Глава 21. Знать тебя
Трудно сказать, в какой момент моя жизнь поменяла привычное русло. Случилось это в тот самый день, когда я увидела тело младшего брата на каталке в морге или же раньше. В тот день, когда я встретила Валеру. А может, всё стало необратимо в тот момент, когда Миша пришился к Универсаму. В глубине души я задавала себе этот вопрос, так и не решившись ответить на него вслух.
Такие вопросы тащат за собой груз сожалений и вины, от которых хочется лезть на стенку или приставить к голове пистолет. И главным оставался один вопрос: могла ли я что-то сделать, чтобы избежать этого пути.
Разница между прошлым и будущим не так уж и велика — первое уже не изменить, а второе напрямую зависит от первого. И я всегда думала, что моё будущее ясно и безоблачно, ведь всё в прошлом обещало мне счастье. Почти всё.
Теперь же я стояла между двумя парнями и пыталась остановить кровопролитие со слезами на глазах. Удерживая ладонь на сильно вздымающейся груди Туркина, я умоляла:
— Валера, пожалуйста, давай зайдём в дом, и я тебе всё объясню!
Но Валера меня не слышал — его бешеные, налитые кровью глаза раздирали Рому на части. В мясо.
— Какого хрена ты пиздишь?
— Думаешь, я вру? — хмыкнул Рома, стирая кровь с лица снежком. — Зачем мне это? Я там был, в отличие от тебя, и знаю, что на самом деле произошло. Но не переживай, этот ваш Кащей не успел сделать то, что хотел. Рита всё ещё чиста и невинна. — Его брови взметнулись вверх, и он уставился на меня вопросительным взглядом: — Это же так?
— Это не твоё собачье дело, — прошипела я, обозлившись. — Моя чистота и невинность не твоё сраное дело.
Выражение лица Захарова переменилось — словно тот вдруг понял, что сказал лишнее. Вот в чём заключается главная ошибка людей — стремясь задеть одного человека, они обижают другого, не задумываясь об этом. Так случилось и в этот раз. Рома хотел насолить Валере, ведь слово — его единственное оружие, но рикошетом выстрелило в меня, и это ужасно неприятно. Даже больно.
— Рит, я...
— Нет, заткнись, — налетела я на парня и толкнула его. — Зачем ты пришёл? Справиться о моём самочувствии? Не ври! Ты мог позвонить! И выбирать выражения!
— Я не хотел тебя обидеть, — пробормотал Рома, растеряв былую уверенность. — Прости меня.
— Нет, ты хотел задеть Валеру. — Разочарованно покачав головой, я отступила и встала рядом с Туркиным, накрыв холодными пальцами его горячую ладонь, сжатую в кулак. — Уходи. Просто уйди.
— Но я помог тебе узнать имя убийцы! — вскрикнул Захаров и шагнул навстречу, но Валера предупреждающе вскинул руку.
— Вот только я не просила, — прошипела я, чувствуя, как лицо наливается кровью. — Почему такие люди, как ты, сперва лезут не в своё дело, а потом до конца жизни указывают на это? Помог? Отлично! А теперь отвали!
Рома молчал, глядя мне в глаза, а я не хотела больше его видеть. Совсем.
— Рит, — негромко проговорил Валера, опустив ладонь на спину, — идите с Маратом домой. Я сейчас поднимусь, но сперва потолкую с чушпаном.
— Нет, пожалуйста, — взмолилась я, ощутив накатившую усталость, сменившую краткую вспышку злости, — идём вместе!
— Рита, — повторил Валера, глядя на меня холодными глазами. — Иди.
— Тилькина, давай, — пальцы Марата вцепились в мой локоть. — Топай. Я жрать хочу.
Жрать Марат вряд ли хотел, ему просто нужно было меня увести.
— Хорошо, — кивнула я после недолгого молчания. Не было смысла спорить с Туркиным, его это только больше разозлит.
Марат поволок и втолкнул меня в подъезд, словно мы от чего-то или кого-то вбежали. На лестничном пролёте царил полумрак, глаза ещё не успели привыкнуть, и я едва не шлёпнулась лицом вниз на ступени, торопливо переставляя ногами. Оттолкнув руки Марата, я поспешила наверх, к площадке между первым и вторым этажами, и, уперев ладони в подоконник, выглянула из окна.
Валера и Рома всё ещё были там. Лица Туркина я не видела — он стоял к дому спиной, — зато хорошо видела Захарова. Он набросил на себя маску безразличия, резкими движениями стирая с лица кровь. Словно ему не больно. Хотя я поставила бы все свои деньги на то, что у него брызнули слёзы от удара.
Окна в подъезде давно заклеили, забив щели ватой и мокрой газетой, чтобы шпана не открывала их и не плевалась на прохожих. Но я хотела знать, о чём парни говорят, потому попыталась его открыть.
— Что ты делаешь? — недоумённо спросил Марат, глядя на то, как я тщетно пытаюсь отодрать вату со скотчем.
— Открыть окно, не видно? — огрызнулась я и поморщилась — край ногтя зацепился за раму и треснул.
— Это видно, — хмыкнул Марат. — Но зачем? Решила устроить Ритопад в феврале и свалиться им на голову? Жестокая смерть.
— Я хочу услышать, что они говорят.
Дурацкое окно! Почему оно не поддаётся?! Хоть стекло бей.
— И что там интересного? — фыркнул Суворов, опираясь спиной на стену. — Я перескажу: «Ты труп! А я тебя не боюсь! А зря, я тебя грохну! Мой дядя мент! Да ты что! Тогда ты тем более труп, крыса ментовская!», — прогнусавил он, пародируя ругань парней. Вышло смешно, но смеяться не хотелось. — Как-то так.
— Надо было сказать Валере, что Рома — племянник майора, — грустно выдохнула я, глядя через мутное стекло на фигуры парней.
— Святые небеса. — Марат в ужасе прижал ладонь к груди. — Тебе совсем Захарова не жаль? Я всегда знал, что в глубине твоей души живёт чудище, Тилькина.
— Не демонизируй его, — осадила я Суворова. — У Валеры есть голова на плечах.
— Ага, — фыркнул Марат, сунув руки в карманы куртки и пожав плечами. — Конечно.
Как и ожидалось, разговор закончился кровью. Рома что-то небрежно бросил, пренебрежительно поведя плечами, и тут же за это расплатился — Валера без промедления и предупреждения ударил парня лбом в лицо. Захаров пошатнулся, согнулся в три погибели, удерживая новые потоки крови, которые лились на снег и раскрашивали его цветами маков, а Туркин, вытерев переносицу рукавом дублёнки, бросил пару слов напоследок и направился к подъезду.
Спохватившись, я толкнула зевающего во весь рот Марата.
— Быстро домой!
Суворов вздрогнул, икнул и заторопился, когда услышал лязг открывающейся двери. Мы бросились наверх, и я дрожащими от волнения руками достала запасную связку ключей. К моему удивлению замок поддался сразу, и с меня не сошло семь напряжённых потов, пока дверь, наконец, не открылась.
Я первая вошла в квартиру, Суворов за мной и тихо закрыл дверь, чтобы хлопок не был слышен в подъезде. Мы перевели дыхание, и я стала поспешно снимать обувь, а Марат стягивать куртку. Со стороны мы наверняка походили на детей, прячущихся от сурового родителя. Я успела повесить на крючок пальто, когда дверь снова отворилась, и на пороге показался Туркин. Лампочка над его головой освещала вьющуюся шевелюру как ангельский ореол. Хотя недовольное лицо парня на лик ангела не походило.
— О, — в притворном изумлении вскинул брови Марат, — ты быстро, Турбо. Я думал, мы успеем поужинать, пока ты с тем чушпаном балакаешь.
