Зеркало (fanfiction)

«Не умоляй меня сделать всё так, как было, —
Это не я в твоё сердце булавку вонзила.
Не понимаю, зачем снова делаю больно,
Нежность моя и жестокость совсем бесконтрольны».

Оля и Монстр — Паранойя

Эмма получила от Миллс обещанную ранее часть своей работы, и ее даже не пришлось доделывать. Свон могла отправить уже готовый файл и сделала это, как полагается, в сроки — успела в последний момент в среду утром. И хоть один груз с ее души упал, но другой лишь увеличился.

Реджина ничего так и не сказала насчет того, что они будут дальше делать со всем случившимся, и вообще от нее не было ни слуху ни духу с того самого поцелуя в машине. Свон, следуя всем канонам, начала накручивать себя и думать о том, что это было зря и она только все испортила, а Миллс просто была с ней вежлива в тот момент. И как бы она ни понимала головой, что проблемы пока нет и ничего страшного не произошло, — все равно не могла остановить поток негативных мыслей.

Уже вечером Эмма сидела на работе, осознавая, как ей трудно занять свою голову и руки чем-то, кроме раздумий о Реджине. Эта одержимость становилось для девушки закономерной, и она стала привыкать к ней. К тому, что просыпается и засыпает с мыслями о Миллс и проверяет, не написала ли та ей что-нибудь. Сама же появляться на горизонте первой Свон боялась: думала, что будет навязываться и Реджину только расстроит такое поведение.

Дело шло к концу рабочего дня: скоро Эмма с другими сотрудниками должны были закрыть магазин, и она, как обычно, не ожидала новых покупателей в такое время. Свон сидела за прилавком и что-то рисовала в скетчбуке, ускоряя долго тянущиеся последние оплачиваемые минуты. Но дверь распахнулась, и, несмотря на то, что Эмма находилась достаточно далеко от входа, она услышала звук. Закатив глаза, Свон поспешила встать, заметив, что напарники заняты другим делом.

— Извините, мы скоро закрываемся, — отчеканила она, не глядя на вошедшего человека, пока направлялась в его сторону. — Вы могли бы прийти завтра...

— Не уделите время даже мне, мисс Свон? — послышался знакомый низкий голос.

— Реджина... — на выдохе сказала Эмма и кинулась обнимать женщину. — Я думала, ты уже не придешь.

— Я же пообещала, — сразу же широко улыбнулась Миллс, обнимая девушку в ответ.

— Как ты вообще догадалась, что я сейчас здесь? — чуть засмущавшись, спросила Эмма, отпрянув от Реджины.

— Как-то раз я уже случайно застала тебя здесь. Вот и пришла в тот же день.

— Как удачно ты угадала, — невольно улыбнулась Свон. — Со следующей недели у меня будет новый график.

— Надо же, — проворковала Миллс и преодолела личное пространство Эммы, поправляя края ее фартука и складки на рубашке. — Когда ты закончишь?

— Могу даже сейчас, если предупрежу коллег, — девушка проследила взглядом прикосновения Реджины, а затем посмотрела ей в глаза.

— Прекрасно, — в завершение Миллс слегка одернула воротник Эммы, тщательно выравнивая его. — Как ты относишься к европейской кухне?

— Наверное, нормально, — Свон неловко попыталась скрыть то, что на самом деле ни черта не понимает в кулинарных тонкостях. — Подожди меня здесь, пожалуйста, я скоро буду.

Незадолго до приезда в книжный, Реджина много думала о случившемся, дописывая поздним вечером работу Эммы. «Ты всегда была немного психическая», — вспоминала она слова подруги. Чертова Кэтрин со своими интервенциями, которая всегда скажет как отрежет. Метнет снаряд в самую суть, а ты сиди потом пережевывай это. «Постоянно учишься, поэтому не закостенела», — это, конечно, был просто бесспорный факт из жизни Миллс, но когда его подмечали со стороны, то ей всегда хотелось лишний раз задуматься.

Реджина оглядывалась порой на своих сверстниц: десятый развод, третий ребенок, миллион морщин на лице, куча долгов, кредитов и ненавистная работа. Этот сценарий всегда ее мало привлекал — скорее, даже был страшным кошмаром. Одна мысль о том, что придется бесконечно заниматься бытовухой, вгоняла Миллс в ужас, и она умело делегировала это, когда жила с Дэниелом. Реджина никогда не была порядочной женой в классическом и стереотипном понимании, и даже если бы у них с бывшим мужем получилось завести ребенка, то точно все было бы не как у всех. Миллс знала, чего хотела, всю жизнь прекрасно отдавая себе в этом отчет, — это одновременно было и большим преимуществом, и сущим проклятием.

Миллс постоянно развивалась в своем деле и пробовала что-то новое: хотя бы тот же университет — не каждый решится на такое. Вот только теперь благодаря этому в ее жизни появилась еще одна проблема в виде Эммы, выбивавшей ее из колеи одним только своим поведением.

Хоть Реджина и читала лекции раньше, но она никогда не общалась с таким количеством студентов за раз постоянно, а самое главное — не видела такого отношения к себе, как со стороны Свон. Эмма ее купила. Не подарками, не лишним вниманием, не напыщенной красотой и не излишней страстью, как пытались делать до этого многочисленные поклонники Реджины. Эта девушка давала Миллс то, чего ей так не хватало: искренность, простоту и возможность как будто бы переиграть собственную жизнь.

Господи, если бы в ее девятнадцать (или сколько там сейчас Свон?) Реджине встретился такой человек, как она сейчас, ее жизнь была бы намного проще и счастливее. Но нет, этого не случилось. Так хотя бы пусть случится у Эммы — каждый виток спирали по вселенским законам должен быть короче. И, наверное, уж лучше быть немного психической, чем иметь миллион кредитов, нелюбимую работу и полное отсутствие желания к жизни.

Уж лучше спать со своими студентами... Сука! А если бы ты у нее ничего не вела, то что? Тогда что, Реджина?

А если бы не было такого флера запретности, который мешает им со Свон нормально смотреть друг на друга? То тогда, вероятно, было бы в разы проще понять, что каждая из себя представляет и чего хочет. Но познакомься они при других обстоятельствах, Реджина дала бы руку на отсечение, что произошло бы абсолютно то же самое, только с гораздо меньшим количеством терзаний. Просто бесполезно препятствовать себе сейчас. Все так, как она и говорила: случилось то, что должно было случиться.

Миллс обычно любила строить планы и редко действовала необдуманно и спонтанно — из нее бы вышла самая хреновая авантюристка на свете. Вот только в отношении Эммы Свон ее прекрасно развитое рациональное мышление давало сбои. Поэтому, сказав своему доверенному рацио «до свидания», Миллс решила пустить все на самотек. Будь что будет — Свон будоражит в последние месяцы слишком важные и уже почти забытые для самой Реджины смыслы.

***

— У тебя нет ощущения, что наступила весна? — спросила Эмма, выходя из магазина и закуривая.

— У меня есть ощущение, что здесь ужасно холодно, — проворчала Реджина, сильнее запахивая пальто.

