Превосходство.
Кацуки
Раннее утро обожгло горы холодом. Мы собрались у подножия — Леана, Рошана, Ремус, Элиас и я. Камилла — она же Фиби — кивнула мне:
«Буду ждать вас здесь. После будет спарринг.»
Холод касался кожи сквозь одежду. Я сжался от напряжения: ещё не успел прийти в себя после вчерашней бойни. Но мы двинулись.
Первый километр — узкая тропа через сосны, камни, скользкую от росы землю. Леана легко, словно в танце, дернула лианы из плеч и хлестнула по воздуху. Она срезала путь, увлекая за собой упругую сеть стеблей, словно играя в кошки-мышки с гравием.
Рошана шла легко, кожа чешуёй резонировала с камнями — царапание металла. Ремус почти не дышал, молчал как статуя, но я видел короткие разряды чёрной молнии, когда он касался камня — искры, уходящие в землю.
Элиас сдерживал перегретую лаву — перчатки свернули её в жгучую мантию, как тонкая скороварь. Он улыбался: для него жара — это свобода, как и для меня — взрыв.
Я бежал позади, чувствовал эти тела, ритм их шагов, их силу. Первый подъём дался нелегко — колени ныли, сердце билось. Но Леана всё впереди, мельтешащая между деревьями, как живая тень. И я подумал: она — для неё это прогулка. А я — я чувствовал, как каждое движение пожирает меня.
Второй час — крутой серпантин, ветер срывает мокрые листья. Я – взрыв через весь корпус, но утомлён. Каждый вдох — как пробитое лёгкое. А они — как стая хищников, идущих за мной, боясь отставать. И я — не герой. Я — оружие, но под обломками.
Элиас впереди бежит, перчатки светятся. Он не сбавил темп. Я — следил, пытался подобрать ритм. Ремус — тёмная тень. Леана — рывками. Рошана — сбоку, без звука. Я понял: их не сбить усталостью.
Последние метров пятьсот мы рванули вместе. Я пытался не показать, что выдохся. Но дыхание рвалось, как порванный парашют.
Сбежали — собрались внизу. Нас встретила Камилла.
«Молодцы. Двадцать минут отдыха. Потом спарринги.»
20 минут — и я не мог дышать. Горло горело, сердце — точно хотело выпрыгнуть сквозь рёбра. Но я не сдавался.
Затем Камилла выстроила нас:
• Леана с Ремусом
• Тиаго (я) с Элиасом
• Рошана — отдыхает, но хочет сразиться с Фиби
Я наблюдал: Леана — нервная, руки дергаются. Ремус — холодный, чёрная молния искрится готовностью. Я чувствовал, как это будет взрыв. И думал: один удар — и всё кончится. Но должен держаться.
Я стоял сбоку, сердце стучало, представляя: как лианы режут, как молнии разрывают плоть.
Зал — бетон, старые колонны. Камилла прошептала Леане:
— Начинай первая.
Леана заулыбалась, как хищник, который проснулся. Лианы вылетели, как хлысты: они резали воздух, вырезали дуги, нигде не давали Ремусу покоя. Он лишь ступал, тёмный ветер вокруг него — звук молнии, скользящий по проводам тока.
Леана впала в ритм: шипы, удары, вихри. Один—ульи, второй— сбоку, третий — прямо в грудь. Я вздрогнул: шип всколол воздух, и Ремус дернулся — впервые за бой.
Его ответ был медленным, но точным.
Он поднял руку — чёрный ток разорвал ткань на левой руке Леаны, расплавил кожу, прожёг кость до белизны. Я слышал этот звук — как хруст стекла под молотом.
Леана осеклась. Но не упала. Лианы качнули, подняли её, затянулися — в тугой кокон. Но молния пришла снова: в зоне груди, в сердце. Этот удар — взрыв в виске, кровь захлестнула, лицо искажено. Ремус стоит тихо, как будто это легчайшее дело.
