Глава 15. По справедливости
Напряжение в подвале стояло таким осязаемым, что я могла протянуть руку и схватить его. Вязкое, липкое, мрачное, с привкусом железа. И дело было не в кровоточащих ранках во рту. Я чувствовала на себе тяжёлые взгляды — давящие, как могильная плита, — но смотреть могла только на одного человека. Кирилла.
Мальчик стоял, весь сжавшись, и ковырял заусенец на пальце, раздирая его до крови. И чем дольше он молчал, тем тяжелее становилось у меня на груди, и в голове образовывалась гулкая пустота.
— Ну, чего молчишь? — поторопил его Кащей. — Харе сиськи мять. Чай не на медляк девчонку зовёшь.
Парень рассмеялся, но в смехе его совсем не было веселья. Хохот рассекал воздух и плоть тупым ножом. Его рука, лежавшая на моей спине, переместилась на плечо и притянула ближе. Мне хотелось держаться от этого человека как можно дальше, но он склонился к моему лицу, обдав дыханием с привкусом пива и табака, и заговорил:
— Ладно, коль пацанчик стесняется, я сам сейчас всё и проясню. Дело вот в чём, Рита: Фантик был вместе с твоим братцем, когда его замочили, ну, ты и так, поди, в курсе, да? — Он умолк, хлопнув меня плечу. Я с трудом кивнула. — Так вот, припиздел он чуть-чуть про обстоятельства. Были они не во дворе, а на автобусной остановке. Хочешь узнать, откуда я это знаю? — Вопрос был обращён не ко мне. Кирилл вскинул голову, и я увидела, как сильно дрожит его нижняя губа — он был не просто напуган, а трясся от ужаса. — Баранку знаешь, кто крутит? Дядя Толя. Пришёл сегодня, плакал, говорил: «Хоть одного спас». А ведь он и не знал, что это нашего пацана мочили.
Выпустив меня, Кащей отступил и плюхнулся на стул, закинув ногу на ногу. Вынув из пачки новую сигарету, он поджёг её и, опустив локоть на колено, уставился на Кирилла.
— Ты язык проглотил? Мы, так-то, пояснений ждём.
— Да мы на дискач бежали! — затараторил Кирилл срывающимся голосом, словно если остановиться, у него больше не будет шанса сказать своё слово. — Я первый в автобус сел, а Ералаш двери держал тем упырям! Я ему сразу сказал, что не наши это, а он не поверил! Я хотел выбежать, помочь, когда они его потащили, а водила дверь закрыл и поехал! На следующей остановке выскочил, а там... — Его кадык судорожно дёрнулся. — Там уже всё. Поздно было.
Сердце глухо стукнулось о рёбра. Кровь хлынула в голову, и я почувствовала сильную тошноту — живот скрутила такая резкая боль, словно меня опять ударили коленом. Я тихо выдохнула, широко раскрытыми глазами глядя на пацана. Пульс грохотал в ушах, и я, казалось, стремительно опускалась на дно.
«Но живой ещё был, когда нашли под утро. Выжить мог. Но не выжил. Раньше бы пришли на помощь, а некому».
Слова майора эхом отозвались в памяти. И чем дольше я смотрела на сотрясающегося Кирилла, тем громче они звучали, повторяясь, как заезженная пластинка.
Некому. Некому. Некому. Выжить мог.
— Ты... — сорвалось хриплое с губ, и я шаркнула сапогами по полу, шагнув к пацану. — Ты его бросил.
Кирилл от моих слов отшатнулся как от удара. Отпрянул, а я тут же схватила его за грудки. Ярость, кипевшая в груди, лавиной потекла по телу, достигла пульсирующих висков, я не вы держала.
— Ты его бросил! Ты бросил моего брата!
— Автобус!.. — пытался отбиться Кирилл. — Уехал!
— Он был жив! — завизжала я так, что горло разодрало от колючего воздуха. — Миша был жив!
Своим телом я больше не управляла. Мною двигала слепая ярость. Рука сама взметнулись, воздух свирепо свистнул, и голова мальчика нелепо дёрнулась от удара по щеке. Не сдержавшись, я ударила ещё раз. И снова.
Сильные руки схватили меня за талию, пытаясь удержать, но я стала вырываться и орать не своим голосом:
— Отпусти! Отпусти!
— Рита, уймись, — пытался урезонить меня Валера, а Зима за шкирку поднял с пола упавшего Кирилла, который держался за красные щёки, в ужасе уставившись на меня. — Да блять!
Мой затылок со всей силы врезался парню в подбородок, и громко клацнули зубы. Но плевать я хотела на зубы Валеры; глаза застилала кровавая пелена, и всё, что я видела — было до смерти перепуганное лицо мальчика. Он пытался удрать, но его крепко держал Зима, служа при этом барьером между нами.
Валера крепко держал меня, прижимая к своей груди. Я снова завизжала, сгибаясь пополам, пыталась разжать железную хватку на своём животе. Земля исчезла под ногами, и я повисла на руках Валеры, барахтаясь и вырываясь. По горячим щекам потекли ядовитые слёзы.
