Наши сердца разобьются этой зимой

— Ты чего?

Я вздрогнула, глупо хлопнув глазами, и сфокусировалась на лице брата. Он высунул голову в коридор, убедился, что Турбо ушёл, и опёрся спиной на стену, глядя на то, как я сползла на пол, прижимая гребень к груди. Стушевавшись, я поднялась на ноги, демонстративно оттряхнула подол ночной сорочки и повела плечами.

— Ничего.

— Я правильно понял, — губы Миши тронула улыбка, грозящая перейти в противное хихиканье, — что ты тогда пошла на свиданку с Турбо?

— Неправильно понял, — мотнула я головой, проходя мимо него. — А ещё подслушивать — вредная привычка. Слышал историю про бедную Варвару?

— Я не подслушивал, — прыснул брат. — У меня просто слух хороший.

— Разве? — вскинула я брови, погасив свет в коридоре. — Зато, когда я говорю, что твоя очередь мыть унитаз, ты меня только с десятого раза слышишь.

— Прости, что? — Миша склонил ко мне голову и сунул палец себе в ухо, старательно ковыряясь в нём. — Не расслышал, повтори.

— Спать иди, — дала я ему лёгкий подзатыльник и упала на диван поверх скомканного пледа, отложив гребень на столик. — Нам завтра в школу.

— Ну же, Рита. — Миша плюхнулся рядом, и старые пружины недовольно застонали под нашим весом. — Ты что, теперь с Турбо ходишь?

— Ты так это понял из подслушанного разговора?

— Да я, если честно, не много что понял. Но я заметил, что он тебя кадрил.

— Допустим, — не стала я отнекиваться. Было очевидно, что Валера со мной заигрывал, хоть и делал это так невзначай. Будто больше подшучивал, чем заигрывал.

— А ты что?

— Ничего.

— Он тебе нравится? — не унимался брат. Приподнявшись на локтях, он опустил голову мне на живот, и я рефлекторно запустила пальцы ему в шевелюру, приглаживая топорщащиеся после шапки пряди.

— Нет.

— Рита, — тихо засмеялся Миша, и вибрация его смеха растеклась по моим рёбрам, — я слышу твоё сердечко. Оно аж встрепенулось.

— Ты врёшь.

— Ты тоже.

— Ты знаешь, как я отношусь к таким парням, как он, — вздохнула я, разглядывая потолок. — И вообще, ко всей этой вашей пацанской тематике.

— Но подарок ты приняла, — резонно заметил брат.

— А что, мне отказываться от красивой вещи? — хмыкнула я, наматывая чёлку Миши на палец. — Кстати, не знаешь: он его купил или украл?

Повисла пауза, и я слышала, как крутятся шестерёнки в голове брата. Прочистив горло, он кивнул.

— Купил, конечно.

— Понятно, — устало усмехнулась я, запрокидывая руку под голову. — А Москва как?

— Стоит.

— Это хорошо.

— А что с Дилярой? — приподнялся на локтях брат, и я опустила голову, глядя на него снизу вверх. — Почему у нас дома пахнет перегаром?

— У Дили своя семейная драма, — ответила я, устало почесав переносицу. — Её мачеха беременна, и Диля решила, что теперь она будет ненужной своей семье.

— Что за чепуха? — нахмурился Миша. — Это же прикольно, когда семья большая, нет?

— Для неё, видимо, нет, — пожала я плечами. — Она привыкла быть единственной принцессой в доме. Хотя, думаю, она просто боится. Мелкие дети же забирают на себя всё внимание родителей.

— Твоя подруга не ценит то, что имеет, — с осуждением покачал головой Миша. — Это грустно.

— Ничего, — улыбнулась я, нажав пальцем брату на нос. — Пройдёт время, и она примет ситуацию. Не сможет же она вечно истерить, сбегать из дома и напиваться. Так проблемы не решаются.

— Думаешь? — прыснул он в кулак, ёрзая на месте. — Вспомни Розу. Она только так и решает проблемы.

— Да Роза сама как гигантский предупреждающий знак на дороге: «Осторожно, ходячая проблема!».

— О! — хлопнул себя по лбу Миша и вскочил с дивана, наступив мне на ногу, и метнулся в коридор. — Чуть не забыл, я же тебе тоже кое-что привёз!

— Надеюсь, новую ногу, — поморщилась я, потирая лодыжку, куда своей костлявой пяткой угодил брат.

— Не угадала. — Миша вернулся и, не скрывая довольной улыбки, протянул мне...

— Кассета?

Я села на диване и, с предвкушением улыбнувшись, приняла подарок. Металл всё ещё был холодным, и на нём чёрным маркером шла надпись:

Для Ритки Тильки.

— Что там записано? — Я зачем-то тряхнула кассетой, словно из неё должен был вывалиться ответ на мой вопрос.

— Надо послушать, — заговорщицки подмигнул брат.

— Чёрт, — пробормотала я раздосадовано, — проигрыватель в комнате, а я не хочу разбудить Диляру. Вдруг буянить начнёт.

— Ничего, — махнул рукой Миша, продолжая улыбаться, демонстрируя ямочку на подбородке. — В другой день!

— Всё равно спасибо. — Я протянула к брату руки, и он с готовностью нырнул в мои объятия, повалив на диван. — Ты у меня такой хороший.

— Да, — пробубнил он мне в шею, — я такой. Вспомни об этом, когда в следующий раз захочешь меня треснуть.

***

Утром я проводила Диляру до самого дома. Хмурая подруга почти не отзывалась на собственное имя, мало разговаривала — опасалась лишний раз открыть рот, ведь тогда бы её точно вырвало. Бледнота лица, переходящая в болезненную зеленоватость, выдавала в ней неумелую пьянчужку. Как и запах. Кислый аромат перегара в сочетании с зубной пастой, которой Диля пять минут полоскала рот, производил невероятный эффект. Даже мне стало плохо, когда подруга несчастно выдохнула на меня. Я постаралась снисходительно улыбнуться, придерживая всё ещё шатающуюся Дилю, стремительно зеленея лицом под стать ей.

В школу Зубровина не пошла. На пороге её встретил хмурый отец с пролёгшими под глазами синяками и взъерошенными волосами. Диля не сказала ему ни слова — шатающимся шагом вошла в квартиру и буркнула мне через порог:

— До завтра.

Я не сомневалась, что всё у подруги наладится. Ей нужно лишь поговорить с родителями и быть взрослым рассудительным человеком, способным думать о ком-то и кроме себя.

В автобусе я ехала, прижавшись лбом к стеклу и размышляя о собственной семье. Об отце, так рано ушедшем из-за аварии на «Теплоконтроле». О Лидии, которая умерла при родах, и которую ни Миша, ни я не помним. О Розе, чьи низменные желания оказались сильнее любви к собственному ребёнку.

Вздохнув, я потёрла левое запястье под рукавом дублёнки. Несчастной нашу семью я никогда не считала, да и на злую судьбу не жаловалась, но иногда трудно было прогнать мысль: почему мы? Но к чему думать о том, на что ответов мне никто не даст.

Фигуру Захарова во всём чёрном я заметила ещё на подходе к школе. Он быстрым шагом шёл за угол, туда, где мальчишки часто курили, спрятавшись в небольшой «ямке».

Стиснув пальцами ручку портфеля, я замешкалась. Прошла почти неделя, а я так и не удосужилась объясниться перед парнем. Всё откладывала этот момент, убедив себя, что пока не до этого. Потом, потом. Да и он больше не звонил.

Нет, я решилась. Загноившийся палец надо сразу отрезать, пока не заражена вся рука. Лучше сейчас поговорить, чем бегать по школе и делать вид, будто ничего не случилось. Расправив плечи и кивнув, я направилась вслед за Захаровым.

Рома стоял в «ямке», прислонившись к стене, и медленно затягивался сигаретой, глядя перед собой отсутствующим взглядом. Летающие в воздухе редкие хлопья снега мягко опускались на его аккуратно уложенные волосы, плечи чёрного пальто и исчезали, коснувшись тлеющего огонька меж длинных бледных пальцев. Парень меня не заметил, и я прочистила горло, привлекая внимание.