Потом Леана рывком вырвалась: лианы осыпались с её тела, сбросили мокрые куски плоти. Она плакала от боли, но плечи ещё стояли. Она бросилась — добить его. Я чувствовал, как её дыхание разрывается.
Ремус ударил локтем — не скрывая силы. Стук! — шея. Визг хрящей. Забои. Леана пошатнулась. Я воспользовался этим — дрожь внутри.
Она держалась — лицо бледное, зубы стиснуты.
Её лианы разорвали бетон, но не плоть Ремуса — он сиял чёрным молниеносным полем. Каждый удар был точным, но тихим. Как смерть.
И вдруг он сорвался: две молнии в ваши лёгкие — взрыв, как в капле стекла, его лицо изогнулось, плоть взорвалась.
Леана рухнула на колени. Кровь растеклась — розовый, алый, густой. Я понял: она — не выносливость. Но она стоит.
Ремус не дернулся. Стоял, грудь еле дышит. Лицо хмурое, как у скульптуры.
И он сказал:
«Хватит.»
Молча, спокойно. Как будто вошёл в зал без желаний.
Леана закашлялась. Лианы сжались — не для защиты, а будто прощаясь. Пульс слаб, дыхание хрипло. Я видел её сердце — бьётся, но легче стало.
Камилла вышла вперёд, коснулась Леаны — и лианы вспыхнули ярким светом, исцелили плоти, убрали кровь. Она встала — идти не смогла, но стояла.
Ремус подошёл к Леане, протянул руку. Она взяла — дрожа. Он кивнул. Всё.
Я — потянулся, чтобы помочь, но она отвернулась и закрыла глаз.
Зал замер.
Я сделал шаг вперёд, в центре бетонной арены, окружённой рваными стенами. Свет верхнего прожектора обжигал лоб и плечи, высветляя каждый мускул. Воздух дрожал от напряжения. Оппонент — Элиас — встал напротив. Вид его был необычным: перчатки светились слабым красным, словно в них бурлила лава, готовая прорваться наружу. Его руки были сжаты в кулаки, плечи напряжены — и я видел, как дыхание его ровное, но жажда куётся в глазах.
Камилла отступила в сторону. Леана, Рошана, Ремус — все наблюдали, держась в тени.
«Начали,» — сказал я мысленно себе.
Я не делал лишних движений. В ожидании. Изучал: как он дышит? Как двигается? Угол поворота плеч? Я заметил, что при малейшем напряжении мышцы его предплечий светятся ярче. Значит, он готов пустить лаву.
Я поднял руку — он сразу наклонил вперёд правое плечо. Я сделал шаг влево, удерживая дистанцию и усреднял равновесие. Бой не начался — он только начинался внутри нас.
Я не стал мелочиться. Рывок — и вся правая рука вспыхнула от плеча до костяшек. Это было не просто пламя — это была цепь детонаций, прошедшая по костям, по мускулам, взорвавшая воздух вокруг моего тела.
БУМ.
Я ударил — не по нему, а под ноги, чтобы раздробить бетон и лишить его опоры. Пол взвыл, и Элиас подпрыгнул инстинктивно. Но я уже был рядом.
Левая — взрыв снова по всей руке. Плотный, быстрый, как спазм.
Он отлетел, но успел выставить руки — лава плеснула, как язык дракона, сожгла воздух между нами. Я отпрыгнул назад, но почувствовал, как правая часть куртки вздулась от жара. Кожа под ней — зашипела. Ожог, уже второй за два дня.
Я выдохнул сквозь зубы. Он медленно поднялся, пар валил с плеч.
«Быстро», — сказал он. — «Но не быстрее лавы.»
И ударил.
Он шагнул — и земля под его ногами начала плавиться. Его правая рука ударила в воздух — струя расплавленного бетона, тонкая, как бич, метнулась в мою сторону.
