Спасители [geshin impact]

Что такое семья? Это не просто собрание людей, связанных по крови, но могущественное объединение душ, где каждое сердце бьётся в унисон. Семья — это пространство, в котором тепло и забота становятся основой для роста. Как она обретается? Через искренние отношения, поддержку в трудные времена и радость в моменты счастья. Семья может формироваться сквозь души, чувствующие в унисон, а не лишь генетическим материалом. Она может быть не кровной, но такой же родной, как та, что подарила жизнь. Это друзья, которые становятся братьями и сёстрами; верные соратники, которые становятся опорой в жизни. Семья возникает, когда мы открываем свои сердца и позволяем другим войти в нашу жизнь, принимая их с их недостатками и достоинствами. В каждом объятии, в каждом слове поддержки скрыта сила, способная преодолеть любые преграды.

Семья — это не социальная единица; это эмоциональная связь, которая наполняет каждый день смыслом. В этом безусловном принятии и любви мы находим свое место, своё укрытие от бушующего мира.

Семья — это дом, где всегда ждут, где всегда понимают.

Жрец Святого Шепота отлучается из Южного предела со своим доверенным на двадцать дней. За эти двадцать дней случается много. И хорошее, и плохое.

Святой Шепот оказывается впечатлен перспективной зажить по-новому. Не обходится без ослепленных верой людей, которые хотят вернуть старое, но их оказывается меньшинство. Неожиданно, но люди хотят перемен, хотят стать самостоятельными и освободиться от оков. Это стремление к свободе, к самовыражению становится безмолвным криком, пронизывающим серое однообразие будней, становится опорой для перемен. В каждом сердце загорается искра, способная превратить уныние в вдохновение. Начинают рождаться идеи, которые прежде казались невозможными; мечты, которые, словно цветы, пробиваются сквозь каменные плиты могильников, настойчиво стремятся к свету.

Среди толпы голосов появляется новый ритм, завораживающий и пугающий одновременно. Люди, уставшие от надежд на устоявшихся традиций, начинают шагать в унисон, укрепляя уверенность в себе. Они осознают: перемены возможны. Город, в котором они живут, постепенно преображается под ветром перемен. Улицы наполняются трудягами, жители сплочаются, отстраиваются, стремятся к принятию смелых решений, которые приносят жрец и раб. Кэйя рассказывает правду, а Кавех — сплочает народ. Их внутренние барьеры рушатся. Жизнь становится не просто чередой событий, а настоящим произведением искусства, где каждый мазок – это осознание своей ценности, своего пути. Дни наполняются красками, звуками, движением. Возможно, уже не за горами тот волнующий момент – когда будущее перестает быть чем-то далеким и неопределенным.

Двадцать дней — очень долгий срок. Но важнее всего то, что случается на день двадцать первый.

Это ощущается, как воссоединение большой семьи.

Каждый взгляд и каждое слово обволакивают теплом, словно долгожданное возвращение домой после долгого разлуки. Они собираются вместе под сводом большой гостиной особняка Рагнвиндр, где радость выплескивается наружу, стирая границы и различия. Смех, как легкий ветер, проносится сквозь их сердца, создавая мелодию, знакомую и близкую, как детские воспоминания. Здесь, среди лиц, полных ожидания и тепла, чувствуется святость момента. Объятия крепче, чем любые клятвы, объединяют их в единое целое. Каждое слово, произносимое с искренностью, становится ниточкой, связывающей их общий путь — радости и печали, триумфы и поражения. В этот миг времени нет. Суета повседневности уходит на второй план, уступая место тому священному чувству принадлежности. Они вновь становятся частью чего-то большего, чем просто индивидуальные жизни, — семьей, где каждое сердце бьется в унисон.

Руки Арлекино обнимают Кэйю с теплотой и лаской. Она прижимается к его плечу щекой, плотно закрывает глаза. Арлекино обнимает свою родную душу. На этом объятия не заканчиваются. Их обоих обнимает еще один человек — Дилюк. Он вклинивается между ними, добавляя в эту нежность собственное тепло. Слова здесь не нужны, их души говорят сами за себя. В эти секунды все обиды, страхи и тревоги уходят на второй план, уступая место простому, искреннему счастью. Дилюк, окутанный заботой и поддержкой, ощущает, как сила этой связи проникает в него, расправляя крылья.