На улице погода стояла действительно непонятная: недавно выпавший снег, который едва растаял, создавал обманчивое ощущение ранних весенних дней, когда только-только начинало теплеть, с крыш еще не капало, но воздух был уже другой — особенный, теплый. Все воспринималось иначе в переходные моменты, когда непонятно — ночь или день, весна или зима в декабре.

— А давай пройдемся, — предложила Свон, резко взяв Миллс за руку. — Смотри, как сегодня тепло!

— В смысле просто пешком? — недоуменно повела бровью Реджина.

— Ну да, ногами.

На губах Эммы расцвела легкая усмешка.

— Да ты шутишь? Я вся замерзну.

— Ну, чуть-чуть! Мы же в центре, тут неподалеку есть прогулочная аллея, давай, — Свон продолжала утягивать Миллс за собой, держа ее за руку.

— Я на машине.

— Вернемся обратно, далеко все равно не уйдем.

Реджину терзала масса вопросов о том, что их могут увидеть, поэтому она пыталась просчитать вероятность наихудшего сценария, прежде чем дать согласие на это безумие. В принципе, в будний день в такое время вряд ли кого-нибудь из ее коллег понесет выйти на вечерний променад. Это, наверное, она одна такая, особенная.

Психическая.

Миллс хотелось послать голос Кэтрин у себя внутри подальше, да и Эмма так умилительно смотрела на нее в этот момент, что Реджина все-таки согласилась.

— Ладно. И правда, кто знает, когда в декабре еще случится март.

— Супер! — радостно улыбнулась ей Свон.

— Даже не помню, когда я в последний раз гуляла... Ну, просто гуляла, а не шла куда-то по делам.

— Почему так?

— Да как-то не сложилось. Думаю, машина развращает в этом плане, — пожала плечами Миллс и пошла за Эммой. — Когда села за руль, стала чувствовать, что чуть что похолодает — промерзает каждая косточка. И все потому, что перестала находиться на улице долго.

— Если двигаться, то не замерзнешь, так что нам это не грозит.

Кое-где по городу уже расставили рождественскую иллюминацию, и не такую, которая режет глаз своей пошлостью и дешевизной. Сотни разноцветных огоньков создавали причудливое мерцание, погружая прохожих в сказочную атмосферу. На бульварах стояли целые анфилады из цвета и света, каждый фонарь горел чем-то ярким и красочным. Это не могло не радовать глаз даже самых скептически относящихся к грядущим праздникам людей.

— На самом деле у меня были другие планы на тебя.

— Ты хотела поесть? — поинтересовалась Свон, остановившись у светофора.

— Можно и так выразиться, — Реджину позабавила эта интерпретация, и она ухмыльнулась. — Хотела отвезти тебя в ресторан. Но это слишком банально для тебя, верно?

— Скорее это слишком для меня, — задумалась Эмма. — Помню, в последний раз была в заведении уровнем выше, чем «Макдак», лет пять назад, когда моей мамаше приспичило отметить день рождения не дома.

— И как оно было?

— Ужасно, — поморщилась Свон. — Просто отвратительно.

— Еда была настолько мерзкой? — с иронией спросила Миллс.

— Если бы дело было в еде, — усмехнулась Эмма и поспешила перевести тему. — Смотри, как получается: ты сто лет не гуляла пешком, а я сто лет не была в ресторане. Удивительно, правда?

— Значит, самое время наверстать упущенное, — ответила Реджина, оглядываясь по сторонам знакомых преобразившихся улиц и проспектов.

— Мне кажется, что для этого я выгляжу как бедный студент. Хотя почему как?..

— Не переживай, я бы не повезла тебя в «Мишлен». Знаю приличное заведение в центре без особого пафоса и кучи народа.

— Такие бывают?

Даже интересно, что в понимании Миллс значит без пафоса.

— Бывают. За это я его и люблю.

Они зашли за поворот, оказавшись на широком бульваре. Реджина оказалась права: местным действительно не хотелось гулять даже в такую погоду. Она заметила, что среди прохожих слонялись в основном туристы и подростки. А может, Миллс просто хотелось в это верить. Город все равно был слишком большой.

— Кстати, я сдала работу, — воспользовавшись случаем, Эмма наконец решила поблагодарить свою спасительницу. — Ко мне не было претензий, спасибо тебе.

— Еще бы были! Только тебе теперь придется дописывать все это соответствующим образом.

— Черт, я об этом не подумала...

— Все еще не прониклась ролью света в офортах Рембрандта? — издевательски спросила Реджина.

Свон нарочито закатила глаза.

— Я бы прониклась ролью света в «Соборах» Моне, но мы еще не дошли до этого. Да и кто бы мне дал выбор.

— Не будь так критична, во всем есть своя прелесть. Ты никогда ничего не напишешь по теме, пока не полюбишь ее.

— Кто я такая, чтобы критиковать, но ты не думаешь, что это просто дело вкуса? Мы ведь никогда не знаем, почему нам нравится та или иная вещь или человек...

Эмма замолчала, понимая, как двусмысленно прозвучали ее слова.

— Но ты не изучаешь историю интегралов или военных событий. Это же искусство, живое и эмоциональное, полное субъективизма и твоих интерпретаций.

— Да ну, даже Рембрандт способен вызвать трепет в твоем сердце? — с удивлением спросила Свон.

— Что у тебя за неприязнь к нему?

— Не знаю. Мешает запах нафталина и веянье школьной программы по истории искусств, после которой я все равно не могла отличить Моне от Мане.

— К сожалению, могу тебя понять, — вздохнула Миллс.

— Но ты-то активно борешься с этим! По твоим лекциям с «Ютуба» к экзаменам готовятся почти все мои знакомые. Тебя знает, наверное, даже самый прожженный прогульщик, который способен забить в «Гугл» запрос в ночь перед зачетом.

— Не знала, что я так популярна, — не смогла сдержать улыбки Реджина.

— Положа руку на сердце, говорю тебе, что нашему факультету все завидуют, — загорелась Эмма, наконец открыто высказывая весь накопившийся восторг. — Из-за тебя. Я, честно, круче еще не видела даже в Интернете.

— Ты тоже из тех, кто готовится в последний день?

— Да нет, но бывало пару раз, — пожала плечами Свон. — Куда ж без этого. Я вообще-то учусь на отлично, ты знала?

Последние слова Эмма произнесла нарочито гордо.

— Вау, — наигранно удивилась Миллс. — И что же тебя мотивирует совершать этот подвиг?

— Деньги, — откровенно и коротко ответила Эмма. — Если бы не повышенная стипендия, то я бы забила на много ненужных вещей и меньше парилась.

— Оно хоть того стоит?

— Ну, так, — слегка поморщилась Свон. — В моем случае каждая копейка чего-то стоит.

— И на что бы ты забила в первую очередь?

— На всякую ерунду типа лекций, языков, каких-нибудь еще историй, — Эмма заметила, как Реджина повела бровью от этого ответа, и поспешила добавить: — Но не на твои! Я, наверное, туповата, раз не могу слушать лекторов больше двадцати минут — практическая часть мне дается лучше.

— Вроде у меня на занятиях ты не спишь.

