Наши сердца разобьются этой зимой

Переступив порог школы и оказавшись на улице, я внезапно почувствовала себя свободной. Это не было похоже на облегчение после долгих уроков и изнуряющей писанины — моя рука болела после удара, но я чувствовала лёгкость во всём теле. Словно оковы, сдерживающие меня всё это время, осыпались, как песок.

Кто-то толкнул меня плечом, сбегая по ступеням школьного крыльца, но я даже не заметила этого, вдыхая холодный воздух полной грудью. Крепко сжав пальцами лямку старого портфеля, взятого взамен забытого в подвале, я спустилась и пошатнулась, едва не шлёпнувшись на льду, — мне в спину прилетел крупный снежок. Обернувшись, я стала искать взглядом наглеца и шумно фыркнула, увидав выглядывающего из-за угла Марата. Он взмахнул рукой, подзывая, и я, закатив глаза, направилась к нему.

— Ты чего пришёл? — спросила я, не дав ему и слова вставить. — А если отец тебя здесь караулит?

— Это вряд ли, — ответил Суворов, выдыхая сероватый дым от сигареты. — У него всегда слишком много важной работы. Не станет он меня по дворам и школам искать.

— Флюра Габдуловна может увидеть, — пыталась я образумить товарища. — Сидел бы ты у меня дома и носа на улицу не показывал.

— Ага, — качает головой Марат, — бегу и тапочки теряю. Одно утро с твоей бабулей, и я уже с трудом влез в трикошки. Она пирогов хренову тучу наготовила. Сразу после твоего ухода.

— Правда? — недоверчиво спросила я.

Неделю назад она с постели не могла встать и отказывалась от любой еды, а тут второй день стоит у плиты? Это точно хороший знак?

— Ага, — снова как болванчик кивнул Марат. — Три противня наготовила, я еле сбежал. Но я чего пришёл — узнал, где наши пацаны.

Я оживилась и вцепилась в рукав пацанской куртки.

— Ну же, говори! Не молчи!

— Вот это ты оживилась, — фыркнул парень, стряхивая моя руку. — Чуть куртку не порвала. Короче, кого-то менты повязали, другие успели свалить, но Вован, Пальто, Зима и Турбо — в больничке. В первой.

— Тогда что мы тут стоим! — переполошилась я, услышав знакомые имена. — Надо к ним идти!

— Так, а я зачем и пришёл! — встрепенулся Марат. Схватив за локоть, он поволок меня прочь со школьного двора, и я торопливо за ним засеменила. — Навестить надо, узнать, чё кого.

— Думаешь, они сильно пострадали? — с тревогой спросила я, когда мы перешли дорогу и запрыгнули в подошедший к остановке автобус.

— Да пацаны крепкие, — отмахнулся Марат. — Что с ними будет? Так, может по кумполу настучали да фанеру пару раз пробили. Не ссы, Тилькина, жив твой Капулетти.

— Ромео был Монтекки, — поправила я парня, на что он только отмахнулся.

Водителю за проезд я передала копейки и за себя, и за Марата, потому что он демонстративно проигнорировал необходимость платить и ушёл в конец салона. На мой осуждающий взгляд Марат только фыркнул и, плюхнувшись на сиденье, стал рисовать узоры на морозном окне. УКК.

— Почему вы считаете, что являетесь королями Казани? — тихо спросила я, чтобы остальные пассажиры автобуса не услышали. — Как-то самоуверенно и глупо, тебе не кажется?

— Нет, с чего бы? — бросил на меня недоумённый взгляд Суворов. — Мы короли, потому так и зовёмся.

— Но почему вы считаете себя королями? — не унималась я. — Кто вам дал такое право?

— Тилькина, ты чего пристала? Как захотели, так и назвали. Между прочим, не мы одни себя королями зовём. Вон, остальные конторы тоже так пишут на стенах.

В ответ я только недовольно поджала губы. Это правда. На домах соседних улиц кирпичные стены и бетонные строения исписаны уже другими инициалами. Чёртовы группировки поделили Казань на свои маленькие королевства и теперь борются за власть, желая установить контроль над всем городом.

Интересно, в других городах так же? Творится ли там такое же безумие? Боятся ли люди выходить на улицу и не приходится ли им отвечать за то, на какой улице они живут?

— Чего унылая такая? — Марат толкнул меня в бок локтём. — Смотри, я тебя накалякал.

Я покосилась на стекло. Рядом с УКК растекался каплями конденсата корявый рисунок девчонки с большим носом, безобразной чёлкой и высунутым до подбородка языком.

— Ни капли не похоже, — фыркнула я и отвернулась, украдкой потирая нос. Он вовсе не такой большой, как нарисовал Марат.

Он же в ответ громко захохотал, привлекая к нам внимание, и толкнул меня с такой силой, что я чудом не упала на грязный пол автобусного салона.

— Ты что, офонарел?! — вспыхнула я от возмущения и толкнула Марата в ответ. Не ожидав от меня такой силы, Суворов врезался плечом в стекло и ударился затылком.

— Ай, Тилькина, ты больная!

— Сам такой! — не осталась я в долгу. — Придушу тебя ночью!

— Не успеешь! — брызнул слюной распоясавшийся Марат. — Я тебе мышьяк в еду сыпану!

— Оставь прикорм для своего обеда, — прошипела я ему в лицо.

Щёки Марата из розовых стали пунцовыми. Он склонился ближе, сощурил тёмные глаза и выдал:

— Ты что, только что назвала меня крысой?

— Нет, — покачала я головой и отодвинулась подальше, насколько позволяло сиденье. — Ты больше похож на опоссума.

На лице Марата отразилось полное недоумение. Не уверена, что он даже знает, кто такие опоссумы и как они выглядят. Невнятно хмыкнув, Суворов откинулся на сиденье, закинув руку на спинку, и пробурчал:

— Радуйся, что ты под защитой Турбо. Я бы начесал тебе репу, не знай, что он потом оторвёт её мне.

— Как же мне повезло, — проворчала я в ответ.

Проехав шесть остановок, автобус скрипуче дёрнулся и затормозил возле синей будки с ободранным расписанием и покосившейся доской объявлений. Марат выбрался из салона первым, я, перемахнув через две ступени, прыгнула следом. Двери захлопнулись, и автобус тронулся с места, обдав нас серым облаком выхлопных газов и грязным снегом.

День обманчиво освещал город ярким солнцем, но едва я очутилась на улице, вне жаркого салона автобуса, как тут же замёрзла. Колючие иголочки мороза щипали за щёки, а неприятный ветер хлестал по глазам и сбивал шарф с головы. Пока я, недовольно пыхтя и жмурясь от послеобеденного солнца, топала на месте, чтобы стряхнуть коричневые хлопья снега с колготок, Суворов уже спешил к воротам больницы. Остановившись возле кованой ограды, он обернулся и махнул рукой.

— Тилькина, не тормози!

А я и собиралась тут же поспешить и последовать за ним, но на глаза мне попалась покрытая слоем пыли и грязи вывеска продуктового магазина. В мутных витринах горел тусклый электрический свет — несмотря на грязную и удручающую картину, хотелось скорее зайти в магазинчик и погреться.