— С ним разговор был короткий, — хмыкнул хмурый парень и, переступив порог, закрыл за собой дверь.
Я не знала, почему он решил прийти ко мне домой, ведь здесь бабушка, да и вечер уже. Не ходят в такое время неожиданные гости. Но чутьё подсказывало, что меня ждёт долгий разговор под пристальным пытливым взглядом. Игры и прятки кончились — придётся рассказывать всё-всё.
Повисла неловкая пауза. Марат бросал короткие взгляды то на меня, то на Туркина, я мяла подол школьного платья, застыв в проёме, а Валера, как ни в чём не бывало, разувался. Стянув дурно пахнущую дублёнку, он швырнул её на груду старой обуви, до разбора которой у меня всё никак руки не дойдут, и я невольно вздрогнула, кое-что припомнив.
Осколки бутылки. Я спрятала их в той самой куче. Казалось, что первая встреча с Серпом была в другой жизни, тысячу лет назад. Могла ли я тогда даже предположить, что парень, на которого я наставляла «розочку», чтобы защитить свою лучшую подругу, через время станет убийцей моего младшего брата.
Окинув задумчивым взглядом стены коридора с выцветшими обоями, Валера прошёлся по коридору. Казалось, будто он был впервые, хоть это и не так. Наконец он застыл напротив меня и вопросительно вскинул брови.
— Ужинать будем?
— Ой, детки! — воскликнула из гостиной бабушка и медленно прошаркала тапочками по полу, выглядывая. — Вернулись! Голодные, небось?
— Очень! — почти прокричал Марат, вытягивая шею и потирая руками. — Я голодный, как собака!
— Слышь, собака, — поморщился Валера и сунул палец в ухо, демонстративно прочистив его, — тише будь.
— А вы кто такой, молодой человек? — вдруг нахмурилась бабушка, окинув Туркина внимательным и пытливым взглядом. Затем она покосилась в мою сторону и строго спросила: — Маргоша, не представишь своего гостя?
— Да, конечно, — стушевалась я, ощутив прилив крови к щекам. — Бабуль, это Валера. Мой... друг.
Я сделала вид, что не услышала смешок Валеры над ухом и тихое посмеивание Суворова за спиной.
— Что-то мне ваше лицо больно знакомо, молодой человек, — продолжала щуриться бабушка, разглядывая парня с головы до ног.
— Он был с нами в морге, ба, — пояснила я и взмахнула руками. — Так, ребят, мойте руки и за стол.
— В морге? — хлопнула удивлённо глазами бабушка. — Не помню... Ну ладно. — Покачав головой, она растянула губы в улыбке и погладила себя по груди. — Я наготовила сегодня противень пирожков! И чайник только-только согрелся!
— Отлично, — улыбнулась я и толкнула Туркина в сторону кухни, куда уже прошмыгнул Марат и загремел посудой. — Ну не стой столбом.
— Друг? — громко шепнул ухмыляющийся Валера, склоняясь надо мной. — Вот кто я тебе?
— А кто? — вскинула я брови, продолжая толкать парня. — Мы разве не друзья?
— Ну, точно.
В кухне уже вовсю хозяйничал Суворов. Сунув в рот пирожок, он заливал кружки, из которых торчали верёвочки чайных пакетиков, кипятком. Пар поднимался к его лицу, и Марат морщился, роняя крошки на стол.
— Смотрю, ты тут уже освоился, — хмыкнул Валера, опустившись на табуретку.
Марат застыл, обернулся и, едва не выронив пирожок, затараторил:
— Да я это! Я скоро! Батя остынет, и я вернусь домой! Честно, брат!
— Да не ори, — поморщился Туркин, откидываясь спиной на стену. — Понял я тебя. Не кипишуй.
— Я не ору, — проворчал Марат, закинув остаток пирожка с печенью в рот. — Я громко говорю.
— Тише говори, — устало проговорил Валера и закрыл глаза.
Мы с Маратом переглянулись.
— Может, мне лучше у Пальто переночевать? — спросил он беззвучно, шевеля лишь одними губами.
— Не выдумывай, — ответила я также беззвучно, качая головой.
— Заебали шушукаться, — вдруг хрипло сказал Валера, и мы вдвоём подпрыгнули, как пойманные на месте преступления воришки. Марат едва не пролил кипяток из чайника себе на ноги. — Я всё ещё здесь.
— Так, — я засуетилась по кухне и вынула из шкафчика три тарелки под пирожки, — посмотрим, что тут у нас.
Схватив первый попавшийся пирожок, уже остывший, с подноса, я надломила его посередине и с удовлетворением увидела капусту.
— С печенью лучше, — бросил Марат, подойдя со спины, и поставил на стол кружки с чаем.
— Вот и ешь с печенью, — поморщилась я. — Я их не люблю. Бабушка всегда для Миши их пекла.
— Так, — негромко хлопнул по столу Валера, привлекая наше внимание и останавливая от дальнейших препирательств, — братцы-кролики, кончайте трепаться. Лучше расскажите, что за хрень у вас с Кащеем стряслась?
Я неловко замялась и опустилась на стул напротив Туркина, бросив украдкой взгляд на Суворова.
— Ну, понимаешь, — начала я путано объяснять, ломая пирожок, — я же пыталась выяснить, кто именно убил моего брата. И тут выяснилось, что Рома Захаров — племянник майора, который ведёт дело. Он и сказал, что Мишу забил Серп. Я побежала к вам на базу, чтобы об этом рассказать и...
— А что этот чушпан там забыл? — перебил меня Валера, глядя холодным прищуром глаз.
— Ну-у, — отчего-то со стыдом протянула я, разглядывая ногти, — он пошёл со мной. Решил, что так безопаснее.
— И что же там случилось?
Туркин не давал мне и шанса на передышку, задавая один вопрос за другим и пригвождая к месту суровым тоном.
— Кащей и его прихвостни напали на нас, — выдавила я сквозь зубы, невольно мыслями возвращаясь во вчерашний день. Следом в сознании вспыхнули и воспоминания о ночном кошмаре, где Валера обратился в бывшего авторитета Универсама. — Роме чуть руку не сломали. Но Марат вовремя подоспел. Мы убежали.
Валера бросил полный сомнений взгляд на Суворова-младшего, молча жующего третий по счёту пирожок. Не заметив, что на него смотрят, Марат взял в руку кружку с чаем и громко отхлебнул.
— Ваша тройка инвалидов против Кащеевских псов? — Он хмыкнул. — Звучит как анекдот.
— У Марата пистолет был, — ответила я, сдавшись. Что толку покрывать друга, всё равно же правда выплывет. — Револьвер.
Раздались хлюпающие звуки и сдавленный кашель — Марат подавился чаем и отвернулся к раковине, отхаркиваясь.
— И откуда же у него револьвер? — вскинул брови Валера. — На вкладыши выменял?
— У Вовы взял, — хмуро буркнул Марат и зло зыркнул на меня, осуждая за болтливый язык. — Как домой вернусь — положу на место.
— Я в подвале свой портфель оставила, — решила переключить я внимание. — Надо бы забрать.
— Заберу, — кивнул Валера, продолжая буравить Суворова мрачным взглядом. — Совсем без мозгов? У брата оружие таскать. Напугал своей пукалкой, а?
— Ну, — пожал плечами пристыженный парень, — сработало же. Живые и почти здоровые. Правда Ритка чуть под колёса не улетела, но вроде целая.
— А анекдот обрастает всё новыми и новыми подробностями.
Я украдкой показала Марату кулак.
— Да ничего такого, — тут же покачал головой Суворов. — Там же дорога, машины летят, а Ритка как оголтелая летела. Эка видаль, на шоссе под колёса попасть — раз плюнуть.