— Я тебя вообще не беру в расчет, ты — исключение из всех правил. Ты вообще заметила, как мои одногруппники ведут себя на твоих парах? Это, черт возьми, нонсенс! Если какие-то преподы могут страдать от того, что студенты мешают своими разговорами на лекциях, то наши просто молчат, уткнувшись в компы.

— Эмма, хватит, — сказала Миллс, но не переставала улыбаться. — Ты меня переоцениваешь.

— Всего лишь говорю правду, — Свон вдруг остановилась, заметив небольшой ларек с едой и автомат с напитками. — Подожди три минуты, хочу сгонять за кофе.

— Ну, иди.

Реджина достала сигареты из сумки и отошла к ближайшей скамейке.

Пока она курила, Эмма возилась у кофейного автомата, заботливо выбирая капучино для Миллс, а заодно и себе. Взяв стаканчики, Свон подошла к Реджине, торжественно вручив ей один.

— Непривычно пить кофе не из «Старбакса»?

Эмма не без умиления наблюдала за удивленным выражением лица Миллс.

— Нет, — слегка замешкалась та, выпуская дым. — Ну, то есть да, я давно уже так не делала... Это очень...

Реджина на секунду задумалась, подбирая нужное слово.

— ...мило.

Чем удивить человека, который, казалось бы, уже все видел? На что купится та, которая может позволить себе каждое утро кофе дороже пяти долларов? Можно было бы подумать, что в мире не осталось уже вещей, которые бы тронули Реджину Миллс, но Эмма раз за разом убеждала ее в обратном. Похоже, для нее кофе из автомата оказался вкуснее, чем все выпитые до этого чашки самого дорогого капучино, а простые прогулки удивляли больше, чем типичные для нее «выходы в свет».

***

— Никогда не знаешь, почему мы тянемся к тому или иному человеку, — процитировала Миллс слова Эммы.

Реджина подошла сзади к креслу, в котором сидела Свон, и стала медленно поглаживать ее за плечи, перебирая мягкие локоны.

Они приехали домой не так давно, и ни одна, ни вторая не намеревались сегодня расставаться как обычно — это было уже просто невозможным для каждой.

Свон закрыла глаза от внезапного удовольствия и сделала еще один глоток вина, которое Реджина разлила по бокалам почти сразу же, как они вернулись. Миллс с наслаждением зарывалась в пышные волосы Эммы пальцами, слегка касаясь шеи длинными ногтями. Затем Реджина опустила руки на плечи и несильно надавила на них.

— Ты так напряжена, — тихо сказала она, продолжая сжимать и разжимать кисти рук. — Неужели это все из-за меня?

В голосе Миллс послышалась ирония.

— Нет-нет, я просто...

На самом деле Эмма уже почти потеряла дар речи, буквально тая от терпкого вкуса красного вина и мягких прикосновений.

— Расслабься, — проворковала Реджина куда-то на ухо девушке, чувствуя, как постепенно от ее движений руки Свон становятся все слабее и слабее.

Эмма наклонилась к кофейному столику, на несколько секунд отрываясь от мягких прикосновений, и поставила туда бокал, отчетливо понимая, что вина ей больше не хочется. Реджина буквально окутывала со всех сторон притягательным запахом своих духов и мелодично-низким голосом. От этого бархатного тона, с которым Миллс произносила все слова, уже становилось невозмутимо хорошо.

Свон вообще не верилось в то, что все происходящее реально. Это больше походило на фильм, сказку, на что угодно, но явно не на ее жизнь. Слишком уж ей повезло: рестораны, машины, виды на город, дорогое вино и самое главное — эта женщина, которая для Эммы стала квинтэссенцией эстетического и самого светлого за последнее время. Свон бы точно смогла плюнуть все дополнения, которые шли с Реджиной рядом, в виде красоты ухаживаний и дороговизны, — ей была важна лишь сама Миллс.

Когда Эмма прислонилась обратно к спинке кресла, то Реджина приблизилась к ее губам и нежно поцеловала, совсем не так, как тогда в машине, охваченная адреналином. Свон даже и не заметила, что за то время, пока она тут сидела, Миллс уже успела переодеться, — на ней была лишь короткая шелковая сорочка и пеньюар. Это опьяняло еще сильнее — вероятно, хуже, чем даже самый высокоградусный алкоголь.

Нехотя оторвавшись от привычно алых губ, Эмма тяжело вздохнула, едва касаясь края черного кружева около груди Реджины.

— Пойдем, — Миллс обогнула кресло и взяла девушку за руку, утягивая за собой в спальню.

На задворках одурманенного сознания Реджины все еще таились мысли о том, что это неправильно, что так не должно быть. Где-то на периферии все еще маячило то, что именно сейчас она потеряет свой статус и репутацию: ведь то, что происходит между ними, недопустимо. Вот только пути назад отсюда уже не будет, особенно сейчас, когда ловкие руки Эммы легко пробрались под ее белье. Миллс было страшно. Но когда страх и боль препятствовали желанию? Она не могла больше врать себе. Она хотела Свон. Хотела прямо сейчас. Хотела заполучить, забрать ее, обладать ею. Завладеть не только ее чувствами, но и телом. Эта мысль, словно алкоголь, сладко ударяла в голову и побуждала к тем действиям, на которые трезвая, статная, успешная Реджина Миллс никогда бы не решилась. Та Реджина повела бы себя холодно и пресекла бы все попытки со стороны Эммы сблизиться еще на корню. Но той Реджины не было. Не было, потому что ее пугала та искренность, что исходила от Свон, ее человечность и парадоксальная схожесть их судеб. И чего уж скрывать — Миллс доставляло огромное удовольствие то, как она сейчас влияла на Эмму.

Эмма буквально сверлила ее взглядом, в котором уже не читалось ничего, кроме похоти. Свон оценивала каждый сантиметр ее тела и думала, что еще не видела рядом с собой женщины красивее. Любовалась хрупкими, изящными плечами и ключицами, впадинкой между ними, размазанной помадой и чертовски притягательным шрамом над верхней губой. По всем параметрам тело Реджины было не просто идеально — оно было безупречно, и что бы она сейчас ни сделала, все бы выглядело достаточно горячо, чтобы свести с ума Эмму.

Но любование Свон продлилось недолго. Миллс резко поменяла позу, оказываясь сверху, и посмотрела Эмме в глаза. Реджина начала медленно расстегивать рубашку на груди Свон и с неприкрытым удовольствием провела ладонями по открывшимся участкам тела.

— Ты такая красивая, — с нежностью во взгляде сказала Миллс, посмотрев на Эмму. — Скажи мне одну вещь.

— Да? — тяжело выдохнула Эмма.

Говорить сейчас совсем не хотелось. Язык заплетался, а все тело будто находилось в приятном оцепенении.

— Это ведь не первый раз?

— Нет, все в порядке, — едва заметно улыбнулась Свон этому проявлению заботы.

