ты настолько безумна! — Я тряхнула подругу и, подхватив её упавший билет, поволокла к краю платформы, к ограде.

— Диля, — окликнула Диляру Даша, — нам пора!

— Минутку, Даш! — вскинула руку Диля. — Всего минутку!

Мачеха кивнула, и подруга обернулась ко мне.

— Ты правда... — оглянувшись на прошедших мимо сотрудников охраны, я понизила голос до свистящего шёпота. — Ты правда убила Серпа?

— Да, — так же тихо ответила Диля.

— Но... — Слова застряли в глотке. — Как ты сумела это сделать? Он напал на тебя? Тебе пришлось защищаться?

— Нет, — покачала головой Диля и опустила глаза в пол. — Я пришла к нему в больницу, как и приказал Шрам. Серп был плох, но жив. И врач, вошедший в палату, решил, что мы возлюбленные. — Диля прикусила губу, и на её глазах выступили слёзы. — Он сказал, что Серп точно выкарабкается, сильный парень. И Серп так улыбнулся на этих словах... Мне показалось, что последняя капля на чаше терпения, и смирения превратилось в горький яд. И я... — Сжав мои пальцы, Диляра тихо всхлипнула. — Он был под успокоительными, уже почти засыпал. И я задушила его подушкой.

Я медленно моргнула. Затем ещё раз.

— Ты его... придушила?

— Получается, что так.

— Значит, Серп и правда мёртв. Не дожил до конца зимы.

— Да, — отрешённо кивнула Диляра. — Как мы и хотели.

— Но не так! — не сдержала я вскрика. — Не так, Диля! Ворошиловские сразу поймут, что это была ты! А милиция, они же тоже заподозрят тебя! В больнице записывают имена посетителей!

— Поэтому мы и уезжаем. — Диля махнула в сторону поезда. — Папа сразу принял такое решение, когда я ему всё рассказала.

— И куда вы едете? В Ростов? Глупо! По билетам найдут!

— Нет, мы сойдём раньше. У Даши есть родственники в одной деревне. Прости, название не могу сказать, я была в таком смятении, что не запомнила. Всё как в тумане. Знаешь, — Диля вытянула вперёд руки и уставилась на свои пальцы, — я не понимаю до сих пор, что произошло. Точнее, умом понимаю, но до сих пор не осознаю. Я убила человека и ничего не чувствую.

— Потому что он был убийцей. И насильником. Плохим человеком.

— Да, наверное, поэтому. Или... может я ничем не лучше его.

— Нет, — я сжала руки подруги. Холодные как ледышки. — Это не так. Ты хороший человек, один из лучших! Просто с тобой случилось слишком много плохого.

— Когда я услышала, что Серп точно выйдет из больницы — живой, здоровый, — продолжала Диляра, будто не слыша меня, — меня такая слепая ярость охватила. Он-то выйдет, а Мишу увезли в катафалке. Разве это справедливо? За это мы так усердно боролись? Я не смогла этого вынести. В какое ужасное время мы живём, Марго, что приходится так решать проблемы.

— Не думаю, что проблема во времени. — Я шмыгнула носом, сдерживая поступающие слёзы. В горле заклокотало. — Это всё люди. А плохие люди были и будут всегда. Мне жаль, что тебе пришлось сделать это самой.

— Я не могла позволить тебе взять ответственность на себя, — слабо улыбнулась Диляра, но улыбка вышла неестественной, кривой. — Ты и так слишком многое пережила.

— Как и ты.

Мы молчали, глядя друг на друга, а потом, утерев влажный нос рукавом шубы, Диля посмотрела на кишащий людьми вокзал. Я тоже огляделась, но всё расплывалось из-за горячих слёз. Они текли ручьями по щекам, но я не вытирала их. Сил не осталось даже на такое простецкое дело. Вытереть слёзы.

— Значит, это всё? — спросила я, и голос предательски надломился. Сглотнув, я продолжила: — Ты теперь уедешь.

— Да. Мне не хочется этого делать, здесь вся моя жизнь. Но в опасности теперь не только я. Моя семья не заслуживает расплаты за моё деяние. Я очень хочу их уберечь. И тебя. Марго, — Диля подошла ещё ближе, и носки нашей обуви соприкоснулись; она взяла меня за руки, — будь осторожна. Я очень прошу, не привлекай к себе внимание. Если твой Валера действительно может тебя защитить, держись рядом с ним.

Я кивнула.

— А ты обещай мне позвонить, как только вы доберётесь до места.

— Обещаю.

— Я буду очень сильно скучать. — Я не выдержала и надломилась. Слёзы потекли быстрее, глаза опухли, их щипало. Голос стал неприятно писклявым, но я не могла остановиться. — Ты же мне не подруга, ты сестра. Не представляю, что я буду делать без тебя.

Диляра улыбнулась, сверкая налитыми слезами глазами.

