5 глава
Меня разбудил громкий крик и топот.
Я открываю глаза, пытаясь привести зрение в норму. Вновь крик. В животе поднимается волна липкого страха, сковывая движения.
Что, твою мать, происходит?
Пытаюсь прислушаться, но ничего не понимаю. О, я все еще слишком сонная...
Смотрю на часы.
6:30.
Отлично, хотя бы не проспала.
Резкий свет бьет в глаза, заставляя поморщиться. С трудом фокусирую взгляд на потолке, таком знакомом и в то же время чужом. Кажется, будто провела здесь целую вечность, но все еще не могу привыкнуть к этой пустоте. Пустоте внутри, пустоте вокруг.
Поднимаюсь, заправляю постель и направляюсь в ванную комнату.
Меня мало волнует то, что происходит внизу, пока мое лицо остается не умытым, а зубы непочищенными.
К счастью, мне не требуется слишком много времени, и уже через пятнадцать минут я спускаюсь вниз.
Меня встречает тихий визг и несколько коробок у входной двери.
Что, мы опять переезжаем?
— Вивиан, милая, мы тебя разбудили?
Моя мама появляется передо мной и мягко обнимает за плечи.
Ее прикосновение такое теплое, такое знакомое, что на мгновение все тревоги отступают, словно растворяясь в этом материнском тепле. Я закрываю глаза, стараясь запомнить этот момент, сохранить его в самом сердце... В ее объятиях я снова маленькая девочка, нуждающаяся в защите и утешении. Я прижимаюсь к ней крепче, вдыхая ее родной запах — запах дома, запах безопасности, запах безграничной любви. В этом запахе — вся моя жизнь, все мои воспоминания, все самое дорогое, что у меня есть. Ее объятия — это мой якорь, моя крепость, моя надежда. Они напоминают мне о том, что я сильная, что смогу справиться со всеми трудностями, что не сломаюсь. Ведь у меня есть она — моя мама, мой ангел-хранитель, моя самая большая любовь. И пока она рядом, я знаю, что все действительно будет хорошо...
— Вы мне не помешали, — отвечаю я. Конечно же, я вру.
— Нам с папой нужно уехать... — говорит она. Я вижу, как в ее глазах появляется нотка печали и сожаления.
Они не должны чувствовать вину. Я взрослая и все понимаю.
— Мы бы хотели остаться дома подольше. Особенно после переезда сюда... Но работа, — она тяжело вздыхает. — Мы не можем отказываться от командировок.
— Я все понимаю, мама.
Улыбаюсь ей в ответ и перевожу взгляд на отца, который передвигает коробки ближе к выходу.
— Ты не обижаешься на нас?
— Что? Конечно нет! Это работа, и я все понимаю. Я смогу пожить здесь самостоятельно несколько недель... Ничего не случится.
Я хочу верить в это.
— Ты уверена?
Грубый голос отца заставляет меня поежиться, а позже — улыбнуться шире.
За этой грубостью всегда скрывалась отцовская забота, желание уберечь от ошибок, научить выживать в жестоком мире. Я чувствовала это нутром, даже когда слова ранили. И вот теперь, когда его голос звучит все реже, когда каждая встреча становится драгоценностью, я ловлю каждое его слово, каждое хриплое замечание.
— Да, папа, уверена. Я остаюсь дома одна с тринадцати лет, ты забыл? — тихо хихикаю, наблюдая за тем, как он странно чешет свою голову, внимательно разглядывая меня.
— Тебе уже семнадцать... Я все не могу привыкнуть.
— Тебе пора это сделать. Я больше не малышка Виви.
— О, даже не смей! — он вскрикивает. — Не смей такое говорить! Ты навсегда останешься моей маленькой Виви.
Папа...
— Семейные объятия! — пищит мама, подталкивая нас ближе.
Хорошо, я точно смогу пережить пару недель в одиночестве...
***
К моему удивлению, школа встречает меня тишиной и горой добрых улыбок. Я стараюсь не обращать внимания, но уголки губ сами по себе желают подняться выше. Мне сложно сдерживать улыбку, когда на меня смотрят с добром... особенно после того, что произошло вчера. Наверное, я должна радоваться, что здесь все еще остались люди, которые были на моей стороне.
