19
Тот день я запомнила навсегда.
Тот день год назад, когда родители снова орали друга на друга, а я заперлась в комнате и пыталась игнорировать все, что происходило за ее пределами. Я упала на кровать, надела наушники и глупо уставилась в потолок.
Несколько минут назад я попалась им под руку, и свою злобу они сорвали на мне. Щеки до сих пор пылали от обиды и отчаяния. Папа кричал, что я не ценю того, что он мне дает. Мама шипела, что я испортила ей жизнь. Они говорили, что вместе только из-за меня. Но разве я хотела этого? Разве я вообще хотела жить на этом свете? Меня никто не спрашивал, но будь моя воля, я бы выбрала никогда не рождаться.
Тяжелое чувство вины давило на грудь столько, сколько я себя помню. Я была виновата в том, что происходило в нашей семье. Кто-то бы сказал: «Нет, это все твои родители». Но когда на протяжении всей жизни два человека страдают из-за тебя, никак иначе чувствовать себя не получается.
Я сдернула с себя наушники и прислушалась. Крики продолжались. Не выдержав, я вскочила на ноги, закрыла дверь в комнату на защелку, схватила телефон и открыла окно. Тогда мать еще не скрутила с него ручку и я могла уходить из дома незамеченной. В тот день я вылезла из комнаты в сад, зная, что мама все равно это обнаружит, и когда вернусь, я получу по полной. Мне было плевать. Я аккуратно вышла за территорию дома и из кустов достала тщательно спрятанную пачку сигарет. Закурила прямо рядом с забором и пошла прочь.
После этого охранник рассказал матери, что я курила. Не в первый раз, но прилетело мне сильно. Когда я начала употреблять наркотики, необходимость в сигаретах отпала, но тогда мне очень нужно было покурить. Я снова вставила наушники и включила Лил Пипа.
Мама называла его музыку «траурной дрянью», но она идеально подходила под состояние. Это была музыка моего сердца, и если бы души людей звучали, то моя звучала бы треками Лил Пипа.
Всегда, когда я оставалась наедине с улицей и музыкой, я думала, зачем миру нужна моя жизнь. Мама не любила меня, а отцу намного важнее были «Нитл Граспер». Я была человеком-мусором, отвергаемым двумя самыми важными людьми. Мне не хотелось жить, но я не могла покончить с собой, я была трусихой. Я пила и прогуливала школу, шаталась сутками по улицам, ничего не ела, убивала себя по чуть-чуть, ведь это было не настолько страшно.
Я чувствовала себя так, будто при рождении меня окунули в чан с кислотой, и она сожгла мне все тело, но не убила. Я выжила и теперь страдала от ужасной боли. Я не могла сказать «помогите, мне больно», ведь никому не было это интересно. Я была покалечена и должна была как-то с этим жить.
Занятая мыслями, я не заметила, как дошла до залива. Вблизи виднелся мост Бэй-Бридж. Было уже темно, но на пляже кто-то жег костер, будто специально указывая мне путь. Проваливаясь в песок, я медленно двинулась на свет. Я знала про тусовки под Бэй-Бридж, но никогда там не бывала. В школе ребята частенько рассказывали сплетни о том, что здесь происходило. Но на самом деле в Бэй-Бридж не было ничего крутого. Человек пятьдесят потерянных алкоголиков и наркоманов всех возможных полов, возрастов и цветов. Старые панки и молодые неформалы. Все в чем-то неполноценные. Отбросы общества. Они жгли костер в бочке, пили и слушали музыку. Когда я прошла мимо, никто не заметил меня, и я почувствовала себя в своей тарелке.
Подойдя к воде, я опустилась на корточки. Черная волна хлынула к берегу и намочила мне кеды. Я вглядывалась в водную гладь так долго и отчаянно, что не заметила, как рядом со мной присела девушка.
– Привет, – сказала она, заставив меня вздрогнуть и повернуться на звук.
Перед собой я увидела афроамериканку с длинными черными косами.