— Если бы ты позвал на помощь! — выкрикнула я, вонзив ногти в запястья парня. — Моего брата можно было спасти! Ты сука! Трусливая, лживая, тварь! — Последнее слово оглушило меня саму, протаранило грудь, и я зарыдала в голос, обмякая.
Не ожидавший этого Валера чуть не уронил меня, и я коснулась коленями пола, упираясь руками в холод бетона. Слёзы забарабанили дождём, оставляя на пыльном полу тёмные следы. Щека парня коснулась моего виска, рука нашарила ладонь, поднимая.
— Всё, Рита, поднимайся. Успокойся.
Шершавые пальцы вытирали слёзы с лица, а всё они продолжали катиться. Меня усадили на стул, и я уронила руки на колени, уткнувшись в них головой. Невыносимая боль разъедала изнутри. И удары от Ворошиловских были тут ни при чём. Внутри ломалось то, что важнее костей.
— Мишу можно было спасти, — повторяла я севшим голосом, не поднимая головы. — Он мог выжить, если бы ему вовремя оказали помощь. Миша...
— Всё-всё, — повторял Валера. Его ладони скользили по моей спине, зарывались в волосы, касались пылающих ушей. — Перестань плакать.
— М-да, — хмыкнул Кащей, — ситуация.
Скрипнул стул, и парень стал прохаживаться по комнате. От удушающего запаха одеколона и сигарет жгло глаза. Не выдержав, я подалась вперёд, не глядя обхватила сидевшего передо мной на корточках Валеру за шею и уткнулась носом в ямку на ключице. От него пахло так знакомо, так спокойно, что давящая пружина в желудке стала потихоньку разжиматься. Ладони парня продолжали гладить по спине, успокаивая.
— Что же у нас получается? — прочистив горло, продолжил Кащей. — Пацана своего кинул? Кинул. Впрячься не впрягся? Не впрягся. Конторе своей напиздел? Напизде-ел. — Каждое слово парень произносил с нескрываемым удовольствием, сочась ядом. — Уважаемых людей оклеветал? Оклеветал. Это уже не зихер, малыш. Ты в говне по самые гланды. Чуешь, как пахнет?
— Я же не знал, — дрожащим голосом простонал Кирилл. — Я думал, что Ералаш уже мёртв... Если бы я знал, что...
— Кабы бы был у бабки хер, была бы она дедом, — отрезал Кащей. — Срать я хотел, что ты там знал. Мы по факту уже разбираемся. И ты, малец, что-то подохуел. Конкретно так. Вот был бы ты на нашем месте, что сделал? М?
— Наказал, — неожиданно твёрдо произнёс Кирилл, и я подняла голову, уставившись на него. — Я же говорю: бейте, пацаны, не жалейте. По справедливости будет.
— Неправильный ответ. — Резкие черты Кащея ожесточились. Он махнул рукой, сжимающей сигарету, и отвернулся. — Пацаны, уберите говно из качалки.
Зима потащил обмякшего мальчика к выходу, остальные потекли за ними, хватая свои куртки. Занавески на входе колыхались, а маленькие железные колечки без остановки звенели, скользя по карнизу. Последним вышел Вова Суворов. Я видела его лицо: посеревшее, осунувшееся. Взгляд бездумно скользил по полу, пока он, натягивая армейскую куртку, шаркал ботинками по полу. Колечки ещё раз звякнули, когда он скрылся на лестнице.
Пройдясь по комнате, Кащей приблизился к нам и кивнул, глядя на меня.
— Пить будешь? Водка помогает успокоить нервишки.
Я покосилась на Валеру, который на авторитета не смотрел, уставившись перед собой. И снова подивилась тому, как они похожи.
— Нет, не буду, — ответила я, а затем осторожно добавила: — Спасибо.
В ответ Кащей только пожал плечами и направился в каморку в дальней части помещения, а Валера поднялся на ноги и потянул меня за собой.
— Идём.
Схватив с «козла» огромную дублёнку, он встряхнул её и накинул мне на плечи. Я попыталась сказать, что мне не холодно, но парень пропустил жалкий лепет мимо ушей. Приобняв, он повёл меня на выход, а я послушно переставляла ноги. Мне было всё равно, куда мы идём.
— И слышь, Турбо, — насмешливо полетело нам в спину, — нрав свой утихомирь. Чё у тебя баба с разбитым ебалом ходит?
***
Вечер едва-едва коснулся сумерками земли, а уличные фонари уже во всю горели. Мы шли по заброшенному сектору, и уже через пару поворотов я поняла, что назад без помощи не найду дорогу — окончательно запуталась. Переставляя ногами, я пыталась попадать в следы идущих впереди Марата и Андрея, но Турбо, подталкивая меня в спину, шёл так быстро, что я не поспевала и проваливалась по щиколотку в снег.