Валера задумчиво молчал, барабаня пальцами здоровой руки по столешнице. Наконец, морщинки на его лице разгладились, и он подхватил чашку с чаем. Залпом влив в себя крашенный в коричневый кипяток, Туркин поднялся на ноги и качнул головой в сторону двери.
— Пойдём, Рит, посекретничаем.
Поднялась я медленно, не чувствуя ватных ног. Бросив Марату прощальный взгляд, я посеменила следом за Валерой, разглядывая спутанные вьющиеся волосы на затылке.
Туркин вёл себя как хозяин — он твёрдым шагом пересёк гостиную, где бабушка, сидя в любимом кресле, вышивала узоры на белом платочке, и толкнул дверь в мою комнату. Бросив через плечо взгляд на бабушку, я убедилась, что она даже не заметила, что мимо неё прошёл почти незнакомый парень. Старенький телевизор без перебоя тарахтел — шла программа вечерних новостей. Тихо закрыв за собой дверь, я ударила ладонью по выключателю. Свет в комнате зажёгся, и я поморщилась. Бегло осмотрев все поверхности, я убедилась, что ничего страшного на обозрение не выставлено и со вздохом плюхнулась на кровать.
Валера бродил по комнате, разглядывая книги и плакаты. Он бывал здесь и не раз, но, отчего-то, с любопытством осматривал моё жилище, будто видел в первый раз. Шагнув к шкафу, он коснулся пальцами зелёного платья, перекинутого через открытую дверцу. Я давным-давно постирала его, а погладить всё времени не было.
— Ты была очень красивой в нём, — усмехнулся парень, вытягивая бархатный подол. — Так и хотелось юбку задрать.
Я зарделась от его слов и громко фыркнула.
— Попридержи коней, Валерий по кличке Турбо. Путь к моей юбке не так-то прост.
— Действительно, — разбитые губы растянулись в широкой улыбке, — на пути ещё и колготки. Это реальная проблема.
— Ты хам! — вспыхнула я и тут же рассмеялась. — Так о чём ты посекретничать хотел?
На стул Валера приземлился с шумным вздохом. Широко расставив ноги, он откинулся на спинку и уставился на меня. Я забралась на кровать, согнув колени, и уставилась на парня в ответ. Мы оба молчали, сражаясь в гляделки, ожидая, кто сдастся первым.
Первой не выдержала я.
— Рука сильно болит?
Валера вскинул перебинтованную ладонь к лицу и отмахнулся.
— Не-а, херня. Так, кожу содрал.
— Да? — с сомнением спросила я. — Ободранную кожу бинтами не обматывают. Они и грязные все. Надо повязку сменить.
— Заботливая ты моя, — усмехнулся парень, но я не собиралась потакать его наплевательскому отношению к собственному здоровью. Я вскочила с кровати и направилась за коробкой с лекарствами. — Да не надо, Рит.
— Надо, — проявила я настойчивость.
В комнату я вернулась с огромной коробкой из-под обуви, доверху забитой лекарствами — настолько, что крышка плотно не закрывалась. Опустив её на кровать, я жестом велела:
— Садись, давай. Я обработаю.
— Рит, не дури, — лениво покачал головой парень. — Прибереги бинты для нужды.
— Это и есть нужда, — не собиралась я сдаваться. — Садись. Иначе мне придётся тебя заставить.
Брови Валеры взлетели вверх. Он сложил руки на груди и внимательно на меня посмотрел.
— Интересно, и как же?
Я задумчиво вскинула глаза к потолку, прикусив губу.
— Ну, — качнув головой, я пожала плечами, — ещё не придумала, но, будь уверен — я проявлю изобретательность.
— Ага, конечно, — фыркнул парень и запрокинул голову назад, закрывая глаза. — У тебя есть время подумать, а я пока прикорну.
Он начал демонстративно и громко храпеть, приоткрыв рот, и я подумала, что затолкать ему в глотку бинты — тоже момент нужды.
— Никаких больше поцелуев, — выпалила я, и Туркин тут же замолк. — Если не дашь сменить повязку, то ко мне можешь больше не прикасаться.
Валера открыл глаза и резко сел, облокотившись на колени.
— Это шантаж.
— Он самый, — улыбнулась я. — Ну, так что? Мы договоримся или нет?
Валера помолчал некоторое время, буравя меня тяжёлым взглядом. Вероятно, решал, что важнее — поцелуи со мной или настоять на своём. Но здравый смысл победил. Туркин поднялся со стула и, качая головой, как старый дед, опустился на кровать. Всем своим видом он показывал, как недоволен моим шантажом.
А я ликовала. Моя маленькая победа, пусть и не совсем честная.
— Ладно, Айболит, — Валера протянул мне руку, когда я опустилась рядом, — лечи.
— Он лечил зверушек, — напомнила я.
Туркин кинул мне предостерегающий взгляд, и я замолчала.
Бинты были грязными. Кровь проступила из раны, окрасив повязку багровым цветом, а о происхождении тёмных, серых и зеленоватых пятен я могла только догадываться. Аккуратно разрезав бинты, я с трудом сняла их. Кровь засохла и отдиралась корочкой, но Валера даже не шелохнулся. Он боль и посильнее знавал, чем такая мелочь, на его взгляд.
Мне не впервой было обрабатывать раны. Миша с детства не отличался аккуратностью и расторопностью. То с велосипеда упадёт, то, играя с мальчиками на стройке, порежется о стекло. Оторвав от мотка комок ватки, я полила его щедрой порцией перекисью.
Костяшки Валеры выглядели жутко — казалось, дотронься и нащупаешь кость. Ладонь пересекал страшный порез, аккуратно зашитый медицинскими нитками. Его края немного разошлись, пока парни вызволяли Вову из больницы.
— Почему вы отшили Кащея? — спросила я, осторожно коснувшись мокрой ваткой пореза.
— Он сукин сын, — коротко ответил Валера, даже не поморщившись. Это удивляло — когда мне пришлось обрабатывать свои раны после драки с Таганской, я прыгала по комнате в слезах и шипела, терпя жуткую боль.
— Это понятно, — кивнула я, дуя на ладонь парня. — Но что именно он сделал?
— Помнишь, он сказал, что ходил к Ворошилам, и они ему сказали, что Ералаш послал на хуй одного из них. Мол, за это и поплатился.
Я закивала. Конечно, такое не забыть. Как и то, что я дала авторитету группировки звонкую затрещину.
— Это пиздёж. Сучий, крысиный пиздёж, — бросался грубыми словами Туркин. — Они ему водяры плеснули и всё. Никакого разговора про Ералаша не было.
— И что, он сам вам об этом сказал? — с сомнением в голосе спросила я. — Или Ворошилы доложили?
— Не совсем, — покачал головой Валера. — У Ворошил есть ныкальщики. Один из них и рассказал.
— Кто? — не поняла я, впервые услышав странное слово. — Ныкальщики?
— А, да. — Валера пожевал разбитые губы. — Это, грубо говоря, рабочая сила. Они, вроде, и в группировке, но на деле их держат ради чёрной работы. Они ныкают, то есть прячут, наркоту. Если их поймают, то с ними легко расстанутся. Застрелят и всё.
— Получается, — медленно сопоставляла я всё услышанное в голове, — ныкальщики — ниже по рангу, чем скорлупа?
— Ага. Ими становятся те, у кого есть серьёзные зихеры. В нормальных конторах таких отшивают и дело с концом. Но Ворошилы из всего извлекают выгоду.
— И что, один из ныкальщиков решил отомстить своим? — Я осеклась. — Хотя, это даже не месть. Проблемы-то у Кащея.