– Я Алиса, – продолжила она, – а ты? Первый раз тебя здесь вижу.
Мне не очень хотелось разговаривать, но зато очень хотелось не чувствовать одиночество. Так что я сказала:
– Меня зовут Белинда.
– Какое красивое имя.
Я с горечью ухмыльнулась. Сочетать в своем имени имена родителей, когда они ненавидят тебя, – действительно красиво.
– Тебе плохо? – спросила она.
– С чего ты взяла? – нахмурилась я.
– Люди не приходят под Бэй-Бридж от хорошей жизни. Это место притягивает боль. От тебя разит несчастьем.
Я сглотнула. Позже я поняла, что Алиса была удивительно проницательной. Она была наркодилером и всегда видела проблемного человека, который хотел почувствовать себя значимым и счастливым.
– Я знаю, чем тебе помочь. Пойдем. – Алиса взяла меня за руку и потащила прочь от воды. Я не сопротивлялась.
Ведь я и правда была измучена и несчастна. А когда тебя так долго мучают, боль и страх становятся ненавистью. Я ненавидела родителей. Я желала им смерти. Жгучая ярость отравляла меня день ото дня. Я хотела сжечь мать и истыкать ножом отца. Расчленить в ванне и закопать во дворе их проклятого дома. Иногда мне казалось, что еще чуть-чуть, и я не выдержу и правда убью их. Но в тот день, под мостом Бэй-Бридж, когда Алиса предложила мне кое-что запретное, я нашла успокоение. Я освободилась от плохого, жила здесь и сейчас.
Тот день я запомнила навсегда. Тот день, когда я впервые попробовала наркотики.
* * *
Быть отвергнутой – очень больно. Дважды отвергнутой – еще больнее. Несколько часов я сижу в комнате и плачу, а утром решаю уйти. Я не убегаю, нет, но сидеть на одном месте не могу. Сидеть и понимать, что где-то через стенку находится тот человек, которого люблю я, но который не любит меня.
Понадеявшись, что Том спит, я спускаюсь на первый этаж и усаживаюсь в коридоре, чтобы зашнуровать кеды. После истеричного плача тело не слушается, из-за дрожащих рук и пелены слез у меня ничего не получается.
Краем уха я слышу шаги. О нет, только не это, пожалуйста, пройди мимо, прошу…
Но Том был бы не Томом, если бы не остановился и не приблизился ко мне. Он подходит и садится на корточки, перехватывая мою ногу.
– Давай я помогу, – говорит и начинает ловко зашнуровывать кеды.
Глаза наполняются слезами. Зачем он это делает? Ну зачем?
– Ты вернешься? – тихо спрашивает.
– Не знаю… – бубню я.
Том завязывает бантик на одной моей ноге и переходит к другой.
– Завтра в восемь у меня самолет в Лос-Анджелес. Поедешь со мной?
Удивившись, я поднимаю на него влажные глаза.
– Зачем? – говорю.
– А зачем тебе оставаться здесь?
– Чтобы не видеть тебя, придурок! – вспыхиваю я и выдергиваю ногу у него из рук.
Я вскакиваю, Том поднимается следом. Он берет меня за плечи, не давая выбежать из дома.
– Что бы между нами ни происходило, Белинда, я хочу, чтобы ты поехала со мной. Я не хочу оставлять тебя одну.
– Том! – взвизгиваю. – Ты прикалываешься?! Никуда я с тобой не поеду! Я вообще тебя видеть не хочу, а находиться рядом – тем более!
Я вырываюсь и вылетаю из квартиры. Оказавшись за дверью, выбегаю на лестницу и устремляюсь на первый этаж. Конечно, я хочу. Конечно, я хочу находиться рядом с ним. Но не как сейчас. Я хочу целовать его и обнимать. Я хочу заниматься с ним сексом. Я хочу просыпаться рядом с ним. Я хочу, чтобы он любил меня.
Но он не любит. И ни одно из моих желаний не сбудется.