— Ну и чего ты застряла? — надрывал горло Марат, подпрыгивая на месте. Он не удосужился натянуть на голову шапку, которую сжимал в руке и застегнуть куртку, и делал вид, что ему совсем не холодно. — Давай скорее, вдруг у них часы посещения скоро закончатся!

— Ты иди! Узнай, в какой палате они лежат и лежат ли вообще! — крикнула я в ответ и указала на магазин. — А я тебя сейчас догоню!

— Рита, не время ходить по магазинам, блин!

— К твоему сведению, — развела я руки по сторонам, — ходить к больным без гостинцев — дурной тон!

— Блин! — психанул Марат и махнул шапкой. — Возиться с тобой — вот дурной тон! Быстрее, давай!

Мне дважды повторять не нужно. Сжав покрепче лямку портфеля, я торопливо зашагала по расчищенной дорожке из мёрзлой чёрной земли и, стряхнув снег с подошвы сапог, зашла в помещение. Внутри пахло свежим хлебом, выставленным на деревянные полки, обрубками розовой колбасы и сосками за стеклом, заляпанным чьими-то жирными пальцами и жутко сладкими духами грузной продавщицы, скучавшей за прилавком с весами. Она читала какой-то бульварный роман в мягкой обложке и перед тем, как перевернуть страницу, долго слюнявила палец.

В углу вытянутого помещения гудел древний обогреватель с замотанным шнуром. Оранжевая кнопка тревожно мигала, и агрегат из последних сил выпускал в магазин жаркий, почти раскалённый, воздух.

Моего появления продавщица не заметила и продолжила лениво листать роман. Сделав вид, что изучаю ассортимент магазина, я тихо прочистила горло. Женщина встрепенулась и быстро убрала книгу.

— Чево хотите? — поинтересовалась она, схватив из мешка горсть семечек и бросив несколько в рот. — У меня всякое есть. Вот, пирожки хотите? Свежие, только сегодня испекли.

Продавщица ткнула пальцем в беспорядочно наваленные друг на друга хлебобулочные изделия на красном подносе, стоящем рядом с банкой мелочи. По их внешнему виду стало ясно, что женщина лукавит — выглядели они совсем не свежими, а для жирного блеска их смазали маслом. Покачав головой, я показала на коробку за её спиной.

— Сто грамм барбарисок, пожалуйста.

Подхватив совок, продавщица стала насыпать в мешок конфеты, а я мысленно считала, сколько будет всё стоить. В кармане лежали деньги, которые я утром вынула из банки-копилки. Мне нужно было купить новые колготки, потому что старые уже протёрлись в левой пятке, и заштопать их никак не получится. Но мне было страшно видеть, что с Валерой случилось в драке с Ворошиловскими и хотелось хоть немного порадовать его чем-нибудь вкусным. Да и остальных парней тоже.

В небольшую авоську уместились конфеты, шоколадные пряники, две бутылки Буратино и один апельсин. Я едва не подавилась воздухом, увидев ценник на этот оранжевый шарик, но он выглядел таким красивым и ярким. Как солнце.

— Это всё? — спросила продавщица, плюхая моё добро на прилавок рядом с калькулятором.

Поджав в задумчивости губы, осматриваюсь в последний раз и застываю с глупой улыбкой.

— И Алёнку, пожалуйста.

— О, пряники! — радостно воскликнул Марат, запустив руку в авоську. Я попыталась было остановить его, но он ловко развязал узелок и вытащил сплюснутый кругляш коричнево-фиолетового цвета. — Вкусно, мягкие.

— Я не тебе купила, — проворчала я, завязывая пакетик обратно. — Ты выяснил, в какой палате ребята лежат?

— Не, — покачал головой Марат и с набитым ртом, из которого летели шоколадные крошки, пояснил: — В больнице санитарный час. Посетителей не пускают.

— И что делать? — растерянно спросила я, оглядываясь на больничное крыльцо с огромной железной дверью голубого цвета. Возле неё курили медсёстры, судача между собой. — Как мы проведаем ребят, если нас не пускают?

— Не ссы, Тилькина. — Марат хлопнул в ладоши, стряхивая остатки пряника, после чего толкнул меня локтём и кивнул за угол. — Пойдём, ща я всё придумаю.

Я засеменила за парнем за угол больницы. Марат шёл уверенно, вальяжно, словно и правда знал, что делать. Пройдя несколько метров вдоль здания, мы очутились на парковке возле гаражей, машин скорой помощи и запасным входом.

— Если мы вломимся в больницу, — причитала я, прижимая к себе авоську с продуктами, — нас точно посадят. Ты меня слышишь, Марат? Я не хочу в тюрьму!

— Да тихо ты, — махнул Марат и жестом велел мне прижаться к стене. — Видишь чушпанов?

Я выглянула из-за его плеча. Возле запасного входа курили трое молодых людей в белых халатах. Один из них рассказывал какую-то историю, двое других смеялись.

— Вижу только нормальных людей.

— Ой, бля, — поморщился Суворов, — опять ты за своё. Короче, иди к ним и уговори их провести нас в больницу.

— Как ты себе это представляешь? — оторопело спросила я, глядя на Марата, потирающего в задумчивости подбородок. — «Дяденьки-врачи, пустите нас в больницу погреться»? Так, что ли?

— Ну ты дуру из себя не строй, — закатил он глаза. — Ты же девка. Позаигрывай с ними. Глазки сострой. Вот с ними, как раз, дурочку и включишь. — Марат скользнул оценивающим взглядом по моей одежде. — Можешь расстегнуть пуговицы на пальто, чтобы точно сработало.

Я тут же накрыла ладонью грудь, ясно дав понять, что таким заниматься не буду.

— Я тебе что, ночная бабочка? Девочка по вызову? Пуговицы ради прохода в больницу расстёгивать.

— А ты чё, Турбо увидеть не хочешь? — с вызовом спросил Марат, сунув руки в карманы куртки и расправив плечи. — Давай-давай. В драке от тебя нет толку, хоть тут пригодишься. Топай, Тилькина.

— Вообще-то, — фыркнула я, ступив по направлению не замечающих нас медиков, — если бы я тогда не огрела того пацана портфелем по голове, то ты сейчас был бы или инвалидом, или трупом. Нет от меня толку?

— Да ёшкин кот! — вспыхнул Марат. — Кончай трепаться и иди соблазнять чушпанов! Я Турбо ничего не скажу, так уж и быть.

— Молись, чтобы я не ничего не сказала ему и Вове.

— Да иди уже.

Опустив руки, я позволила авоське и портфелю свободно болтаться при ходьбе. Поправив волосы, расчесав пальцами чёлку и сделав глубокий вдох, я натянула улыбку и пошла к молодым людям. Один из них заметил моё приближение и толкнул другого. Они втроём обернулись.

— Здравствуйте! — приветственно вскинула я руку, сжимающую авоську. — Вы врачи?

— Интерны, — поправил меня парень, поправляющий очки. — А что?