Медленно моргнув, Рома качнул головой в мою сторону, едва слышно хмыкнул и снова отвернулся, стряхнув пепел на землю. Так, понятно.

— Привет, — улыбнулась я, разглядывая каменный профиль.

— Привет, — глухо отозвался парень, затягиваясь.

Он хотя бы со мной разговаривает.

— Как у тебя дела? — Я решила постепенно подвести его к разговору и моим искренним извинениям. — Было что-то интересное в школе, пока меня не было?

Склонив голову, Рома метнул в меня насмешливый взгляд. Но насмешка та не была доброй.

— Издеваешься? — спросил он.

— Нет, правда, нет, — честно ответила я, натирая пальцем кожаную поверхность портфеля. Собравшись духом, я выпалила: — Я хотела позвонить и предупредить, что не смогу прийти в кино. Честно.

— Да? — Рома хмыкнул, выпуская облако табачного дыма в пространство между нами. — И что случилось? Телефон сломался? Пальцы парализовало? Ты впала в кому и очнулась только этим утром? Не надо лечить мне тут.

Я стояла, пристыженно опустив голову и разглядывая носки сапог, облепленных снегом. Сказать было нечего. Во всём Захаров прав.

— Знаешь, — хмыкнул он, отбрасывая недокуренную сигарету в сторону, — я понимаю, что у тебя ветер в голове, шалтай-болтай. Но иногда форточку надо закрывать и начинать думать, Рита.

Характер внутри велел злиться. Не смеет какой-то новенький, без году неделю живущий в моём городе и учащийся в моей школе, разговаривать в таком тоне. Но сознательность и здравомыслие вовремя схватили меня за горло. Вместо язвительных слов я бросила робкое:

— Извини меня.

— Да иди ты со своими извинениями, — злобно рявкнул парень, поравнявшись со мной. Он выплюнул слова мне в лицо, и в тёплом дыхании я почувствовала ментоловый запах сигареты. — Я сорок минут на морозе стоял и не знал: ты по дороге сдохла или ещё что случилось? Что, по-твоему, мне было думать, когда твоя бабка сказала, что ты ушла в кино, но я тебя так и не увидел? В каком месте стоило искать твой труп?

— Со мной же ничего не случилось... — оторопело промямлила я, отступая на шаг. Лихорадочно злой блеск в тёмных глазах напротив меня пугал.

— И как я должен был это узнать? — Длинный палец уткнулся мне в плечо, надавливая и отталкивая назад. — Ты ведь всё равно не позвонила. Я всю ночь ждал, и только утром твой брат сообщил, что ты жива и спишь в кровати. Надеюсь, ты хорошо выспалась.

Я молчала, глядя на двигающиеся потрескавшиеся губы.

— На моём месте, ты бы злилась, Рита? — горько усмехнулся Рома. Он перестал наступать, но и не отошёл. Расстояние между нами было настолько ничтожным, что, подкосившись у меня ноги, я бы рухнула ему в руки. — Тебе было бы достаточно «извини»?

Перед глазами, вместо лица Захарова, появилась виноватая усмешка Турбо. Протянутый гребень вместо извинений. Рома прав — не будь Валера так настойчив, я бы и слушать его не стала.

Неприглядная правда состояла в том, что жизнь мгновенно описала дугу и ударила меня по голове собственным эгоизмом. И разница лишь в том, что я не пришла на обещанную встречу по собственному малодушию, а Турбо действительно не смог. Получается, Валера лучше, чем я. Какой абсурдный парадокс. И злиться я могла лишь на себя.

Но упрямое сердце отказывалось признаваться в этом. Не виновата я. Так получилось.

— Мы с тобой и не близкие люди, чтобы так гнать на меня, — взбрыкнулась я, делая твёрдый шаг в сторону. — Не пришла и не пришла, всякое бывает. Не смогла позвонить. Да, считай, что руки отнялись, глаза ослепли. За своей форточкой следи, Рома.

Ждать ответа я не стала и, развернувшись, стремительно пошла ко входу. Ещё парочка едких фраз вертелась на языке, но я сдержалась, стиснув зубы.

В раздевалку я залетела, сбив с ног парочку первоклашек, и задела плечом кого-то из парней. Буркнув едва слышные извинения, я скрылась между рядами одежды и грохнула портфель на скамью.

— Тилькина, слышь, — раздался за спиной голос Суворова. — У тебя что, кровавая луна? Чего людей сносишь?

— Лучше не лезь ко мне, Марат, — огрызнулась я, не оборачиваясь. — Иначе правда загрызу.

— Ну надо же. — Парень плюхнулся на скамью рядом и широко расставил ноги, глядя на меня с любопытством. — И чего это я по тебе скучал? Быстро забыл, что ты одна — как свора бешеных собак.

— Гав, — быстро среагировала я, но услышала ржач Суворова и тоже не выдержала, прыснув. — День нелёгкий.

— Он же только начался.

— И уже такой дерьмовый, бывает же такое! — Повесив на крючок дублёнку, я плюхнулась на скамью рядом с парнем и тяжело выдохнула. — Со вчерашнего дня такой говёный тянется.

— И чё случилось? — Марат толкнул локтём меня в бок. — Зачитала свой журнальчик до дыр и теперь не можешь найти новые впечатления?

— Да тьфу на тебя, — отмахнулась я от смеющегося парня. — Он даже не мой. И ничего интересного там тоже нет.

— Слышь, Тиль, — понизил голос он и склонился к моему уху, накрывая ладонью губы, — а ты не из этих? Не сафистка? Ну, которые...

— Я знаю, кто такие сафистки, Маратик, — поморщилась я, жестом руки останавливая парня, у которого лицо почти треснуло от самодовольной ухмылки. — И нет, девочки меня не привлекают. И нет, — я вскинула палец, не дав Марату вставить колкость, — мы не станем это проверять с твоей помощью.

— Зря отказываешься, — лыбился парень, откинувшись на вешалку спиной. — Я парень щедрый. Гуманитарную помощь с радостью окажу.

— Слышь, гуманитарий, — шлёпнула я его по лбу, — ты мне лучше вот что скажи. Знаешь парня по кличке Серп?

— Серп? — Марат задумался, подняв глаза к потолку и скосив губы в сторону. — Не-а, впервые слышу. Скорлупа, наверное, какая у других. А чё такое?

— Да ничего, — качнула я головой, постукивая пальцами себя по колену. — Пересеклись с ним вчера. Он же точно не Универсамовский, да?

— Это вряд ли, я там всех знаю, — ответил Марат, оттягивая полы пиджака. — Да и наши теперь в курсе, что ты сестра Ералаша. Если бы подошли, то сказали, что свои.

— Они мне не свои, — взмахнула я рукой. — Не надо меня в вашу группировку заочно вписывать.

— Да это же не так работает, Рит, — тяжело вздохнул Марат, словно ему приходилось объяснять очевидные вещи. — Ты — семья одного из нашенских, следовательно — тоже наша. Пусть Ералаш и младший, но с него Турбо и Зима спросят, если с тобой что случится.

В ответ я только недовольно хмыкнула.

— Да не грузись ты так, — хлопнул Суворов меня по колену, задев подол чёрного школьного платья. — Просто прими как данность.

— Марат, — фыркнула я, скосив на него глаза и смахнув наглую ладонь со своей ноги, — я — член ОКОДа. Как думаешь, могу ли я?..

Договорить я не успела. По бетонному полу застучали чьи-то каблуки. Не успела я испугаться, что это Флюра Габдуловна рыщет по раздевалке в поисках целующихся школьников, как из соседнего ряда появилась Таганская. Копна рыжих волос с химической завивкой качалась в такт медленным движениям, а с плеч свисала чёрная норковая шуба. На ногах Нади красовались те самые сапоги, о которых я рассказывала Мише. Покрытые жирным блеском губы Таганской тронула ядовитая насмешка, и, скинув шубу, она смерила нас брезгливым взглядом.

