IV
В последнее время наши пути с Маттео начали пересекаться всё чаще.
Не навязчиво. Не вызывающе.
Но достаточно, чтобы я это заметила.
Достаточно, чтобы случайность начала терять свой аромат — уступая место чему-то более тонкому, спланированному, возможно даже — почти интимному.
Он появлялся неожиданно, но всегда вовремя. Его возвращения из Нью-Йорка сопровождались сухими объяснениями: "по делам", "по вопросам семьи", "на пару дней". Так говорили мои братья — коротко, деловито, без тени подозрения. Но я знала: у Маттео Витиелло не бывает просто дел. Его маршруты не были подчинены прихоти времени — они подчинялись цели. И всё чаще эта цель совпадала с моим присутствием.
Иногда я встречала его в гостиной дома Римо — он сидел в полумраке, в кресле, с бокалом бурбона, лёд в стекле плавился медленно, как ожидание. Его взгляд скользил поверх всех, кто входил, как будто он просто наблюдал, но я знала: он ждал. И каждый раз, когда я входила, его глаза останавливались на мне — почти мимолётно, почти уважительно. Но внутри что-то дрожало, как струна.
В другой раз — в коридоре особняка, где он будто появился из воздуха. Мы прошли друг мимо друга, не сказав ни слова, но взгляд его — спокойный, тёмный, выверенный — оставался на моей коже, как след. Я чувствовала, как воздух между нами уплотнился, стал вязким. Как будто сами стены наблюдали за этой тишиной, сдерживая дыхание.
А однажды — он стоял на террасе, когда я обедала с мужем. Я обернулась — и он был там. Опирался на перила, смотрел вдаль, словно просто любовался видом. И всё же — я знала, он знал, что я здесь. Его появление было безмолвным.
И вот — ещё одно "случайное" столкновение.
Тепло ночи, будто застывшее дыхание заката, медленно скользило по коже, окутывая тишину мягким, почти ласковым спокойствием, город был живим живым. Я шла в ресторан, где меня ждали подруги. Ночь была тёплой и дышала городским светом. Ветер едва заметно касался моих волос, играя прядями, как будто пробовал стереть чужие слова с моей памяти. Каблуки уверенно цокали по тротуару, отзываясь эхом в витринах, за которыми чужие жизни бежали своим чередом. Я не спешила. Шла, будто растворяясь в вечернем воздухе, позволяя себе забыться — хоть на час, на вечер, на глоток вина. Я хотела выдохнуть из себя утреннюю сцену, вычеркнуть голос Доменико, резкий и обидно будничный: «Приличная жена не сидит в таких местах с подружками и белым вином».
Он говорил, будто ставил приговор. А я — будто шла под аплодисменты к собственному оправданию.
Я застыла на месте — всего на секунду, но внутри эта секунда разрасталась до вечности. Время как будто провалилось в глухую паузу, где не было ни голосов, ни звуков, ни шагов за моей спиной. Только он. Маттео.
Он сидел прямо напротив окна, будто нарочно — как на витрине, выставленный в чью-то тщательно подобранную жизнь. Его рубашка цвета молочного кофе сидела идеально, на запястье поблёскивали часы, которые я когда-то ему подарила. Женщина напротив что-то говорила, наклоняясь ближе, обнажая ключицы и улыбающуюся линию губ. Лёгкий свет люстры ловил отблески её серёжек, бокала, лака на ногтях — всё в ней было безупречно выверенным, нарочито "как надо". И всё же...
В этой её светской лёгкости, в переигранных интонациях и немного театральных жестах я вдруг уловила что-то отчаянное. Словно она тоже играла роль — может быть, даже ту, которую когда-то играла я.
Но это было не главное. Главное — его глаза.
Пока она говорила, пока он держал в пальцах бокал и делал вид, что слушает — он смотрел на меня. Мы встретились взглядами — и всё остальное исчезло.
Музыка, люди, её белый маникюр, люстра над головой.
Осталась только немая сцена: я — у входа, он — за стеклом. Как две фигуры из разных миров, вдруг случайно оказавшиеся в одной реальности.
Он не ожидал. Или, возможно, ожидал слишком сильно.
Замер, словно кто-то резко выключил звук и свет внутри него. Ни улыбки, ни жеста — только взгляд, слишком насыщенный, слишком близкий, чтобы не сжечь изнутри.
Я чуть вдохнула — и тут же поняла, как сильно сжала ремешок сумки. Кожа под пальцами натянулась. Всё во мне сжалось от напряжения: грудная клетка, горло, мысль. Я почувствовала, как запульсировала боль где-то в виске, как вспыхнуло лицо — не от стыда, нет, — от воспоминания.