— Ой, как здорово! — Я и сама не поняла, чему якобы радуюсь, но поспешно затараторила: — Дело в том, что мой старший брат, Вова, у вас в больнице лежит. И мы с младшим братом очень хотим его навестить. Волнуемся сильно. Нас же всего трое осталось, больше никого нет. Ни родителей, ни других родных — одни на белом свете! — Часто захлопав глазами, я громко шмыгнула носом и потёрла сухие глаза, делая вид, что вытираю слёзы.

— Ну... — ошарашено протянул один из них. — Мы вам сочувствуем. И вашим братьям.

— Спасибо, — шмыгнула я и вытерла рукавом пальто сухие щёки. — Так что, проведёте в больницу?

Молодые люди переглянулись. Если они мне и поверили, то жалости к девочке-сиротке и её братьям оказалось недостаточно, чтобы нарушить правила. Оглянувшись на Марата, наблюдавшего за нами из-за угла, я едва заметно покачала головой.

«Не сработало».

Покачав головой, Суворов вышел из-за угла на свет и вальяжным шагом направился в нашу сторону, вскинув перед собой руки, прижатые к бокам.

— Йоу, чушпаны, — гаркнул он на всю парковку, а я, спрятав глаза от стыда, неловко почесала ухо, — сигареткой не угостите?

Молодые люди переглянулись, и тот, что в очках, протянул Марату открытую пачку. Суворов довольно хмыкнул и вынул сразу две сигареты. Одну сунул за ухо, другую в рот, становясь рядом со мной.

— Чё, — хмыкнул Марат, — как жизнь врачебная?

— Да мы ещё не врачи, — промямлил один из троицы. — Интерны пока.

— Интерны, — повторил Марат, пробуя слово на вкус, словно впервые услышал. — А я тоже хочу быть интерном. Не одолжите халатик? — На этих словах парни переглянулись, а Суворов, не скрывая издёвки, вскинул перед собой руки. — Да вы не волнуйтесь, я верну в целости и сохранности.

— Это и есть ваш младший брат? — спросил интерн, глядя на меня.

Я поджала губы и попыталась улыбнуться, придумывая оправдание, но Марат меня опередил — он приземлил ладонь на плечо, встряхнул и громко ответил:

— Ага! А что, не похожи? Ну, она не самая красивая в нашей семье, понимаете.

Я даже не смогла ударить Марата за эти слова, потому что он слишком сильно стиснул пальцами моё плечо. Оставалось только улыбаться и молчать.

— Так что насчёт халатика?

— Нам пора уже, — пробормотал один из интернов, бросая окурок на землю. — Мы пойдём.

— Куда? — вскинул брови Суворов и схватил пытавшегося удрать парня за грудки. — А халат?

Мне следовало остановить Марата, но он оказался проворным и в два резких движения содрал белый халат с интерна. Тот попытался сопротивляться, хватаясь за длинные рукава, и тут же получил удар под дых. Его друзья поспешили ретироваться быстрым шагом, то и дело оглядываясь на нас.

— Другое дело, — довольно проговорил Марат, глядя на добычу. — А ты с ними договориться не смогла. Учись, Тилькина, пока я жив.

— Ты не договорился, — буркнула я. — Ты просто его раздел.

— Ну, — Марат оглянулся на удирающих интернов, — зато он без слов понял, что, если не даст мне халат, я набью ему морду. Чем не договор?

В ответ я только закатила глаза. Марат стянул с себя куртку, всучил мне, ткнув замком на молнии прямо в глаз, и стал натягивать халат поверх бордовой кофты.

— Я быстро туда-сюда сгоняю и вернусь.

— Как? — вцепилась я в его руку. — А я? Ты без меня собрался идти?

— Тилькина, ты где только что была? — Брови Марата вместившись вверх, и он ткнул себя в грудь. — Халат всего один. Жди меня тут и следи за обстановкой. Если что — сигналь.

— Да как? — засеменила я за парнем к запасному входу. — Как я должна тебе сигналить, ты что, совсем дурак?

— Ну кричи, я не знаю, — развёл руками Марат и, подвинув меня, распахнул скрипучую железную дверь, за которой показался тёмный, пахнущий сыростью коридор и лестница с деревянными перилами, ведущая наверх. — Прояви изобретательность.

Дверь за парнем с лязгом затворилась, а я осталась в одиночестве на улице. Можно было наплевать на правила и пойти следом, но мне не хотелось наживать на свою голову ещё проблем. Если бабушке скажут, что я без разрешения проникла в больницу через чёрный ход, мне придётся сгореть со стыда.

Всплеснув руками и оглядевшись, я направилась обратно к главному входу, где возле лавочек терпеливо ждали посетители. Две женщины из регистратуры курили возле ржавых урн и смеялись над чем-то, жуя тлеющие сигареты.

Бросив всё своё добро на скамью, я встала рядом и, скрестив руки на груди, стала ждать. Минута тянулась за минутой, а я уже изнывала от нетерпения. И санитарный час всё не думал заканчиваться, как и сигареты у регистраторш.

Шум и громкие голоса за спиной привлекли моё внимание и внимание остальных стопившихся перед больницей. Обернувшись, я широко раскрыла глаза и, подхватив свои вещи, поспешила спрятаться за скамьёй.

К главному входу нестройной колонной шли Ворошиловские. В руках они держали молотки и ломы, а на их кожаных куртках красовались белые неаккуратные буквы: ВКК.

— Белый, Каштан, — рявкнул высокий мужчина в длинном коричневом пальто, подзывая к себе двух мотальщиков, — возьмите ещё двоих и дуйте к тем окнам. Нас не пустят, придётся напролом идти.

Прячась за лавкой, я с трудом видела озлобленные лица и сгорбленные фигуры — обзор заслонили квохчущие женщины, жмущиеся друг к другу. Они громко причитали от страха, глядя на приближающихся мужчин, но разбегаться не спешили. Вероятно, для них это первое интересное событие за долгое время. Зато регистраторши побросали недогоревшие сигареты в снег и в панике скрылись за железными дверьми. Лязгнула огромная железная щеколда — они забаррикадировались.

— Шрам, — пробасил один из Ворошилов, обращаясь к тому самому мужчине в пальто, раздававшему команды, — окна все закрыты.

Страшное любопытство меня одолело. Задержав дыхание, я подвинулась в сторону, чтобы выглянуть из-за скамьи и увидеть его. Шрама. Я столько про него слышала от разных людей и совершенно не представляла, каким он может оказаться на самом деле.

Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы мороз побежал по коже. Высокий — не просто высокий, а огромный — с вытянутым прямоугольным лицом, широким подбородком и тёмными глазами, осматривающими территорию перед больницей — он внушал ужас одним своим видом. Его лицо от брови до уголка рта украшал уродливый шрам. Белый, словно меловая полоса.

Хмыкнув, он вдруг наклонился, подобрал с земли обломок кирпича и подбросил его, ловя сильной ладонью, способной сломать шею.

— Закрыты? — Кривая улыбка исказила страшное лицо. — Тогда откроем.

