Зверь

В Вандее, испещренной рядами стройных деревьев, в тысяча семьсот пятидесятых годах ещё встречались леса. Они процветали на севере, ближе к Бретани; на юге во владения вступали болота. Глядя на карту, можно заметить место, где извилистые реки, точно шрамы, бороздили поля. Дерево уступало топи, густо-зеленые пятна на бумаге сменялись бесцветными равнинами.
Лес Эзене – одна из таких редких темных точек, исчезающих по мере отдаления от севера. Он скромно расположился рядом с одноименным городком, меж четырех тянущихся к нему протоков.
Деревья, стражи сумрака, столь же мрачные, как и он сам, гигантскими спрутами распускали ветви-щупальца, оттесняя солнечные лучи. Живые изгороди, кустарники, насыпи и холмы скрывали пространство по бокам; так сей мир становился почти непроницаемым.
Древние греки верили в душу леса: с деревом рождалась дриада, смертная нимфа. Мелиады, кормилицы Зевса, покровительствовали ясеню, Дриопа – тополю. Лес Эзене, хвастаясь, мог обернуться к Греции, в прошлое, и гордо показать ей свое творение, свое существо, ведь у него тоже имелся дух. Звали его Шарль Мулен.
Крупные города, подобные Парижу, наводняют свои улицы воробьями – крохотными шалопаями, иначе – гаменами. Небольшой лес решил вырастить в лоне тьмы птицу побольше – ворона; так и появился Мулен. Он был лесным гаменом.
Никто в округе не знал, с каких пор он обитал в Эзене. Этим мало кто интересовался. О Мулене догадывались, появление «хозяина» в  лесу становилось очевидным: отпечатки босых ступней на сырой после дождя почве, примятая трава, кусты без ягод, сломанные ветки облепихи. Все говорило о том, что у природы появился подопечный.
Ноябрьским вечером 1761 года крестьянин из местечка Арси, что расположено неподалеку от леса, решил нарубить дров. Ударив пару раз топором по низкой ветви молодого ясеня, человек вздрогнул: с неба свалилась фигура, во мраке схожая с огромной подбитой птицей, приземлилась у самых ног крестьянина и тут же ринулась в заросли. Гонимый страхом, крестьянин бросил топор, веревки и поспешил домой; он молился всю ночь, уверенный, что повстречался с дьяволом. Через неделю он отважился вернуться на прежнее место, чтоб забрать оставленные вещи, однако ничего не нашел и ужаснулся больше прежнего: надломленные части ветви были соединены и старательно перемотаны его веревкой. После сего случая люди из Арси – так как слух о дьяволе распространился в кратчайшие сроки – долго не навещали лес, запирали двери на ночь, а порой – днем.
Спустя полгода девица из селения Мартиньер спустилась к реке и, набирая воду, не заметила присутствия постороннего. Когда за ее спиной раздался грубый голос, она обомлела. Все же брошенные слова не являлись угрозой, не заключали ни капли злобы:
– Отдай мне ведро, – лишь попросил некто.
Девушка обернулась – никого. Едва дыша она осмотрелась по сторонам, полагая, что сошла с ума. Вероятно, ей послышалось. Решив вернуться к своему занятию, она обнаружила: ведро пропало. Смуглая ее рука прикрыла рот, ошпаренное сердце забилось быстрее; ей не послышалось. Девица вновь обвела взором горизонт, но заросли ухудшали видимость и преданно укрывали вора. Единственным доказательством того, что незнакомец имел нечто вроде материальной оболочки, что он не был призраком или галлюцинацией, служила примятая трава. Набравшись храбрости, юная крестьянка  пошла по этому следу; он вел ее в лес Эзене. Далеко ей идти не пришлось. Вскоре она увидела тень и, спрятавшись за пышно-зеленым кустом, начала наблюдать. Воришкой оказался ребенок. «Неужели такой страшный голос принадлежал ему?» – спросила себя крестьянка; ответ она находила в ведре, которое мальчик подтащил к крошечному деревцу. Он полил его с величайшей заботой и влажными пальцами вытер пыль с каждого листка. Затем ребенок приблизился к кусту, где пряталась его преследовательница, и, поставив заимствованную вещь на землю, пробасил:
– Забирай.
Девушка вышла из своего укрытия, но не успела получше рассмотреть таинственного лесного обитателя: он исчез.