Впрочем, я ошиблась, решив, что сектор абсолютно заброшен. На дороге виднелись свежие следы от шин, изредка попадались открытые гаражи, внутри которых, склонившись над капотом, ковырялись в машинах мужики. Были и те, кто сидел в заваленном барахлом гараже и, чокаясь гранёными стаканами, поглощали водку. На нашу, как мне казалось, пугающую процессию никто не обратил внимания. Здесь подобное было в порядке вещей.
Кирилл возглавлял колонну пацанов. Нет, не так. Он шёл впереди, как на эшафот, понуро склонив голову, а убежать никуда не мог, потому что вереница гаражей обступила нас глухими стенами, а самого мальчика за шкирку держал Зима. Никто не произнёс ни слова, и у меня закралась пугающая мысль, что Кирилла действительно ведут на убой. Вздёрнут на крюк, как скотину, и оставят истекать кровью.
Недолгая дорога, надвигающаяся боль, от которой завтра я буду выть и плакать, хмурый Валера за спиной — всё это охладило мою ярость, и она уступила место грусти. И тоске. Тоска эта походила на мёртвые деревья на фоне голубого весеннего неба. Вокруг всё красивое и расцветающее, а они голые и дохлые. Вот какая тоска. Разъедающая.
Внезапно шедшие впереди остановились, и я, забыв, как тормозить, врезалась в плечо Марата. Тот оглянулся, вопросительно вскинул брови, но ничего не сказал. Я качнула головой. Рука Валеры, лежавшая между лопатками, скользнула выше и опустилась на затылок. Наклонившись, парень оставил лёгкий поцелуй чуть выше разбитой брови, и я ощутила лёгкое покалывание кожи головы. Как будто множество маленьких булавок вонзились в скальп, но было не больно, а наоборот — очень приятно.
— Будь с Маратом и Пальто, — строго велел он, и я кивнула. А что мне ещё оставалось делать? — Мы ещё поговорим.
Как это следовало понимать? Как угрозу или предупреждение?
Валера прошёл вперёд, к Зиме, и пацаны перед ним молча расступились. Глядя со стороны, я ничуть не сомневалась, что это Турбо. Старший Универсама. Грозная спина, широкие плечи, руки сунутые в карманы штанов, широкая твёрдая поступь — каменная стена, за которой хотелось спрятаться.
Я не понимала, где мы, зачем пришли в этот пугающий сектор, и, главное, — для чего здесь я. Мне совершенно не хотелось принимать участие в чём-либо, что имело отношения к группировке. Даже, если это касается Кирилла, который бросил моего брата. Я прожигала затылок мальчика взглядом и надеялась, что он просто вспыхнет, и это избавит всех от принятия какого-либо решения этой проблемы. Проблемы. Меня передёрнуло: смерть моего брата — проблема. Словно речь идёт о неработающем сортире.
Пальцы Валеры схватили Кирилла за ткань куртки и бесцеремонно отшвырнули к стене одного из гаражей, сверху донизу покрытого ржавчиной. Я, затаив дыхание наблюдала, прижавшись плечом к Марату. Он легонько толкнул меня локтём и кивнул:
— Чё с мордой?
— Таганская, — шепнула я, и лицо Суворова-младшего скривилось, будто он съел лимон. — Только не говори никому.
Парень вскинул бровь, но, помедлив, кивнул.
— Тебя исключают из школы? — продолжила я. — Родители знают?
— Ещё нет, — шмыгнул носом Марат и почесался рукавом куртки. — Их должны вызвать на ковёр к Флюорографии. Мне хана.
— Зачем ты это сделал? Украл шапку.
— Чё, — тут же окрысился Марат, — тоже осуждаешь меня?
— А что, — фыркаю я, пряча холодные руки в карманах, — тебе похлопать надо? Ты ударил учителя по голове. Надо же до такого додуматься. Ты что, идиот?
Ответить, гневно раздув ноздри, Марат не успел, потому что Кирилл, вжавшись в стену, крикнул:
— Адидас, ну ты же нормальный! Останови их!
Сорвавшись с места, я стала пробираться сквозь толпу разновозрастных пацанов, расталкивая их плечами и руками. Взгляды присутствующих обратились к Вове; Валера держал мальчика за плечо и, нахмурившись, ждал команды. Суворов-старший вскинул голову и бросил на Кирилла равнодушный взгляд.
— Для тебя я Владимир Кириллович, чушпан.
Оказавшись рядом с Вовой, я вцепилась в его куртку и выпалила:
— Что?.. Что они собираются сделать с ним?
— Отшить, — спокойно ответил Суворов-старший, чиркая спичкой. — Этому чушпану не место среди нас.
— Но, — я запнулась, подавившись воздухом. — Отшивают же...
— С кровью, да.
Я в ужасе посмотрела на Кирилла, испуганно вжимающегося в стену гаража. Он стал таким маленьким, таким беззащитным, глядя на толпу перед собой. Пацаны сужались плотным кольцом, отрезая путь к отступлению. Первым стоял Валера, глядя в нашу сторону ничего не выражающим взглядом. Пустым.
— Останови их! — умоляла я Вову, сотрясая его за руку. — Так нельзя! Он же ребёнок!