Тогда Реджина посмотрела на Эмму еще пару секунд, а затем примкнула к ее губам, целуя теперь уже гораздо увереннее и настойчивее. Затем Миллс потянулась к застежке бюстгальтера, парой ловких движений сняла его с Эммы и сжала ладонью ее грудь, от чего Свон шумно выдохнула ей в губы, впиваясь в них сильнее. Отстранившись от поцелуя, Реджина нежно провела кончиками ногтей по плечам Эммы, словно изучая ее тело. Миллс чувствовала, как бьется сердце Свон, как вздымается ее грудь, видела, что она не могла оторвать от нее взгляд. В буквальном смысле Реджина, как хищница, наслаждалась пойманной добычей. Она знала, она была уверена в своей красоте, своем опыте, своих движениях.

Наконец, Миллс наклонилась и поцеловала Эмму в шею, опуская руку вниз по ее животу.

***

Утро выдалось на редкость теплым и солнечным, но Свон было все равно: она спала как убитая, не желая вставать от звонка будильника Реджины. Так легко и так приятно Эмму не вырубало еще, наверное, никогда. Мягкая кровать и объятия любимой женщины так и требовали того, чтобы она никуда не уходила сегодня.

— Давай все прогуляем, — сонно пробормотала в подушку Свон, закинув ногу на Реджину и тем самым показывая, что не хочет никуда ее отпускать.

— Предлагаешь мне прогулять собственные пары? — так же нехотя, но все же чуть бодрее усмехнулась ей Миллс, все еще лежащая с закрытыми глазами.

— Да, — безапелляционно ответила Эмма. — Зачем нам они?

Еще пару минут Миллс ворочалась в кровати, скидывая с себя Свон, и с недовольным стоном все же поднялась с постели.

— Ты можешь и проспать, а меня, боюсь, не поймут, — Реджина по привычке накинула на себя шелковый халат и затянула пояс. — Любишь гулять по будням — люби и с утра вставать.

— Какие мудрости ты излагаешь в шесть утра, — все еще не открывая глаз и почти засыпая, умудрилась отшутиться Свон.

— Вообще-то семь, Эмма, — Миллс подошла к окну и распахнула шторы. — Если быть точнее, семь двадцать.

— Что?! — сразу открыла глаза Свон. — Я опоздаю!

— Тебе не нужно ехать два часа, ты забыла? — Реджину отчего-то умиляло беспокойство девушки на пустом месте. — На машине доберемся минут за двадцать. Так что у тебя меньше часа на сборы.

— И биться сердце перестало, Реджина! — Эмма превозмогла себя и наконец приняла вертикальное положение. — Нельзя так пугать.

— Зато ты быстро подскочила, — ухмыльнулась она. — Все, я пошла на кухню, а ты собирайся.

Если обычно утром Миллс накрывала суровая реальность и трезвость во всех ее лучших проявлениях, то сегодня она этого не чувствовала — ей казалось, что все правильно: лучше уж просыпаться вот так с Эммой, чем подниматься одной уже в заранее разбитом состоянии. Как это, оказывается, необычно и приятно: после пары лет одиночества готовить завтрак не для себя одной и слышать шум по утрам в квартире.

— У тебя тут целая гримерная, — сказала Свон, выйдя из ванной с зубной щеткой во рту.

Выглядело это довольно комично, с учетом того, как Эмма забавно при этом разговаривала.

Свон оценила внушительное количество всяких баночек на трюмо, возле которого сидела Миллс, окончательно убедившись в том, что столько косметики за раз она видела только в магазине.

— Поела бы лучше сначала, а потом зубы чистила, — фыркнула Реджина, нанося на лицо крем. — Готовить нет времени — я сделала пару сэндвичей и кофе, все на столе.

— Да ладно, еще раз почищу, — Эмма подошла ближе и поняла, что это был еще не весь арсенал Миллс, когда та открыла большой ящик в столе. — Жесть! Ты и так выглядишь с утра как актрисы в кино, куда уж еще лучше?

Реджина закатила глаза, но при этом не смогла сдержать улыбки, теперь нанося еще один крем, только вокруг глаз.

— Исчезни, Эмма, — в шутку сказала Миллс. — Дай мне спокойно собраться.

— Вот как ты все успеваешь за час?

— Все делаю с вечера, — пожала плечами Реджина, включив подсветку на зеркале. — Если я с утра залезу в душ и буду наглаживать брюки, мне кажется, что я возненавижу начавшийся день заранее. Лучше подольше поспать, чем с утра бегать еще и по дому.

— Я тоже не понимаю таких людей.

— Ужаленные, — подтвердила Миллс.

— Ненормальные.

— Абсолютно.

— Теперь ты в клубе хейтеров жаворонков?

Свон наконец дошла до ванной, оставив там зубную щетку.

— Всю жизнь там была, — едва заметно улыбнулась Реджина.

— А говорят, кто рано встает, тому бог дает...

— Все, изыди, — сказала Миллс со всей возможной серьезностью, — а то я буду краситься здесь три часа, отвлекаясь на твой стеб.

***

После их последней встречи Эмма не написывала Реджине без устали вот уже два дня, и Миллс показалось это странным. А еще более странным ей показалось то, что она осознала свою откровенную тоску по Свон. Вместо встреч с ней на горизонте маячил Хамберт, постоянно напоминающий о себе. Пока в первое время Реджина могла прикрываться работой, непосильной усталостью и горящими новогодними дедлайнами, но что будет говорить ему потом, совершенно не представляла.

В Грэме она больше не нуждалась, а Реджина Миллс была таким человеком, который не держит при себе бесполезных. Тем не менее, ни за что бы в жизни Миллс не призналась себе, что не строит ни с кем отношений без собственной выгоды. Конечно, она остыла не сразу — чувства к Свон зрели у нее месяцами, а Грэм не был наделен эмоциональным интеллектом должного уровня, чтобы заметить эти перемены. Оправдывала Реджина себя сейчас тем, что ее мысли всецело занимала Эмма, которая нуждалась в ней гораздо больше, чем Хамберт.

Миллс обесценивала Грэма и все то, что между ними было — холодно и бесчеловечно. В такие моменты она обычно могла уйти от человека легко и просто, даже ничего ему не сказав. И почему-то в последнее время чаще всего те люди, с которыми у Реджины прекращались разного рода отношения, по итогу плевались ей вслед. Бесчувственно ли это? Возможно. Делала ли Миллс это осознанно? Отнюдь нет, но это не служило ей оправданием. Реджина была во всем амбивалентной: сегодня она ласково целовала Эмму в щеку и обещала помочь ей с учебой, а за ее спиной игнорировала ни в чем не повинного человека вот уже несколько дней подряд, заставляя того метаться в тревоге. Всего лишь неделю назад Миллс падала в его объятия, а сейчас уже не хотела видеть. Десять пропущенных звонков, тридцать входящих сообщений, пятнадцать минут голосовых. Давай, Реджина, делай, что ты умеешь лучше всего, — пройдись по его чувствам острыми шпильками, превращай свое молчание в пытку, отыграйся за годы абьюза.

— Да? — Миллс сняла трубку и обрадовалась, услышав голос Эммы. — Ну, ты чего там? Обещала же сегодня приехать.

— Блин, да у меня тут капец полный, — Свон зажала трубку между плечом и ухом, не отрываясь от своего рисунка. — Сессия скоро, понимаешь ли.