Кэйя и Перуэр — опора Дилюка. В его груди разгорается огонь — огонь дружбы, любви и понимания. В нем не остается желания отомстить всему миру за то, что его кровная семья сгинула. Они словно образуют единое целое, в котором нет ни пространственных, ни временных барьеров. Каждый из них знает: вместе они сильнее, вместе они пройдут через любые испытания.

Теплота разливается по просторной гостиной. Эти стены заключают в себе все то доверие и близость, которые эти трое друг к другу испытывают. Мягкий дневной свет, пробивающийся сквозь легкие занавески, рисует на полу нехитрые узоры, а воздух наполняет аромат свежеиспечённого хлеба, который умело приготовила одна из слуг, внося нотку домашнего уюта. Смех звучит, как мелодия, нежно перекрывающая тишину, создавая атмосферу, в которой время теряет свое значение. Они садятся на диван, уютно устроившись среди подушек, погруженные в разговоры, полные воспоминаний и мечтаний. Каждый из них вносит свою уникальную нотку в общее звучание этой дружбы, переплетая судьбы и деля трепетные моменты жизни. Время от времени взгляды пересекаются, вызывая некую полудетскую искренность, словно внутри них пробуждается магия, которая проникает в самые сердца и открывает настоящие глубины их души.

— Надо отпраздновать твое возвращение, — слова Дилюка звучат нежно, когда он обращается к Альбериху.

— Какие тебе праздники, герой? Ты заживи свое плечо сначала, а потом уже будешь праздновать, — отвечает ему Кейя, усмехаясь.

Но Дилюк лишь слегка приподнимает уголки губ, и в его взгляде таится уверенность, которую не могли задеть ни раны, ни усталость. Как же много ему хочется, как же многое хочется сделать. Будь они наедине, они бы тут же примкнули друг к другу, остались бы в руках друг друга подольше. Чтобы целовать, обнимать и гладить, не прекращая это ни на мгновение. При Арлекино они держат почтенно и вежливое расстояние. Вовсе не потому, что она не поймет — она уж точно будет счастлива за них. Но из искреннего уважения к ее личному пространству.

— Ты знаешь, — продолжает он, — каждый миг, проведенный вне дома, делает его ценнее. Стены, которые меня берегли, сейчас кишат воспоминаниями о том, как я мог ни о чем не заботиться. Это и есть мой праздник — снова быть здесь.

— Конечно, все верно, — отвечает Арлекино, — Кэйя прав. Вам, господин Рагнвиндр, лучше переждать. Будь осторожен, нельзя праздновать так безрассудно, когда жизнь подставляет тебе новые испытания.

Дилюк смахивает с лба пот, а за окном, под жарким солнцем, щебечут птицы. Он не может не согласиться. Перуэр смотрит на них двоих и улыбается.

— Ладно уж, кое-что мы себе все-таки можем позволить.

В гостиной стоит запах благовоний. Они втроем словно уже оказываются в уютной и праздничной атмосфере. В честь этого она достает из серванта три бокала и вино, разливая его по бокалам. Золотистая жидкость искрится, отбрасывая легкие тени на стол. Музыка играет тихо, создавая волшебное настроение, словно приглашая их в мир, где нет суеты и забот.

Арлекино поднимает бокал, приглашающе улыбаясь.

— За все наши начинания, друзья. И, конечно, за возвращение моего доброго друга, — произносит она, и с этими словами заставляет их сердца забиться в едином ритме. Бокалы перекликаются, и звук наполняет комнату, как колокольный звон. Вскоре разговоры наполняют пространство, смешиваясь со смехом и легким шёпотом. Каждое слово звучит словно мелодия, закручиваясь в невидимый хоровод, который тянет их ближе друг к другу. Она наблюдает, как свет играет на лицах друзей, отражая их радость, и в этот момент понимает, что эти мгновения — настоящая магия жизни. И она спасает ее от гибели. Не только от жестокой смерти ее короля. Но и от смерти ее собственного духа.