— Знаешь, почему я всегда зову тебя Марго, а не Рита? — Я отрицательно покачала головой. — Потому что Марго — очень сильная. Марго всегда знает, что делать и как быть. Я всегда восхищалась, глядя на то, как стойко ты переносишь все трудности. Рита иногда могла давать слабину, быть эмоциональной, ранимой, но Марго — никогда. Я равнялась на тебя, на твою силу и твою мужественность. Да чёрт! В тебе мужественности больше, чем во всех этих трусах из группировки и ментах, прячущихся в своих кабинетах за бумажками! Марго — это стойкий оловянный солдатик.

— Не надо на меня ровняться. В тебе самой очень много силы, Диля.

— Хотелось бы в это верить, — тихо вздохнула Диля.

— Заканчивается посадка на скорый поезд номер 786 сообщением Казань — Минск, просьба провожающим покинуть вагоны, скоро отправление, — объявил всё тот же механический голос из громкоговорителей.

Я тихо выдохнула, по-прежнему не веря в происходящее.

— Диляра! — крикнула Даша. — Пора!

— Иду! — крикнула в ответ Диля, а затем развернулась ко мне. — Ну что, пришла пора прощаться.

— Не хочу, — жалобно всхлипнула я и вытерла лицо рукавом пальто. — Не хочу прощаться.

— Я тоже. Но это не навсегда. Мы ещё обязательно встретимся!

— Хотелось бы верить.

Диляра заключила меня в крепкие, непривычно крепкие для неё объятия. Я прижалась к подруге и уткнулась лицом в её плечо. Шуба Дили пахла морозом и прощанием. Не выдержав, я снова громко всхлипнула и отстранилась.

— Береги себя, Диля.

— И ты себя, Марго. Береги себя, сестра.

Губы поджались в тонкую полоску — я чудом сдержала рвущиеся громкие рыдания и прикусила язык. Сердце разрывалось на части. Улыбнувшись мне в последний раз, Диляра Зубровина развернулась на пятках и, сжав в руках билет, подошла к ожидающей её мачехе. Я провожала их скрывающиеся в вагоне спины и чувствовала, как хрупкое равновесие, которого мне удалось достичь таким трудом, снова рассыпалось. Не осталось ничего. Совсем ничего.

Мощный толчок в спину едва не сбил меня с ног, и над головой тут же прозвучало:

— Будьте осторожнее, красавица.

Я покосилась на спину удаляющегося мужчины в кожаной куртке и невольно поёжилась. Первая платформа почти опустела — остались немногочисленные провожающие и я. Я снова посмотрела на вагон, куда села Диля, но не увидела её ни в одном из окон. Проводники убрали ступени, высунулись из тамбура и взмахнули красными флажками, глядя в сторону вагона машиниста. Раздался оглушительный свист, и поезд медленно тронулся по рельсам. Несколько провожающих пошли следом за вагонами, продолжая махать родным, чьи лица были в окне.

Я осталась на месте, обнимая себя за плечи. Крепкая ладонь мягко опустилась на спину. Это был Марат.

— Они сели?

— Мхм, — без сил промычала я, продолжая смотреть на движущийся поезд.

— Она правда его убила?

— Придушила подушкой в больнице.

— Охренеть, — промямлил Суворов после недолгой паузы. — Просто охренеть.

Мой взгляд зацепился за лицо человека в одном из приоткрытых окон. Он опирался локтями на раму и смотрел... на меня. Лицо мужчины исказилось от усмешки. Подняв руку, он помахал мне, шевеля одними лишь пальцами. Я нахмурилась. Он точно мне незнаком, впервые вижу. Тогда почему он мне помахал?

Ледяной ветер со свистом пробежался по станции, и я спрятала руки в карманах. В левом пальцы наткнулись на что-то шелестящее. Фантик, должно быть. Вынув мусор из кармана, я собралась было бросить его в урну, но заметила, что это не обёртка от конфеты. У меня в руке лежала маленькая, сложенная вдвое бумажка.

— Идём? — спросил Марат, коснувшись плеча.

Я кивнула, разворачивая бумажку.

— Да, сейчас.

— На что ты смотришь?

А смотрела я на короткую, в три буквы записку.

ВКК

— Что это? — недоумённо спросила я, показывая бумажку другу. — У меня раньше этого не было.

Марат протянул руку, и я вложила в неё записку. Он уставился на написанное и глядел долгим немигающим взглядом, бледнея. Молчал Марат так долго, что я не выдержала и спросила:

— Ты знаешь, что это значит?

— Мхм, — выдавил из себя Марат, и его острый кадык нервно дёрнулся.

— И что же?

Развернув бумажку ко мне, Марат ткнул пальцем в нацарапанные буквы.

— ВКК. Ворошилы — короли Казани.

Лучшая благодарность и мотивация для автора — лайки, подписка и отзывы читателей! Не жадничайте, отсыпьте словечек! Вам не сложно, а мне приятно! 💙