Кирпич на скорости просвистел в воздухе и влетел в окно второго этажа. Брызнули осколки стекла, из больницы донеслись крики.

— Чего стоим? — рявкнул Шрам на своих людей. — Найдите мне гниду, которая Серпа поломала.

Мужчины и пацаны бросились выполнять приказ автора, а я поглубже спряталась за скамьёй. Шрам, как назло, стоял вплотную к тому месту, где я пряталась — ни вдохнуть, ни сбежать. Пальцы дрожали от холода, цепляясь за мёрзлое дерево. Мужчина смотрел на больницу, сунув руки в пальто, и, казалось, никуда не собирался идти. А у меня внутри всё разрывалось за ребят. Эти отморозки же их сейчас прикончат.

Словно почувствовав на себе мой взгляд, Шрам обернулся. А я сжалась в комок, прижав к груди портфель, куртку Марата и авоську. Страх сковал меня, сдавил грудную клетку, и я почувствовала дрожь всего тела. И ненависть. Передо мной стоял человек, не раз вредивший Валере. Один из его главных врагов. Я ничего не могла сделать, и это злило меня. Я была совершенно бесполезна в борьбе против Шрама.

Если мужчина что-то и почувствовал, то ничего не сделал. Не стал проверять окрестности и уж тем более заглядывать за скамью. Подняв с земли ещё один обломок кирпича, он направился к крыльцу, а я, поняв, что это мой шанс, вскочила на ноги и понеслась прочь. К карете скорой помощи.

Запутавшись в собственных сапогах и снеге, я тихо охнула и рухнула плашмя на живот. Подо мной что-то хрустнуло, ломясь. Пряники. Я села и с сожалением посмотрела на авоську, в которой лежал мешок. Коричневые пряники раскрошились, разломались, превратившись в труху. Оглядевшись, я с облегчением поняла, что нырнула за машину, оставшись незамеченной ни для Шрама, ни для его последователей. Зато на меня уставился дядька в форме. Водитель скорой. Он курил у распахнутой двери и не собирался никуда бежать.

— Вы помочь в больнице не хотите? — с чего-то вдруг ляпнула я и ткнула пальцем в сторону здания. — На них, вроде как, напали.

— А у меня перерыв, — пожал плечами водитель, затягиваясь. — И я же не мент. Какой от меня прок?

Я хотела было возмутиться. Что же это за спасатель тогда? Содрать с него форму и лишить права работать в карете скорой помощи!

Но смысла собачиться с мужиком не было. Он от моих слов не побежит геройствовать. Да и я не слишком рвалась. Трезво оценивала свои возможности. Ещё придётся мальчикам меня спасать из лап Ворошилов. А я, почему-то, была уверена, что, если сунусь — точно попадусь. Как к Кащею.

Минуты томительного ожидания тянулись как резина, а я, прижавшись руками к грязной буханке, неотрывно следила за входом в больницу. Там что-то происходило — люди кричали, бились стёкла, но снаружи всё оставалось спокойно. Главный бой происходил в стенах здания.

— Шагай домой, — фыркнул водитель, бросая окурок под ноги. — Вряд ли до завтра ты сможешь попасть туда.

— Не пойду, — покачала я головой. — У меня там друзья.

— Как знаешь, — пожал он плечами. — Только время зря теряешь.

Но он ошибся. Я время зря не потеряла. Боковые двери, куда и откуда экстренно транспортируют пациентов на каталке, с грохотом распахнулись, ударяясь о стены, и на улицу выбежали универсамовские. Впереди нёсся Андрей Васильев с перебинтованной головой, за ним, крича и матерясь, летели Валера с Маратом, с двух сторон вцепившись в каталку. На каталке, накрытый белой простынёй по шею, лежал Вова. Его голова болталась из стороны в сторону, потому что парни бежали, а каталка подпрыгивала на каждой неровности.

— Ребята! — закричала я, выскакивая из своего убежища, и замахала руками. Конечно же, портфель шлёпнул меня по затылку. Парни этого не увидели, зато дядька, затянувшись новой сигаретой, глумливо хихикнул. — Сюда!

— Тилькина! — заорал Марат, ставший красным в тон кофты, выглядывающей из-под заляпанного чем-то непонятным халата. — Делаем ноги!

— Тачка! В тачку его! — скомандовал Валера.

Каталка на полной скорости въехала в карету скорой помощи, и бедный Вова, который отчего-то крепко спал, едва не свалился кулем на землю.

— Вы чё делаете?! — встрепенулся водитель, роняя сигарету, когда Андрей и Марат распахнули двери буханки, куда загружают каталку с пациентом. — Малахольные, вы совсем обалдели?

Валера бесшумно прошмыгнул мимо меня, а я как юла завертелась на месте, пытаясь сообразить, что делать.

— Дядь, очень нужно, — нервно хмыкнул парень и, схватив мужика за грудки, оттолкнул от машины. — Без обид.

— Ещё чего! — взревел тот и вцепился в плечо Валеры мясистыми пальцами. — Не пущу!

Двери больницы загрохотали, и на улицу высыпались Ворошиловские. Им хватило одной секунды, чтобы отыскать нас глазами и, бешено крича, броситься вперёд.

— Рита, в машину! — скомандовал Валера. Затем он стряхнул с себя руку мужика и, размахнувшись, ударил кулаком его по лицу. Тот охнул и свалился в сугроб. — Рита, не спи, грохнут же!

Пальцы плохо слушались от волнения, а ещё я ни в коем случае не могла потерять свои вещи. Я неуклюже забралась в машину и истошно завизжала, когда Валера, не дождавшись, что я закрою дверь, сорвался с места. Меня качнуло, и я чуть не вывалилась на дорогу, но парень успел схватить меня за рукав пальто. Я завалилась обратно в салон и, не прекращая истерично вскрикивать, закрыла за собой дверь.

Мы неслись по дороге, как оголтелые. А за нами, не отставая ни на километр, гналась вторая машина скорой помощи. Я не видела лица человека за рулём, но точно знала, что это Ворошиловские — они, высунувшись из окон, швыряли нам вдогонку камни и кирпичи. Пристроившись прямо за ними, ехали менты.

Грохнул выстрел. Побледнев, я медленно сползла ниже и накрыла уши ладонями. Авоська с портфелем рухнули в ноги, а курткой Марата я накрыла затылок, словно она могла защитить меня как панцирь.

— Мы умрём, — пролепетала я, уставившись невидящим взглядом в приборную панель. — Нас точно убьют.

— Гони, Турбо! — орал нечеловеческим голосом откуда-то сверху Марат. — Жми на газ, твою за ногу!

— А я что, блять, делаю! — огрызнулся криком Валера. — Это сраная буханка, а не истребитель!

— Мы точно умрём, — обречённо выдала я, держась за голову.

По макушке прилетел шлепок, и я с возмущением посмотрела на Марата.

— Не каркай, дура!

— За «дуру» ответишь, — рявкнул Валера и угрожающе вскинул стиснутый перебинтованный кулак, не отрываясь от дороги.