Вдали становится слышно, как входные двери поместья скрипуче открываются, и как суетятся служанки, впуская гостя. Одна из них заходит в гостиную, оповещая хозяев о посетителе. Вскоре в гостиную входит и виновник суеты — раджан Кемаль Хайтам. Его появление озаряет атмосферу торжественной встречи, словно внезапно распустившийся цветок среди сада. Он оказывается облачен в богатый шелковый халат изумрудного цвета, расшитый золотыми нитями, а на руках его сверкают красивые-красивые наручи с гравировками. Его глаза, полные мудрости и силы, наблюдают за собравшимися. Кэйя, возможно, ждал его появления так быстро. То, как Кавех прикипел к нему, может означать только одно — Хайтам придет в поместье встречать его. Становится интересно, какие тайны принес этот загадочный человек. С появлением его фигуры в гостиной, атмосфера наполняется ароматом восточных пряностей. Он уважительно и благородно кланяется, прежде чем заговорить. Этот жест, исполненный грации, является не просто формальностью, а отражением глубокого почтения.

— Добрый день, господин Рагнвиндр. Господин Альберих. Аббатиса, — он здоровается со всеми, голос его звучит тихо и сдержанно, проникновенно, как мелодия, плавно проникая в сердца присутствующих. — Я очень рад вашему возвращению из Святого Шепота. Мне хотелось бы увидеться с Кавехом Альказаром.

Ну конечно. Кэйя, постукивая пальцами по своему бокалу с вином, не может не улыбнуться. Глаза его сверкают, словно искристые огоньки на черном небосводе

— И мы рады вам видеть в добром здравии, — отвечает Альберих. — Кавех отлучился к пруду, как только разобрал свои вещи. К тому, что за домом.

— Вы позволите мне с ним увидеться? — как же покорно раджан об этом просит. Просто прелесть.

— Безусловно. Только не тревожьте его слишком сильно. У него был длинный путь.

— Спасибо, господин Альберих, — говорит Аль-Хайтам, слегка наклонив голову. Его голос полон уважения, как и манера держаться. Он знает, что Кавеху требовалось время, чтобы прийти в себя после столь продолжительного путешествия. — Отправлюсь к пруду, — добавляет он, неподдельно сияя от радости, хоть и пытаясь это скрыть. Можно ли подумать, что он в самом деле способен быть таким?. — Надеюсь, он вернулся с новыми историями.

— Уверена, он поделится ими с вами, — произносит аббатиса, её голос, слишком осведомленный, оказывается мелодичен, словно пение птиц, заполнившее воздух сада.

Хайтам делает шаг в сторону выхода, но в его глазах мелькает короткое воспоминание.

— Вы не забыли о нашем договоре, Дилюк? — осторожно спрашивает он, оборачиваясь к Рагнвиндру. — Слова, что мы обменялись после ярмарки...

— Я не забуду, не беспокойтесь, — отвевает он, полный уверенности. — Договорённость, которую мы положили на наши плечи, не будет забыта.

— Благодарю вас.

Черный пруд в саду за их большим домом даже с наступлением тепла кажется застойным. Над ним кружатся мошки, кувшинок на нем практически нет. С появлением зелени он зарастает. Ива, склонившаяся над ним, почти иссушена после удара в нее молнии. Но место это по-своему красиво. Гладь воды отражает небо, искрясь в лучах солнца, а вокруг пруда растут дикие цветы, обнимая землю. Их яркие оттенки контрастируют с темным фоном, оживляя спокойствие этого уголка природы. Вдоль берегов начинают появляться отблески изумрудной травы, которые постепенно вытесняет утопающие в влаге корни старых деревьев. Периодически из глубины пруда доносится треск, когда рыба резво выпрыгивает на поверхность, нарушая водную гладь. Медленные облака проплывают по небу, создавая призрачные образы на воде. После дождя берега пруда покрываются мелкими каплями, которые сверкают, как драгоценные камни. И в этот момент, когда все затихает, казалось бы, мир застывает, погружающийся в мечты и воспоминания: о доме, о их самонадеянных и невольных приключениях, о вечерах костра, о молитвах в толпе людей, охваченных надеждой.