— Теперь понимаю, Марго, почему ты отказалась. Под Адидасом-младшим ходишь? — Прыснув в ладонь, она покачала головой. — Какое дурновкусие.

— Слышь, жаба, — вскочил Марат на ноги, и я подлетела вслед за ним, хватая его за локоть, — ебальник на ноль заверни, пока не огребла.

— И что, — рассмеялась Надя так, словно Суворов ей комплимент сделал, а не угрожал насилием, — правда ударишь меня?

— Какая охерительная идея, — зарычал Марат, а я с трудом удержала его и оттеснила в сторону, чтобы стать живой стеной между ним и Таганской, которая по собственной воле рот не закроет. — Знаешь, что я в детстве с жабами делал? Потрошил.

— Ну попробуй, — продолжала издеваться Надя, совсем не боясь угроз. — Потом сам же будешь на коленях перед Шрамом стоять за то, что его девушку пальцем тронул.

Я не знала, кто такой Шрам, но имя подействовало на Суворова отрезвляюще. Он перестал вырываться и пытаться убить Таганскую. Она же светилась от счастья, зная, что неприкосновенна. От Марата, но не от меня.

— Таганская, свали уже отсюда, — рявкнула я, кивнув на выход. — Меня шрамы не пугают, я тебе и сама могу парочку оставить. Не накаляй.

Вздёрнув подкрашенную бровь, Надя окинула меня насмешливым взглядом, растягивая губы в неком подобии улыбки. Но чем дольше я на неё смотрела, тем сильнее она походила на хищного зверя в оскале. Шагнув вперёд, чеканя шаг каблуком, она приблизилась и заглянула мне в глаза. Я смотрела прямо и с вызовом.

— Ты бы так хорошо смотрелась среди нас, но ты, — она качнула головой в сторону Марата, застывшего, словно замершая на последней секунде до взрыва бомба, — выбрала вшивый Универсам. Как тривиально. Оказалось, такие, как ты, выбирают путь попроще. Не плачь потом, когда пацаны младшего братишки пустят тебя по кругу, малышка.

— Прости, — улыбнулась я, — но я не товар, чтобы за шубу и сапоги Ворошиловским продаваться.

Нерв на веке Нади дёрнулся, но она не дрогнула, улыбнувшись в ответ ещё шире.

— Зато Универсаму можно продаться за бутылку водяры и дозу хмурого, да?

— Понятия не имею, о чём ты.

— Ещё поймёшь. — Палец с массивным перстнем коснулся моего подбородка, легонько приподняв, но я тут же отбросила руку в сторону. — Не сегодня, так завтра.

С этими словами Таганская повесила шубу на крючок, подхватила сумку и, взмахнув волосами, ушла. Я слышала, как скрипят зубы Суворова и щёлкают суставы пальцев.

— Сука! — сплюнул он, ударив кулаком по вешалке, из-за чего несколько курток упали на пол. — Шлюха!

— Не ори так, — осадила я его, опасаясь, что кто-то из учителей услышит. — Идём на урок, сейчас звонок будет.

— Да какой в жопу урок? — метался по раздевалке парень, хватаясь то за голову, то стискивая пальцами воздух, словно там должна была быть шея Таганской. — К пацанам идти надо. Эти Ворошилы совсем озверели, ещё и баб своих распустили. — Он подлетел ко мне, прошипев в лицо: — Она своим вафлёрским ртом хер сосёт и им же в сторону Универсама гонит? Нет, пора опустить этих тварей.

— Хватит, — вцепилась я ему в руку и попыталась отнять куртку, которую он уже было начал натягивать. — Да прекрати ты пылить. Таганская же просто балаболка. Дура и всё. Зачем ты на неё внимание обращаешь? Сейчас бы войну начинать из-за болтливого языка одной стервы.

— Нет, Рита, — огрызнулся Марат, сбрасывая с себя мои руки и отбирая обратно куртку. — Ты нихрена не понимаешь. Это у чушпанов: сказал — забыл. А пацаны за свой базар отвечают. Если базарит баба, по роже за неё получает тот, с кем она ходит.

— И что, — взмахнула я руками от досады, — пойдёшь этому Шраму морду бить? Я же видела, как ты испугался, когда она про него сказала.

— Я не испугался, — прошипел Суворов, натянув на уши шапку. — Но раз она баба их автора, то с ним должен Кащей базар вести.

— Какой же это всё бред, — продолжала я сетовать, выскочив из раздевалки вслед за парнем. — Эта ситуация яйца выеденного не стоит, а ты с уроков сбежать решил.

— Не в первый раз.

— Стоять! — гаркнул зычный голос завуча за нашими спинами, и Марат, в конец обозлившись, топнул ногой. — Тилькина, Суворов, а куда это вы лыжи навострили?

Флюра Габдуловна стояла посреди длинного коридора, а бурное течение школьников обступало её стороной. Она упёрла руки в бока и недовольно стучала каблуком по полу, глядя прямо на нас. Впервые я была рада её зоркости. Марат не сбежит из школы и не вляпается в очередную неприятность, втянув в неё весь Универсам и моего брата в придачу.

— Никуда, Флюра Габдуловна! — Я потянула Марата обратно к раздевалке. — Наоборот, я тороплю Суворова, чтобы он скорее снимал куртку и шёл на урок!

— Ну-ну, — покачала головой завуч.

— Коза, — прошипел Марат, визжа молнией куртки. — Ну просто коза.

— Ты мне или ей? — хихикнула я, толкая парня в раздевалку.

В ответ Марат ничего не сказал, только закатил глаза.

— Тилькина, а ты куда? — остановила меня Флюра Габдуловна. — Не надо жениха своего ждать, дуй на урок, а за Суворовым я сама пригляжу.

Вот блин. У меня на языке вертелась тысяча вопросов, которые я бы задала Марату по пути в класс, но делать было нечего — стиснув ручку портфеля, я одёрнула подол платья и, кивнув завучу, проскочила по коридору в класс.

***

Сама судьба издевалась над моим любопытством, заставляя сгорать от нетерпения. Сперва я так и не смогла ничего вытрясти из Суворова о Ворошиловских на уроке, потому что по русскому объявили диктант. А после меня и вовсе выдернули в столовую, поставив на дежурство. Всё потому, что сегодня была очередь Диляры, но она, как классному руководителю сообщил её отец, заболела и придёт в школу только завтра.

Я расставляла стаканы по столам, чтобы мой напарник, пухлый Искандер, с которого Марат на днях стряс мелочь, разлил какао бледно-коричневого цвета. Одного взгляда на плавающие в чайнике белые хлопья оказалось достаточно, чтобы воздержаться от предложения поварихи плеснуть напиток и себе.

В один момент Искандер спохватился, буркнул что-то про забытые в раздевалки ключи, и унёсся, оставив меня с тарелками наедине. Проводив его грузную тушу недовольным взглядом, я стала черпать из кастрюли суп и разливать по порциям. Раздался звук торопливых шагов по деревянному полу, и я подняла глаза, решив, что парень так быстро вернулся. Но это был Коневич. Он вышагивал по столовой, заведя руки за спину, а за ним шла девушка в форме сотрудника милиции. Её лицо показалось мне знакомым, и, когда парочка подошла ближе, я узнала в ней Ирину, инспектора по делам несовершеннолетних.

— Здравствуй, Маргарита, — отчеканил Денис, который обычно называет меня по фамилии и недовольным тоном. — Ты помнишь Ирину Сергеевну?

— Да, конечно, — я кивнула девушке. — Здравствуйте.

Она улыбнулась мне, и я покосилась на Коневича. Что им от меня надо?

— У нас к тебе есть разговор, Маргарита, — сразу приступил к делу Денис. — Важный. Нам известно, что твой младший брат состоит в группировке.

Я чудом не выронила половник под ноги инспектору и руководителю дружины. Меня прошибло холодным потом, но я, стиснув ручку кастрюли, спокойно спросила:

— С чего вы это взяли? Мой брат ни в каких группировках не состоит.