Оказывается, любить – это больно. Я всегда думала, что любовь станет моим спасением. Что она сможет вытащить меня со дна. Но теперь я понимаю – это так не работает. Сейчас я еще ниже, чем была до того, как влюбилась.
Оказавшись на улице, я медленно плетусь до залива. От квартиры Тома это совсем близко, так что я быстро оказываюсь на месте. Как однажды сказала Алиса, все дороги ведут под Бэй-Бридж. Я ухмыляюсь. После моего случайного и судьбоносного визита на этот пляж его накрыли. Бэй-Бридж разогнали. Копы давно наблюдали за этим местом, и вот теперь не было ни дня, чтобы поблизости не дежурила полицейская машина. С тех пор здесь пусто. Только редкие забредшие души – такие, как я сейчас.
Все повторяется. Я снова вглядываюсь в воду, снова чувствую ногами песок, снова хочу умереть от безысходности. Только на этот раз рядом не будет Алисы, которая заткнет дыру в моей душе.
Чего я хочу, спросил у меня Том. Хочу ли я бросить наркотики? Хочу ли я Тома? На этот вопрос я знаю ответ – да. А больше я ничего не знаю. Хочу не мучиться. Не страдать. И все. Это все.
Боковым зрением я вижу, как кто-то подходит ко мне и встает по правую сторону. Поначалу мне плевать, но потом человек говорит:
– Ну привет, плакса.
Я замираю. Узнаю этот голос. Медленно повернув голову, я хватаю ртом воздух и отшатываюсь. Скифф. Это чертов Скифф. Я пытаюсь отступить назад, но не успеваю.
– Ну-ка стоять! – рявкает он и цепляется за мое запястье. Сжимает его так сильно, что я вскрикиваю:
– Ай, больно! Мне больно, Скифф! Перестань!
– Это так ты здороваешься со старыми друзьями? Как грубо.
Я сжимаю челюсти и едва сдерживаюсь, чтобы не нагрубить.
– Какая удача встретить тебя здесь, – улыбается.
– Отпусти, – сквозь зубы говорю я.
– Отпусти, – передразнивает он и начинает смеяться. – Серьезно? Думаешь, это сработает?
Я тяну руку на себя, но Скифф выкручивает ее, заставляя меня взвыть.
– Нет, теперь я еще долго тебя не отпущу, – он приближается и говорит прямо в лицо, – искупать грехи будет больно, Белинда.
– Да о чем ты вообще говоришь?..
– А ты уже и забыла, да? – Скифф снова заламывает мою руку.
– Да перестань ты! – вскрикиваю. – Что я тебе сделала?!
– Тебе напомнить? Тебе напомнить, как мы с тобой оказались в участке? Как ты сдала Алису копам, а они за это скинули всю твою наркоту на меня? Как ты вышла сухой из воды и продолжила спокойно жить?
Я сглатываю. Смотрю в его красные глаза. Липкий страх ворочается в желудке и вызывает тошноту.
– Думала, все закончилось? Даже не надейся, – улыбается он, – я заставлю тебя пожалеть об этом…
– Скифф, но я… я ничего не сделала! Я просто сказала…
– Да заткнись ты! – перебивает. – Ты просто тупая, вот и все. Абсолютная тупица.
Молчу и ничего не отрицаю, ведь на самом деле он прав.
– Пойдем-ка со мной, – говорит Скифф.
Он тянет меня вперед к дороге, на краю которой я вижу старый «Форд». Осознав, что это его машина, я начинаю брыкаться.
– Нет, нет, нет… Я не сяду с тобой! – упираюсь.
– Слушай сюда, – угрожающе рычит он и разворачивает на себя. Припечатав меня к двери машины, он говорит:
– Если ты прямо сейчас не залезешь в эту долбаную тачку, я звоню Алисе и все ей рассказываю. И будет еще хуже. Ты больше никогда в жизни не достанешь наркотики в этом сраном городе. Ты ведь любишь их? Вижу, что да. Ты в ногах у меня ползать будешь, лишь бы я ничего ей не сказал. Ты спокойно живешь только потому, что я до сих пор молчал. Так что пошевеливайся.