— Здесь нет детей, — отрезал парень. — Он бросил своего пацана, сбежал, соврал нам. Чушпан заплатит за это. По справедливости.
— По справедливости должен платить тот, кто убил моего брата! — не выдержав, закричала я, отступив на шаг.
Всё происходящее походило на дурной сон. Самый настоящий кошмар.
— Ты сама сказала. — Карие глаза стали колючими и холодными. — Если бы Фантик обратился за помощью, Ералаш был бы жив.
Я открыла рот и захлебнулась. Стояла и пыталась что-то вымолвить, что-то сказать, оспорить его слова, но не могла. Просто знала, что это всё неправильно. Они тут все неправильные.
Вова повернулся к пацанам, нашёл взглядом Валеру и коротко кивнул. Качнув головой в ответ, Турбо шагнул вперёд и, широко замахнувшись, ударил Кирилла кулаком по лицу. Звук удара прозвучал так отвратительно, что я вся сжалась, обнимая себя за талию. Мальчик вскрикнул и упал. Он не сопротивлялся, не пытался встать, и Турбо пнул его кроссовком в живот. Охнув, Кирилл свернулся калачиком в снегу, защищая голову.
Отступив, Валера повернулся в нашу сторону и выскользнул из толпы, разрезав её, как нагретый нож разрезает масло. Вслед за ним свой удар нанёс Зима. И дальше, и дальше. Пацаны накинулись одной толпой на мальчика, забивая его ногами. Кирилл не кричал и не звал на помощь. Знал, что это бессмысленно. Только стонал, когда терпеть не было сил.
«По улицам же одно зверьё ходит. Не поможет — добьёт. И своего, и чужого».
Зрение затуманилось. Я моргнула, пытаясь различить лицо приблизившегося Валеры. Вова отвернулся, затягиваясь сигаретой. Казалось, что ему всё равно, что случится с Кириллом. Что его могут убить, как это случилось с моим братом. Не верилось, что это тот самый мальчишка, в которого когда-то я была влюблена по уши. Вдруг на меня снизошло озарение: тот Вовка Суворов и Вова Адидас — не один и тот же человек. Адидасу было плевать на человеческую жизнь, потому что пацанам нужен козёл отпущения. Этому его научил Афганистан?
К горлу подступила тошнота. Я вслепую нашарила горячую, почти раскалённую ладонь Валеры и взмолилась:
— Пожалуйста, прекрати это, они же его убьют!
— Так правильно, — негромко ответил Валера. Сказал, как отрезал. — Трусы и крысы не могут быть Универсамовскими. И пацанами в принципе.
— Но они же его сейчас убьют! Забьют, как Мишу!
Порозовевшие губы поджались. Валера провел языком по зубам, раздражённо мотнул головой и, качнувшись назад, направился к толпе пацанов. Схватив двоих за плечи, он рявкнул:
— Всё, хорош! Хватит с него!
Универсамовские мгновенно отступили. Турбо, шмыгнув носом, вдруг хмыкнул и поправил кепку на голове.
— Попадёшься кому-то из нас на глаза — костей не соберёшь, понял? — Кирилл, дрожащий и с окровавленным лицом, поспешил кивнуть, и алые брызги хлынули на снег. — С тобой больше здороваться никто не станет. Даже чушпаны последние. Усёк? — Челюсть Туркина напряглась, он склонился над телом мальчишки и скривившись в отвращении, плюнул на него. — Лучше бы ты сдох, сука.
Последние слова прозвучали, как контрольный выстрел в голову. Как хлёсткая пощёчина. Я обернулась на Вову. Искала в его лице хоть тень переживаний или ещё каких эмоций. Но Суворов-старший, кусая фильтр, медленно затягивался сигаретой и задумчиво смотрел на розоватый горизонт, за которым медленно садилось солнце.
В Кирилла плюнули все — даже Марат с Андреем. Васильев замешкался, но Турбо толкнул его в спину. Надо, значит надо. Приказы старших не оспаривают.
Я глядела на лица пацанов. Они были полны презрения и ненависти к лежащему на земле Кириллу. Каждый бил и плевал с удовольствием, потому что знали, что он это заслужил. На спине пробежал холодок. Улица не прощает ошибок.
Ярость в моей душе стихла, уступив место разъедающей горечи. Смотреть на друга Миши было тяжело, особенно когда знаешь правду. Но было в душе и другое чувство. Я не хотела его испытывать. Жалость. Кирилл попытался сесть, отполз подальше от бывших товарищей и братьев, держась за разбитое лицо. Кровь была повсюду.
— Всем на районе передайте, что он больше не с нами, — рявкнул Вова пацанам, кинул сигарету под ноги и, сунув руки в карман, пошёл прочь.
Толпа двинулась за старшим, как шурупы тянутся за магнитом. Вова шёл впереди, за ним следовали Зима, Марат и остальные. Турбо процессию замыкал — стоял, широко расставив ноги и держа руки в карманах, и ждал меня. Взглянув на сосредоточенное лицо Туркина, я посмотрела на Кирилла. Он кашлял и высмаркивал на землю кровавые сопли. Тихо вздохнув, я быстро преодолела расстояние и присела на корточки перед мальчиком.