Каждая теплая улыбка — это тонкий лучик надежды, пробивающийся сквозь густую тьму отчаяния. Каждый взгляд, полный сочувствия — это невидимая рука, поддерживающая меня на краю пропасти. Я понимаю, что вчерашний день — это не конец света. Что есть люди, которые верят в меня, которые готовы поддержать и помочь.
Неужели то, что случилось вчера, было настоящей ошибкой?
— Вивиан, привет!
Знакомый голос заставляет меня улыбнуться, но в то же время немного напрячься.
Рики.
Вчера я накричала на нее и должна извиниться за это. Обычно я не веду себя как чокнутая истеричка, но Зейн просто вывел меня... Эта самовлюбленная морда.
Сейчас не время думать о нем...
Разворачиваюсь и натыкаюсь на маленькую фигуру.
Ее большие голубые глаза, обычно полные смеха, сейчас смотрят с осторожностью. В них плещется обида, которую я сама же и поселила. Сердце болезненно сжимается от осознания содеянного. Как я могла так поступить с ней? Мой гнев, направленный на Зейна, несправедливо обрушился на Рики, на ее невинную душу.
Слова словно застревают в горле.
Она делает маленький шаг назад, и этот жест пронзает меня острее кинжала. Я причинила ей боль, и теперь мне предстоит заслужить ее прощение. Но как это сделать? Как объяснить ей, что мой срыв не имел к ней никакого отношения?
— Привет, Рики. Как ты?
Стараюсь выдавить улыбку, чтобы вновь не выглядеть грубой рядом с ней.
— Все хорошо. Лучше скажи, у тебя все нормально? Зейн не трогал тебя?
Должна ли я говорить ей правду? Я не могу доверять ей на сто процентов... Она явно знакома с ними и вполне может оказаться одной из них.
Я смотрю на ее лицо, пытаясь разглядеть хоть намек на обман, но вижу лишь искреннее беспокойство. Может быть, я ошибаюсь? Может быть, моя паранойя застилает мне глаза? Но риск слишком велик. Если она действительно связана с ними, моя правда станет для них оружием, а для меня — приговором. Но молчать тоже невыносимо. Мне нужен хоть кто-то, кто поймет, кто поддержит.
Как же трудно быть одному против всех! Как же хочется верить, что в этом мире еще есть место для добра и честности.
— Почти не трогал.
Глаза девушки лезут наверх.
— Что произошло?
— Ничего особенного. Просто поговорили.
Ее выражение лица было испуганным, но в то же время грустным.
Хм, она странная...
Я видела этот взгляд раньше. В глазах людей, потерявших нечто драгоценное, в тех, кого предала сама жизнь. Это не просто страх, это отчаяние, смешанное с тихой, всепоглощающей печалью. Как будто ее душа треснула, и осколки, острые и болезненные, царапают изнутри. Я чувствую, как она пытается скрыть свою уязвимость, спрятать истинные чувства за маской безразличия. Но безуспешно. Глаза — зеркало души, и в ее зеркале отражается буря эмоций, заглушить которую невозможно.
— Я должна идти, ладно? Урок скоро начнется.
— Хорошо. Еще увидимся, Вивиан!
Захожу в школу и направляюсь к своему шкафчику. Мне нужно взять с собой нужные учебники и тетради.
— Это она кричала вчера!
— Девчонка утерла нос Альваресу...
— Ей, блядь, конец!
Мне? Мне конец?
Это мы еще посмотрим...
Проворачиваю маленький ключ и открываю свой шкафчик.
Два глаза. Смотрят прямо на меня.
Кости. Скелет. Это скелет!
Громко вскрикиваю и делаю два шага назад.
Это... скелет птицы?
Да, да, да... это именно он!
Птичий скелет... всего лишь птичий скелет. Но сердце еще бешено колотится, в ушах стоит собственный испуганный крик. Прислоняюсь к стене, пытаясь унять дрожь в коленях.
Боже, как же я перепугалась!
— Вивиан!
Рики...
— Что это?
Откуда я знаю, маленькая девчонка?
— Фууу! Отойди! — пищит девушка.