Кто же этот ребенок? В селении Буль-де-Буа утверждали, что некий моряк, посетивший Эзене в пятидесятых годах завел знакомство с местной девушкой; моряк отправился в плавание и больше не возвращался, а девушка пропала. Из этой байки родились новые: говорили, что несчастная утопилась с горя, и неродившийся ребенок ее, вернее, его дух,  обитает вблизи рек, в лесу. Другие уверяли: женщина попросту родила, бросила малыша, а сама залегла на дно, притаилась, сбежала от общественного порицания, боясь собственного греха. Крестьяне из Бьошера стояли на своем: сей мальчик – душа леса, он там жил с незапамятных времён и будет ещё долго жить, пока не падет последнее дерево.
Искры истины мерцали в словах последних. Казалось, природа сама создала Мулена. Усыновив его, она наделила человека теми качествами, которыми наделяет животных – остальных своих детей: скрытностью и недоверием. Ему было даровано могучее телосложение; являлось ли это помехой незаметности? Вовсе нет, его «мать» предусмотрела все: Мулену досталась удивительная ловкость, и, если не хватало даже ее, то длинные ветви, объемные стволы, густые кустарники открывали ему объятия и надежно прятали.
Чем старше становился «лесной дух», тем больше он отдалялся от людей. Очаровательные детские черты оставили его рано, их сменила грубость: он был словно высечен из булыжника. Мулен внушал страх не только своим взглядом, но и видом; уродство, к слову, не имело ничего общего с ним. Ужасный, но не безобразный – портрет любого хищника.
Интересуясь лишь жизнью леса, Мулен не покидал его пределов. Он много раз видел людей, приходивших то за ягодами, то за хворостом, и никогда – за исключением того случая, когда ему понадобилось ведро – не выходил к ним из своего логова.
Девятнадцатый год его жизни внес изменения. Уже в конце ноября грянули холода, неласковые дожди часто чередовались со снегопадом, ледяной ветер жалил беспощадно. Столь суровая зима – редкость для этого края. Ни люди, ни природа не подготовились к заморозкам, хотя у человека оставался шанс: крестьяне наскоро заготавливали дрова, опустошали лес, запасались продовольствием. Природе не оставалось иного варианта, как принять удар зимы; одни растения погибли, другие, погребенные под снегом, ждали весны.
Мулен пришел в замешательство. Стужа убила его дом, люди похитили все пропитание. Пару недель он держался и стоически сносил прихоти судьбы. Гигант отныне питался, как полевка. Силы его покидали, а зима все уверенней заявляла о себе. Тогда анахорету пришлось покинуть логово; Мулен начал выходить из лесу. С каждым разом его вылазки становились длиннее: он уходил перед рассветом, дабы успеть взять у людей то, что они отняли у него – еду.
Он, точно тень, проскальзывал в амбары, брал яйца, не трогая куриц, не брезговал картошкой и зерном; его невидимый силуэт подкрадывался к окнам, где остывал свежеиспеченный хлеб; раньше хозяев он доил коз и коров, забирая с собой молоко в бидонах, которые он возвращал на следующий день.
В Рождественскую ночь удача ему не улыбнулась. Проделав немалый путь до селения Шассерьер, он не добыл ничего. Уставший и голодный, молодой человек присел на пень, позади оставив без внимания неприметную хибару.  Рядом протекала река со вздыбленными берегами. Если отчаяние присуще таким людям, как Мулен, то его настигло именно такое расположение духа. Хмуро провожая взглядом черные облака, он, можно сказать, погрузился в мысли. Сей юноша не являлся представителем мечтателей, его думы не носили отпечаток глубокой философии, но и его время от времени находило то тоскливое настроение, побуждающее к размышлениям.
Незнакомый доселе запах оживил его. Мулен повел носом подобно охотничьей собаке. Оглянувшись на хибару, он убедился: аромат идет оттуда.
Ему никогда не доводилось попробовать мяса; даже в темнейших помыслах Мулена не проскальзывала идея об убийстве, тем более об убийстве животного – можно сказать, его собрата. Посмотрите на тигра, почуявшего кровь, или на волка, обнаружившего трепетную плоть, и ясно предстанет образ Мулена, впервые уловившего запах жареного мяса, будучи смертельно голодным.
Он направился к хибаре, стараясь ступать тише, ведь снег выдавал его присутствие глухим скрипом. К счастью, река, что журчала совсем рядом, заглушала звук его шагов.
Вытянув шею, Мулен различил в окне дымящего цыпленка, только поставленного на стол. Приходилось ждать, собрав волю в кулак: от сытного ужина не отходил хозяин дома. Мулен продвинулся ближе и принялся неотрывно наблюдать за хозяином. Наконец человек ушел. Тогда вор бросился к окну, но тут же упал, пригвожденный к земле.
Что-то тяжёлое вдруг накинулись на него.