— А вот врать нам не надо, — тут же взъелся Денис, но его, коснувшись плеча, остановила Ирина Сергеевна.

— Марго, я же могу звать тебя Марго? — Я кивнула. — Так вот, Марго, утверждать обратное бессмысленно. Мы знаем, что Михаил состоит в группировке, но ему за это ничего не будет, понимаешь? Наоборот, нам нужно его содействие.

— Содействие в чём? — осторожно спросила я.

— Вот, — гадко усмехнулась усатая гнида, — только что врала нам в глаза, а теперь стало интересно?

— Денис, хватит, — осадила его инспектор, остановив меня от того, чтобы кинуть грязный половник прямо в лицо Коневича. Я даже представила, как разваренная капуста повисла на усах, а картошка завалилась за ворот рубашки. — На днях же кинопоказ. Фильма вашего.

— Так, — кивнула я, не понимая, куда она клонит.

— Нам пришла идея: организовать дебаты. С одной стороны выступит Денис, — указала она на Коневича. — А с другой мы хотим видеть группировщика.

— В чём же смысл?

— В том, чтобы услышать две стороны, — ответила Ирина.

— Чтобы наглядно показать, какие они животные, — одновременно с ней выпалил Денис.

Мы с инспектором бросили на него недовольные взгляды, и Ирина тяжело вздохнула. Кажется, она очень сильно устала от Коневича. И я её понимала: десять минут общения с руководителем ОКОДа и уже хочется вздёрнуться на петле.

— Твой брат, например, мог бы озвучить причины, которые заставили его выйти на улицу. А мы, в свою очередь, предложим способы решать проблемы иначе. Без молодёжных банд. Так другие ребята увидят, что это не единственный выход.

Идея звучала здраво. И я понимала, почему инспектору она казалась хорошей. Но также я знала, что Миша на это не согласится. Ни под каким предлогом. И я не хотела думать, как это может аукнуться ему от старших. Как бы я ни была против его решения, подставлять брата не собиралась.

— Боюсь, это невозможно, — вежливо улыбнулась я, подхватив со стола тарелку и плеснув в неё суп. — Мой брат не состоит ни в каких группировках.

На лице Ирины Сергеевны промелькнуло разочарование, а Коневич, напротив, воспрял. Довольная ухмылка свидетельствовала о том, что он знал. Знал, что я не соглашусь. Что повернусь против дружины.

— Что ж, — кивнула инспектор, — всё равно спасибо, что поговорила с нами.

— Да не за что, — буркнула я, опустив голову. Отчего-то мне стало перед ней стыдно. Она не выглядела как многие инспекторы ПДН, которые наведывались в школу. Ей действительно было небезразлично. — Извините, мне надо накрыть столы, скоро звонок.

— Пойдём, Ира, — фыркнул Денис, — не будем мешать Тилькиной вносить свой посильный вклад в развитие нашего общества.

Бросив на него уничижительный взгляд, я отвернулась, чтобы отнести кастрюлю на раздачу. Козёл. Чёртова усатая козлина.

***

Маратика я словила на крыльце, когда тот выскочил из дверей в куртке нараспашку, сжав в кулаке шапку.

— Блять, — выругался парень, схватившись за сердце не с той стороны, когда я выскочила перед ним, преградив дорогу, — напугала!

— Ничего страшного, тебе полезна встряска, — отмахнулась я, и мы спустились по ступеням, занесённым снегом. — Я поговорить хотела.

— Мне, вообще-то, некогда, — попытался отвязаться Суворов, но я схватила его под руку, крепко сжав ткань куртки. — Ну ты банный лист на заднице.

— Да, — не стала я спорить, — и не отлипну, пока ты не ответишь на мои вопросы.

— Какие вопросы?

— Про Ворошиловских, — выпалила я, и Марат бросил на меня недоумённый взгляд. — Чего так смотришь? Я за последние недели слишком много раз слышала про эту группировку, и мне любопытно.

— От любопытства кошка сдохла, — намекнул парень, чтобы я не совала нос не в своё дело.

— А я собака. Давай, рассказывай.

— Да что рассказывать-то? — пожал плечами Марат, и мы прошли автобусную остановку, двинувшись по улице. — Нет в них ничего интересного. Для тебя, — он с нажимом произнёс последнее уточнение.

— Таганская звала меня к ним, — сказала я, и Суворов резко тормознул посреди тротуара. Женщина, шедшая позади, недовольно буркнула, обходя нас по сугробу.

— И чё ты?

— Отказалась, конечно же.

— Правильно сделала, — процедил Марат. — Не вздумай с ними связываться.

— Но я не понимаю, — стала я рассуждать вслух, когда мы продолжили движение. — Она предложила к ним пришиться. Но, насколько я знаю, в банды пришиваются только мальчики, разве нет?

— Верно, — кивнул Марат. — Думаю, она образно выразилась. Девок мы в контору не берём.

— Но она же назвала себя одной из них, — не могла я уловить логику. — Значит, как-то всё же девочки пришиваются, нет?

— Да бля, — закатил глаза Суворов, — как бы объяснить тебе...

— Ну ты постарайся.

Впереди показались ворота парка, и Марат, дёрнув меня за руку, потянул в ту сторону. Здесь, в окружении голых деревьев, накрытых снежным одеялом, было тише, чем на оживлённой улице. Пушистый снег танцевал вокруг нас, а низко нависшие над городом облака заслонили собой январское солнце. Мир приобрёл серые оттенки, и только голубая куртка Марата ярким пятном выделялась посреди унылого пейзажа.

— Короче, — щёлкнув костяшками пальцев, стал объяснять Суворов, — девчонка считается своей, если ходит с кем-то из пацанов. — Он ткнул в меня пальцем. — Есть такие как ты. Сёстры. А есть и те, которые приходят и такие: хочу быть с вами. Мутить с ними, может никто и не будет, но к себе берут. Под защиту.

— И что они делают? Ну, девочки.

— Да ничего особенного, — пожал Марат плечами. — Пожрать могут принести, шмотки зашить. Убраться в качалке. Ничего существенного.

— В чём тогда смысл, — хмыкнула я, смахнув упавшую на нос снежинку. — Быть прислугой?

— Чтобы быть чьей-то.

— То есть? А если я не хочу быть «чьей-то»?

— Тогда будешь общей.

От такого заявления я чуть не задохнулась. Остановившись, я толкнула Марата, и он, пошатнувшись от неожиданности, бросил на меня удивлённый взгляд.

— Это за что?

— Да что вы все себе позволяете?! — Меня распирало от гнева, и я шлёпнула Марата по плечу. — Девушка — человек! Кто дал вам право решать, что если она не одна из вас, то сразу общая? Совсем совесть потеряли!

— Во-первых, — Суворов перехватил мою руку, готовую треснуть его ещё раз, уже по лбу, — хватит меня бить. Если начнём драться, ты сразу ляжешь, Тилькина. — Я с шипением одёрнула руку. — И, во-вторых, не я эти правила устанавливаю, а улица. Открою секрет: всем плевать. Тебе до сих пор удавалось избегать встречи с отморозком, который увидит тебя и решит, что хочет тебя, как вкладыш в коллекцию. Такова реальность, и чем раньше ты её примешь, тем тебе же будет лучше. Кругом враги. И если не хочешь сдохнуть за гаражами, будь своей.

Я не нашлась, что сказать. Гнев, вспыхнувший в груди и горячей голове, потух так же быстро, как и разгорелся. Я вспомнила вчерашнее столкновение с Серпом. И то, как он легко схватил Диляру, зная, что ему ничего не будет. Ведь она ничья. И общая.

Меня передёрнуло от отвращения. И Суворов это увидел.

— Да не боись, Тилькина, — он вальяжно закинул руку мне на плечо. — Я с тобой.

— Так меня это и пугает! — в ужасе округлила я глаза. — Я как с тобой рядом ни окажусь, так сразу что-то происходит. Неприятности тебя любят.