Когда в зеркале заднего вида показались две милицейские машины, обогнавшие вторую скорую, стало ясно, что дело дрянь. Их бесперебойный вой оглушал, а от неистовой тряски скорой мой желудок оказался где-то возле горла, а лёгкие нырнули к селезёнке. Валера с такой силой вращал баранку, что мы точно должны были перевернуться и вылететь с дороги, но продолжали ехать по дороге, пытаясь оторваться от преследования.

Вова, который так и не приходил в себя, лежал на каталке в салоне, а Марат и Андрей держали его, чтобы не свалился на пол. На белой простыне расплывались, словно маки, красные пятна крови, и я, шумно сглотнув, отвернулась, чтобы не видеть их. Надеюсь, что это всё же не кровь Суворова-старшего.

Впереди показалась развилка, над которой изгибались ржавые трубы теплотрассы. За ними-то я и разглядела несущуюся в нашу сторону ещё один милицейский уазик.

— Валера! — взвизгнула я, указывая на газель. — Они сейчас в нас врежутся!

— Не, — качнул Валера головой, и по его взмокшим вискам покатилась крупная капля пота. — Не врежутся.

Мы проскочили на перекрёстке всего за долю секунды. Я взвизгнула, видя, как машина несётся на нас, неистово сигналя. А затем она оказалась позади, и раздался страшный грохот — я обернулась, вцепившись в изголовье.

Автомобили столкнулись, словно игрушечные. Во все стороны полетели брызги из покрытия, фар и стёкол. Вторая скорая попыталась затормозить и избежать столкновения, но её занесло на льду, и она опрокинулась в кювет, скользя по мёрзлой земле. В нашей машине на мгновение воцарилась тишина, и я чуть не оглохла, когда парни начали неистово орать.

— Получили, суки! — надрывался Марат, в порыве радости толкая Андрея, словно куклу. — Нехер связываться с Универсамом!

Я обернулась на широко улыбающегося Валеру. Он щурился, вскидывая кулак победителя, и в уголках его зелёных глаз собрались милые радостные морщинки. Почувствовав, что я на него смотрю, парень повернул голову и нашарил мою ладонь. Поднеся наши переплетённые руки к лицу, он коснулся губами моих пальцев.

— Ну я крут, скажи же, — хохотнул он, и я не удержалась, чтобы не закатить глаза.

— Угнали машину скорой помощи. Казань ещё не видела более «крутого» поступка.

— Вообще-то, — Валера бросил мне наглую ухмылку, — это карета для моей принцессы.

— Принцесса? — ответила я такой же ухмылкой. — Я бы предпочла автобус. С оплаченным билетом.

— А причём тут ты? — хмыкнул парень, не переставая лыбиться. — Я про Адидаса, если что.

Я глупо хлопнула глазами, после чего замахнулась и шлёпнула Валеру по плечу.

— Дурак.

— Ай! — вскрикнул Валера и поморщился, хватаясь перебинтованной рукой за плечо. — Рит, больно же.

— О, — вспыхнула я от стыда и спохватилась: — Прости, пожалуйста, я не знала, что у тебя плечо больное!

— Оно не больное. — Валера вернул обе руки на руль, а я в недоумении свела брови к переносице. — Я пошутил.

— Точно дурак, — процедила я и, подумав всего секунду, ещё раз ударила парня по плечу. Сильнее.

Вопреки моим ожиданиям Валера подъехал не к уже знакомому мне двухэтажному зданию, где находится база Универсама, а к обычной многоэтажке. Выглядела она даже хуже заброшенного спортзала и стояла на отшибе нашего района. Дальше неё только свалка. Часть окон была выбита, другие заболоченный фанерой и какими-то тряпками, но в этом доме определённо кто-то жил — из чьей-то квартиры доносились отчаянный лай собаки и крики ругающихся людей.

Я всегда избегала подобных злополучных мест — они зачастую страшнее гаражных кооперативов и тёмных тупиков. Казалось, если зайти в один из этих подъездов, то выйти обратно получится лишь вперёд ногами.

Но Валеру пугающая обстановка ничуть не смутила — он завернул за угол, проехал мимо железных мусорных баков, мусор из которых не вывозили уже лет десять, если не больше, и остановился у самого последнего подъезда. Железная дверь стояла открытой нараспашку — кто-то подложил кирпич, чтобы она не закрывалась.

— Приехали, — сказал Валера, хлопнув по рулю. После чего он обернулся к Марату и Андрею, о чём-то шушукавшимся над спящим Вовой. — Эй, две девицы под окном, на выход.

Я наклонилась, чтобы поднять с пола авоську и портфель, подняла голову и чуть не заорала от неожиданности, увидев за стеклом лысую голову Зимы. Уже начало смеркаться, и его глаза, отражающие огонёк сигареты, выглядели жутко страшно на фоне пустой улицы.

— А я знал, что вы сюда пригоните, — довольно проговорил парень и сплюнул себе под ноги. — В кабинете мента слышал, что в больничке заварушка была. Вы угнали Вована из операционной?

— Что, правда? — вскинула я брови, поворачиваясь к Валере. Он в ответ пожал плечами. — Надеюсь, операцию успели закончить?

— Как сказать, — хмыкнул парень, распахивая дверь со своей стороны.

— Симпатичная медсестричка штопала его в лифте, — хохотнул Марат. В салоне загрохотали шаги мальчиков. — Нога вся в мясо. Бр-р-р, — поёжился он, толкая двери буханки, — жуткое зрелище. Хочешь посмотреть?

— Нет, спасибо, — поморщилась я, цепляясь пальцами за ручку двери, чтобы выйти из машины скорой, пропахшей потом и спиртом.

— Рита, дверь! — крикнул Валера, но было поздно. Раздался звук смачного удара, а затем посыпались сдавленные ругательства.

— Сука, нос! Блять!

Распластавшись на снегу, Зима держался за нос и сквозь зубы осыпал меня проклятиями.

— Вахит! — в ужасе крикнула я, вылетев из машины и едва не рухнув на парня сверху. — Ты в порядке?

— Нет, — проворчал Зима. — Хорошо, что вы угнали скорую, потому что мне нужна первая медицинская помощь.

— Я помогу, — оглянувшись, я вскинула руку и махнула Марату. — Дай вату из аптечки!

— Нет! — заорал Зима, отрывая спину от земли. — После твоей помощи меня придётся везти в травмпункт! Если не сразу в морг!

— Ты преувеличиваешь, — хмыкнула я, пока мы с Валерой помогали парню встать, а Марат с Андреем с пыхтением вытащили носилки из скорой. — У тебя даже крови нет.

— О, — закатил глаза Зима, отряхиваясь от снега, — не думал, что ты жаждешь моей крови, Рита Тилькина.

— Брат, не злись на неё, — хохотнул Валера, хлопнув друга по плечу. — Вспомни, как она читала книгу в снегу.

— Да, все вопросы сразу отпали.

— Эй! — вскинула я руки. — Вообще-то, я всё ещё здесь и прекрасно вас слышу!