Она хватает меня за руку и тянет еще дальше.
Странная жидкость растекается по полу... Она течет прямо из моего шкафчика!
Страх сковывает движения, но ее хватка не дает мне остановиться.
Капли этой мерзкой жидкости преследуют нас. Я чувствую их липкую мерзость даже сквозь подошву. Это не просто вода, это что-то... инородное, зловещее. Мой шкафчик...
В голове роятся самые страшные картины, одна ужаснее другой.
Я вижу лицо Рики. В нем отражается мой собственный ужас, но еще и решимость, отчаяние. Она знает что-то, чего не знаю я. И это знание причиняет ей боль. Я чувствую ее страх, ее отчаянную потребность спасти меня от чего-то ужасного. Наверное, я доверяю ей... Доверяю, несмотря на весь этот кошмар.
— Это кровь?
Черт, она говорит сама с собой?
— Глупый Зейн...
Рики переходит на шепот.
— Ты должна рассказать об этом директору.
Должна ли я?
Шаги позади нас напрягают, но я нахожу в себе силы, чтобы обернуться.
— Не советую тебе делать этого.
Грубый голос. Я уже слышала его. Один из дружков Зейна Альвареса.
— Рон, прекрати это!
Рики пищит и делает шаг назад. Кажется, подальше от него. Увы, он не дает ей сделать этого. Его большая ладонь обхватывает ее талию за одно мгновение и притягивает прямо к своему телу.
Кажется, она чувствует его тепло, его силу, и это пугает ее до глубины души.
— Не советую тебе кричать, Ангел. Ты же не хочешь вновь оказаться на ее месте?
Парень шепчет ей на ухо что-то еще. Что-то, чего я не могу услышать. Да и вряд ли я хочу. Я замечаю, как Рики краснеет и, кинув мне сочувствующий взгляд, уходит. Рон смотрит ей вслед и странно улыбается.
Так вот что связывает Рики и эту глупую компанию парней? Между ними что-то есть?
Оглядываюсь, пытаясь оценить обстановку. Много насмешливых взглядов.
Много испуганных взглядов.
Один сердитый.
Зейн.
В нем плещется не просто гнев, а какое-то презрение, будто я — грязь под его ногами.
Я не буду терпеть его выходки.
Я разберусь с этим парнем прямо сейчас!
Внутри меня закипает ярость, смешанная с горечью. Сколько можно? Сколько еще я должна выносить эти унижения?
Я чувствую, как к горлу подступает ком. Нет, я не дам ему этой победы — не покажу своей слабости. Я выпрямляю спину, собираю всю свою волю в кулак и делаю шаг вперед. Мои ноги дрожат, но я иду. Иду к нему, чтобы высказать все, что накопилось у меня в душе.
— Не советую, — рычит Рон мне в след, но я не обращаю внимания.
Моя цель прямо передо мной.
И я хочу уничтожить ее.
— Что ты творишь? — я кричу, глядя прямо в его наглые глаза.
— Я предупреждал тебя вчера, детка, — мямлит парень себе под нос. Он выглядит скучающим, но в то же время я вижу, что ему нравится моя реакция. Именно это ему и нужно. Мои эмоции.
И это отвратительно... И притягательно одновременно.
Не хочу давать ему то, чего он хочет. Не хочу быть марионеткой в его тщательно спланированной игре. Но как же трудно оставаться равнодушной, когда его взгляд, полный какой-то извращенной надежды, проникает в самую душу?
Я чувствую, как дрожат кончики пальцев. Хочу закричать, выплеснуть всю ту боль и злость, что клокочут во мне. Но вместо этого я делаю глубокий вдох и выдыхаю, стараясь удержать хрупкое равновесие внутри себя.
— Где ты взял скелет птицы?
— Какая разница? Это твой подарок. Не благодари.
Парень тихо смеется и делает шаг вперед.
— Война началась, рыженькая...
Зейн щелкает меня по носу и, быстро развернувшись, уходит. Его шаги эхом отдаются в пустом коридоре, словно выбивая ритм моей собственной тоски. Щелчок по носу — невинное прикосновение, которое сейчас жжет меня, как клеймо.