— Именно. Тут Зима постарался. — Валера замолчал и вопросительно посмотрел на меня. Я спохватилась — заслушавшись, совсем забыла, что надо обработать раны на руке. Повернув ладонь, я сменила ватку, смочила перекисью и стала водить по костяшкам. — Он одного от ментовки, а, следовательно, и от смерти спас. Предупредил. Вот ныкальщик и вернул должок. Он занимался фасовкой, пока Шрам спаивал Кащея.
— Кошмар, — ужаснулась я. — Мало того, что он распивал с врагами, так ещё и придумал всю эту лживую историю! — Я подскочила на ноги, и бутылёк с перекисью опрокинулся на пол. — Вот же!.. — Я задыхалась от возмущения, и в сознании всплыли слова Туркина. — Сукин сын!
— Тише-тише, — рассмеялся Валера, утягивая меня обратно на кровать. — Бабушку перепугаешь. Всё верно сказала. Ну, такое мы не уважаем, поэтому и отшили Кащея. Тот, конечно, без боя сдаваться не хотел. Всё орал, что нас уважают только из-за него, хотя хрень это всё. Наоборот, из-за него все думают, что наша улица угашенная.
— Как он вообще стал вашим авторитетом? — удивилась я, подняв бутылёк с пола. — Такой человек... сомнительный. Репутация отвратительная. Ясное же дело — плевать он хотел на Универсам и всех вас.
— Да давно это было, — пожал плечами Валера. — Наша контора благодаря Кащею и Вовану появилась. Они первые за эту улицу стояли. Потом начали набирать пацанов. Тогда не было ещё разделения на старших и скорлупу, мы, типа, все были равны. И пошло-поехало. Кащей года четыре назад в Казахстан поехал, мол, по делам. Там его повязали и в тюрягу упекли. А потом и Вову в армию забрали, в Афганистан отправили.
— Сколько тебе тогда было? — поинтересовалась я. Закончив обрабатывать раны, я стала забинтовывать руку.
— Когда Вову забрали? — вскинул брови Валера. — Лет шестнадцать, вроде. Точно и не вспомню.
— Как так? — нахмурилась я. — Ты не помнишь, сколько тебе было лет в важный момент жизни?
Мне подобное не дано было понять. Я отчётливо помнила каждое важное событие, произошедшее в моей жизни. Например, как меня приняли в комсомол. Я запомнила даже порядок, в котором сидели председатели за длинным столом, выстеленным красной скатертью.
— Да я лет с двенадцати улицей живу, — хмыкнул Валера. — А у нас, знаешь, как-то не принято дни рождения отмечать и даты на календарике обводить. Декабрь прошёл — значит прошёл ещё один год жизни.
— А когда у тебя день рождения?
— Двадцатого декабря.
И тут я поняла, что совсем ничего не знаю о Валере по кличке Турбо. Вот что я о нём знаю? Он давно в Универсаме, старший, отец злоупотребляет алкоголем и... Всё?
Я решилась осторожно узнать о парне больше.
— А почему ты с такого раннего возраста с группировкой?
— Да многие в этом возрасте пришиваются, — равнодушно отозвался Валера. — Ничего странного.
— Но почему? — не собиралась отставать я.
Словно почувствовав, что я собралась разворошить его прошлое, Туркин аккуратно выдернул из моих пальцев край бинта и воткнул в перевязку. Поднявшись на ноги, он подошёл к столу и прислонился поясницей, сложив руки на груди. Отвечать на мой вопрос он явно не собирался.
Вскинув брови, я ждала, разглядывая возвышающуюся фигуру. Туркин же смотрел куда угодно, только не на меня. Наконец, я не выдержала.
— Ну что ты молчишь?
— М? — сделал удивлённое лицо парень.
— Ответь на мой вопрос.
— Это неважно.
— Нет, важно, — насупилась я. — Очень важно.
— Почему же? — моргнул Валера.
Я вздохнула и стала терпеливо объяснять.
— Мы же друг друга почти не знаем. Обычно люди знакомятся по-другому. Не так, как мы. Они гуляют вместе, узнают друг друга. О прошлом, о будущем говорят, делятся секретами и переживаниями. А мы... — Я задумалась. — А мы просто вместе. Как само собой.
— Но всё и правда само собой, — ответил Туркин. — Чего тебе не нравится?
— Мне всё нравится, — вскинула я ладонь. — Но я хочу знать тебя. О твоей семье, о детстве. Это нормально — хотеть знать человека, с которым состоишь в отношениях. И особенно, если этот человек состоит в группировке. Мне не хочется больше неожиданностей.
— Думаешь, что не знаешь меня? — Валера оттолкнулся от стола, и я ждала, что он подойдёт ближе, чтобы сесть рядом и поговорить, но вместо этого он приблизился к окну. — Я вот, между прочим, уже хорошо тебя узнал, Тилькина Маргарита Вячеславовна.
— Знать моё имя — не значит знать меня, — обозлилась я. — Это просто слова.
Валера продолжал расхаживать по комнате, и я стала терять терпение. Глядя на его повёрнутую спину, стала желать, чтобы он обо что-то ударился или запнулся. Маленькая бесстыжая месть. Меня злило, что Валера не хочет делиться со мной личным. Я точно знала, что дело не во мне. Возможно, он просто этого стыдится. И не хочет, чтобы моё мнение о нём поменялось. Хотя я точно знаю, что ничего из его прошлого не сможет отвернуть меня от него. Только не теперь. Для разворота назад я пропустила все шансы. Теперь оставалось только ехать по однополосной дороге вперёд, следом за Валерой.
— Хватит молчать, Туркин, — вконец разозлилась я и ударила по подушке. — Почему из тебя надо всё клешнями вытаскивать?
— Потому что в моей жизни, кроме тебя и улицы, нет ничего интересного, — усмехнулся Валера, делая вид, что увлечён разглядыванием плаката с Пугачёвой. — Нечего рассказывать. Давай о чём-нибудь другом поговорим.
— Нет, — настаивала я, — мы будем говорить о тебе. В кои-то веки.
— А знаешь, — Валера вскинул руку, чтобы посмотреть на циферблат часов, которых у него нет, — уже поздно. Мне пора домой — чистить зубы и на боковую.
— Но так нечестно! — Я вскочила на кровати, оперевшись на прохладный металл изголовья. — Так нечестно, козлина ты этакая!
Последние слова вырвались из моего рта сами собой. Я замолчала и пристыженно поджала губы. Валера обернулся, уставился на меня удивлённым взглядом, а затем громко расхохотался. Я непонимающе смотрела на него, пока он приближался, не переставая смеяться.
— Ладно, ты меня убедила, — наконец проговорил он, отсмеявшись. — Давай поговорим. Но у меня условие.
— Какое? — робко спросила я, опускаясь обратно на постель и поджимая под себя ноги.
Валера оттолкнул коробку с лекарствами к стене и сел рядом, опустив перебинтованную ладонь на моё колено. Его кожа была очень тёплой — я чувствовала это даже сквозь ткань колготок.
— Ты мне, я тебе. Я отвечу на твои вопросы — ты на мои. Договор?
Я тут же закивала головой, но вдруг задумалась: а что именно он хочет спросить? Не пожалею ли я, что так необдуманно согласилась?
— Тогда давай, — Валера подтянулся на руках и забрался повыше, оперевшись спиной на стену, а я подползла ближе, — спрашивай.
— Вопрос всё тот же: почему ты в таком раннем возрасте пришился к конторе?
— Хотел быть кому-то нужным, — пожал плечами Валера. — В группировку сбивается три типа людей. Первые жаждут власти и контроля, вторые ищут защиту от других контор, третьи же — одиночки. Как-то так.
— Ты чувствовал себя одиноким? — тихо спросила я. — А как же твои родители?