Кирилл вздрогнул и отшатнулся, вскинув руки. Решил было, что я тоже хочу ему навредить. Глядя в испуганные глаза и на разбитое лицо, я пожалела, что ударила его. Ладонь обожгло стыдом.
— Ты можешь встать?
— А что, — неожиданно смело огрызнулся Кирилл, — решила помочь? Обойдусь! Иди ты в сраку!
— Ты охуел? — Мощный пинок в рёбра повалил мальчика, и он торопливо отполз. Над нами возвышался Турбо и взгляд его был, если не бешеный, то точно с долей чего-то звериного. Не думаю, что я видела в нём этого раньше. — Чё, блядина, думаешь, что, если тебе не отрезали язык, то можешь им пользоваться? — Второй удар ногой попал Кириллу по бедру, и тот взвыл. Турбо не жалел сил. — Извинись, давай.
— Не надо, Валер. — Я вскочила на ноги и схватила парня за предплечье. — Всё хорошо, меня это не обидело!
— А меня обидело. Давай, я жду.
— Валер... — начала было я, но тут парень бросил игривую усмешку и прижал палец к моим губам, ладонью придерживая за спину.
— Тише, солнце моё. Дай пацану с говном разобраться.
Тысяча-тысяча маленьких иголочек вонзились в виски и щёки, и я почувствовала, как густо краснею. Сейчас не время об этом думать, но... Как он меня назвал?
— П-прости! — дрожащим голосом пробормотал Кирилл, не дожидаясь, пока Турбо снова его ударит.
— Я не слышу. — Парень сунул палец в ухо и почесал, склоняя голову ниже. — Чё ты сказал?
— Прости, прости, прости! — взорвался Кирилл и громко всхлипнул, стиснув зубы. — Прости!
— Не надо так орать, — поморщился Турбо. — Мы не глухие. Всё, пиздуй нахуй. Увижу снова, — злое веселье слетело с лица как маскарадная маска, и парень посерьёзнел, — убью.
Я затаилась, а волоски на шее встали дыбом. Нисколько не сомневалась, что Валера по кличке Турбо выполнит свою угрозу. Вдруг мне так отчётливо стало ясно, что про убийство этот парень никогда не шутит.
В последний раз сплюнув на землю рядом с мальчиком, Валера безо всяких церемоний дёрнул меня за шкирку и потащил прочь. Я думала, мы сейчас нагоним пацанов, но парень поволок меня за гаражи в противоположной стороне. Сил сопротивляться совсем не осталось, поэтому я послушно тащилась за ним, как собачка на поводке. Всюду валялись старые колёса, покрышки, прислонёнными к стене стояли покрытые ржавчиной бочки, занесённые снегом. Когда последняя спина скрылась из поля зрения, а мы очутились в небольшом проходе между двумя гаражами, Валера остановился и выпустил меня. Я обмякла и устало выдохнула, подняв на парня глаза.
Валера внимательно осмотрел моё лицо, держа пальцами подбородок, затем одёрнул полы пальто и строго спросил:
— Что-нибудь сломано?
— Нет.
— Тогда рассказывай.
— Да нечего рассказывать, — буркнула я, ковыряя носком сапога ямку в снегу.
— Ты мне в уши-то не ссы, — рявкнул Валера и тут же тяжело вздохнул. Продолжил он уже мягче: — Я же не слепой и не идиот. Ты разукрашена как пацан после замеса. Только нос на бок не съехал, а так — один в один.
— У меня случилась стычка.
— С кем, с дворовыми собаками? — едко поинтересовался парень, вскидывая брови.
— Нет, я только с котами за сметану дерусь, — попыталась отшутиться я, но осеклась, заметив, что Валера от моих слов только быстрее закипает.
— Рита.
То, как он произнёс моё имя... Стало ясно, что он добьётся от меня ответа, даже если придётся стоять на улице всю ночь. Почесав нос, я тут же поморщилась, задев рану на переносице. Черты лица парня смягчились, и он коснулся пальцем саднящей щеки.
— Сильно болит?
Я хотела вновь отшутиться, соврать, что совсем не больно, но внезапно уронила голову на грудь и захныкала, обнимая себя за талию.
— Очень, Валер. Очень сильно болит.
Нежность, с которой парень обнял меня, и аккуратно прижал к себе, выбила из груди тихий вздох удивления. Ладони скользнули по спине, зарылись в волосы на затылке, и голову вновь закололи те самые горячие иглы. Игнорируя режущую боль в ушибленных местах, я прижалась к Валере и спрятала лицо у него на груди.
Турбо не пользовался одеколоном, как до одури облил себя Кащей. От Валеры пахло порошком, сигаретами и барбарисками. Сладкая горечь — мой любимый аромат.
— Рит, что с тобой случилось?
— Ты же знаешь Шрама, — с трудом выдавила я. — Авторитет Ворошиловских.