— Какая осознанная студентка! Просто невероятно, всем бы таких, — то ли с иронией, то ли с гордостью сказала Реджина. — Так чем ты таким занята, что не можешь сделать у меня?

— Ну, как тебе сказать, — слегка задумчиво произнесла Эмма, всматриваясь в фотографию натуры. — Моя комната сейчас больше похожа на нашу грязную аудиторию для академа.

— Ты рисуешь? Так это не проблема.

— Если ты готова к тому, чтобы вся эта творческая богадельня переехала к тебе в гостиную, то меня тут в принципе ничего не держит.

— Приезжай, — решительно согласилась Миллс.

— Тащить, конечно, много всего. Даже не знаю, через сколько буду.

— Я вызову такси, собирайся.

— Боже, ну, опять ты...

Свон не успела ничего договорить, услышав лишь телефонные гудки.

Арсенал творческих предметов Эммы оказался далеко не так ужасен, как она описывала это по телефону Реджине. Все материалы для живописи и рисунка она складывала в один небольшой старый этюдник, вместо мольберта использовала фанеру, а за неимением натуры рисовала по фотографии. Так что у нее был скорее компактный вариант всего необходимого для выхода на пленэр, чем «творческая богадельня». Все эти вещи ей всегда приходилось носить с собой, если требовалось что-то доделать дома, поэтому Свон довольствовалась малым. Да и негде было взять больше — каждая покупка новых красок нехило ударяла по бюджету, а очередной сломанный набор угля и сангины вызывал лишь чувство неподдельной утраты лишних денег.

Реджина разрешила Свон оккупировать свой письменный стол, и она чувствовала, будто творит в святая святых. Сама же перебралась с ноутбуком на небольшой диван в углу кабинета. Миллс была приятно удивлена тому, что ей не приходилось заставлять Эмму работать. Сначала Реджина думала, что будет отвлекать ее одним своим присутствием, но нет — по всей видимости, Свон говорила правду насчет стипендии — ей было важно хорошо учиться, а присутствие Миллс рядом она даже старалась использовать себе в плюс.

— Посмотри, тебе нравится? — Свон показала Реджине экран компьютера. — Я делаю плакаты для проекта.

После той выставки в лофте Эмма повадилась показывать Миллс почти все, что она ваяла в институте и не только. Свон считала ее мнение экспертным — и не только потому, что та была ей небезразлична.

— А если я скажу «нет», — Реджина посмотрела в глаза Эмме и сразу заметила, что она замерла, — то что ты сделаешь?

— Я... Не знаю, — замялась Свон. — Ты типа профессионал. Видела много, можешь сказать, где хорошо, а где плохо.

Миллс вздохнула и даже отложила компьютер в сторону — это предвещало долгую речь.

— Мне очень приятно, что ты делишься со мной своими работами, но, во-первых, я ведь не художник, поэтому не стоит опираться на мои слова во всех вопросах. Во-вторых, тебе иногда должно быть плевать на то, что думают остальные. Твоя индивидуальность, Эмма, — это самое главное, и если я говорю тебе заменить синий на красный, а твоей идее и нутру это перечит, то этого делать ни в коем случае не стоит.

— И как я тогда пойму, что не сделала дерьмо? Может, со стороны виднее, что красный сюда подойдет лучше, — нахмурилась Свон.

— Мне кажется, что уже дошла до того уровня, когда ты не совершишь грубейших ошибок и не выполнишь работу неаккуратно. Ты старательная, исполнительная и ответственная — и подходишь так во всему, что хочешь довести до ума. Такое отношение уже значительно снижает вероятность получить лажу, — Реджина сделала паузу. — Я не хочу сказать тебе, что не нужно слушать преподавателей, что не нужно слушать мнение других дизайнеров, — я лишь хочу донести мысль, что не надо везде искать одобрение извне.

Сказав это и заметив недоумение на лице Эммы, Миллс поспешно добавила:

— Тем более моего, далеко не профессионального. Ты вообще знала, что я по первому образованию даже не искусствовед?

— А как тогда...

— Сменила специальность уже в магистратуре. Так что оцени уровень моих творческих навыков от нуля до одного и продолжай делать так, как считаешь нужным.

— Ладно... — неуверенно согласилась Свон — на самом деле, у нее не осталось аргументов, и она серьезно задумалась. — Ладно! Может, ты и права.

Реджина действительно попала в самую суть — мнение Эммы о своих работах всегда оставалось плохим. Она была кем-то вроде самого строгого критика для самой себя: если похвалят — удивлялась и радовалась, а если нет — что ж, она знала с самого начала, что работа не очень-то и хороша. Не сказать, что это был здоровый и правильный подход, но зато Свон почти никогда не было обидно. Бывали у нее, конечно, пару раз случаи, когда она верстала проект двадцать пять на восемь без сна, вкладывала душу и много труда, а в итоге в университете говорили, что все это никуда не годится. После таких ситуаций у Эммы вообще атрофировались все воздушные замки насчет гениальности собственных работ. А вот слышать приятные слова в адрес своего творчества от такого уважаемого человека в дизайнерской среде, как Реджина, было выше всех похвал. Создавалось ощущение, что цензура на эстетичность пройдена и теперь ее работы — уж точно не совсем лажа.

Свон нравилось так работать рядом с Реджиной — ей впервые за долгое время было спокойно находиться рядом с другим человеком. С Миллс Эмма могла расслабиться по-настоящему, зная, что о ней позаботятся или в случае надобности решат за нее, а внезапных вторжений в их скромный уголок точно не может случиться. В основном жизнь Свон была похожа на сплошную гонку и бесконечную тревожную суету, но здесь, рядом с этой женщиной, весь подобный негатив притуплялся. Эмма наконец получила заслуженную возможность передохнуть среди того хаоса, что творился вокруг и в ее голове.

Медленно Свон переключалась с задания на задание, постепенно избавляясь от долгов, и просидела так почти до самой ночи, попутно обсуждая с Реджиной свои работы и не только. Когда Миллс куда-то вышла из кабинета, было уже достаточно поздно — Эмма, кажется, даже не уловила, куда она пошла: в ванную или на кухню, потому что слишком устала под конец дня. Удивительно, но в квартире в центре мегаполиса стояла такая тишина, какой Свон давно уже не ощущала: не тикали никакие раздражающие часы, ничего не гудело, никто не кричал за стеной... Комнату окутывал только мягкий приглушенный свет, создавая ощущение уюта. Атмосфера вокруг царила настолько спокойная и размеренная, что Эмма на секунду откинулась на спинку мягкого кресла и прикрыла глаза от удовольствия, погружаясь в это удивительное умиротворение. Слыша собственное равномерное дыхание, ощущая тепло, мягкость ковра под ногами, она даже и не заметила, как задремала. За день Свон настолько вымоталась из-за нового расписания, подготовки к сессии и парам, что сил не было абсолютно никаких. Едва ли девятьсот долларов в месяц, три часа на дорогу, в лучшем случае четыре часа сна и пара минут отдыха — все, как ты и мечтала, Эмма, о прекрасной жизни в большом городе. Наверное, нормальный человек уже давно плюнул бы на все это дело, а не изматывал так себя целый год, но вернуться к матери, словно регрессировать, было для Свон наибольшим злом в этой ситуации.