— Ну, — не стал спорить Марат, бросив мне кривую усмешку, — меня сложно не любить.

— Зато ненавидеть — легко. На тебя только посмотришь, и уже настроение гадкое.

— Да ты тоже не сахар, — фыркнул парень, изобразив удар кулаком мне в скулу. — От твоего взгляда даже молоко киснет.

— Что-то ты до сих пор живой, — буркнула я.

Нормальный у меня взгляд.

Неожиданно Марат вскрикнул и, схватив меня за рукав дублёнки, повалился на землю. Я, не сумев удержать его вес, шлёпнулась следом.

— Ты что, идиот? — заорала я, пихнув парня коленом.

Суворов, раскинув в стороны ноги и руки, лежал на снегу без движения, закрыв глаза. Я смотрела на него долгим, испепеляющим взглядом и молчала. Правый глаз парня дрогнул, веко приподнялось; он сквозь прищур посмотрел на меня, тут же запрокинул голову назад, издав сдавленный хрип, и высунул набок язык.

— Кончай придуриваться, — пихнула я его, с трудом сдерживая рвущийся наружу смех.

— Меня убил твой кислый взгляд, — пробубнил он с высунутым языком, на который падали хлопья снега и тут же таяли. — Живи ты в деревне, из-за тебя бы вся скотина сдохла.

Прыснув в ладонь, я не выдержала и рассмеялась в голос.

— Во мне сорок пять килограммов веса, Маратик, — проговорила я сквозь смех. — Кислый взгляд и острый язык — моё единственное оружие.

— Носи кастет, — посоветовал Суворов, поднимаясь с земли и оттряхивая затылок от снега, чтобы натянуть шапку. — Один удар, — он резко выбросил кулак вперёд, — и враг пропал.

— А кто вообще такие, эти Ворошиловские? — вернулась я к первоначальной теме, когда мы, поднявшись и вытряхнув снег из-за пазухи, двинулись дальше по парку, сокращая путь к дому.

— Да твари они, вот кто, — зло выплюнул Марат, дёрнув щекой. — Совсем новая контора, в ноябре, кажется, прошлого года собираться начали, когда Шрама Рынок отшил.

Я догадалась, что речь идёт о банде, которая крышует местный рынок рыбы и мяса.

— За что?

— А он наглухо отбитый. Его все в городе ненавидят. — Черты лица парня ожесточились, пока он говорил. — У нас, Универсама, с Рынком более-менее нормальные отношения, без жёстких контров. Иногда, бывает, по мелочёвке цепляемся, но ничего серьёзного, Кащей всё решает. А этот утырок всегда нарывался. Он был старшаком, но не по понятиям. Своих же раздевал, на авторов других контор бычил. Говнился конкретно. Вот его и отшили. Все думали, что он из города свалит на Камчатку или нахер, а он стал на своей улице пацанов собирать.

— Но Ворошиловская же маленькая, — вспомнила я, что улица состоит всего из трёх дворов и кончается заброшенным участком из сгоревших гаражей. — Кого там собирать?

— К нему идут самые угашенные, — пояснил Марат. — Они вообще границ не видят. Прут на чужие территории, цепляются к чужим девкам, толпой на одного кидаются. Идёшь по своей улице, а тебе копилку пробьют со спины.

— Ужас, — тихо сказала я. — Больные.

— У Шрама с Турбо жёсткие контры. Любое столкновение, и они почти убивают друг друга.

— Из-за чего? Меряются письками?

— Нет, — Марат качнул головой в сторону тени под деревьями и вытащил из кармана пачку сигарет. — Давай тормознём.

Вдыхать табачные пары я не хотела, но Марат упомянул Турбо, и мой интерес возрос сильнее. Я хотела понять этого парня, и мир, в котором он живёт. Хоть это всё мне и претило до ужаса.

— Так что у Турбо с этим Шрамом? — поторопила я Суворова, глядя на то, как он поджигает спичкой сигарету.

Погасив огонёк взмахом руки, Марат облокотился спиной на ствол дерева и тяжело вздохнул, выпустив дым через нос.

— Турбо за Мэри впрягся, когда Шрам её преследовать начал.

— Мэри? — переспросила я ровным голосом, ковыряя ногтём уголок портфеля. — Девушка Турбо?

— Да хер его знает, — отмахнулся Суворов. — Машка, ну, Мэри, вокруг него вьётся, но чё они там за закрытыми дверями делают — мне до фени.

Я прикусила губу, задумчиво разглядывая следы на снегу. Интересная информация. Неприятная, но ожидаемая. Внешность у Турбо притягательная, я не удивилась, что вокруг него вьются девчонки, к тому же, отношения с ним могут гарантировать им неприкосновенность. Но для чего он тогда за мной увязался? Кино, украшение для волос в качестве извинений — Турбо хочет меня в свою коллекцию? Воспринимает как трофей?

И что у него с этой Мэри тогда?

— Затянуться хочешь? — вдруг предложил Марат, протягивая сигарету со следами зубов на фильтре.

— Дурак что ли? — отмахнулась я, бросив на парня недовольный взгляд. — Сам травись.

Остаток пути мы проделали под болтовню Марата, который пересказывал какой-то новый американский фильм. Бурно жестикулировал, изображал стрельбу из автомата, брызжа слюной во все стороны, материл невидимых врагов, а я только кивала в ответ, кусая в задумчивости губы.

Размышления о новой группировке, судя по рассказу Суворова, довольно опасной, плавно перетекали в мысли о том, как Валера Турбо за девчонку вступился, не побоялся. Хоть и обрёл после этого чуть ли не кровного врага. Это достойно, хоть я и убеждена, что не устрой они все беспредел в нашем городе, даже заступаться ни за кого не пришлось бы. Надо обязательно сказать Коневичу про Ворошиловских.

В подвале ОКОДа стоит старая меловая доска на колёсиках, куда мы вписываем названия всех известных нам банд, отмечаем на карте ареал их обитания и прилагаем всё время пополняющийся список участников с пугающими кличками. Я их имена никогда не запоминала, слишком много. Но некоторые врезались в память. Смерч, Бритва, Кувалда, Дракон, Кривой, Шершень и многие другие.

Крики пацанов были слышны издалека. Марат бросил вторую выкуренную сигарету в снег и, развернувшись, резко на меня дыхнул. Я в ужасе отпрянула от горячего горького дыхания.

— Совсем оборзел уже, Суворов?

— Да не ори ты так, — дёрнул меня за руку парень. — Скажи, сильно пахнет?

— Да от тебя несёт как от пепельницы, — поморщилась я, демонстративно отступив на шаг. — Что, боишься, опять пропишут?

— Могут, — жалобно протянул Марат и, вытянув шею, выглянул из-за угла. — Фух, старших нет, погнали.

— Куда погнали? — Волочила я ноги вслед за Суворовым, который, как собаку, тащил меня за собой. — Я домой, так-то, собиралась.

— Да пять минут, — отмахнулся он. — Ща, познакомлю тебя кое с кем, и вали на все четыре стороны.

Я недовольно закатила глаза, но спорить не стала. На ледовой коробке мелочь из Универсама гоняла футбольный мяч. Поскальзывалась, падала, едва собирала разъезжающиеся ноги, но продолжала играть, подначивая друг друга шуточными оскорблениями и заливистым смехом. Миша тоже там был. Он со всей силы ударил по мячу, но тот пролетел мимо ворот, и пацаны осуждающе заулюкали.

Никого из взрослых парней я не увидела. Но искала я глазами только одного.

— Пальто! — свистнул Марат у меня над ухом. — Иди сюда!

Парень, стоявший на воротах, и у которого не очень получалось их защищать, метнулся к нам, едва не шлёпнувшись на льду. На голове у него красовалась вязаная кепка, как и у многих других, а одет он был в серое пальто. Резко выделялся внешним видом на фоне остальных, одетых в потрёпанные куртки и не по погоде лёгкие спортивки. Когда он приблизился, шумно дыша ртом после игры, я тут же его узнала.