— Мать умерла, когда мне было шесть, — глухо отозвался Туркин, не отводя глаз. Он не казался грустным. Он просто констатировал факт. — Умерла очень быстро, почти сгорела изнутри. Аденокарцинома поджелудочной железы.
— Что это?
— Рак.
— Ох, — выдохнула я и подалась вперёд, чтобы положить ладонь на плечо парня. — Мне так жаль.
— Да всё нормально, — слабо улыбнулся он. — Это давно было. Я мало чего о ней помню.
— Как её звали?
— Альбина.
— Красивое имя, — улыбнулась я, и Валера кивнул в ответ. — А твой отец?
— Его зовут Вова, — вдруг с ненавистью в голосе произнёс Туркин, и его зелёные глаза опасно сверкнули. Одно упоминание живого родителя мгновенно вгоняло его в состояние крайней злости. — Пока мать была жива, он избивал её, а потом извинялся, просил не уходить от него. Потом она умерла, и этот урод взялся за меня.
От его слов по коже побежали мурашки ужаса. Владимир Туркин — настоящее чудовище.
— Сейчас он работает на заводе и бухает каждый день.
— Как так? — удивилась я. — Мой отец тоже работал на заводе, и я знаю, что там очень строго с алкоголем. Если унюхают — тут же с позором уволят.
— Наивная ты, Рит, — холодно усмехнулся Валера. — Почти все, если не все, мужики с заводов бухают. Не прикладывают к алкашке только вышесидящие уроды с жирными мордами и блестящими лысинами. Все остальные — за копейки гробят здоровье и жизни. Если один помрёт под станком, его просто заменят другим — таким же бедолагой. И так по кругу. Это тоже причина, почему я с Универсамом. Не хочу помереть к сорока годам, батрача на заводе и спиваясь по вечерам, поколачивая жену с детьми.
Он умолк, немного запыхавшись от гневной, полной ненависти тирады. Я замялась, не зная, что сказать, поэтому просто придвинулась ближе и обвила шею парня. Уткнувшись носом ему в шею, я ощутила прикосновение к своей талии.
— Ты никогда так не сделаешь, — прошептала я в воротник, уверенная, что Валера меня услышит. — Ты не такой, как они. И не такой, как твой отец.
— Ты же сама только что сказала, что ничего обо мне не знаешь, — ответил Валера, прижавшись щекой к моему лбу.
Я крепче обняла парня, прижимаясь всем телом к его боку.
— Да, я многого о тебе не знаю, но чувствую, что ты хороший человек. И я чувствую, как ты ко мне относишься. Мне не страшно рядом с тобой, а это самое главное.
Я слушала размерное дыхание над ухом и ждала, что же Валера ответит, но место слов, он потянул меня за локоть и усадил к себе на колени. Я хотела сесть поудобнее, отодвинуться, но Валера опустил обе руки мне на талию и притянул ближе, чтобы поцеловать.
Это был поцелуй благодарности. За мои слова, за моё доверие. Я прижала ладони к горячей, покрытой лёгкой щетиной коже и очертила линии скул, подбородка. От Валеры больше не пахло подвалом, в котором мы оставили раненного Вову. От него немного отдавало резким запахом больницы и солоноватым запахом кожи. От него кружилась голова.
Валера мял мою талию, как скульптор месит глину. Я прижалась грудью к его груди и запустила пальцы в кучерявые волосы. Слегка жёсткие, они послушно завивались колечками вокруг моих пальцев. Валера отстранился, хотел было что-то сказать, но я стала осыпать его лицо поцелуями. Быстрыми, резкими, неожиданными для меня самой.
— Ты не такой, как твой отец, слышишь?
Валера кивнул и уткнулся лицом в мою шею, опаляя кожу жарким дыханием.
— Спасибо, Тилькина.
Я погладила парня по волосам, мягкими движениями расчёсывая колечки пальцами.
— Теперь твоя очередь, — глухо произнёс Валера не в шею.
— М? — не поняла я.
— Твоя очередь ответить на вопрос.
— А, — вспомнила я о договоре, — конечно, спрашивай.
— Что за красная волга?
Меня как ледяной водой окатило. Валера не видел моего побледневшего лица, но всё и так стало понятно по тому, как окаменело всё тело. Я боялась даже шелохнуться. Откуда он узнал?
— Ч-что? — пискнула я, и Валера отстранился, с усталым вздохом прижавшись затылком к стене.
— Мэри рассказала мне, что видела, как тебя подвозит красная волга. Мужика не узнала, но, судя по её рассказу, ты хорошо с ним знакома. Точнее, если судить по негативам, которые она показала.
Сердце забилось где-то в желудке, и мне показалось, что пирожок с капустой вот-вот полезет наружу.
— Какие ещё негативы? — прошелестела я бесцветным голосом.
— Ты чего так побледнела? — Брови Туркина сошлись на переносице. — Не заставляй меня думать, что хоть одно сраное слово изо рта Мэри — правда.
Я заторопилась снять с себя все обвинения.
— Не знаю, что именно эта дура про меня наговорила, но ничего страшного не было. Красная волга принадлежит хорошему человеку, его зовут Вадим. И, сразу говорю, он женат.
— И почему этот хороший женатый человек тебя подвозит?
— Как раз поэтому. Потому что он хороший. Он жизнь мне спас. Двое Ворошиловских преследовали меня одним вечером. Не знаю, что они хотели сделать — надругаться или надругаться и убить, — но Вадим пришёл мне на помощь. А после отвёз домой, чтобы я больше в такие неприятности не вляпалась.
— И всё? — спокойно спросил Валера, глядя мне прямо в глаза. Я замялась.
— Ну, не совсем. Мы ещё несколько раз сталкивались. Он попросил своего друга принести нам с бабушкой продукты. Это было через несколько дней после похорон Миши.
Валера молчал, что-то обдумывая.
— Хорошо, он спас тебя. Дело благородное, отдельная благодарность от меня за это. Но зачем ему приносить спасённой однажды девчонке продукты?
— Честно, — выдохнула я, — понятия не имею. Но ничего плохо он мне не сделал и, уверена, не сделает. Возможно, он счёл это правильным, не знаю. Не могу заглянуть к нему в голову.
— Ты понимаешь, как это выглядит со стороны? — осторожно спросил Валера, ведя пальцами по моим предплечьям, а за ним, как безумные, бежали мурашки. — Девушка старшего из Универсама катается на тачке какого-то чушпана. Это очень и очень подозрительно.
Я едва было не поправила его, ведь Вадим не чушпан, он авторитет Дом быта, но вовремя прикусила язык. Не стоит Валере этого знать. Услышав мои объяснения, он, казалось, успокоился, а мне не хотелось разжигать пламя вновь, собственноручно подлив туда масло.
— Понимаю, — выдавила я. — Но это правда не то, чем кажется. Я бы ни за что с тобой так не поступила.
— Верю, — искренне ответил Валера и, приподнявшись, быстро поцеловал меня в нос, а затем опустился обратно. — Я тебе верю, Тилька.
— А что за негативы? — нахмурившись, спросила я.
— Мэри караулила в надежде, что красная волга ещё раз тебя подвезёт, и сфотографировала, как ты разговариваешь с водителем, наклонившись к окну. Издалека кажется, что вы целуетесь.
— Что?! — Я едва не задохнулась от возмущения. Кровь вновь прилила к лицу, и я была готова прямо сейчас выйти из дома, найти Машку и выдрать ей пару клоков волос. — Не было такого! Это что, получается, я шестнадцать лет ни с кем не целовалась, чтобы потом ты подарил мне первый поцелуй, а я сразу после побежала обмениваться слюнями с каждым встречным?! Да что же это такое!