Миллс довольно быстро вернулась и хотела уже было что-то сказать, но, заметив Эмму, несколько секунд постояла в нерешительности, раздумывая, подходить ли ей.

Господи, на ходу спит. Будить или нет?..

Реджина все-таки тихо подошла к ней, решив все же ее разбудить, чтобы предложить перейти в спальню, но ее опередили. Свон резко открыла глаза, слегка вздрагивая.

— Эмма, — Миллс положила руку ей на плечо и нежно погладила. — Как же ты так умудрилась устать? Вроде выглядела довольно бодрой...

— Извини, я что-то совсем уже... — вздохнула Свон, потирая глаза и лоб. — У тебя тут так тихо. Грех не заснуть.

— Да ты на ногах еле стоишь! Это ненормально, — оценила ее внешний вид Реджина, не убирая заботливых рук. — Переодевайся и ложись.

— Ага, — Эмма развернулась на кресле в ее сторону и накрыла теплую ладонь своей. — Прости, что я так сразу вырубаюсь, — вообще нет сил ни на что в последнее время, хотя не так уж много поработала.

— Если ты когда-нибудь прекратишь передо мной извиняться по любому поводу и без, мы отметим это здоровым восьмичасовым сном.

Переодевшись в безразмерную футболку, Свон почти без сил плюхнулась на кровать, утягивая за собой и Реджину, которая еще даже не думала ложиться спать.

— Полежи со мной, — сонным голосом проговорила Эмма. — Пожалуйста. Я знаю, что еще рано.

Миллс молча согласилась, и Свон забралась под теплое пуховое одеяло, уткнувшись носом ей в солнечное сплетение. От ее мягкой кожи пахло чем-то приятным и ненавязчивым, а прохладные гладкие простыни обволакивали своим уютом. В спальне было свежо и просторно, а приглушенный свет от ночника ничуть не ударял по глазам. Она крепче обняла Миллс, чувствуя, как та нежно перебирала ее запутанные белые локоны.

— Сколько же ты обычно спишь, Эмма? — тихо спросила Реджина, успокаивающе поглаживая ее плечи. — Тебя так изматывает сессия?

— Мало, — все так же сонно ответила ей Свон. — Думаю, это все новый график виноват. Ничего, со временем привыкну.

— Расскажешь мне о нем завтра? — почти шепотом спросила Миллс.

— Если не забуду, — пообещала Эмма, немного поворочавшись на груди у Реджины, прежде чем смогла найти удобное положение.

Миллс медленно выводила узоры на ее руках и вдруг, совсем не специально, провела подушечками пальцев по неровной поверхности нижней части ее плеч, которая в буквальном смысле состояла из рубцовой ткани. Свон немного поежилась, но ничего не сказала, а женщина сразу убрала руку.

— Что-то не так? — мягко поинтересовалась Реджина.

— Да нет, ты все равно уже все видела, — Миллс почувствовала, как напряглись плечи Эммы. — А я не стала комментировать.

Свон не нравилось говорить на эту тему. Это было чем-то глубоко личным, что находилось у всех на виду. Это было противоречием. Это было причиной самых различных реакций и предубеждений со стороны, если кто-то все-таки замечал. Но в то же время это было фильтром. Иногда, наблюдая за реакцией того или иного человека, Эмма могла сделать о нем вывод. Кто-то до последнего игнорировал из вежливости, кто-то — боялся и не подходил лишний раз, кому-то было все равно, а кто-то сочувствовал из жалости — это казалось самым отвратительным. Свон уже давно не нуждалась в жалости по этому поводу, но она была готова умереть от стыда каждый раз, когда думала, что Реджина увидит эти красноречивые следы ее прошлого.

— А ты обязана?

Простой вопрос Миллс, который Эмма еще никогда не слышала в таком контексте, почему-то выбил ее из колеи.

— Нет, — коротко ответила Свон, нахмурив брови.

Даже сонливость отошла на задний план, уступая место внезапной тревоге. С другой стороны, глупо ожидать другого — рано или поздно этот диалог должен был состояться. Он всегда неизбежно происходил со всеми, с кем Эмма сближалась или делила постель.

— Хочешь знать, что я думаю?

Реджина сильнее сжала напрягшиеся плечи Свон в попытке расслабить ее.

— Наверное, да.

— Ты меня не удивила, — совершенно спокойно призналась Миллс. — Мне кажется, многие занимаются подобными вещами, просто находят другие способы — не такие... Выразительные.

— Не хочу, чтобы ты осуждала меня и думала, что я какая-то ненормальная.

— А много ты знаешь нормальных людей? — Реджина вернулась к поврежденным участкам кожи Свон и снова мягко провела по ним подушечками пальцев. — И мне не нужно ничего объяснять — только если ты сама этого захочешь. Вряд ли ты стала бы заниматься такими вещами от хорошей жизни.

Эмма замолчала — подходящие слова сейчас не находились. Вероятно, отвратительнее жалости была еще драматизация — все эти ахи, вздохи, экивоки... Свон уже столько наслушалась их за свою жизнь, что каждый раз лишь закатывала глаза. Ну да, это так: некрасиво — и навсегда. Что теперь? Вот только судя по ответам Реджины, она все это понимала и оказалась одной из немногих, кто нормально отреагировал на подобное.

— Так что насчет осуждения можешь уж точно не беспокоиться, — Миллс ласково завела выбившуюся прядь белокурых волос за ухо. — И засыпать дальше.

— Почему ты такая?

— Какая? — слегка улыбнувшись, спросила Реджина.

— Невероятная, черт возьми. Таких просто не может существовать.

— Вот уж не знаю, насколько это описание подходит ко мне, — легонько усмехнулась Миллс.

Свон не нашла ничего лучше, чтобы выразить свою благодарность, кроме как крепче обнять ее и едва слышно сказать «спасибо».

***

— Представляешь, я недавно решилась показать свои снимки нашему фотографу.

Эмма с энтузиазмом рассказывала Реджине последние новости, пока они ехали в машине. Миллс решила забрать ее сегодня с работы и вновь предложила переночевать у себя. Неделя за неделей с Эммой — и периодически забирать ее к себе уже начало входить в привычку для Реджины. Удивительно, но ради Свон она даже решила немного подправить свой график, чтобы им двоим было легче встречаться по вечерам.

— Да это уже клинический прогресс, — Реджина на секунду оторвала взгляд от дороги, посмотрев на Эмму. — И что он сказал тебе?

— Ну, не издевайся, — не сдержала усмешки Свон. — Ему понравилось. Дал несколько комментариев насчет света и даже поинтересовался, каким образом я склеиваю фото.

— Вот видишь, все не так страшно, — улыбнулась Миллс.

Машина уже подъезжала к дому, поэтому она внимательно оглядывалась по сторонам в поисках своего парковочного места. Проезжая мимо толп автомобилей, Реджина на секунду зацепилась взглядом за мужчину, который, опершись на капот, поджигал сигарету. Миллс резко остановилась совершенно не там, где надо, и замерла. Это был Грэм — она без сомнений узнала его силуэт и авто.