— Васильев?

— О, — удивлённо открыл рот Андрей, — Марго?

— Вы что, знакомы? — Марат качал указательным пальцем между нами, вскинув брови.

— Пересекались, — кивнула я.

На концерте в честь дня рождения Комсомола. Тогда награждали лучших представителей ВЛКСМ, и Андрея Васильева, ученика девятого класса, талантливого пианиста, попросили аккомпанировать. Играет он и правда здорово, но я не ожидала увидеть его в рядах Универсамовцев. Шапка мальчика съехала набок, и показался бритый череп. Никаких прелестных золотистых локонов. Обычный бандюган. Взгляд метнулся к его рукам. На костяшках заживали ранки.

— Ты же сестра Ералаша, да? — улыбнулся Андрей, и мы втроём обернулись, чтобы посмотреть на моего брата. Миша, почувствовав на себе взгляды, широко заулыбался, вскинул ладонь и тут же получил футбольным мячом в затылок. Завязалась небольшая потасовка, а я только вздохнула, покачав головой.

— Иногда я думаю, что он приёмный. Нет, — усмехнулась я, — родители подобрали его на свалке, а до этого его воспитывали Казанские дикари.

Марат громко хохотнул, шлёпнув меня по плечу. У него даже сопля вылетела от смеха. Я улыбнулась, глядя на то, как Андрей, поджав губы, аккуратно вытер испачканный ворот пальто.

— А ты меня для чего позвал-то? — поинтересовалась я, когда Суворов успокоился.

— Как для чего? — Марат закинул руку на плечо другу. — Познакомить тебя с хорошими людьми. А то только со своей истеричной подружкой гуляешь.

— Лучше не продолжай, — предупредила я его. — А то заставлю перед Дилярой на коленях извиняться.

— Пацаны не извиняются, — протестующе качнул указательным пальцем Марат.

В ответ я лишь пренебрежительно хмыкнула. Глупая позиция. Умный человек способен признавать свои ошибки, просить за них прощения и исправлять ситуацию. Но пацаны с улицы отличались своей глупой твердолобостью. Хорошо, что знание о причастности Суворова к группировке растоптало желание Дили как-то с ним связываться. Она достойна лучшего.

— И вообще!..

Что «вообще» Марат договорить не успел.

— Маратик! — Громкий зычный голос разнёсся над двором, и я обернулась.

Мужская фигура в длинном пальто цвета хаки и меховой шапке с гербом Советского Союза двигался в нашем направлении, удерживая на плече холщовый мешок. Марат, радостно вскрикнув, оттолкнул меня с дороги и, поскользнувшись, побежал.

— Вован!

Я застыла, глядя на обнявшихся парней с придыханием. Неужели?..

Вова Суворов. Вернулся. Живой.

Вся мелочь, позабыв об игре, бросилась к Суворову-старшему вслед за младшим, обступив его, как деда Мороза с подарками. Даже Андрей побежал.

Вова сгрёб Марата в охапку, оторвав от земли, и они счастливо засмеялись, сжимая друг друга в объятиях.

— Я думал, что ты в следующем месяце вернёшься!

— А я запоздавший дед Мороз! — Вова хлопнул брата по плечу и стал здороваться с остальными мальчишками. Зазвучали громкие хлопки. — А ты чё, тоже пришился? Чего не написал?

— Так я думал, вас там читают, — усмехнулся Марат.

— Да кому ты нужен, — улыбнулся Вова сквозь усы, ярко выделяющиеся на абсолютно гладком лице. — Следить ещё за тобой.

И тут пазл сошёлся. У меня были все его детали, но я даже не догадалась, что они — от одной картины. Миша упомянул Вову Адидаса, говорил, что Марату не досталось от Турбо, потому что приедет брат и сам с ним разберётся, Таганская назвала Марата Адидасом-младшим. Я прохлопала ушами, не соединив всё в единую картину.

Владимир Суворов по кличке Адидас. Лидер Универсама. Стало горько на душе. Все, кого я знаю всю жизнь, кого люблю и к кому тепло отношусь, оказались втянуты в страшный мир жестокости и разбоя. И чем больше я узнала правду, тем сильнее смыкалось вокруг меня давящее железное кольцо. Как тиски.

— Малая, ты что ли?

Я вздрогнула, услышав знакомое прозвище. Подняв голову, я встретилась взглядом с удивлённым Вовой, и он расплылся в широкой ухмылке, раскидывая в стороны руки.

— Чё, дядю с усами не признала?

Портфель грохнулся в сугроб, а я побежала прямиком в раскрытые объятия. Врезалась в парня, чуть не снесла, смыкая кольцо рук у него на талии, и сомкнула руки в замок у него за спиной. Чтобы не вырвался.

Вова хрипло рассмеялся, и вибрация его смеха отозвалась в моей груди. Крепко обняв, он приподнял меня, раскачивая, как большую куклу.

— Совсем вымахала, девица на выданье уже!

Платок слетел с головы, и Вова нежным братским движением потрепал волосы, беззаботно путая их в колтуны. Зардевшись от смущения, я шлёпнула его по руке, разомкнув объятия.

— Ну что такое! Я уже взрослая!

— Конечно, взрослая, — не стал спорить Вова и, закинув руку мне на плечо, развернул к раскрасневшейся на морозе детворе. — Пацаны, знакомьтесь, это Рита. Кто обидит — лично от меня леща получит, все поняли?

— Да все и так её знают, — фыркнул Марат, пряча руки в карманах куртки. — Она же сестра Ералаша.

— Ералаша? — недоумённо свёл брови к переносице Вова. — Миша, что ли?

Я указала пальцем на притихшего брата, во все глаза разглядывающего прославленного Адидаса.

— Ба, ну что за красавец!

Вова схватил широко улыбающегося Мишу за плечи и сгрёб в охапку, как куль с сахаром. У брата даже шапка слетела с головы.

— Михан, что, не помнишь дядю Вову? — Миша отрицательно мотнул головой. — Эх, скорлупа! Я тебя ещё с горшком на голове помню!

Миша был смущён внезапным вниманием и зарделся, как девица на первом свидании. Остальные пацаны застыли молча с раскрытыми глазами, глядя на Вову как на спустившееся с небес божество. Что же им там про него такого рассказали?

Я же знала Вову с совсем другой стороны. Воспитанный парень, выходец из обеспеченной интеллигентной семьи, спортсмен с безупречной репутацией. Наши семьи когда-то были связаны. Роза дружила с Дилярой, мамой Марата и мачехой Вовы, но после того, как их пути разошлись в результате страшного скандала, я боялась, что меня, как потомка этой ужасной женщины, добрая семья тоже откинет, как ненужный балласт. Однако, напротив, Диляра до сих пор приглашает меня на праздники и выходные — пообедать, поболтать, показать хороший пример беснующемуся Марату. Вот только я, чувствуя на себе клеймо поступков биологической матери, всё чаще и чаще отказываюсь. Не знаю, как смотреть этим людям в глаза.

Сейчас же, глядя на окрепшего и ещё больше возмужавшего после Афганистана Суворова-старшего, я поняла, что вся детская влюблённость давно в прошлом. Я смотрела на него, как на старшего брата — боевого, бесстрашного и весёлого. Даже зная теперь, что он не такой уж и законопослушный и порядочный советский гражданин, я всё равно не могла отпустить тёплое чувство к этому родному, несмотря ни на что, человеку.

— Ну что, шелуха? — Вова скинул с плеч армейское пальто и хлопнул в ладони, потирая от предвкушения. — Сыгранём? Марат, давай, будем капитанами команд! Малая, — длинный палец щёлкнул меня по носу, — суди. Да только честно! А то я вас знаю: спелись, небось, с Маратиком, и будешь теперь жёлтой карточкой передо мною светить! Ну что, погнали!