— Правда? — усмехнулся Туркин и звонко клюнул меня в нос. — Даже не заметил. Ты всегда была такой мелкой? В поле зрения не попадаешь.

Я мгновенно вспыхнула. С чего вдруг Туркин осмелел настолько, чтобы говорить о том, что я ростом не вышла? И это после того, как их едва не убили в больнице! Близость к смерти развязывает язык?

— Слушайте, — пропыхтел Марат, обливаясь потом, — может, вы позже обсудите то, что Тилькина ростом не вышла? Нам тут, как бы, немного тяжело.

— Спортом надо больше заниматься, Маратик, — оскалился Зима, уже и позабыв об ушибленном носе. — Адидас не такой уж и тяжёлый. А вы несёте его вдвоём.

Марат скосил глаза в сторону своего помощника, у которого начали трястись руки от тяжести носилок.

— Да, — хмыкнул он, — посильная помощь.

— Идём.

Валера подтолкнул нас к одному из подъездов, на двери которого краской были написаны ругательства вперемешку с именами. Одно было даже адресовано девочке с именем «Рита», из-за чего я немедленно возмутилась. Какое хамство!

Тяжёлая железная дверь нехотя отворилась, впуская нас в мрачный подъезд, где не горел свет, и единственным источником освещения был остаток дня, льющийся через грязные разбитые окна. Глаза заслезились от жуткой вони, и я тут же подняла ворот пальто, чтобы вдыхать запах стираной одежды, а не вонючего подъезда. Создалось впечатление, что когда-то здесь умер человек, его забыли похоронить, а сверху на него постоянно мочились люди и животные. Вот насколько в подъезде воняло.

Я не знала, куда мы идём, ведь была здесь впервые, и потому, шагая первой, стала подниматься по лестнице, не заметив, как Марат направился в подвал. Я ступила на одну ступень, затем на вторую. Третью я ногой не почувствовала, потому что приземлила на что-то мягкое. Это «мягкое» вдруг истошно завизжало, а я заорала следом, прыгая назад. Что едва не обернулось для меня сломанной шеей.

— Рита! — схватил меня под руки Валера. — Ты чё разоралась?

— Я на что-то наступила, — заныла я, тыча пальцем в тёмный лестничный пролёт.

Валера нахмурился и взглянул поверх моей головы. Ухмылка украсила его побитое лицо, и он ласково потрепал меня по волосам.

— Это крыса. И ты её напугала больше, чем она тебя.

— Крыса? — возмущённо пыхтела я, спускаясь в подвал вслед за парнями. — А мне показалось, что это самое настоящее чудище. Разве крысы могут так визжать?

— Если на них наступить? — хмыкнул Валера. — Ещё как.

Он протянул мне руку, за которую я нехотя схватилась. Нежелание шлёпнуться в потёмках и расквасить нос оказалось сильнее желания по-детски насолить Туркину.

— Вы сегодня невероятно остроумны, Валера Туркин по кличке Турбо.

— Меня сегодня пару раз чуть не пришили. Разреши немного поострить.

— Разрешаю, — хмыкнула я. — Хорошо, что ты не видишь от меня угрозу. Я буду внезапна.

— Как же мне страшно.

Я не понимала, зачем мы пришли в это место, да ещё и спустились в подвал. Мысли о том, что мы непременно обнаружим здесь парочку трупов, не оставляли меня. Всё в этом месте так и кричало об опасности. И, глядя на покрытые плесенью стены и груду металла в ржавчине, я толком не знала, что хуже: столкнуться с маньяком или заразиться какой-нибудь инфекцией. Ею в этом месте дышала даже вяло мигающая лампочка на потолке.

Я поморщилась, перешагивая пятно на полу неизвестного происхождения. Мне было противно прикасаться здесь хоть к чему-то, а ещё я всё время слышала какие-то звуки из темноты. Точно эти жуткие крысы. И, когда Марат безо всяких сомнений схватился за ручку двери, спрятанной в дальней стене подвала, мне почти стало дурно.

В комнатушке обстановка оказалась на удивление лучше. И чище. Даже запаха почти не было. Она походила на каморку Кащея, и от этого невольного сравнения хотелось скорее отсюда сбежать. Парни ловко переложили Вову на старый диван, куда я бы ни за что не села, и тот, кажется, начал приходить в себя. Валера упал в кресло с деревянными подлокотниками, устало выдохнув, а Зима застыл на проходе, подпирая плечом дверной косяк. Марат попросил одну минуту и, схватив Андрея Васильева за шкирку, куда-то поволок.

Мне претило трогать в этом месте хоть что-то, поэтому я стала рыться в портфеле и с радостным вздохом извлекала на свет чистый носовой платок. В сравнении с обстановкой — даже стерильный. Всучив свои вещи Валере, который не особо сопротивлялся, я присела рядом с Вовой и аккуратно вытерла испарину на его белом лице. Суворов приоткрыл дрожащий от слабости глаз.

— Привет, Малая, — прохрипел он и закашлялся, заходясь дрожью всем телом. — Как дела?

— Да у меня-то всё хорошо, — хмыкнула я. — Это же не меня украли прямо из больницы.

— Правда? — вскинул брови Вова и скосил глаза на парней. — А чё было?

— Тебе в замесе доску с гвоздями в ногу вогнали, помнишь? — спросил Валера, подавшись вперёд. Он хотел было подставить под щёку перебинтованную руку, но поморщился от боли и позволил ей свободно лежать на колене. — Тебя оперировали, когда Ворошиловские решили навестить с цветами и апельсинами. Но мы тебя выписали.

Валера хохотнул, невероятно довольный своей шуткой, Зима усмехнулся. Вова слабо улыбнулся и откинул голову на продавленный матрас дивана.

— Где мы вообще? — негромко спросила я, оглядываясь по сторонам. — Какое жуткое место в жутком доме.

В этом подвале совершенно точно нельзя жить, но кто-то его облюбовал и принёс кое-какую старую мебель, сделав подобие временного убежища.

— Маратик нашёл это место пару месяцев назад, — пояснил Валера, коснувшись пальцами моих волос, упавших на спину. — На всякий случай приберёг. В неведении от Кащея. Да и контор тут других нет — двор почти мёртв. Одни алкаши да торчки доживают последние дни.

Я и не сомневалась, что в таком страшном месте только и можно, что доживать последние дни.

— А вот и мы! — радостно провозгласил Марат, входя в комнату с банками солений в руках. — О, Вован, очнулся!

— Не ори, — поморщился Суворов-старший. — И так башка звенит.

— Я пожрать принёс, — продолжил Марат. — Ну, то есть, — он оглянулся на Андрея, держащего в руках жёлтую кастрюлю со сколами на ручках и большую металлическую кружку. — Огурчики, помидорки. Даже капуста квашенная!

Парни выставили раздобытое добро на столе. Я с сомнением посмотрела на покрытые пылью банки с отпечатками пальцев и отдающую странно зеленью капусту с редкими мутно-оранжевыми полосками моркови.

— Вы где это взяли? — вскинула я брови, глядя на Марата.

— Влезли в квартиру на первом этаже, — отмахнулся он, будто во взломе с проникновением нет ничего ужасного.