Пруд пахнет водорослями. Каждый уголок этого места хранит свою секретную историю, превращая его в нечто большее.

Кавех смотрит вдаль, на ту сторону пруда, где в траве гнездятся утки, и тихо успокаивается. Солнечные лучи пробиваются сквозь листву старой плакучей ивы, создавая на земле игру света и тени. День нежно шепчет свои секреты, унося с собой запахи свежей зелени и сладковатые ноты цветов. В этом мгновении времени он ощущает глубину покоя, о который так долго мечтал. Покачивающиеся на воде лилии словно танцуют, отражая в своих лепестках небесную синеву. Кавех закрывает глаза, позволяя звукам природы заполнить его сознание: трели птиц, тихий плеск воды, шорох травы. Утки, аккуратно выстраиваясь в ряд, движутся по поверхности пруда, оставляя за собой легкие круги.

После того, как он посетил свой дом, в его сердце образовалась тоска по нему. Пусть этот дом и не был идеален, но он был домом.

Его стены хранили эхо детских шагов, а окна пропускали свет, который падал на пару старых кроватей, сооруженных вручную, когда раннее утро встречало новый день. Он помнил, как весной цветы расцветали в саду, заполняя воздух нежными ароматами, а осенью листву, покрывающую землю, которую он с задором обрывал. Каждый уголок был пронизан воспоминаниями: смех сестёр, обсуждения у вечернего камина, святые праздники в кругу церковной общины. Дом не был лишь конструкцией из кирпичей и свай; он был хранилищем душевных связей, местом, где жизнь разворачивалась пусть и далеко не сказочно, пусть и, зачастую, злобно. Но планомерно. Как моток старой пряжи. Он чувствовал его тепло даже на расстоянии, неся в себе те сильные эмоции, которые могли оживить его в самые темные дни.

Мечты о возвращении наполняют его сердце надеждой. Да, он стремился вновь пройти по его коридорам, услышать шорох шагов по лестнице и вновь ощутить ту безусловную любовь Дэхьи, которая возвратила бы его в объятия родных стен. Он бы самолично отстроил город, он бы спроектировал каждое здание. Он бы сделал так, чтобы люди Святого Шепота зажили в новом мире. Как бы сильно он хотел вернуться и внести свою лепту в это возрождение.

Кавех сразу замечает шелест травы за своей спиной. Мягкая и негромкая поступь раздаётся там, со стороны почти заросшей тропинки. Он оборачивается, и сердце его трепетно вздрагивает. В полутьме сада, среди перешептываний листвы, средь раскидистой и широкой тени, как будто сами деревья оживают и решают вмешаться в его мгновение одиночества. На фоне яркого синего света, пробивающегося сквозь густые кроны, он видит силуэт, обрамленный аккуратным сиянием. Фигура приближается, и в ней начинает различаться знакомый контур. Это он — Кемаль. Тот, кого он хотел видеть больше всего средь этой череды людей, что не могут разделит его сомнений.

— Я думал, ты уже не придёшь сегодня ко мне, — говорит он тихо, его голос наполняет пространство умиротворением и лёгкой неуверенностью.

Кавех чувствует, как волна воспоминаний накрывает его, ранимая и сладостная, как аромат цветущих деревьев вокруг. Он делает шаг навстречу и, не в силах удержать улыбку, добавляет:

— Ты не просто пришел, ты еще и разоделся так, словно идешь не на встречу со своим слугой, а с чиновником. Прости, я не мог удержаться от усмешки, наблюдая, как ты с гордостью поправляешь складки своей накидки, словно это придаст тебе важности в глазах того, кто по сути лишь выполняет свои обязанности.