После этих слов Валера замер. Даже не дышал. Я словно оказалась в объятиях каменной статуи. Тихо друг о друга скрипнули зубы. Когда Валера наконец заговорил, голос его был тихим и полным ядовитого шипения.
— Эта хуеблядь тебя...
— Нет-нет! — поспешно затараторила я, поняв, что из моих слов парень сделал неправильный вывод. — Я его даже в глаза не видела!
— Тогда причём тут он?
Я медленно отстранилась и подняла глаза на хмурое лицо. Из-за плотно сжатой челюсти линия подбородка стала такой острой, что можно порезаться. Порозовевшие губы были плотно поджаты, а потемневшие глаза выжидающе смотрели на меня. Не выдержав, я потянулась на носочках и врезалась в губы парня своими. Валера явно не ожидал этого: он качнулся, пальцы впились в мою талию, а губы приоткрылись. Я поймала удивлённый вздох своими губами и обхватила парня за шею, ныряя в мягкую шевелюру. Мои неловкие порывистые движения сбили с головы парня кепку. Отстранившись, я толкнула парня, и он упёрся спиной в железную стену. Шагнула вперёд и снова набросилась на губы Валеры, терзая и умоляя. О чём-то.
Ответил он также порывисто. Грубо. Жёстко. Я удивлённо распахнула глаза, когда его зубы схватили мою нижнюю губу и прокусили. Во рту появился привкус железа, а ноги задрожали. Снег громко заскрипел, сливаясь с шумным дыханием и стуком сердца в висках; Валера дёрнул меня на себя, оттолкнулся от гаража, и я оказалась прижата им к стене. Тело изнывало от боли, но причина была не в нападении Таганской — мне было больно, потому что я хотела получить что-то большее, чего даже сама не понимала.
Валера напирал, вдавливал меня в стену, терзал губы. Его дыхание было шумным, тяжёлым, грудь сильно вздымалась навстречу моей, а кожа его щёк пылала как при лихорадке. Длинные пальцы нырнули в мои волосы, опустились на затылок и сжались в кулак. Я запрокинула голову, повинуясь властному движению, а Валера отстранился, дыша ртом. Между нами танцевало облако пара. Глядя в мои глаза, он хрипло спросил:
— Ты собралась трахнуть меня, чтобы не отвечать на вопросы? — Ухмылка тронула раскрасневшиеся губы. — Нет, Тилькина. Сначала даются ответы, потом снимаются трусы. Не наоборот.
Я оторопело уставилась на него во все глаза. Рот приоткрылся, я хотела было что-то сказать, но парень склонился к моему лицу и провёл кончиком языка по губе, слизывая выступившую кровь. Сердце пропустило удар, а внизу живота затянулся тугой горячий узел.
— Ты... — вздохнула я, заворожённо глядя на то, как парень, отстранившись, пальцами вытирает с подбородка наши слюни. — Ты чего?
От этих резких скачков поведения, ухмылки за которой следует жестокость, а после нежная забота, которая заканчивается тем, что он пригвождает меня к стене в порыве страсти и прокусывая губы — в голове заметался пожар. Вскинув холодные руки, я прижала их к щекам, чтобы остудить пыл. А в животе по-прежнему всё горело.
Облизнувшись, Валера наклонился за упавшей кепкой, отряхнул её от снега, надел на голову и кивнул, пряча руки в карманах крутки.
— Вот теперь слушаю.
Я выложила всё как есть. Не стала утаивать, приуменьшать — выпалила всё как на духу. С каждым новым предложением фигура Валеры каменела, скулы твердели, а линия челюсти становилась такой острой, что страшно было прикоснуться. Тёмные брови сошлись на переносице, а глаза прищурились. Поджав губы, он слушал, не перебивая. Закончила я рассказ тем, что закатала рукав и продемонстрировала надпись, накарябанную на предплечье. Пальцы парня крепко вцепились в моё запястье, а глаза внимательно изучали чернила, вогнанные под верхний слой кожи. Он всё молчал и смотрел, и я ощущала, как вокруг сгущаются тучи. Смеркалось, а Валера всё стоял, скрипя зубами.
— Суки, — вдруг рявкнул он, выпуская мою руку. — Убью. Убью, нахуй.
Я не успела ничего понять. Хлопнула ресницами, а парня уже не было. Он широким шагом преодолевал сугробы и быстро шёл прочь от гаражей. Поймав ртом холодный ветерок, я побежала за ним. Боль постепенно наступала: нога ныла, от движений кололо в боку, из-за саднящих рёбер нельзя было толком вздохнуть.
— Валера! — закричала я, поняв, что не успеваю за ним. — Куда ты? Стой!
Но парень и не думал меня слушать. Стиснув кулаки до побелевших костяшек, он шёл вперёд, а ветер вокруг него пронзительно свистел. Я не на шутку перепугалась. Он сейчас пойдёт к Ворошиловским. Страх подступил к горлу, и вот-вот должны были политься слёзы — в носу противно защипало.