Гнев переполнял меня и плескался через край. Я ненавидела Машу. Желая заполучить Валеру, который никогда не будет её, она была готова толкнуть меня под поезд, позволив уличному обществу разодрать меня на части и похоронить заживо. Маша прекрасно знает, что ждёт девушку, изменившую пацану из группировки, и она намеренно творила это зло.
— Рит, успокойся. — Валера усадил меня обратно и прижал к себе крепкой хваткой, потому что я готова была выбежать как есть на мороз и отыскать гнусную лгунью, пытающуюся разрушить мою и без того поломанную жизнь. — Да послушай! Я разберусь с Мэри, ясно?
— И что сделаешь? — ехидно спросила я. — Пальчиком пригрозишь? Эта дура ни русского, ни татарского не поймёт.
— Мой язык она поймёт.
Я обижено поджала губы и отвернулась, попытавшись демонстративно встать. И тут же была усажена на место. Долго злиться не получилось. Валера боднул меня в плечо, а когда я бросила на него недовольный взгляд, улыбнулся и боднул снова.
— Что ты делаешь?
— Успокаиваю тебя.
— Я спокойна, — фыркнула я, чувствуя, что и правда остываю. — Просто Машка ваша она такая... — Я поджала губы, подбирая слова, точно описывающие ненавистную соперницу. — Дура. Других слов не подобрать.
— Жаль, что вы в контрах, — вздохнул Валера, откидываясь спиной на стену. — Она в целом неплохая. Но иногда такую хрень делает.
— Она хочет избавиться от меня, чтобы ты был с ней.
— Ну, этому не бывать. — Ладони парня скользнули по моим бёдрам, и я невольно стиснула подол школьного платья. — Я уже не раз говорил, чего хочу. Точнее, кого. И с того момента ничего не поменялось. А Мэри может хоть обосраться, но ничего не добьётся.
— А если она станет распространять слухи, — вновь начала закипать я, — то кому пацаны поверят: ей или мне?
— Мне, — коротко ответил Валера, и я умолкла. — У тебя есть ещё вопросы?
Трудно было вернуться к тому, с чего мы начали. Красная волга и Мэри с её негативами выбила меня из колеи, спутав все мысли. Задумчиво пожевав губы, я нащупала ниточку.
— А вы с Вахитом друг друга давно знаете?
— Мхм, — качнул головой Валера, продолжая вырисовывать пальцами узоры на моих бёдрах. Я даже пожалела, что в колготках — ощущать его прикосновения к голой коже намного приятнее. — Мы живём в соседних домах.
— А пришивались вместе?
— Не совсем. Я раньше пришёл. А потом привёл Зиму. Кащей поставил нас драться друг с другом, чтобы Зима доказал, что он не чушпан.
— И кто победил? — с лёгкой улыбкой на губах, спросила я.
— Я, конечно же, — ответил Валера, горделиво расправив плечи. — Ты посмотри на меня — как такой громила может проиграть?
— Тебе было двенадцать, — напомнила я.
— И даже тогда я был хорош собой. Во всех смыслах.
— Для уличного пацана ты слишком самоуверенный, — прищурившись, сказала я. — Девчонки себя менее заносчиво ведут, чем ты.
— Да? — вскинул брови парень. — Я тебе сейчас покажу самоуверенность.
Я не успела даже вскрикнуть — Валера резким движением скинул меня с себя и повалил на кровать, придавив своим телом. Мои волосы разметались по постели, я вытаращилась на Туркина во все глаза.
— Ты чего?
Валера сомкнул пальцы на моих запястьях, заводя руки над головой. Я оказалась полностью обездвижена, только и могла вертеть головой.
— Теперь достаточно самоуверенно? — изогнув губы в усмешке, спросил Валера.
Я не нашлась, что ответить и просто кивнула. Вид парня, нависшего надо мной, был... пикантным. Его хватка на запястьях была крепкой, но не болезненной. Бёдра вдавливали мои в матрас, но было не тяжёло. Наоборот, приятно. В животе зашевелились бабочки, а голова налилась свинцом.
— Чего притихла? — усмехнулся Валера. — Только что такая боевая была.
— Да как-то неудобно теперь бойкость демонстрировать, — пролепетала я высоким голосом. — Ты же на мне почти лежишь.
— Тебе больно?
— Нет, совсем нет.
— Это хорошо.
Что-то происходило. Воздух в комнате раскалился, отяжелел. Я шумно дышала, чувствуя ускоряющееся сердцебиение, и никак не могла сохранить самообладание. От взгляда потемневших зелёных глаз по телу пробежала дрожь. Я невольно вернулась в вечер дискотеки, в укромное место под ёлкой.
— Помнишь, ты как-то сказал, что если я не остановлюсь с поцелуями, то ты... ну...
— Возьму тебя? — тихо рассмеялся Туркин, а я густо покраснела. — Помню. Ты тогда была очень настойчива.
— А что-то поменялось? Ты всё ещё этого хочешь?
Из моего рта вылетали вопросы, а голос в голове истерично визжал, веля немедленно замолчать. Но мне хотелось знать, чувствует ли Туркин физически то же, что и я.
— Рита, — Валера опустился ниже и коснулся кончиком носа моей щеки, — я хочу взять тебя с первого дня. И с того момента ничего не поменялось.
Глубокий поцелуй стёр из головы все мысли. Зазвенела гулкая пустота. Валера выпустил мои запястья и опустился на локти, чтобы прижаться губами к моим. Я слышала и чувствовала биение его сердца — вибрировала его грудь и вся комната. Терпкий вкус сигареты на губах Туркина опьянял. Он коснулся пальцами моей щеки и скользнул ниже, опустив ладонь на шею. Я попыталась привстать, не разрывая поцелуя, но Валера толкнул меня обратно на кровать. Его зубы терзали мою нижнюю губу, оттягивая и прикусывая. Я неумело отвечала тем же, путаясь пальцами в кучерявых волосах.
Вдруг Валера схватил мою ногу под коленом и поднял, заводя себе за спину. Я громко охнула от неожиданности, и Валера подался вперёд, вжимаясь в меня с такой силой, что от жара искры из глаз посыпались.
— Мне нравится твой запах, — хрипло сказал парень, переводя дыхание. Его грудь шумно вздымалась в такт моей. — Мысли путает.
— Но от меня ничем не пахнет, — тихо ответила я, сжав дрожащими пальцами воротник синей спортивной кофты. — У меня нет денег на духи.
— От тебя пахнет порошком и сахаром. Это сводит с ума похлеще любых вонялок.
— Ты называешь духи вонялками? — хихикнула я. — Ну и выражения у тебя, Валера по кличке Турбо.
Я потянулась за поцелуем, но Валера резко перевернулся, и я слабо вскрикнула, очутившись на нём сверху. Чёлка упала на глаза, и я глубоко задышала ртом, пытаясь прийти в себя.
— Что за номера, акробат?
— Когда придёт время, — Валера притянул меня, и я легла на него всем телом, сжав ногами его бёдра, — я покажу тебе настоящую акробатику.
— А сейчас что, — смущённо спросила я, — не время?
— За стенкой твоя бабушка и скорлупа, — вздохнул парень. — Увы, но сейчас и правда не лучшее время.
— А, — вконец потерялась я, — да, ты прав.
Я отвела взгляд, но Валера сжал пальцами мой подбородок и, приподняв голову, подарил ещё один поцелуй.
У меня всегда по русскому языку были высшие оценки. Я писала лучшие сочинения в классе и никогда не страдала от маленького словарного запаса. Но всех слов, что я знаю, не хватит, чтобы описать мои чувства. Когда я рядом с этим наглым и очень уверенным в себе парнем. Когда он касается меня, целует и говорит всякие смущающие вещи. Когда он всеми действиями показывает, что я — его, и он никому не даст меня в обиду.