***

Последний учебный день перед выходными пролетел незаметно. Урок английского отменили — Флюра Габдулловна так и не пришла, и потому директриса дала нашему классу указание, к спряжению английских глаголов не имеющее никакого отношения. Снять с окон бумажные снежинки, оставшиеся после нового года, оттереть коричневатые следы хозяйственного мыла со стёкл, а затем привести класс в порядок.

Марат, обрадовавшись, что отменили зачёт по английским временам, плюхнулся на стул и стал рвать снятые мной снежинки на мелкие-мелкие кусочки. Когда я сделала ему замечание, он сказал, что создаёт искусственный снег. Присоединиться к работе его заставил внезапно нагрянувший Кадир Исхатович. Одного взгляда из-под тёмных кустистых бровей было достаточно, чтобы Суворов изобразил бурную деятельность и схватился за губку. Проку от него, собственно, было немного — он только размазал мыльные разводы по всему окну.

Диля, как и было обещано, в школу пришла, но её дёрнули с первого же урока на дежурство — отрабатывать пропущенную смену. Я звонила ей накануне после того, как запыхавшаяся и разрумянившаяся от мороза, вернулась домой, но её отец вежливо отказался передавать дочери трубку. «Наказана». Коротко и понятно. Дилю никогда не наказывали, ведь она всегда была послушной дочерью, поэтому я не стала спорить с грозным мужчиной и послушно положила трубку.

Поэтому, когда уроки закончились, я ждала подругу у ворот школы, вышагивая по протоптанной дорожке и пытаясь попасть в чужие следы. Марат, словив Андрея, убежал сразу после последнего звонка. Но перед этим мы с ним снова чуть не подрались в раздевалке. Всё из-за того, что он уронил мой портфель прямиком в лужу от снега с подошвы многочисленных ботинок. Напоследок Суворов, проходя мимо, показал мне кулак, а затем бросил снежок в спину. Я в долгу не осталась, но Марат успел пригнуться, и ком снега прилетел в лоб Васильеву.

Руки стали замерзать — я опять забыла варежки дома. В последнее время какая-то несобранная. Хоть голову дома не забыла. В кармане дублёнки лежали два билета в кино на «Маленькую Веру». Коневич передал мне их для нас с Дилей, сообщив, что показ нашего фильма состоится в субботу, уже завтра. Дружина много времени потратила на его создание, поэтому все причастные должны присутствовать. Мой вклад заключался в том, что я таскала за Дениса его портфель, пока он, с пафосом приглаживая усы, раздавал указания оператору. Но я гордилась тем, что помогла с написанием текста для диктора, хоть Коневич и до последнего упирался, не желая признавать — сочинять возвышенные речи я умею.

Встав на тропинке, я соединила пятки и расставила носки как можно дальше друг от друга. Сходя с ума от ожидания, стала рисовать «ангелов» ногами, периодически поглядывая на крыльцо школы. Где же Диля?

— Видела бы ты себя со стороны.

От неожиданности я подпрыгнула с визгом и схватилась за сердце обеими руками, ударив себя по животу портфелем.

Турбо. Будь он неладен.

Парень стоял в метре от меня, с ухмылкой разглядывая безобразные узоры под моими ногами, и я, отчего-то почувствовав праведное возмущение, быстро стёрла их носком. Турбо пересыпал из руки в руку горсть семечек и, подняв голову, сунул одну в рот, чтобы быстро её разделать и бросить шелуху в сугроб.

— Привет, — ухмыльнулся он, вскинув одну бровь.

— И тебе не хворать, — огрызнулась я, поправляя платок на голове. — Чего ты тут забыл?

Вместо ответа парень оглянулся, посмотрел на улицу с одной стороны, школу с другой и развел в сторону руки.

— Что? — не поняла я.

— Мне нельзя ходить мимо школы? Ты держишь её под своим авторитарным контролем?

— Можешь, конечно, — дёрнула я плечами, сама не зная, почему начала общение с агрессивного выпада. — Не буду тебя задерживать.

Прикусила язык. Ну что за трепло, не могу вовремя замолчать.

Впрочем, Валеру Турбо мои слова ничуть не смутили. Он продолжал грызть семечки, разглядывая меня с головы до ног.

— В воскресенье в ДК дискач будет. — Ещё одна шелуха полетела в сугроб. — Составишь мне компанию?

— Серьёзно? — я даже прыснула со смеху от этого предложения. — Что в этот раз случится? Тебя остановит патруль и найдёт какое-нибудь оружие?

— А ты всегда была такая злопамятная? — улыбнулся Валера, пряча семечки в карман куртки. Только сейчас я заметила, что она другая. Стильная. С нашивками. — Даже в детстве?

— Я не злопамятная, — покачала я головой. — Но память у меня хорошая.

— Тебе ничего не стоит дать мне ещё один шанс. — Парень сделал шаг навстречу, а я осталась стоять на месте, не зная, то ли, гордо вскинув подбородок, сохранить расстояние, то ли позволить ему приблизиться. — Если я снова проебусь, хотя с моей стороны зихера и в первый раз не было, то можешь сразу слать меня нахер.

— Соблазнительная идея, остановись, — поджала я губы, чтобы не улыбаться. — А то я могу послать тебя куда подальше уже сейчас.

— Ну же, Маргарита Вячеславовна, соглашайтесь. — Турбо коснулся моего воротника, поправляя, а я даже дыхание задержала, глядя в зелёные глаза напротив. На фоне серого неба они казались ещё ярче. — Я уверен, ваш Комсомол такие дискачи не устраивает.

— Да, мы там предпочитаем наслаждаться культурным обществом, а не драться на танцполе.

— Как скучно, — фыркнул парень. — Нет в твоей жизни адреналина, Рита. Это очень и очень скучно. Даже печально.

Я вспомнила о куске кирпича, прилетевшем мне в голову, и о пугающей фигуре Серпа в темноте, но промолчала. Адреналин пока что доставлял мне исключительно одни неприятности. Как и всё, что связанно с уличными группировками.

— Ну, — пожала я плечами, — выходит, я тоже скучная. Может, не стоит так близко ко мне стоять? — Намекнула я на расстояние между нами, которое Турбо неумолимо сокращал, придвигаясь всё ближе и нависая надо мной. — Вдруг заразишься и станешь нормальным человеком? Улица не поймёт.

— Знаешь, Рита, — Турбо вскинул руку, чтобы в задумчивости почесать подбородок. — Я бы описал тебя разными словами, но «нормальная» тебе точно не подходит.

— Вот как! — Я задохнулась от возмущения. — И что же тогда подходит? Ну-ка, скажи, какие же слова тебе на ум приходят?

— Сходи со мной на дискач, и я тебе всё расскажу.

— Это шантаж?

— Всего лишь ультиматум. Ты мне, я тебе.

— Я на такое не ведусь. — Я вскинула подбородок, сложив руки на груди, и с вызовом посмотрела на парня. Я не какая-то Машка, которая себя Мэри называет, меня так просто не взять.

— И что мне сделать? — Турбо отступил на шаг, и я тут же пожалела о своей не вовремя проявленной гордости. Хотелось сделать шаг вперёд, чтобы вернуть то отсутствующее расстояние между нами. — Написать записку твоей бабушке? Или брату? «Отпустите Риту со мной на свиданку, я верну её до десяти»?

Я поджала губы. Вот жук.

— Допустим, если я всё же соглашусь...

Договорить я не успела. Увидела фигуру за спиной Турбо и в ужасе застыла. Кажется, я сплю. Походка широким шагом, сунутые руки в карманы куртки красного цвета, рожа, которую я теперь до старческого беспамятства не забуду.

Серп.

Он затормозил в паре метров от нас, и Турбо оглянулся. Должно быть, вид у меня был крайне напуганный. Наши взгляды с Серпом пересеклись, и его губы тронула жуткая ухмылка. Может, на самом деле она была нормальной, как у всех, но у меня мороз побежал по коже. И январь тут совершенно не причём.

— Надо же, вот так встреча! — чересчур радостно произнёс парень, ускорив шаг. — Хотя, стоило догадаться, что ты тоже тут учишься. Турбо? — Серп обратился к Валере, который, как только тот приблизился, сделал шаг в сторону, становясь препятствием. «Сперва пройди меня, если сможешь». — Салам, братан!