Аль-Хайтам первый сдается, из его уст льётся тихий смех. Стоя на небольшом склоне, ведущем к озеру, Кавех тут же подрывается наверх, подбегая к мужчине и крепко обнимая его за шею. Руки Кемаля обхватывают чужую талию в ответ. Объятия получаются слишком трепетными. Ветер играет с их волосами, раздувая легкие ткани одежды, будто подчеркивая хрупкость этого момента. Озеро, поблескивающее в лучах солнца, отражает их силуэты, словно создавая волшебное зеркало, в котором запечатлены их эмоции. Мужчина снова смеется, в его глазах искрится радость, смешанная с неким старым ужасом, который был угоден забвению — он боялся не увидеть Кавеха снова. Хайтам чувствует, как его сердце стучит в унисон с ритмом природы вокруг. Они стоят в этом оазисе счастья, забыв о мире, который остался позади. Словно весь окружавший их ландшафт был создан только для того, чтобы удержать этот миг — теплоту тела, нежность рук, запах заросшего сада и далекие крики птиц.

— Вот ты и вернулся, — говорит Хайтам тихо, и эти слова, произнесенные в умиротворении, обнимают их так же крепко, как и руки. — Молодец, исполнил своё обещание. Конечно, как же могло быть иначе?

— Я не раздаю их просто так, — Кавех отстраняется первым, решая не наглеть слишком сильно.

— И ты даже ни разу не свалился с лошади по пути?

— Не нужно со мной так шутить, иначе я начну вести себя совершенно бестактно. Нагрублю вам, господин. Или, того хуже, решу прогнать вас. Скажу: "Иди на все четыре стороны, и больше мне на глаза не попадайся". Что, думаешь, я на такое не способен?

— Ладно, прости меня, — снова слышится смех. Хайтам чувствует, насколько сильно Кавеха оживила поездка домой. По возвращению он становится более открытым, словно распахнув окна в своем сердце, позволяя свежему воздуху жизни войти в его мысли. Вспоминая радостные моменты, проведенные с семьёй, он понимает, как важны простые вещи: улыбки, объятия, смех. — Просто я рад. Тебя так давно не было,

— Иногда лучше держать рот на замке, господин, чем сказать что-нибудь глупое. Кажется, из нас двоих манерам обучен именно ты, но уже в который раз в мод голову закрадываются сомнения.

— Я скучал по тебе, — вдруг говорит раджан, глядя в чужие глаза. Неотрывно, пристально и без всякого стеснения. в его взгляде читается так много, что в одно слово-то и не уместить. Точка, вдохновение, трепет. Серьезность, уверенность, даже тяжесть. Но с тем и легкость, присущая человеку, что познал нечто очень важное. — По тому, как ты всегда говорил то, что думаешь, не боясь обидеть или показаться неуместным. Твои слова были как яркие вспышки молний в пасмурном небе, разрывая привычную мне серость. Я скучал по твоему смеху, заставлявшему все вокруг меня просто растворяться в радости. Каждое мгновение, проведенное вдали от тебя, становилось вечностью, наполненной пустотой. Я пытался заполнить эту пропасть каким-нибудь очень важными занятиями, работой, но ничто и никто не мог заменить тот свет, который ты приносил в мою жизнь. Я ловил себя на мысли о том, как сходил с ума от твоих историй, как пьянел от твоего взгляда, который ты мне дарил.

— Мой господин...

Слова Хайтама вводят Кавеха в ступор. Сердце его пропускает удар. В этот миг пространство вокруг словно сжимается, уносит все звуки, оставив лишь едва слышное дыхание. Он смотрит на него, на его глаза, полные недоумения и ожидания. В остановившемся потоке времени есть только они двое и эти слова, зависшие в воздухе. Кавех невольно поджимает губы, его мысли метаются, как стайка птиц, и он не может найти того правильного слова, чтобы ответить. Хайтам поднимает руку, стремясь коснуться его лица, но на мгновение останавливается, словно боясь разрушить это хрупкое волшебство.

— Я не знал, что так будет. Я и представить не мог, что умею так, — наконец вырывается из него, и эти слова звучат так, как будто он открывает в себе забытое ощущение — трепета к кому-то. Между ними, словно невидимая нить, протягивается взаимное чувство, которое медленно, но верно начинает заполнять пустоту. И в этот момент, когда они оба остаются наедине со своими эмоциями, мир вокруг тускнеет, и остается только это одно — искреннее и неизменное.