— Нет, погоди! — не оставляла я попыток. — Ты не можешь просто прийти к ним и завязать драку!
— Драку? — с громким, полным злости смехом переспросил Туркин. — Я не собираюсь устраивать драк. Я собираюсь их всех убить, к ёбаной матери. Как думаешь, сгореть в пожаре очень мучительная смерть? Или лучше старая добрая расчленёнка?
— Ни то, ни другое! — взвизгнула я. — Забудь об этом, Валера!
— Слышал байку, что китаёзы казнили преступников бамбуком, — продолжал смеяться парень, не сбавляя шага, а у меня внутри всё сжималось от ужаса из-за этого звука. — Эта херня прорастает через человека, прикинь? — Хохотнув, он притормозил и бросил на меня тёмный взгляд через плечо. — Но у меня нет терпения ждать их смерти. Я сделаю всё быстро.
Паника захлестнула меня подобно волне в цунами. Я догнала Валеру и схватила за рукав куртки. Дублёнка, накинутая на мои плечи, упала в снег. Я открыла рот, чтобы сказать, как это всё неправильно, что так нельзя, но перед глазами всплыло сперва ухмыляющееся лицо Таганской, а затем окровавленное Кирилла. Громко всхлипнув, я начала плакать.
— Перестань говорить... — Голос дрожал, слёзы лились. — Говорить такие вещи! Не смей!
— Рита, — Валера пытался высвободиться из моих рук, но я держалась за него, повиснув. — Отпусти же меня!
— Нет!
Мой плач сорвался на оглушительные рыдания. Я не смогла удержать вырывающегося Валеру и рухнула на снег. Каждая клеточка тела отозвалась тупой болью. Слёзы лились водопадом. Поднявшись на колени, я сложила руки перед лицом и взмолилась:
— Пожалуйста, Валера! Я тебя прошу!
Парень застыл, обернулся ко мне и звериный бешеный взгляд сменился удивлением. Я вконец задыхалась от слёз:
— Я тебя умоляю! Прости меня, пожалуйста!
— Блять, Рита, — выругался Валера и быстрым шагом приблизился ко мне, — вставай, холодно же.
— Нет, — яростно закачала я головой, — не встану пока ты не скажешь, что не пойдёшь к Ворошиловским!
— Рита, — прорычал Валера и с силой вздёрнул меня наверх. Я подалась вперёд и, размазывая слёзы и сопли по его кофте, обняла, сомкнув руки в кольцо вокруг талии. — Блять, да что ты делаешь!
— Спасаю тебя, — всхлипнула я, уткнувшись лицом в шумно вздымающуюся грудь.
— Меня не надо спасать! — рявкнул он, но уже не пытался меня оттолкнуть. — Это я тебя защищаю. И эти ублюдки со своими блядинами заплатят по счетам за то, что сделали с тобой.
— Нет, — покачала я головой и, потянувшись на носочках, обхватила голову парня руками. Валера уставился на меня полыхающими от злости глазами. — Я сама разберусь.
— Издеваешься? — грубо хохотнул Валера. Он склонил голову и врезался лбом в мой лоб. Ладони парня скользнули выше по одежде и опустились на мою шею, слегка сжав. — Ты ходишь со мной. Покушаться на тебя — значит бросить вызов мне и всему Универсаму. Ты сейчас ревёшь из-за них, а я никому не позволю доводить тебя до слёз.
— Я плачу, потому что боюсь за тебя, — простонала я, чувствуя, как бешено колотится пульс под пальцами парня. — Прости-прости-прости!
— Да за что ты, блять, извиняешься? — кипел Валера.
— Не надо было говорить тебе правду, — заныла я, хлюпая носом. — Теперь ты что-нибудь с ними сделаешь, и тебя посадят!
— Дурочка, — вдруг нежно рассмеялся он. Его пальцы соскользнули под волосы и провели по позвонкам до воротника. От этого жеста реветь хотелось только сильнее.
Я не понимала, что со мной. Меня захлестнули эмоции: ужас, боль, нежность к этому парню и страх за будущее. Будущее, которое я впервые в своей жизни не видела. Горизонт заслонили чёрные тучи, на небе не было ни звезды. Так я видела дорогу своей жизни, ведущую в никуда.
— Научи меня драться, — твёрдо выпалила я, утерев рукавом слёзы.
Брови парня взметнулись вверх. Он покачал головой.
— Да ни за что.
— Почему? — растерялась я.
— Чтобы ты снова оказалась в замесе? Ну нет.
— Чтобы я могла за себя постоять.
— Я стою за тебя, ясно? — Рука парня вновь опустилась на мой затылок, собирая волосы в кулак. Легонько запрокинув мою голову, Валера наклонился и произнёс в самые губы: — Я тебя защищу.
— Ты не можешь защитить меня от всего.
— Могу. — В голосе Валеры я слышала абсолютную уверенность. Она была и во взгляде зелёных глаз, в жёсткой линии сжатой челюсти. — Со мной тебе нечего бояться.