— Что случилось? — недоуменно отозвалась Свон, когда заметила растерянный взгляд Миллс. — Почему мы встали?

Реджина сделала глубокий вздох, предвещая ближайший, мягко говоря, неприятный разговор между ними. Спустя пару мгновений она все же поехала дальше: не могла же она встать здесь, прямо посреди парковки, и позорно капитулировать. Раз уж Хамберт пришел, то если не дождется ее тут — поднимется наверх. Он знал ее график наизусть и, чтобы точно не прогадать, приехал пораньше. Это уже походило на какое-то ненормальное преследование, но Реджина старалась себя не накручивать. Она полностью игнорировала Грэма с их последней встречи, когда в буквальном смысле хотела выставить его за порог.

Ты же могла догадаться, что так все и будет. Дура!

Мысленно Миллс уже ненавидела себя за собственную опрометчивость — она должна была предвидеть такой поворот событий, учитывая то, какими чувствами в последнее время пылал к ней Хамберт. Все-таки наконец припарковавшись, Реджина нервно поджала губы и обернулась в сторону Эммы, понимая, что не расслышала всех ее вопросов, погруженная в свои невеселые мысли.

— Что с тобой? — уже слегка встревоженно спросила Свон.

— Ты не могла бы посидеть здесь пару минут, пока я поговорю кое с кем на улице? — попросила Миллс с максимальным спокойствием, на которое только была способна, — Пожалуйста.

— Да, могу, но... — все так же растерянно посмотрела на нее Свон. — От тебя что-то хочет тот мужчина?

— Неважно, Эмма, я прошу тебя просто посидеть здесь, — уже чуть холоднее произнесла Реджина.

— Ладно...

Тогда Миллс вышла из машины и постаралась изобразить на лице полное равнодушие, когда увидела приближающегося к ней Грэма.

— Реджина? — взволнованно обратился к ней Хамберт, что только насторожило Миллс. — Что, черт возьми, происходит? Почему ты не отвечаешь?

— Грэм, это выходит за все рамки приличия, — Реджина включила менторский тон. — Твое преследование похоже на патологию.

— Я не преследую, боже, о чем ты, — нервно ухмыльнулся Грэм. — Что я должен был подумать? Я уже начал беспокоиться.

— Неделю назад я написала тебе, что у меня увеличилась нагрузка на работе. Этого для тебя недостаточно?

Хамберт выглядел разбитым и совершенно опустошенным. Он смотрел на Миллс то ли с жалостью, то ли с раздражением и выглядел хуже, чем обычно: мятая одежда, растрепанные волосы, ссутулившаяся поза — похоже на то, что он вообще спал в машине. Грэм нервным взглядом изучал Реджину, будто пытаясь найти на ее лице хоть грамм утешения и благосклонности, но встретился только с ее лучшим проявлением безразличности и строгости.

— Мэгги все узнала, — наконец выпалил он на выдохе.

И между ними повисла тяжелая тишина, словно после выстрела. Даже Миллс не удержала на себе привычный образ Снежной королевы — закрыла глаза и прислонила ладонь ко лбу. Потом тяжело выдохнула, но все так же молчала, чувствуя, как накаляется пространство с каждой секундой, искрится все сильнее и сильнее, провоцируя ее на ответ.

— Как? Грэм, как это могло произойти? — медленно проговорила она, все еще стараясь привести себя в чувство и молясь, чтобы Эмма ничего не услышала.

— Каким-то образом отгадала мой пароль от телефона.

— Но ты же говорил, что стирал все звонки, сообщения, вообще любые упоминания моего имени...

— Но я не трогал историю в банковском приложении.

После этих слов Миллс посмотрела куда-то в серую пустоту асфальта и, не моргая, застыла, словно мраморная статуя, не в силах найти подходящих слов. Одно неосторожное движение Хамберта привело к масштабному краху ее плана по постепенному отдалению от него. Реджина не знала, что делать, что говорить, — ей нужно было время, чтобы подумать. И если бы в этот момент она переживала о том, как ему сейчас тяжело — нет, Миллс прокручивала в голове всевозможные варианты развития событий и пыталась решить, как выйти сухой из воды, при этом не испытывая ни грамма жалости к человеку, стоявшему напротив. Скорее, она даже злилась на него, за его глупость и невнимательность, которая привела к таким печальным последствиям.

— Реджина, я надеялся, что ты поможешь. Она выгнала меня, и я, черт побери, в полной заднице вот уже с прошлой недели, — вдруг начал быстро говорить Грэм, потоком выливая на Миллс все свои эмоции. — А ты даже не отвечаешь... Ты никогда так раньше себя не вела, я просто не понимаю, почему все это происходит...

До Реджины наконец дошло, что еще вдобавок ко всему Хамберт был пьян, когда она подошла ближе, очнувшись от минутного оцепенения.

— Хватит, — резко перебила его Миллс. — Я сейчас же вызываю такси, и ты отправляешься к сестре приходить в себя.

— Я не хочу ехать к ней. Я торчал здесь столько времени не за тем, чтобы ты меня опять проигнорировала, — уже чуть громче сказал он, наступая на Реджину.

— Ты пьян, Грэм, я не вижу смысла обсуждать это сейчас, — Миллс нашла за что уцепиться, чтобы отсрочить их диалог.

— А когда ты его увидишь? Откуда я знаю, что ты опять не пропадешь?

Хамберт подошел к Реджине так близко, что она уже почувствовала резкий запах перегара и табака, смешанный с его парфюмом. Грэм взял обеими руками Миллс за предплечья и пристально посмотрел ей в глаза, словно взывая к остаткам ее человечности. Почему, ну почему она вдруг стала настолько бесчувственной?..

— Так, все, я вызываю такси, — отрезала Реджина и начала доставать телефон из кармана пальто, как вдруг Хамберт остановил ее резким движением.

— Убери руки, — процедила она, ни на секунду не изменившись в лице.

— Реджина, хотя бы ответь мне, почему все так происходит?

Грэм тяжело дышал от напряжения, но все же разжал хватку — испугать Миллс он не хотел.

— Мы поговорим об этом, когда ты будешь в здравом уме.

Она быстро начала вызывать такси, чтобы как можно скорее прекратить этот цирк на глазах у Эммы.

— С кем ты приехала?

— Дальняя родственница из Мэна, — соврала она, не моргнув и глазом. — Приютила ее по очередной просьбе своей чокнутой семейки.

Грэм наконец отстранился, но по его выражению лица было не похоже, что он поверил в эту сказку. Он заметно поник прямо на глазах Реджины и опустил глаза в пол, абсолютно запутавшись в своих эмоциях. Такой сильный, красивый и статный на вид офицер полиции Грэм Хамберт в одну секунду размазался по полу в лужу от одного леденящего взгляда этой женщины. Как же так? Возможно, виной всему действительно был алкоголь — будь Грэм в трезвом уме, вряд ли он сейчас выглядел бы таким жалким, но, скорее всего, больше на него повлияло осознание того, что это конец. И Хамберт, кажется, догадывался о том, что Реджина уже заранее подготовилась к такому исходу, в отличие от него, наивного дурака. Но он никогда еще не видел ее настолько бесчувственной и сдержанной. Ни один мускул не дрогнул на ее лице, ни в одном жесте, ни в одном слове Грэм не находил и грамма былой любви и заботы Миллс. Она слишком хорошо знала, что его бессмысленно бояться и он ничего не сможет ей возразить. Поэтому предпочла вновь и вновь окатывать его волнами равнодушия, оправдывая себя тем, что так он быстрее остынет к ней.