— Знаешь, — тихо проговорила я, приподнявшись на локтях, — а мне пригодился твой урок по самообороне.
Валера вопросительно вскинул брови и убрал волосы с моего лица за ухо.
— О чём ты?
— Я поставила Таганскую, подругу Шрама, на место. Точнее, ударом кулака свалила её на пол.
Я отодвинулась, когда Валера сжал мою талию и сел сам. Наши лица оказались очень близко друг к другу, и я увидела голубизну венок на его веках и разглядела каждую ресничку.
— Ты правда это сделала? — спросил он с недоверием.
В доказательство я протянула руку, на костяшках которой виднелись покраснения. Последствие удара. Валера пару секунд молча разглядывал мои пальцы, после чего, опустив ладони на щёки, резко прижал меня к себе. Я удивлённо выдохнула ему в губы и закрыла глаза, вновь испытав эту умопомрачительную дрожь во всём теле.
Ловкие мужские пальцы схватили подол школьного платья и задрали его. Валера с силой сжал мои ягодицы, и я жалобно всхлипнула. Хотелось большего, хотелось полного единения, и, одновременно с этим желанием, я страшно боялась. Но Туркин не перешёл черту. Он терзал тело, губы, но держался, с силой сжимая меня в объятиях.
— Горжусь, солнце моё, — выдохнул он, переводя дыхание, и скользнул носом по щеке. — Я охренеть как сильно тобой горжусь.
— Правда? — В душе вспыхнула детская радость.
— Не слышал ничего более возбуждающего. Чувствуешь? — он заставил меня качнуться и почувствовать бедром набухший бугорок. — Мне очень нравится.
Мне тоже нравилось слышать от него эти слова.
— Мы с улицей сделаем тебя сильнее, — глухо проговорил Валера, касаясь губами моей шеи. — Тебе нечего бояться.
— Я боюсь не за себя, — прошептала я и, неожиданно для себя, простонала — он нашёл особо чувствительный участок кожи над ключицей. — А за тебя. Улица всё ещё опасна. И последние события показали, что ситуация накаляется. Мне страшно. Не могу потерять ещё и тебя. Я просто этого не переживу.
— Не бойся, Рита Тилька, — усмехнулся Валера и прикусил кожу на шее. — Со мной ты будешь в безопасности.
Валера верил в собственные слова, а я трезво смотрела на ситуацию. Кащей, Мэри, Ворошиловские во главе со Шрамом, бесчисленное множество новостей о стычках группировок и новых жертвах — Казань тонула в преступлениях, и я не сомневалась, что, просыпаясь каждым утром, буду узнавать о новых.
— Давай уедем, — выпалила я, вцепившись в плечи Валеры. — Уедем отсюда.
Парень удивлённо вскинул брови и отстранился, чтобы посмотреть мне в глаза. Его ладонь, блуждавшая по моей спине, замерла.
— Уедем? — недоумённо переспросил он. — Но куда?
— В Москву можно, — затараторила я, сбиваясь. — У меня там родственники есть. Они нас приютят на первое время, я уверена. А потом можно поступить в ПТУ и получить комнату в общежитии. Или ещё что придумать.
— А как же твоя бабушка?
В сердце вонзились тысячи игл.
— Тамила Анваровна, её подруга, присмотрит, — кивала я собственным словам, чувствуя, как давление в висках растёт, а в груди становится тесно. — Я уверена, всё будет хорошо! Пожалуйста, давай уедем!
— Рита, тебе ещё четыре месяца в школе учиться. — Валера пытался меня успокоить мягкими поглаживаниями.
— В училище можно и сейчас пойти.
— Нет, — отрезал Валера, а затем добавил мягче: — Мы не можем уехать.
— Но почему?
В моём голосе зазвучало жалкое отчаяние. И Туркин его слышал. Видел, как оно плескалось в моих глазах и дрожало на губах. Я чувствовала, как стены комнаты сужаются, загоняя меня в ловушку, а небо над Казанью опускается всё ниже, пригвождая к земле.
— Хоть один из нас должен закончить десять классов и поступить в университет. — Лёгкая, но грустная улыбка тронула губы парня, и он опустил ладонь мне на щёку, поглаживая большим пальцем. — Для меня этот поезд уже ушёл, а ты должна выбиться в люди.
— Но я и так человек, — обиженно выдавила я, отводя взгляд. Но Валера надавил рукой, и мне пришлось снова посмотреть ему в глаза. — Я хочу уберечь нас от улицы, понимаешь? Я уже потеряла брата, сама чуть не померла в этом подвале. Мне страшно, Валер.
— Повторяю, тебе нечего бояться. — Валера подался вперёд и накрыл мои губы своими, мягко и нежно. Я растеклась по кровати киселём. — С Кащеем я разберусь, тебя больше никто не тронет, слышишь?
— А Ворошиловские? — не собиралась я сдаваться. Вцепившись в запястье мужской руки, я придвинулась ближе и почти столкнулась с парнем носами. — Они точно не успокоятся. Надо бежать.
— Я не оставлю улицу и пацанов. Я за скорлупу головой отвечаю.
— Если мы останемся, — вспыхнула я, отстранившись, — то чья-то голова точно полетит.
— И это будет не моя, Рит.
Он попытался притянуть меня обратно, чтобы обнять, поцеловать, заставить забыть о теме нашего спора, но я не собиралась сдаваться. Вскочив на ноги, я зашагала по комнате, заламывая пальцы в нервном движении.
Ну каков же дурак. Не понимает очевидного. Сколько ещё раз они будут сталкиваться стенка на стенку с другими группировками? Сколько ещё раз им придётся эвакуировать одного из своих из больницы? Сколько ещё раз надо получить ударов по голове прежде, чем новое тело положат на каталку в морге? Миша уже умер, Вова едва не умер, а им всё мало.
У животных инстинкт самосохранения развит сильнее, чем у мотальщиков.
— Рит, ты пойми, — негромко заговорил Валера, когда я остановилась у окна и уставилась на хлопья падающего снега. Опять снегопад. — Побег — это не выход. Это наш город, наша улица. Если позволить этим упырям его уничтожить, то кто мы после этого будем?
— Живыми людьми, — с горечью на языке ответила я.
— Предателями.
Я обернулась, и волосы хлестнули меня по лицу.
— Серьёзно? — Мой голос стал неприятно высоким, почти истеричным. — Почему желание жить, любить, растить детей и не бояться — это предательство? Это абсурд, Валера.
— Нет, Рита, это не абсурд, — покачал он головой, а мне захотелось схватить платье со шкафа и как следует отхлестать им парня по морде. — Я не смогу жить, любить и растить детей зная, что оставил своих пацанов в трудную минуту. Это подлость, которую я сам себе простить не смогу.
— А ты простишь себя, — я шагнула к нему и остановилась, возвышаясь над парнем, — если со мной что-то случится? Если я умру, ты сможешь с этим жить?
Валера резко переменился в лице. От былой расслабленности не осталось и следа. Он вскочил на ноги, и я отшатнулась, испугавшись. Крепкие пальцы сжались на моих плечах и притянули ближе.
— Никогда больше не говори такой херни, — зло процедил он. — Никогда, блять, чтобы я больше не слышал этого.
— Но, — пискнула я, вытаращившись на парня, — всякое же может случиться! Захотят тебе отомстить и возьмутся за меня.
— Я им этого не позволю.
Я хотела было поспорить, сказать, что он не может следить за мной круглые сутки, и даже с ним я не буду в безопасности, если на нас нападут толпой, но прикусила язык. Казалось, ещё слово, и Валера начнёт трясти меня как тряпичную куклу, только бы я замолчала.