Я ударил в землю перед собой — рука детонировала от плеча до запястья, и взрыв откинул меня назад — прочь от лавы. Камень, на который упал, треснул.
Я перекатился и снова ударил — вся рука вспыхнула, цепная реакция от ключицы. Вихрь жара. Направление — ему в грудь.
Но он перекрылся — перчатка развернулась, и раскалённая броня приняла удар. Он отшатнулся, но устоял. Я заметил, как у него от жары лопнул сосуд у глаза. Капля крови сбежала по щеке.
«Хочешь?» — выдохнул он. — «Давай.»
Он сорвал перчатку с левой руки.
Теперь — обнажённая ладонь. А под ней — свет, будто он носит в себе ядро планеты.
Он ударил в землю — пол начал плавиться под ним, будто арена стала кратером.
Я понял, что если останусь — сгорю.
Я рванул — и двойной взрыв от плечей. Обе руки, синхронно, как поршни, вспыхнули цепью огня.
Я подлетел — и ударил в грудь. Но он скрестил руки, и волна лавы вырвалась наружу, как щит. Меня обожгло, запахнуло дымом, глаза залило потом. Но я не остановился.
Я ввинтился в него локтем, и от плеча до кисти снова — взрыв, лопающая кость. Он зашатался, упал на колено.
Я услышал скрежет. Он встал.
«Ты не сгораешь» — сказал он. — «Я сделаю это лично.»
Он ударил ногой, и лава взорвала плиту подо мной.
Я рухнул.
Камни врезались в спину, кожа рассеклась. Глотнул пыль, кровь — на зубах. Он надвигался. Огонь обвивал его тело, как змея
Теперь мы были в ближнем бою.
Он замахнулся — я поднырнул, и вся правая рука вспыхнула, на полном размахе — от плеча до запястья. Я вложил в этот удар всё: боль, усталость, ярость.
Взрыв в челюсть. Кость треснула, слюна с кровью брызнула ему на грудь. Он упал.
Я встал над ним.
Но он выстрелил рукой вверх — и струя лавы ударила мне в бок, прямо по рёбрам. Я завыл, впервые. Мясо на боку вспухло, пошло пузырями. Но я не отступил.
Я поймал его руку — и впрыснул взрыв от плеча, прямо в сустав. Кость в его плече лопнула. Он взвыл.
Мы оба были в крови, дыме, огне.
Он ударил лбом — я едва не отключился. Зрение двоилось.
Но в этом тумане я поднял левую руку — и детонировал всю руку от плеча, как артиллерийский заряд.
Он взлетел, ударился в колонну, рухнул. Лежал. Пахло жареным мясом. Мои собственные кости ныли, как будто внутри них было пламя.
Он встал.
Из последних сил.
Одна рука — безвольная, болтается. Вторая — дрожит.
Я шагнул к нему. Он поднял голову.
«Сделай это,» — сказал.
Я сжал кулак.
И от плеча до кисти — взрыв, медленный, вязкий. Как будто вся моя рука обратилась в пушку из пороха.
Я ударил по его груди — и он снова полетел. На этот раз — не поднялся.
Дым повис в воздухе. Камни потрескались. Под ногами — шрамы, в стенах — дыры.
Он лежал. Дышал. Но не шевелился.
Я стоял. Дышал тяжело. Бок — горел. Нога — трещала. Обе руки — покраснели, покрыты ожогами, трещинами, кожа слезла до мяса.
Камилла подошла, тень под глазами, но в голосе — сталь:
«Победитель: Тиаго.»
Я не ответил. Просто сплюнул кровь на бетон и рухнул на колени.
Элиас — тоже не сказал ни слова. Но когда его поднимали, он посмотрел на меня. И кивнул.
Я улыбнулся.
Кровью.
Мы сидели вдвоём. Он — с рукой в бинтах, я — с половиной торса, как обугленная древесина. Остальные смотрели молча.