— Мне надо забрать кое-какие вещи в машине, — произнес Грэм, развернувшись.

Реджина посмотрела ему вслед: на этой опустевшей темной парковке не было сейчас ни души. Хамберт, который медленно плелся к своему авто, выглядел в этот момент настолько разбитым и одиноким, что все же Миллс не выдержала, исступленно глядя ему в спину.

— Грэм, — окликнула она его, — я думаю, она успокоится. Рано или поздно, но она все поймет.

Реджина бросила ему вслед эти слова, как обглоданную кость собаке. Обжигающий холод ее обесцена и злости был страшнее любых драк и криков — ведь хуже всего приходится именно тогда, когда любимый человек перестает на тебя реагировать, будто уменьшает все, что между вами было до размеров атома.

Эмма же, все это время наблюдавшая за развернувшейся перед ней сценой, в первое время честно сидела за закрытой дверью, но после того как заметила, что Грэм приблизился к Реджине, все же приоткрыла ее. Свон отчетливо слышала последнюю часть их диалога, хотя и до этого догадывалась, что это был любовник Миллс. Эмма закусила губу, нервно перебирая пальцы, смотрела на все это и ничего не могла сделать. Свон думала: а имеет ли она вообще право претендовать на личную жизнь Реджины и, наконец, кем они приходятся друг другу? Она видела, как Хамберт усаживается в такси, и не могла перестать размышлять над услышанным.

Много ли значит для Реджины то, что она спит со мной? У нее, наверное, таких, как я, вагон и маленькая тележка. Какая же ты наивная идиотка! Подумай уже как следует о том, где находится она, а где ты.

— Выходи, — сказала Миллс, открыв дверь машины и забирая свою сумку.

Когда Миллс подошла, Эмма даже ничего у нее не спросила. Свон старалась делать вид, что все нормально, что ее изнутри не разрывает жгучая ревность и непонимание. И в ее голове все еще звенела одна простая фраза: «Родственница из Мэна». Откуда, черт возьми, ей известно, где родилась Свон?

Имею ли я право ревновать? Использовала ли она меня?

— Мне жаль, что тебе пришлось все это видеть.

Реджина начала диалог первой, переводя дыхание.

— Кто это был? — таки спросила Свон, пытаясь подтвердить свои догадки. — Я помню его. Заходил за тобой в книжный. Он коп?

— Да, Эмма. Мой бывший любовник, если тебе облегчит жизнь эта информация, — нехотя проговорила Миллс, наблюдая за тем, как неумело Свон скрывает свои эмоции.

Хоть Эмма ничего и не говорила, вела себя спокойно и сдержанно, на ее лице все было написано. Неловкость этой ситуации зашкаливала, потому что даже сама Реджина пока не понимала, что ей делать с Эммой Свон сейчас, почему она окончательно разрывает какие-никакие отношения с Хамбертом и почему, черт возьми, хочет остаться сейчас совершенно одной. Будь ее воля, она бы и Эмму отправила домой.

— Послушай, — Миллс остановилась около подъезда и взяла Свон за руку. — В жизни бывает столько непредвиденных и сложных ситуаций... И с Грэмом у нас вышла именно такая. Поэтому я прошу тебя: постарайся все правильно понять.

Эмма едва улыбнулась уголками губ в знак того, что все приняла. Реджина же не может ей врать, верно? К тому же, она сказала, что Хамберт уже в прошлом. Но Свон боялась расспрашивать Миллс обо всем подробнее. Боялась, как это ни странно, спугнуть Реджину или показаться навязчивой. Хватит с нее — Реджина и так позаботилась сейчас о чувствах Эммы. И по тому, как уклончиво и, по правде говоря, неохотно Миллс отвечала на вопросы, Свон понимала, что не стоит продолжать дальше этот диалог, как бы ей этого ни хотелось.

— Иди ко мне.

Реджина притянула Эмму за руку к себе и обняла, чувствуя, как Свон уткнулась ей в шею. Тогда Миллс слегка отпрянула от нее и поцеловала, свободной рукой прижимая к себе.

— Спасибо тебе. Спасибо, что не задаешь лишних вопросов, — добавила Реджина.

Этими нежными объятиями Миллс на самом деле заранее постаралась предотвратить поток вопросов и эмоций Эммы. Сейчас Реджине нужно было лишь то, чтобы Свон не усомнилась в ней и при этом не донимала расспросами о личной жизни. Все же для Эммы она хотела, несмотря ни на что, быть стабильной и вызывающей доверие.

А что Свон? Она в этот момент была готова растаять от этого милого жеста, мягких губ и таких нужных слов.

— Реджина, я не буду спрашивать тебя о нем, — осторожно сказала Эмма, когда отстранилась от Миллс. — Но откуда ты знаешь, что я из Мэна?

— Так ты все слышала? — прищурилась Реджина, посмотрев Свон в глаза.

Как же я могла об этом забыть...

— Не все, но это да, — Эмму уже распирало от любопытства. — Скажи же, ну!

— Успокойся, — Миллс тяжело вздохнула и слегка нахмурилась. — Я сказала так, потому что у меня там, правда, есть родственники. И сразу отвечу на большинство твоих вопросов: мы уехали оттуда, когда я была совсем ребенком, поэтому я едва ли что-нибудь помню.

— А откуда? — взгляд Свон заметно загорелся от интереса.

— Кажется, это место называлось Сторибрук, — нарочито задумавшись, ответила Реджина, предвещая массу эмоций от Эммы.

— Охренеть, — медленно, почти по слогам проговорила Свон. — Я иногда думаю, что это богом забытое место вообще не существует, а оказывается, что ты оттуда...

— Какая ирония судьбы, — как можно более правдиво изобразила удивление Миллс.

Врать Реджина умела превосходно: для нее это было так же легко, как и дышать. Еще суровая жизнь бок о бок с Корой научила Миллс изумительным образом изображать в нужный момент на лице любое выражение и придумывать оправдания все убедительнее раз за разом.

Уже поднявшись в квартиру вместе с Эммой, Реджина была вынуждена долго строить из себя актрису. Скрипя зубами, она рассказывала о своем бэкграунде, хотя Свон и не спрашивала ничего из ряда вон выходящего. Миллс откровенно бесилась сейчас, потому что из-за гребаных оплошностей Хамберта у нее не получилось скрыть ни первое, ни второе от Эммы. Хорошо, что внимание Свон оказалось легко всецело переключить на Сторибрук и на столь невероятное совпадение. Может быть, в этой ситуации ложь и не была так уж страшна — Реджина, хоть и залезла в чужое личное дело, но без задней мысли.

Тем не менее, это не отменяло того, как искусно и ловко Миллс манипулировала людьми с помощью своей фальши.