Пару секунд я стою в оцепенении, а потом открываю машину и сажусь. Сердце бьется в голове и горле, от страха становится сложно дышать. Скифф садится за руль и поворачивается ко мне. Протягивает руку, говоря:
– Телефон.
Помедлив, я вытаскиваю мобильный из кармана и вкладываю Скиффу в ладонь. Он принимается в нем копаться, отчего чувство тревоги становится еще сильнее.
– Что ты делаешь? – спрашиваю.
– Отслеживаю твою геопозицию, – ухмыляется он, вытаскивая свой телефон тоже, – чтобы всегда знать, где ты. Только попробуй отключить. Ты знаешь, что будет.
– Чего ты хочешь? – выдавливаю я.
– Поможешь мне кое в чем. Пусть это будет сюрпризом. Тебе понравится, я уверен. Тусовки, наркотики и секс обеспечен.
Я жалобно смотрю на него, а потом отвожу взгляд в окно. Черт возьми, как же я влипла, что теперь будет… Но я не могу сказать ни слова. Не могу перечить ему. Да, сейчас я чиста, но совершенно точно знаю, что скоро вновь начнется ломка. Я не знаю, как от отказаться от наркотиков, и лишиться Алисы для меня будет словно лишиться ног.
– А сейчас… – протягивает Скифф и касается рукой моего лица, поворачивая на себя.
Не церемонясь, он перемещает ладонь на мою грудь и с силой сжимает ее. Я охаю, задыхаюсь и чувствую, как все внутри начинает зверски болеть.
– Ты не носишь лифчик? Мне нравится…
Проникнув под футболку, он касается моего обнаженного тела. Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на дыхании. Оно оглушает, а остальные звуки становятся какими-то вязкими.
– Перестань… – шепчу я, – пожалуйста…
– Будет приятно, я обещаю…
Он проводит рукой до моих бедер и засовывает руку между сомкнутых ног. Прежде было страшно, но сейчас… сейчас я готова впасть в кому или умереть, лишь бы не чувствовать всего этого. Подавив в горле рвотный позыв, я говорю:
– Скифф, не надо… я тебя прошу… умоляю… – С глаз срываются слезы, и в отчаянии я продолжаю: – Я девственница, правда, не надо…
Он останавливается, спрашивает:
– Что? – И кривит губами.
Почувствовав его смятение и увидев на лице брезгливость, повторяю:
– Я девственница.
– Ты гонишь.
– Нет! – взрываюсь я. – Я девственница, посмотри на меня! – Я указываю ладонями на лицо с размазанными по щекам слезами.
Скифф смотрит на меня, а потом начинает смеяться. Он убирает с меня руки, и я наконец-то могу выпустить из легких весь воздух.
– Какая же ты тупая…. – через смех выдавливает он. – Выходи. Быстрее, пока я не передумал.
Всхлипнув то ли от счастья, то ли от отпустившего ужаса, я вываливаюсь из машины и падаю коленями на обочину. Скифф говорит напоследок:
– Еще увидимся. – И уезжает.
Уставившись в землю, я не могу пошевелиться целую вечность. Словно меня огрели чем-то тяжелым по затылку и пнули ногой в живот. Перед глазами пляшут звездочки, а содержимое желудка вот-вот окажется на дороге. Мне плохо и страшно, и я знаю лишь одно решение этой проблемы.
Через силу я поднимаюсь и отправляюсь домой. Домой к Тому.
Да, между нами происходит полное дерьмо. Да, мы оба ведем себя неправильно. Но с Томом я ощущаю себя в безопасности. Просто хочу быть рядом с ним и чувствовать защиту от этого ужасного мира. Так что как только захожу в квартиру, я без раздумий отправляюсь к нему в комнату, где нахожу его, собирающего чемодан в дорогу. Не теряя ни секунды, я говорю:
– Том, я… полечу с тобой в Лос-Анджелес. Я передумала.