— Вы что, обалдели? — ужаснулась я, представив, как жильцы вызывают милицию, а она накрывает нас прямо в этом жутком подвале. Лучше уж умереть от инфекции или отравления этими соленьями.

— Да успокойся, Тилькина. — Марат открыл кастрюлю, в которой оказалась чистая вода, и зачерпнул немного в кружку, чтобы напоить Вову. — Там точно никто не живёт. Уже лет двадцать. А чего добру пропадать? Нам нужнее.

Спорить было бесполезно, с чем был согласен и Валера — он обхватил моё запястье горячей широкой ладонью и потянул на себя. Он явно хотел, чтобы я села к нему на колени, но я смутилась и, ловко вывернувшись, присела рядом на деревянный подлокотник кресла. Тот тут же издал противный протестующий скрип.

Я почувствовала на себе пытливый взгляд парня, но сделала вид, что не заметила. И, чтобы переключить его внимание, я с тревогой спросила, глядя на распластавшегося на диване Вову, которого Марат бережно поил водой.

— А ты где вообще был? — поинтересовался Вова, опустив голову и облизнув влажные губы. — Я тебя за кастетом послал, а ты к нам так и не вернулся.

— Да там это... — Марат поставил кружку на стол и яростно почесал затылок. — Батя взбесился. Связал меня да хотел увезти к тётке. Еле вырвался.

— Беда ты бедовая, — усмехнулся Суворов-старший.

— Вов, ты как? — Я разглядывала бисеринки пота на лице Вова. — Выглядишь неважно.

— Да в порядке он, — хмыкнул Валера, жуя хрустящий огурец из банки. — Подумаешь, нога дырявая. Главное, что не голова.

— Турбо, — позвал его Вова и продемонстрировал сжатый кулак, — завались.

— Так что в больнице произошло? — заговорил Зима, ковыряясь в сомнительной банке с соленьями. — С чего Ворошилы так резко в атаку попёрли?

— О, — вскинул руку с огурцом Валера, — это самое интересное. Какая-то гнида избила одного из них до реанимации. Они решили, что это мы, и созвали бойцов.

— Это был Серп, — негромко сказала я, припомнив слова лидера Ворошил. Ко мне обратились вопросительные взгляды, и я поспешила прояснить: — Я была за лавкой, когда они пришли. И тот мужик, Шрам, сказал, что Серпа поломали.

— Ты была рядом со Шрамом? — после короткой паузы спросил Валера. И его голос вдруг прозвучал угрожающе, хоть угроза была опущена и не мне. — Он тебя видел?

— Нет, — покачала я головой и накрыла ладонью здоровую руку парня, сжав. — Я, как маленькая трусишка, спряталась сразу, как их увидела. Меня никто не заметил.

— Почему они вообще решили, что Серпа в реанимацию отправил кто-то из вас? — поинтересовался Зима. Он держал в руке горсть семечек и плевался шелухой на и без того грязный засаленный пол. — Это же мог быть кто угодно.

— Вот ты гений, Лысый, — фыркнул Валера, откидываясь на спинку кресла и продолжая держать мою ладонь в своей. — Из контор в больничке были только мы и они. На кого ещё думать? Но это были не мы, надо понять, что за крыса нас так подставила.

— Это был я, — подал голос молчавший всё это время Андрей.

Только теперь я обратила внимания, что у него разбиты губы, подбит глаз, а коротко стриженная голова плотно забинтованная. Похоже, ему конкретно досталось.

Валера резко подался вперёд, задев меня плечом, и уставился на Васильева злым взглядом. Андрей потупил глаза, избегая смотреть на кого-либо.

— Поясни, — процедил Туркин.

— Это Серп забил Ералаша ногами, — глухо отозвался Андрей, и внутри меня снова всё рухнуло. Я знала правду, и всё равно каждый раз болит. — Вот и я его забил. Кулаками.

Мой взгляд скользнул на его разбитые костяшки рук, которые он нервно потирал, сдирая свежую корочку.

— Нихуя ты инициативный, — медленно проговорил Валера после недолгого молчания. Его плечи заметно напряглись, и я сама не поняла, как моя ладонь опустилась на его спину, поглаживая успокаивающими движениями. — Или тебе команда свыше пришла? От дедушки Ленина? Или, может, сразу от товарища Сталина? Ты уж поделись с нами.

— Ты с чего взял, — вклинился Зима, — что это Серп был?

— Мне мент сказал, — тихо ответил Андрей. — Который дело ведёт.

— Ну нихуя приплыли! — зло расхохотался Валера. Веселья в его голосе не было — он держался, чтобы не вскочить и не прописать пацану воспитательных оплеух. — А с каких пор мы с ментами дружим? А тем более верим им?

— Он правду сказал, — нехотя проговорила я, глядя на вьющиеся у виска тёмные волосы Туркина. Он тут же обернулся и вопросительно вскинул брови, требуя объяснений. — Мой одноклассник — племянник майора, который ведёт дело. Он залез в бумаги дяди и достал имя. — Я устало вздохнула и потёрла лоб. — Серпухов Виталий Андреевич. Серп.

— Почему ты мне не сказала? — спросил Валера таким голосом, будто я намеренно скрыла от него эту информацию. — Почему я узнаю, когда эта псина уже лежит в реанимации.

— Я вчера хотела сказать, как узнала. Но вы к тому моменту уже били морды Ворошиловским, — развела я руками.

— Почему вообще твой одноклассник добывает для тебя такие сведения? — недобро нахмурился Валера. Хотелось протянуть руку и разгладить глубокие недовольные морщинки.

— Турбо, остынь, — вяло проговорил Вова, с трудом держа глаза открытыми. — Что сделано, то сделано.

— В смысле «остынь», Вов?! — упал обратно в кресло Валера. — Скорлупа уже совсем охренела. Делают, чё хотят. Ему хрен знает что напели, а он уже летит ебуков раздавать.

— Ну, он же правильно сделал, — негромко сказал Марат, сидящий в ногах брата.

— Тебя кто спрашивал? — огрызнулся Валера.

— Турбо, ещё раз, — повторил настойчивей Вова, — остынь.

— Ясно, — покачал головой Туркин. — Меня улица по-другому воспитывала.

Я чувствовала себя не в своей тарелке. Хотелось обнять парня и свернуться калачиком у него на груди, но страшно было касаться, чтобы он не зашипел, как горячее масло на раскалённой сковороде.

— Давайте вы все по домам пойдёте? — предложил Вова, глядя на нас взглядом мутных глаз. — Нет смысла сейчас что-либо обсуждать.

— Я останусь, — сказал Зима, протискиваясь к дивану. — Посторожу, пока ты спишь.

— Пойдём, Рит. — Валера поднялся с кресла и протянул раскрытую ладонь, за которую я, без промедлений, схватилась.

— Вов, — спохватилась я и стала выкладывать на грязный стол раздавленные в труху пряники и помятый апельсин, — я немного гостинцев принесла. Поешь лучше их, вместо этого.

Под «этим» я имела в виду страшного вида соления и капусту, и Вова меня понял.