Всё, что мы замяли, зарыли, забыли, вдруг распахнуло глаза и смотрело на меня его глазами.
Я осталась стоять в тени входа, словно сама ночь укрыла меня полупрозрачным покрывалом, давая несколько лишних секунд, чтобы понять, что я чувствую. Внутри, в свете мягких люстр, за дальним столиком уже сидели мои подруги. Они заметили меня сразу — махали руками, звали, улыбались, как всегда, громко и с теплотой. Их жесты были живыми, зовущими, как будто ничто не могло омрачить этот вечер. Но я не двигалась. Не могла.
Он тоже не двигался.
Маттео застыл так, будто каждый мускул его тела напрягся, но не позволил себе и малейшего движения. Рядом с ним его спутница продолжала говорить — с тем самым учтивым выражением лица, в котором можно было прочесть всё, кроме настоящего интереса. Её рука по-прежнему держала бокал, губы шевелились, улыбка играла на лице, но он её не слушал. Ни на секунду.
Он смотрел на меня.
И этот взгляд — ровный, пристальный, наполненный чем-то сдержанным, но глубоким — был таким сильным, что я почувствовала, как в груди что-то оборвалось. Как будто где-то глубоко внутри меня включили ту самую мелодию, которую я давно старалась не слушать.
Дыхание сбилось. Оно стало рваным, неровным, почти невидимым — как у человека, который вдруг вспомнил, как сильно можно чувствовать, и испугался.
Он не улыбался. Не делал жестов. Не звал. Но всё его присутствие, его внимание, его замешательство и одновременно внутренняя решимость — всё это было направлено только на меня.
И этого было достаточно.
Достаточно, чтобы прошлое всколыхнулось, чтобы боль снова стала осязаемой.
Достаточно, чтобы я стояла в этой тени, не в силах сделать ни шага — потому что этот взгляд был громче любых слов. И тише любых оправданий.
Мы оба знали: это — не совпадение.
Это — приглашение. Или вызов.
Я поругалась с Доменико утром. Он, как всегда, слишком громко, слишком резко сказал, что мне не стоит появляться в этом ресторане — слишком много разговоров, слишком много взглядов.
Слово «не стоит» от него давно стало запретом.
А я устала. От его тревог, подозрений, от его желания держать меня под замком — будто я вещь, которой можно распоряжаться.
И поэтому — я пошла.
Пошла не назло. А потому что иначе себя теряешь.
Я пришла чуть позже, чем собиралась.
Подруги ещё не прибыли, и я решила немного подождать.
Высокие окна ресторана пускали внутрь мягкий дневной свет. На столиках горели свечи — вечно притворяясь уютом.
Я сняла пальто, провела рукой по волосам, заказала кофе.
И только после этого я увидела его.
Маттео сидел у окна.
Спокойный, сдержанный. В классическом чёрном костюме. Взгляд — как всегда, будто он видит больше, чем должен.
Но не один.
Со спутницей.
Женщина напротив него — эффектная, ухоженная, из тех, чьё лицо запоминается быстро. Она смеялась. Он чуть улыбался. Но не смотрел на неё.
Он смотрел на меня.
С того самого момента, как я вошла.
Он не удивился.
Не вскочил.
Не отвернулся.
Просто... посмотрел. Прямо. Молча.
Так, как будто это он меня ждал. А не её.
Я почувствовала, как внутри всё сжалось — не от ревности.
От узнавания.
Он знал, что я приду.
И выбрал этот стол. Это время. Эту женщину — как ширму.
Чтобы сказать без слов:
Ты не одна умеешь нарушать правила.
Я опустила взгляд, сделала глоток кофе, хотя губы были сухими.
Пальцы дрожали — от злости или от того, что где-то глубоко мне было... приятно, что он заметил меня даже сейчас.
В этот момент зазвонил телефон.
Это была одна из подруг — они опаздывали.
Конечно.
И значит, теперь — я и он.
С его спутницей.
И взглядами, которые всё ещё держали меня на месте.
Я знала, что должна отвернуться. Уйти. Или хотя бы не смотреть.
Но я подняла глаза.
И встретила его взгляд.
Я подняла глаза — и он уже встал.
Не извинившись перед своей спутницей, не бросив ни слова официанту — просто поднялся.
Как будто именно для этого и пришёл.
Как будто каждый шаг был заранее рассчитан.
Он шёл уверенно, не торопясь — человек, которому не нужно спрашивать, можно ли подойти ближе.
И он подошёл.
— Аурелия, — голос его прозвучал ниже, чем я помнила. Бархатный, сдержанный, с оттенком намеренности, от которого внутри всё сжалось.
Я подняла взгляд, храня выражение лица ровным.
Он стоял слишком близко.