«Ты не герой,» — пробормотал он, не глядя.
«И не злодей,» — ответил я.
«Тогда кто?»
Я посмотрел на свою ладонь. Вспомнил, как взрывы расходились по всей руке, как будто кость пела, как нерв рвался.
«Разрушение.»
Он усмехнулся. По-своему.
Я наблюдал из тени, как Камилла ступила в центр арены. Без маски, в облике девчонки Рио — миловидная, тихая, с кожей, перестёртой едва заметным смехом.
Рядом стояла Рошана. Её чешуя поблёкивала от свечения красных прожекторов. Жёсткая, как обсидиан — та самая броня, что защищала её тело, но не душу. Я видел, как она сжала кулаки.
Камилла сделала шаг вперед, а чёрная жидкость потянулась за ней, сплетаясь с ладонью, как живой сосуд.
«Если хочешь, можешь начать первой,» — сказала она мягко, но в её голосе зазвучала угроза. — «Прояви характер, Рошана. Я не буду держать тебя.»
С её слов амбиция Рошаны вспыхнула. Она кинулся вперёд, но это был лишь вступительный акт.
Рошана ударила локтем в грудь Камиллы, и я услышал хруст — это был не просто звук, а открытие пути. Под чешуёй — кровь, жизнь. Жижа лепилась к ранению, обволакивая плоть, впитывала её.
Камилла лишь вздохнула, когда из чёрной массы вырос огромный меч, капающий тёмной слизью — она устроила рывок, и лезвие вспороло воздух, схлопнувшийся с чешуёй Рошаны, словно нож, режущий плотную ткань. Появился пронзительный визг — и чёрная жижа потекла по коже жертвы, проникая под чешую и прожигая мясо.
Рошана отшатнулась, глаза её расширились. Казалось, это была смерть, а не бой.
Камилла спокойно последовала за ней, как хищник торгового центра. Жижа вытягивалась, превращалась в тонкий хлыст, кусала шкуру, словно змея, ползающая ртом. Я видел, как под чешуёй образуется багряный узор от кровотечения. Но Рошана до сих пор держалась.
«Уже сдаёшься?» — спросила Камилла, бритвенно вытягивая меч. Жижа стекала по лезвию, шипела, как шелест падшей звезды.
Она ударила. Острие отрубило часть левого предплечья, где чешуя была плотнее. Кровь фонтаном забрызгала арену и чёрную жижу, как порочное месиво, заставляя зрителей содрогнуться.
Рошана ударилась о стену, хрипя, но отскочила, сжимая второй кулак и продолжая стоять. Камилла на её лицо прохладно посмотрела без жалости — и снова бросилась.
Следующим выпадом Камилла хлестнула сверху вниз — всё, что было у Рошаны: жёсткая чешуя, плоть и кость — были под чернильной струёй. Лезвие прорезало ткань, потянулось вглубь, жилки взорвались внутри. Я видел, как мышцы сокращаются, словно в последний раз, прежде чем сдаться.
Рошана упала на одно колено, бешено выругалась, но встала — знаете, зачем? Потому что она не могла не пойти дальше. Даже обожжённая, без одной руки, рваная до мяса.
Камилла приподнялась над ней, меч поднятый. Жижа обвивала её тело, как второе дыхание. Каждая капля, снятая с лезвия, была готова на следующую атаку.
«Эти чешуйки казались мне защитой,» — прошептала она. — «Всего-навсего кора над сердцем. И я её сорвала.»
Она затянула лезвие ножом — и ударила снова. Кровь забурлила хлестыми каплями, замерла. Я видел жёсткость, с которой она расщепила грудную клетку, как коробку. Крики остановились, но на губах Рошаны — твердость.
Все капли оживали, когда меч вылетал из раны. Чёрная жижа сама мигом заполнила пустоту, закрывая рану, жадно впитывая остатки крови. Камилла не давала ей упасть.