— Всего двадцать дней прошло, — Кавех решает прервать это навязчивое томное молчание.

— Двадцать дней — очень долгий срок.

И правда. За эти двадцать дней случилось очень многое. Южный предел постепенно начал покрываться народными волнениями, связанными с переменой настроений и верований и снаружи общины, и внутри. Северные врата отказались от ряда законодательства, которое многие считали весьма и весьма бесчеловечным. В том числе — от прилюдных казней. Зандик Хаккими-Рам — наследник индийского престола — покалечил Дилюка. Того, кто является представителем одного из знатных родов. Он сам пришел с повинной. С высокой поднятой головой отплатил за содеянное, не теряя гордости. Извинения он приносил строго, не дрогнув ни одним мускулом. В душе его бурлили противоречия: с одной стороны, ощущение вины перед самим собой терзало, заставляя сердце биться в унисон с предвкушением нравственной расплаты. Он сорвался. Он не должен был этого делать. А с другой стороны было крепкое осознание, что этот шаг приближает к переменам. Индийская делегация с торговцами понесла крупные денежные убытки. Но убытки эти привели к тому, что в Докторе увидели не оплот жестокости и бесчестия, а человека. Ещё и способного к искуплению.

— Зато теперь мы можем поговорить. И, быть может, решить, что делать дальше.

— Это зависит от нас обоих. Не будем торопиться, но и не стоит задерживаться в выводах. Насколько я знаю, впереди нас ждет нечто большее.

— Согласен. Мне... есть, чем с тобой поделиться, Хайтам.

Солнце практически припекает. На дворе стоит, возможно, даже жаркий день, заставляющий скинуть себя тёплые сюртуки и воротники, остаться в белоснежных рубашках, в накидках. Ветер несет с собой лёгкие ароматы цветущих растений, наполняя воздух сладковатыми нотами жасмина и роз. Вне поместья все идет своим чередом. Люди, собравшиеся на площади, оживленно обсуждают последние новости, смех и разговоры переплетаются, создавая атмосферу после праздничного блаженства. В уличных лавках продаются свежие фрукты, их яркие цвета притягивают взгляд. Из далека доносится мелодия народной музыки — задорные звуки женского голоса и лёгкие удары барабана поднимают настроение. Дети, играя в тени старых деревьев, смеются и гоняются друг за другом, сохраняя в своих сердцах беззаботные моменты подступающего, лета.

В поместье же и вправду празднуют. Тихо, мирно, но счастливо.

В саду стоит тишина. На горизонте, среди солнечных лучей, возвышаются силуэты гор, словно они — стражи, охраняющие это тихое, полное жизни место. Вскоре закат окрасит небо в нежные розово-оранжевые тона, и день плавно уступит место ночи, полной звёзд, где каждый миг будет пропитан томительным ожиданием. Жизнь продолжается, и в ней, как всегда, найдется место для любви, мечты и надежды.

— Помнишь, я рассказывал тебе об этом кулоне? — Кавех переводит взгляд на красивое украшение, покоящееся на шее раджана. Зайти носил его все то время, пока Кавеха не было рядом с ним. Он не снимал его ни на минуту. — Как я уже говорил, мне подарила его сестра. Так вот, я встретил её снова, и, оказывается, она жива. Я был так счастлив, когда увидел её.

— Надо же, — Кемаль отвечает это с уважением в голосе. — Для того чтобы пережить такие ужасы, нужно быть действительно сильным человеком.

— Да, она всегда была такой. И чтобы она продолжала оставаться сильной, я останусь с ней.

Кавех сразу ставит Аль-Хайтама в известность. Он не собирается ему лгать или обрушать на него ложные надежды. Наверное, потому, что он окончательно сделал выбор. В его сердце уже не оставалось места для колебаний; каждый миг, каждый вздох напоминали ему о том, что путь, которым он идет, непрост и полон испытаний. Собравшись с мыслями, он бросает на мужчину взгляд, а в его глазах читает не только беспокойство, но и глубокое понимание. Альказар делает вывод, что не может притворяться, что все будет как прежде. Жизнь расставляет приоритеты, и люди должны уважать свои решения. Хайтам в это мгновение чувствует, как холодок бежит по его спине. Он всегда знал, что этот разговор неизбежен, но теперь, когда он настает, волнение охватывает его с ещё большей силой, чем он себе представлял.