— Я люблю тебя, — выпалила я. — Если с тобой что-то случится, я этого не переживу.
Валера смотрел на меня долгим внимательным взглядом, изучая черты моего лица. Слёз не было, но мне страшно хотелось разрыдаться. Всего пять минут назад мы миловались на кровати, а теперь я была готова сбежать из этого города с одной котомкой на плечах.
— Я неубиваемый, ясно? — наконец сказал Туркин. — Мне столько раз пытались разбить голову и пробить фанеру, что и не сосчитать. Но я всё ещё здесь. У меня и раньше не было причин умирать, а теперь и подавно.
— Валера, — простонала я и от бессилия топнула ногой. — Ты не понимаешь.
— Понимаю. Ты девчонка и тебе страшно. Бояться это нормально, но делать из-за этого ноги — нет.
Мы ходили по кругу. Оба друг друга слышали, но понять не могли. Но сила была на стороне Валеры — без него я не смогу никуда уехать, а он чётко дал понять, что не оставит улицу.
— Но позже мы сможем уехать?
— Время покажет, — пожал плечами Валера. — Чего сейчас загадывать.
Силы окончательно меня покинули, и я наклонилась вперёд, врезавшись лбом в грудь Туркина.
— Надеюсь, что я правда ошибаюсь. И мы не пожалеем, что остались.
На утро субботы я проснулась с удивительной лёгкостью в голове: никаких тяжёлых мыслей, никакой тупой боли в висках — я чувствовала себя по-настоящему отдохнувшей впервые за последний месяц.
Циферблат настенных часов показывал десять утра, из глубины квартиры доносился звук радио и грохот посуды. Я вскинула в сторону руку и провела ладонью по постели. Валера давно ушёл, и его половина уже остыла. Должно быть, это случилось ещё до рассвета, чтобы бабушка не узнала, что в моей комнате ночевал мальчик.
Я знала, что Валере всё равно придётся уйти, но всё же испытала лёгкое чувство разочарования — хотелось проснуться рядом с парнем и обнять его, крепко прижаться к тёплому боку.
Откинув одеяло, я села на постели и поёжилась от прохладного воздуха комнате. У зеркала я причесалась, переодела школьное платье, в котором уснула, в обычный домашний костюм и протёрла глаза. Кончики пальцев покалывало от давно забытого желания сесть за работу. Обернувшись, я бросила взгляд на новенькую швейную машинку, так и не распакованную, стоявшую на полу возле стола. Я так и не решилась её раскрыть, но сегодня почувствовала — пора.
Наспех умывшись, я вышла в кухню, где вовсю кипела работа. Марат, вооружившись ножиком, чистил картошку над тазом, а бабушка, покачивая головой в такт песне из радио, натирала морковь прямо в шкворчащую сковороду.
— Доброе утро, — поздоровалась я, и две пары глаз обратились ко мне: бабушкины с радостью, Марата с мольбой о помощи. — Чем заняты?
— Обед готовим, — возвестила бабушка, оттряхивая оранжевые пальцы от моркови. — Ты завтракать будешь? Я блинчики состряпала.
И правда, в центре стола возвышалась гора только что приготовленных блинов — румяных и с хрустящими краями.
Когда бабушка выскользнула из кухни, чтобы принести из кладовки варенье к блинам, Марат кинул наполовину очищенную картофелину в таз и бросил ножик на стол.
— В твоём доме я — самый настоящий раб! — принялся он жаловаться. — Твоя бабка выдернула меня из кровати ни свет ни заря и погнала в магазин за молоком!
— И что? — хмыкнула я, выуживая из шкафа кружку. Коснувшись пальцем чайника, я одёрнула руку — горячий. — Считай, это плата за проживание.
— Надо было к Пальто идти ночевать, — заворчал Суворов, возвращаясь к чистке картошки. — Никакого уважения к гостям.
— Хватит жаловаться, — ответила я, садясь за стол. Насыпав в чай две ложки сахара, я стала помешивать. — Бабушка, наконец, вышла из комнаты Миши и перестала плакать. Так что, замолкни и делай, что она тебе говорит, понял?
— Понял, — обиженно буркнул Марат, бросая очищенный картофель в чашку к остальным.
— Валера давно ушёл? — спросила я, пригубив горячий чай. — Не слышала.
— Ага, — кивнул Марат. — Ещё до рассвета. Я это запомнил, потому что он решил приколоться и придушить меня подушкой.
Я захихикала, дуя в кружку. Из гостиной донеслась трель стационарного телефона, затем зазвучал голос бабушки.
— И что вы там за закрытыми дверями всю ночь делали? — вдруг ехидно проговорил Суворов, не дав прислушаться к бабушкиному разговору.
— Пазлы собирали, — огрызнулась я, хватая с тарелки блин и сворачивая его треугольником.
— Ну я так и подумал, — хохотнул Марат.
— Маргоша, — позвала меня бабушка, входя в кухню, — подойди к телефону. Тебе Диляра звонит.
Я поспешила затолкать блин в рот и запить чаем, чтобы унестись в гостиную. Если Диля звонит, значит, это что-то срочное.
— Миша, ну что такое! — всплеснула руками бабушка, нависнув над Маратом. — Ты сколько будешь эту несчастную картошку чистить? Шустрее, а то до обеда не управимся.
В кухне повисло тягостное молчание. Марат бросил на меня недоумённый взгляд, а я шумно сглотнула застрявший в горле ком из жареного теста.
— Ба, — осторожно позвала я, — ты оговорилась. Это же Марат, а не Миша.
Бабушка застыла, и на мгновение на её лице отразилась растерянность. Заломив руки, она как-то жалобно улыбнулась.
— Ну конечно, совсем голова старая и язык немощный. — Опустив руку, она легонько похлопала парня по спине. — Прости, Маратка, чисти картошку дальше.
Вышла из кухни я в полном недоумении. Конечно, имена Миши и Марата начинаются на одну букву, но эта оговорка меня встревожила.
Телефонная трубка лежала на столике. Схватив, я прижала трубку к уху и плюхнулась в кресло.
— Диля?
— Привет, Марго, — выпалила торопливо Диляра. — У меня немного времени. Мне звонил Шрам.
— Что? — вскочила я с кресла и едва не опрокинула аппарат на пол. — Зачем? Что ему нужно?
В душе вспыхнула надежда, что авторитет Ворошил позвонил, чтобы сообщить о смерти Серпа, но Диля тут же меня огорошила:
— Серпа перевели из реанимации в палату, и он хочет меня видеть.
— Уже? — неприятно удивилась я. — Но я слышала, что ему крепко досталось.
— А он оказался живучим гадом, — тяжело вздохнула Диля. — Мир несправедлив. Миша не смог выжить, а Серп — да.
— Может, не пойдёшь к нему? — в душе зашевелился червячок дурного предчувствия.
— Ты же знаешь, что я не могу. Если ослушаюсь, меня за волосы притащат в больницу, это в лучшем случае. Могут и на соседнюю койку положить, сама понимаешь.
— Тоже верно, — раздосадовано сказала я. — Почему, куда не глянь, всюду западня? Мне это надоело.
— Мне тоже. Ладно, Марго, я пойду. Надо ещё гостинцы купить. Эта гнида потребовала пирог из пекарни. Чтоб он им подавился.
Диля отсоединилась, а я вспомнила, что барбариски и Алёнка для Валеры так и остались лежать в авоське в прихожей. Что со мной в последнее время? Всё из головы вылетает.
Лучшая благодарность и мотивация для автора — лайки, подписка и отзывы читателей! Не жадничайте, отсыпьте словечек! Вам не сложно, а мне приятно! 💙