Голова его затрещала от ударов, нещадно сыпавшихся со всех сторон. Казалось, на нем восседает целая армия бойцов. Словно дикий бык, он скинул с себя седока и вперил в него гневный взор; удивление на миг мелькнуло на огрубевшем лице Мулена. Перед ним был хозяин дома. Вероятно, он услышал его шаги и вышел на улицу. Человек вновь отвесил незваному гостю удар; это стало крайней точкой терпения Мулена. Он, озверев, налетел на хозяина и толкнул его с непомерной силой.
Не устояв на ногах, человек отлетел на несколько шагов, пропахав снег затылком, а затем – прокатившись кубарем, так как земля резко уходила вниз, к реке, образуя высокий берег. Без сопротивлений его тело достигло края и устремилось в воду.
В отупевшем бездействии Мулен наблюдал происходящую смерть. Когда хозяин свалился в реку и исчез из виду, он лишь нахмурился, потирая ушибленную руку. Его будто поразила слабость противника: почему он не поднялся? почему позволил себе скатиться по склону? Быстро оставив мысли о хозяине, юноша уверенно направился к хибаре.
Войдя в дом, он прошел на кухню. Узкое пространство стесняло его, он недовольно осмотрелся, точно лис, загнанный в клетку. Однако эту клетку выбрал он сам. Он жертвовал минутами своей свободы ради наслаждения. Мулен взял в руки целого цыпленка и, понюхав, откусил небольшую часть, желая распробовать.
В это время, потревоженный сквозняком – непрошенный гость не затворил дверь, – в соседней комнате заплакал младенец. Бедный дом состоял лишь из двух комнат: кухня и спальня. Вторая, погруженная во тьму, исторгала жалобные крики. «Значит, в этом доме больше никто не живёт,» – шевельнулась топкая мысль в голове Мулена, и он с облегчением продолжил есть.
Когда ужину подошел конец, пришелец вытер рот и вернул кости на стол. Малыш все еще оглушительно плакал, хоть дверь давно захлопнулась сама; ветер оказался человечнее ночного посетителя.
Собираясь уходить, Мулен подошёл к двери.
За ней послышались голоса.
Он отпрянул и насторожился. Крик ребенка на секунду прекратился, тогда суета людей раздалась отчётливей.
– Я видела его в окне!.. – шептала перепуганная женщина.
– Тише! Вы уверены, что это не хозяин дома?
– Что вы! – воскликнул некто другой. – Папаша Буассар… Я видел его. Он плыл по реке с проломленной головой. Поэтому я поспешил сюда.
– А я пришла на крик, – сообщила женщина.
– Тише! – снова призвало шипение.
Мулен кинулся в спальню. Ребенок возобновил рыдания. Не удостоив его взглядом, молодой человек оказался у окна, но за ним также стояла пара силуэтов.
Дверь распахнулась, и мужчина, вооруженный вилами, ворвался на кухню.
– Стоять, паскуда! – приказал он.
Малыш зашелся сухим кашлем и еще громче заверещал от страха. Его подхватила женщина.
Разбив стекло, Мулен увернулся от вил, нацеленных на него, и перехватил их. С таким массивным оружием он не растерял ловкости и шмыгнул в окно. Снег под ним обагрился: его руку и бедро порезали осколки. Однако Мулен не обратил внимания на сей пустяк.
Два человека набросились на убийцу. Мужчина, атаковавший его в доме, тоже выбежал на улицу и зашёл сзади. От одного Мулен отбился вилами, второго и третьего столкнул лбами и сбежал. Ночь заботливо укрыла своего сына одеялом мрака.
– Кто этот дьявол? – пораженно пробормотал крестьянин, разглядывая оставленные вилы.
– Тот зверь, что живет в лесу Эзене, – полный уверенности, угрюмо ответил мужчина.
После той ночи Шарль Мулен больше не покидал леса. Даже под гнетом сильнейшего голода он не оставлял границ своего убежища. Быть может, крупицы сознания пробудились в нем, и он понимал, что его разыскивают. Если раньше ему была присуща скрытность, сейчас он стал тенью. Сам лес мог бы предположить, что его подопечный пропал.
Но однажды утром, уснув в ложбине под корнями платана, «лесного духа» разбудил резкий оклик:
– Ты! Твое имя!
Распахнув глаза, он заметил пред собой фигуры людей, одетых одинаково строго.
– Имя! – сурово повторил один из них.
– Шарль Мулен.
Юношу подняли с земли и снабдили палочными ударами за неповиновение.
– Ты арестован, – пророкотал гром над его ухом.