— Я ценю нашу связь, так же как и всё то, что ты сделал для моего благополучия. Но я выбрал свой путь, и это не значит, что я забыл о тебе. Я надеюсь, ты поймешь.

— То есть ты собираешься уйти? Хорошо, я не вправе тебя держать.

— Ты всё верно угадал. Но я не позволю себе не претендовать на тебя.

Такой наглости стоит позавидовать. Пусть это и пагубная черта, но она закаляет в людях характер. Каждый смелый шаг, не обременённый сомнениями и страхом, словно волшебное заклинание, творит неведомые доселе чудеса. В мире, полном компромиссов и стыдливых отступлений, Кавех обретает наглость и, не останавливаясь, прорывает барьеры обыденности, чтобы достичь желаемого.

— Что ты имеешь в виду? Претендовать на меня? — Аль-Хайтам удивляется этим словам, глядя в чужие уверенные глаза.

— Ты и сам прекрасно это знаешь. Ты ведь не слепой. Ты видишь, что я к тебе чувствую. Каждый взгляд твой, каждое мгновение, проведенное рядом, насыщены чем-то невысказанным, но ощутимым, — голос Альказара становится тише. Дело не в безответственной храбрости, а в умении принимать себя, свои желания и обычаи мира. — Я помню, как первый раз увидел тебя: солнечный свет играл на твоих волосах, а в глазах было что-то такое, что замирало сердце. Ты был таким гордым, отстраненным и величественным, сидел в своем дворце, как в клетке. А потом оказалось, что ты до безумного трепетен и чуток. Я не хочу уходить от тебя. Я хочу уйти с тобой.

— Но ты... понимаешь, что это не совсем справедливо? Я не могу быть тем, кем ты хочешь, и одновременно оставаться собой.

— Я не прошу тебя быть кем-то другим. Я просто прошу тебя задуматься. Возможно, есть вещи, которые мы не можем игнорировать.

Хайтам может прогнать его прочь. может отказаться от него и бросить в этом месте. Но оттого чувства Кавеха не станут мельче. Они воспылают с новой силой, как и всякое проткнутое насквозь сердце — запылает в агонии. Страшные напоминания о потерянном, о том, что осталось в тени его памяти, так и не раскрывшись, как заглушенный гулом звук в безмолвной пустоте. Он даже не попытается забыть, и каждый вдох наполняет жидкостью его липких воспоминаний, каждый шорох листьев будет напоминать ему о том, что было, и что уже невозможно вернуть. Кавех знает — это не просто любовь или привязанность, это буря свирепого океана, что с каждым мгновением угрожает смыть его прочь, в бездну отчаяния, если он не передаст часть правды раджану. Но в этом хаосе, среди мрака, маленький огонёк надежды продолжает меркнуть. Он ощущает, как невидимые нити связали его с тем, кто может пропасть из его жизни, и в этом порыве страсти он находит смысл. В каждой капле слез, в каждом ускользающем моменте, — со страстью, что горит, как свет, игриво ослепляющий душу, он остается верен любимым, пусть даже далеко.

Он не будет корить себя за то, что полюбил такого человека. Потому что этот человек показал ему свободу, показал ему мир. И не за что им друг друга ненавидеть. Они были двумя половинами одного целого, разделенными лишь обстоятельствами, которые, казалось, были не в силах разрушить их связь. Когда они вместе, время теряет свою значимость; вечера наполняются смехом и разговорами, а ночи — мыслями о будущем, которое, казалось, всегда оставалось лишь в пределах досягаемости. Каждый взгляд, каждое прикосновение как будто подтверждало, что любовь — это не только чувство, но и выбор, который они делают, несмотря на все трудности. Он чувствовал, как вместе с этим человеком исчезает серость обыденности, и каждое мгновение становится ярче, насыщеннее. Свободные от оков традиций и осуждений, они могли бы создать свой собственный мир, где могли быть собой. И в этом пространстве, полном света и понимания, он нашел свой настоящий дом. Новый. Ведь даже в разлуке их сердца оставались связаны.