— Спасибо, Малая. Ты точно не дашь мне с голодухи помереть.

Суворов-старший устало усмехнулся и махнул рукой на прощание. Я улыбнулась в ответ и вышла из комнатушки вслед за пацанами. Туркин схватил непонятного вида дублёнку с пола, и мне захотелось ударить его по рукам, чтобы он не вздумал надевать её на себя. Она отвратительно пахла, а выглядела ещё хуже. Одни стены подвала знали, кто на ней спал.

— Подожди меня, — бросил Валера, когда мы выбрались на улицу, и я вдохнула свежий воздух полной грудью. — Я буханку отгоню и вернусь. Нельзя, чтобы они по ней это место вычислили.

В мой двор мы вошли втроём. Андрей, не желая выносить на себе тяжёлый осуждающий взгляд старшего, неловко попрощался и поковылял к своему дому. Марат шёл впереди, а мы с Валерой, взявшись за руки, медленно шагали позади. Я разглядывала следы на снегу, когда Туркин недоумённо спросил:

— Маратик, а ты мимо своего дома не прошёл?

Вот же неловкость! Я совсем забыла, что Марат — мой временный постоялец, и Валера об этом ничего не знает. Как рассказать, чтобы он не отреагировал слишком бурно?

— А, — стушевался Марат, застыв посреди тропинки, и неловко почесал затылок, глядя на меня с мольбой о помощи, — ну, я это...

— Марат временно живёт у меня, — перебила я его, поняв, что тот долго будет путаться в словах, пока не сбежит прочь от гнева нетерпеливого Турбо. — Чтобы отец не сослал его в деревню.

— А ты единственная во всей Казани, к кому он мог прийти? — вскинул брови Валера. — Как интересно.

— Я могу пойти к Пальто, — протараторил Марат. — Его мамка ко мне, вроде, нормально относится. Перекантуюсь там.

— Марат, не надо... — начала было я, но Валера остановил меня, вскинув руку.

— Пусть остаётся. Они как с Пальто в одной комнате остаются, так сразу какая-то хреновина происходит. Но, — отпустив мою руку, парень шагнул к Марату, который весь сжался и попытался спрятать голову в воротнике куртки, — если я узнаю то, чего не должен знать, тебе даже брательник не поможет. Усёк?

— Да я бы никогда! — вспыхнул Суворов-младший.

— А я не это спросил, — перебил его Валера.

— Усёк, — пробормотал Марат, понурив голову. — Спасибо.

Я наблюдала за этой маленькой сценой со стороны, крайне удивлённая. Мне казалось, что придётся с Валерой нешуточно сражаться, чтобы он позволил остаться Марату в моём доме, но тот, оказалось, не сильно против.

— Ты точно не против? — осторожно поинтересовалась я у Туркина, когда мы миновали заснеженную детскую площадку. — Парень и в моём доме — я думала, ты слишком ревнивый для такого.

— Если продолжишь эту тему, — улыбнулся Валера, закинув руку мне на плечо, — то я передумаю.

— Молчу. И это... — Я слегка отвела голову, пытаясь сбросить мужскую руку. — Можешь немного отодвинуться? Мне нечем дышать.

— А я думал, что ты так сильно в меня втрескалась, что готова терпеть любые запахи, — расхохотался Валера, но руку всё же убрал, а мне хотелось петь от его искренне радостного смеха.

— Не настолько втрескалась, уж извини.

— Рита-а-а, — вдруг напряжённым голосом позвал меня Марат, и я, недовольно выдохнув, посмотрела на него. — У тебя незваный гость.

Взгляд скользнул по пустому двору по направлению к моему подъезду, и я удивлённо вскинула брови, поняв, что не такой уж он и пустой. На скамье сидел человек, и когда он поднялся на ноги, я узнала его.

— Рома?

— Привет, Рита, — улыбнулся Захаров и поморщился, прикоснувшись к небольшому синяку на подбородке. — Я тебя заждался.

— И хули тебе здесь надо?

Всякое веселье пропало из голоса Валеры, когда он шагнул вперёд, сунув руки в карманы дублёнки. Захаров едва заметно вздрогнул и отступил на шаг, но тут же вскинул подбородок, не моргая глядя Туркину в глаза. Рома был ниже Валеры на полголовы, но этого было достаточно, чтобы сгорбленная фигура выглядела устрашающе на его фоне.

— Пришёл узнать, как она.

— Тебя ебать не должно, как она, — отрезал Валера. — И я тебя уже предупреждал, что с тобой будет, если увижу рядом с Ритой ещё раз. Кажется, ты из непонятливых. А с такими у меня разговор короткий.

— Нет, Валера, пожалуйста! — Я толкнула застывшего в стороне Марата, чтобы он не стоял столбом и сделал хоть что-то, и кинулась к парням, чтобы остановить Туркина, пока он окончательно не переломает Захарова. — Не трогай его, он ничего плохого мне не сделал.

— Мне сделал, — рявкнул Валера, зло сверкнув глазами. — Проявил ко мне неуважение. И ты знаешь, что мы делаем с теми, кто не проявляет к нам уважение.

— Интересный ты человек, — надменно хмыкнул Рома, и его кадык нервно дёрнулся. — Всё в этом мире крутится вокруг тебя и твоего эго. До Риты тебе нет дела. Ты просто...

Договорить Захаров не успел — Валера грубо схватил его за вывихнутую руку и со всей силы ударил по лицу. Кровь брызнула на одежду парней, а я вскрикнула, накрыв рот ладонью.

— А теперь проглоти кровь, ублюдок, — прошипел Валера, — и повтори то, что сказал, ещё раз. Я не расслышал.

— Теперь понятно, — вдруг хрипло рассмеялся Рома, не сопротивляясь занесённому над его лицом кулаку, — почему эта тварь, Кащей, ваш авторитет. Вы все одинаковые.

— Причём тут Кащей, псина, — выплюнул Валера, встряхнув Ромой как куклой. — Мы его отшили ещё вчера.

— О, да, — покачал головой Захаров и вытер кровь здоровой рукой, — я знаю. Видимо, поэтому он решил отшить и Риту.

— Что? — нахмурился Валера и обернулся ко мне. — О чём он, блять, говорит?

— Так ты не знаешь? — кровожадно улыбнулся Рома и снисходительно похлопал Туркина по руке. — Оно понятно. Ты ведь нездоров. Неудивительно, что Рита побоялась рассказать о том, что вчера случилось.

— Сука, кончай трепаться, чушпан, — вновь замахнулся Валера, и я в отчаянии вцепилась в вонючую грязную дублёнку. — Или говори, что случилось, или я вышибу тебе все зубы.

— А ты не понял? Ваш Кащей со своими дружками пытался надругаться над Ритой. Понял? — Тёмные брови Захарова сошлись на переносице. Он больше не улыбался. — Он хотел её изнасиловать.

Лучшая благодарность и мотивация для автора — лайки, подписка и отзывы читателей! Не жадничайте, отсыпьте словечек! Вам не сложно, а мне приятно! 💙