Серп протянул Турбо ладонь для приветствия. Валера опустил голову, постоял неподвижно пару секунд, но всё же ответил на рукопожатие.

— Ты кто?

Голос Валеры был жёстким, как наждачная бумага. Проедется по нервам, и ничего не останется. В труху сотрёт. В одно мгновение Валера, зовущий меня на свидание, превратился в Турбо — грозного старшего из Универсама. Хотелось спрятаться за его спиной, чтобы гнев был направлен куда угодно, только не на меня.

— Серп я, Ворошиловский, — хохотнул парень, шлёпнув ладонью Турбо по плечу. Тот покосился на место шлепка и вынул из кармана горсть семечек. Лицо его было жёстким, бесстрастным, казалось, он сейчас плюнет шелуху Серпу прямо в морду. — Не соврала, значит.

Последние слова были брошены мне. Я не сразу это поняла, но, когда Серп послал мне ехидную усмешку, кровь, которая успела отхлынуть от головы, снова прилила к лицу. Я почувствовала, как краснею.

— Насчёт? — коротко спросил Турбо.

— Да мы с дамой пересекались на днях, — услужливо стал пояснять парень, а я испытала страстное желание зарыться в ближайший сугроб с головой. — Она, понятное дело, чутка сикнула. То есть, — он похлопал себя по губам, — испугалась. И сказала, что ходит под самим Турбо. Я, если честно, решил, что напиздела. Ох, — Серп снова покачал головой, — язык мой, враг мой. Приукрасила.

Я даже дышать перестала. Сейчас Валера скажет, что это враньё и всё. Останется только делать ноги. Но его ответ выбил из моей груди тихий удивлённый вздох.

— Ну, как видишь, не приукрасила, и даже не напиздела, — Турбо сплюнул шелуху в сторону. — Можешь передать своим, чтобы не рыпались в её сторону. Особенно Шраму.

— А как же Мэри? — гаденько улыбнулся Серп, склонив голову набок. — Не многовато ли девок под тобой ходит, а, братан? Оставь и другим немного.

— Тебя спросить забыл, братан.

Было очевидно, что Серп всеми силами пытался вывести Турбо на эмоции, но тот, хоть спина его и была напряжена до предела, сохранял спокойствие.

— А знаешь, — не унимался Ворошиловский, — она очень даже во вкусе Шрама. — От взгляда, брошенного в мою сторону, хотелось долго и тщательно сдирать с себя кожу мочалкой. — Беленькая, глазища вон какие синие. Может, поделишься с пацаном? А?

От звука удара, с которым кулак Турбо встретился с носом Серпа, я содрогнулась всем телом и прижала ладони ко рту. Семечки распались по дорожке, а парень, отшатнувшись и согнувшись пополам, схватился за нос, из которого брызнула кровь. Турбо встряхнул ладонью и процедил, склонившись над ним:

— Что в фразе «не рыпаться в её сторону» тебе было непонятно, сука?

Я ждала, что Серп сейчас набросится на Турбо, завяжется страшная драка, мне придётся бежать в школу за подмогой, но, вместо этого, Серп лишь рассмеялся. Противно так, визгливо. Он отвел руку от лица, шмыгнул носом и, обнажив окрасившиеся кровью зубы, улыбнулся.

— Да я же просто пошутил, чего так нервничать?

— За такие шутки уши режут.

— Понял-понял, — вскинул руки Серп, отступая на шаг. —  Нервные вы какие, — хихикнув, он поочерёдно указал на нас пальцем. — Идеальная парочка.

— Рита, — процедил Турбо, не глядя на меня, — иди домой.

— Я подругу жду.

Я почти шептала. Происходящее выбило меня из колеи, где я всегда знаю, что делать и что говорить. Сейчас я чувствовала себя ребёнком и нуждалась в том, чтобы Валера, не Турбо, Валера, отвёл меня за руку домой и сказал, что всё будет хорошо.

— Я даже знаю, какую! — радостно воскликнул Серп, и его голова качнулась в сторону крыльца. — Вот и она!

Диляра спешила, выбегая из дверей школы и спускаясь по заледеневшим ступеням. Её глаза были устремлены себе под ноги, подруга казалась чем-то обеспокоенной. Но только она приблизилась к воротам и увидела нас, сразу замерла, как вскопанная. Краска схлынула с её лица, а глаза, уставившись на Серпа, округлились в ужасе.

— Привет, принцесса, — неожиданно проворковал Серп. Преодолев расстояние в несколько широких шагов, он схватил Дилю за щёки и прижал к себе, чтобы поцеловать в губы. — Ты долго.

— Д-да, — проблеяла тихим голосом Диляра, — меня в с-столовой задержали.

Что происходит? Может, я просто сплю?

Нырнув рукой под рукав дублёнки, я больно ущипнула себя за запястье. Кожу обожгло болью, но наваждение никуда не делось. Не сон.

Реальность.

— Отойди от неё! — заорала я не своим голосом и метнулась к подруге, выронив портфель, но железная хватка, опустившаяся на плечо, дёрнула меня назад.

Я врезалась спиной в грудь Турбо и, запутавшись в собственных ногах, повисла у него на руках. А Диля, застыв, как гипсовая статуя, во все глаза смотрела на Серпа. Будто тоже не верила в реальность.

— Чего кричим? — ухмыльнулся Серп. — Тебе, разве, подружка не сказала, что теперь подо мной ходит?

— Чего? — Я попыталась вырваться из кольца рук вокруг груди, но Турбо держал меня крепко. Не вырваться. — Ты её утащить пытался всего два дня назад! Не ходит она под тобой! Диля, отойди от него, чёрт бы тебя побрал!

Но Диляра не послушалась. Медленно, как в старой заевшей киноплёнке, она повернула ко мне голову, и её губы, дрогнув, расплылись в кривой улыбке. Словно портрет маслом стал растекаться.

— Всё хорошо, Марго. Я правда под Серпом теперь хожу.

Я застыла, до боли стиснув пальцы Турбо в кулаке.

— Т-ты, — я начала заикаться, — издеваешься сейчас надо мной? Ты д-думаешь, это смешно?

Прищёлкнув языком, Серп закатил глаза и закинул руку на плечо Диляры. Самодовольная ухмылка испарилась, проявив злое, испещренное старыми ранами, лицо. В уголке рта виднелись белые линии, которые когда-то были швами.

— Нам некогда больше лясами чесать. — Вскинув руку, он сжал подбородок Диляры пальцами. Так крепко, что она пошевелиться не могла. — Запомни, принцесса. Твоя подруга — теперь тебе бывшая подруга. Она, — он кивнул в мою сторону, — ходит под ним. А он. — Руки Турбо крепче сжали меня, вжимая в свою грудь. — Универсамовец. А с Универсамовцами мы не дружим. Запомнила?

По щеке Диляры побежала одинокая слеза. Не дождавшись ответа, Серп грубо дёрнул её за подбородок. С трудом разжав зубы, Диля коротко сказала:

— Да.

— Вот и славно. — Слабые шлепки по щекам заставили Дилю зажмуриться. Кажется, она даже не дышала.

Когда они прошли мимо нас, я не стала вырываться.

Всё, что я чувствовала... пустоту. Смотрела в спину уходящей подруги, чувствовала цепкую хватку парня на плече и готова была упасть. Ноги дрожали, подкашивались. Желудок скрутило от рези, под грудной клеткой закололо ножами. Мятно-жёлтый шарфик, который я подарила Диле на шестнадцатилетние, свисал с её плеча, болтаясь за спиной. Платочек, усыпанный маками на зелёном поле, слетел с тёмной, сияющей блеском головы. В объятиях Серпа высокая длинноногая Диляра казалась такой хрупкой и маленькой. Тростиночка, которую вот-вот переломит рука парня.

— Диля, — почти простонала я, делая шаг за ней.

Догнать, забрать, увести, спрятать.