Им есть за что любить друг друга.

— Я знаю, насколько это будет дерзко с моей стороны. Ты можешь посчитать меня бессовестным рабом. Возможно, я таким и являюсь. Но я люблю тебя, искренность мою ничего не затмит. Каждый миг, проведенный без тебя, кажется мне вечностью, а твое отсутствие превращает даже самые яркие краски жизни в блеклые оттенки серого. Мне не страшны ни осуждения, ни пренебрежение, когда дело касается тебя. Я готов на всё — отказаться от гордости, унизить себя перед теми, кто не понимает, что такое настоящая близость. В твоих глазах я вижу надежду и свет, который освещает даже самые темные уголки моей души. Пусть мир считает нас безумными, пусть шепчет за спиной, что столь глубокие чувства редко встречаются — я всё равно буду рядом с тобой. Я хочу, чтобы ты знала, мой господин: моя преданность безгранична, а моя страсть лишь усиливается с каждым днём. Ведь в твоих руках вся моя жизнь, и я не устану выражать свою любовь, как бы ни рисковал. Я... готов стать твоим вечным пленником.

Кавех говорит это так просто. В сердцах. Так доверчиво.

Какой же он на самом деле глупый. Когда он торгуется на рынке, его можно запросто обмануть. Он старается тянуться ко всем вокруг и помогать всем, кто требует и не требует помощи. И от этого он только беднеет. Он отчаянно старается быть рядом с теми, кого он любит. И это желание делает из него ужасно чуткого человека. Он чувствует боль и радость других, словно эти эмоции — его собственные. Иногда ему кажется, что мир так жесток, а его доброта — лишь слабость. Иногда Аль-Хайтаму хочется его за это ругать. Но в его простоте скрыта некая мудрость. Каждое разочарование, каждое обманутые надежды лишь укрепляют его дух. Он продолжает верить в людей, не смотря на горький опыт, несмотря на то, что однажды он уже потерял все, что имел и даже свободу. И это создает вокруг него ауру тепла. Может, он и не умеет торговаться, не умеет умеет держать язык за зубами. Но умеет дарить любовь и свет. Он словно маяк в бурном море, готовый принять всех, кто потерялся в своих заботах. Кемаль, словно заплутавший лодочник, тянется к этому свету.

И даже если он сам остается в бедности, его душа, щедрая и добрая, обогащает тех, кто его окружает. В этом мире, полном игры умов и расчета, его искренность — настоящая ценность.

— Нет, ты не прав, — отвечает Аль-Хайтам, совсем давая слабину. Всегда тихий и серьезный голос его приобретает мягкие ноты. — Единственный, кто здесь и может оказаться плененным, так это я.

Их поцелуй происходит тут же. Нежный и вкусный. Красивый и наполненный первородной любви. В этот момент время замирает, мир вокруг теряет свои оттенки, оставаясь лишь мелочью в бесконечном океане их чувств. Каждая их точка соприкосновения — это мелодия, играющая на струнах их душ, отзываясь эхом в каждом ударе сердца. Они словно искатели, нашедшие друг друга среди бескрайних просторов вселенной. Лица их слегка склоняются, дыхание смешивается, и все вокруг будто растворяется в этом моменте. Нежные ладони Аль-Хайтама скользят по шелковистым волосам, обнимают плечи, и каждое прикосновение приносит ощущение тепла и безопасности. В воздухе витает аромат весны, опьяняющий, жаркий и заставляющий забыть о времени. Поцелуи, быстрые и частые, превращаются в один размеренный и длинный, который Кавех, крепко цепляясь в чужие одеяния, ни в коем случае не хочет прекращать. Вокруг них пульсирует жизнь, но они остаются в своем собственном мире, где возможно все — самые сокровенные мечты становятся явью, а каждое слово превращается в обещание.

Враги суеты и времени, они не могут отдалиться друг от друга. Готовые сделать невозможное, лишь бы впредь не разрывать связи.