«Сдавайся.»
Но Рошана качнула головой. Последняя капля её жизни осела в глазах, спрятанных за чешуей. И тогда Камилла разорвала её грудь второй серией ударов.
Мясо выпало, расплескалось. Я слышал, как кости трещат в чернильных каплях.
«Все еще не сдашься?» — спросила она тихо.
Тут девочка изнутри, почерневшая от безумия, наконец испустила дыхание. Жижа устремилась внутрь, обволокла её. Слегка прилегла. Я увидел невербальный кивок — ее сознание ушло.
Камилла опустила меч, он струйками капал тёмной насыщенной массой.
Я смотрел. Внутренне скрёбся языком, но ничего не мог сказать. У меня внутри всё горело.
Камилла стояла посреди арены. Не в маске — нет. На ней всё ещё было лицо той девушки. Незнакомой. Мягкие черты, блестящие губы, наивный овал глаз, которые не могли принадлежать чудовищу... но теперь я знал, как эта кожа оказалась на ней. Она её съела. Она её впитала.
Рошана лежала.
Нет — не просто лежала. Она была разбросана по арене, как то, что выбрасывает сетью большой траулер. Лежала грудью вверх, кожа покрыта трещинами, чешуя её — рассечённая, расколотая, местами стёртая до мяса. Правая рука выгнута в ненормальном направлении, левое бедро пробито насквозь — оттуда всё ещё сочилась кровь, несмотря на сгустки.
Куски брони, что раньше покрывали её тело, валялись рядом, как рваные куски панциря. Камилла не просто сняла с неё защиту — она сняла с неё гордость, слой за слоем, пока не осталось ничег
Я стоял у края арены, и пальцы на кулаках дрожали. Не от страха. Нет, я не боялся боли. Я видел, как люди умирают. Но здесь... происходило другое. Это не был просто бой. Это была демонстрация.
Кто такая Камилла.
Что она может.
И почему ей нельзя бросать вызов.
Медики вбежали не сразу — они ждали, пока Камилла отойдёт. Они боялись подойти, пока она стояла, с мечом в руке, в этой чужой коже, вся в чёрной жиже и с окровавленными ногтями.
Леана схватила меня за руку. Её глаза были расширены, губы побелели. И впервые за всё время, что я знал её, — она дрожала.
«Она бы убила её...» — прошептала Леана.
«Нет,» — ответил я.
«Почему ты так уверен?»
Я посмотрел на Камиллу. На то, как она развернулась. На то, как спокойно, размеренно ушла, ни разу не оглянувшись. Даже не вытерла меч. Даже не смахнула с лица кровь Рошаны.
«Потому что ей не нужно убивать,» — сказал я. — «Она уже выиграла.»
Медики подняли Рошану на носилки. Её лицо было опухшим, губы лопнули. Один глаз почти заплыл. Изо рта вырывались хрипы. Они пытались её стабилизировать, вливали через капельницу препараты, чтобы остановить внутреннее кровотечение.
Я смотрел, как один из них в панике достал кислородную маску и начал насаживать её, но кровь мешала — всё лицо было залито. Кровь и жижа, всё смешано. Один из медиков рвёт перчатку, чтобы пальцем очистить ей дыхательные пути.
И всё это время, пока они боролись за её жизнь, Камилла уже покидала арену. По крови. По щебню. Медленно. Грациозно. Словно девушка, идущая по красной дорожке. Только здесь дорожка была из крови тех, кто пытался ей перечить.
Она остановилась, едва дойдя до выхода, и, словно случайно, обернулась.
Наши взгляды пересеклись.
И я понял: это не ФИБИ.
Это было нечто, что надело чужую кожу. Это была Амфибия, но не как символ — как воплощение. Как чёрная дыра, из которой уже не вырвешься, если однажды заглянул.
Рошана выживет.
Но той Рошаны, что была до этого боя, — больше нет.