Тихий голос на задворках сознания вкрадчиво спросил: «Нечего? Совсем? Тогда почему мир вокруг рассыпается на части?».
Поморщившись, я прогнала этот голос, заткнула кляпом. Это не моё, оно мне не принадлежит.
— Пожалуйста, Валер, — я провела ладонью по его груди, ощущая кончиками пальцев катышки на свитере, — дай мне возможность разобраться самой. Научи защищаться.
— Тебе это не нужно, — отрезал он. — Я же сказал.
— Если у меня не получится, тогда можешь хоть сжечь их.
Закатив глаза, Валера хлопнул меня по плечу и строго спросил:
— Что ты собралась делать-то? Боец особого назначения.
— У меня есть план.
Честно, не было никакого плана. Я блуждала в потёмках и выдумывала фонарь, чтобы убедить себя в том, что вижу свет. Потому пришлось приврать. Сделать вид, что у меня всё под контролем. Хотя на деле я не контролировала даже собственные чувства. Даже собственные слёзы.
Валера мне, если поверил, то остался при своём мнении. Ему было плевать на планы и здравый смысл. У него страсть как чесались кулаки.
— Я не Мэри, — вырвалось у меня.
Зачем я это сказала?
Валера недоуменно вскинул брови.
— Причём тут она?
Действительно, причём?
— Я знаю, что у вас личный конфликт со Шрамом из-за неё.
— С этим конченым уёбком у нас рамсы не из-за Мэри, — покачал головой парень. — Всё началось ещё раньше. Почему ты сравниваешь себя с ней?
— Я вовсе не сравниваю.
Вскинув руку, Валера потрепал мою чёлку, а затем осторожно коснулся разбитой брови. Слабая улыбка мелькнула на его губах.
— Неужели это ревность?
В груди заворочалось что-то тёмное.
— А есть повод?
— Нет.
— Тогда не ревную. Я всего-то говорю, что хочу и могу сама разобраться со случившимся.
— Ты же сбежала с уроков после этого, не так ли? — прищурился парень. — Где твои вещи?
— Это не имеет значения, — отрезала я, стиснув окоченевшие пальцы в кулаки. — Если я и эта Мэри действительно не одно и то же, то докажи это. Докажи, что я не игрушка и моё мнение тоже имеет значение.
Облако плотного пара сорвалось с губ парня вместе с тяжёлым дыханием. Коснувшись моего подбородка, Валера крепко стиснул пальцы, даже больно, и велел смотреть прямо на него. В глаза, способные метать ножи.
— Ты решила взять меня за яйца? Нет, солнце моё, не прокатит.
— Ты назвал меня своим солнцем, — прошептала я, чувствуя, как эти слова мёдом растекаются по языку. — Разве это не значит, что я для тебя «особенная»?
Валера молчал, высасывая из меня душу через глаза. Между нашими лицами было совсем маленькое расстояние, и его заполняло наше горячее дыхание. Я почти чувствовала горечь поцелуя на своих губах.
— Ты действительно особенная, Рита, — низким, почти мурчащим голосом ответил парень. — Не смей в этом сомневаться.
— Тогда дай мне возможность доказать, что я не слабачка. Что ты не ошибся, а я и правда особенная.
Дожидаться ответа я не стала. Потянулась на цыпочках и нежно поцеловала Валеру в губы. Мягко, наивно, по-девчачьи. Хотелось, чтобы он знал — я ему доверяю и хочу того же в ответ. Руки парня касались меня везде, обнимая, тиская и терзая, а под одеждой разливалось жидкое золото. Розоватый закат с проплывающими облаками оставлял следы на нашей коже, на наших лицах, ресницах и губах. Гаражи больше не казались таким мрачным и страшным местом, а тело не отзывалось болью.
— Если с твоей головы упадёт ещё хоть один волос, — негромко выдохнул Валера в губы, сжимая мои щёки пальцами, — я взорву всю их сраную улицу. И никто меня не остановит. Поняла?
Я кивнула.
В чём-то он был прав: решать эту проблему следует кровью. И оставалось надеяться, что Вова и Кащей смогут убедить его, что нападение на Ворошиловских — чрезвычайно глупая затея. Надо действовать умнее: быть хищной гадюкой и притаиться в кустах до момента, пока перед твоей мордой не окажется нога врага.
Я должна была разобраться с Таганской самостоятельно. Совершенно очевидно, что терпеть и ходить, склонив голову — нельзя. Эта сволочь не оставит меня в покое. Зверь, вкусивший кровь, никогда не откажется от неё.
Какой мне прок от того, что Валера ввяжется в неприятности, подвергнет себя — а возможно и других — опасности, напав на Шрама, если не он причинил мне вред? Я не пацан, я не живу по их первобытным понятиям. Каждый человек должен нести ответственность за свои деяния. И Надя Таганская ответит за свой поступок. Она написала угрозу на моей руке ручкой, а я вырежу последнее предупреждение у неё на лбу.
Ножом.
Лучшая благодарность и мотивация для автора — лайки и отзывы его читателей! Не жадничайте, отсыпьте словечек! 💙