Достаточно, чтобы я уловила аромат его парфюма — не резкий, не навязчивый, но тёплый, пряный, как вечер в Салерно, где когда‑то...
Нет. Не думай.
— Маттео, — ответила я спокойно, глядя прямо в глаза.
Он склонил голову чуть набок, и его губы тронула лёгкая, почти извиняющаяся улыбка. Почти.
— Ты одна?
— Пока да. Подруги опаздывают.
(Я не спросила, почему он не с ней. Не спросила, потому что знала: она — только фон.)
— Рад слышать. И видеть. Особенно здесь.
Он опустил взгляд на мою чашку, потом снова на меня.
— Ты всё ещё любишь кофе без сахара?
— А ты всё ещё проверяешь старые факты? — тихо бросила я, с лёгкой усмешкой, защищаясь холодом.
Он медленно сел на стул напротив, даже не спросив разрешения. Просто... взял своё место. Как будто всегда было его.
— Я не забываю то, что важно, — ответил он, глядя прямо.
— А твоя спутница? — кивнула я в сторону их столика.
Он даже не обернулся.
— Разве ты думаешь, что я пришёл ради неё?
Я молчала. Потому что ответ был очевиден.
— Ты ведь знала, что он не хотел, чтобы ты сюда приходила, — сказал он, мягко, но слишком точно. — И всё равно пришла.
— Может быть, мне просто нравится этот кофе, — я подняла чашку к губам.
— Или, может, тебе нужно, чтобы кто‑то напомнил, что ты свободна, даже если в это не веришь.
Тишина между нами натянулась.
Где‑то позади заиграла скрипка — официант включил фоновую музыку, слишком романтичную для чужой встречи.
Но мы не отвлекались.
— Это опасная игра, Маттео, — сказала я тихо. — И ты знаешь это.
Он улыбнулся — медленно, словно в ответ на внутреннюю мысль.
— Аурелия... Мне кажется, мы в неё уже играем.
Он встал, плавно, без лишних движений.
Взглянул на меня ещё раз — так, будто между нами прошёл ток, невидимый, но несомненный.
— До скорого.
Он взял свой пиджак со спинки кресла и ушёл. Не к спутнице — та уже расплачивалась. Он просто прошёл мимо.
И только когда его шаги стихли за стеклянной дверью, я позволила себе выдохнуть.
Он ничего не сделал.
Не коснулся.
Не повысил голос.
Но он снова вошёл в мою жизнь — просто потому, что мог.
Я направилась к столу где оказывается сидели мой подруги.Вечерний свет падал на их лица, как софиты, и каждый отражал свою реальность.
Жозефина (Жози) д'Анджело, беременна вторым ребёнком от миллиардера, с которым познакомилась на закрытом рауте в Париже. Её платье облегало фигуру, подчеркивая округлившийся живот, но саму её это, казалось, только украшало. Она говорила тихо, но всегда — как истина в последней инстанции. Муж покупал ей не только острова, но и молчание, когда она замечала слишком много. Она знала, как больно жить в золоте.
Симона Росселли, разведёнка, недавно отсудившая у мужа бизнес-крыло. Из Венеции, всегда в чёрном, как вдова, хотя её бывший ещё жив. Курила за пределами ресторана, пила игристое без льда и верила, что любовь — для глупых. Она не жаловалась, но в её голосе всегда звучал привкус соли — как у моря, которое знает слишком много.
Аличе Феррари, единственная из них с тёплой улыбкой. Светская львица по рождению, а не по нужде. У неё не было детей, мужа, забот — только калейдоскоп событий, мужчин, поездок и коллекция историй, которые она пересказывала с талантом актрисы. Вечно на грани серьёзности и комедии. Никто не знал, сколько одиночества пряталось за её смехом.
И я, Аурелия Фальконе. Женщина, на которую слишком долго смотрели, как на трофей. А потом — как на мебель. А теперь, видимо, как на помеху.
Я села рядом с Жози, и они все замолчали. Этот тип тишины — не случайный. Он всегда предвещает разговор, который будет резать.
— Ты прекрасно выглядишь, — сказала Симона, подливая себе вина. — Даже слишком прекрасно, как для той, кто живёт с мужчиной, которого всё чаще видят без тебя.
Я подняла бровь, спокойно:
— Ты намекаешь?
Жози положила руку на мою ладонь. Её маникюр был идеальным, а взгляд — смертельно честным.
— Аурелия... я не хочу быть той, кто это говорит. Но мы слышали. Сначала просто слухи. Потом — подтверждения.
— О чём? — голос мой был твёрдый, как гранит на фасаде палаццо.
— У Доменико есть женщина. Она беременна. И это... подтверждено.
— Кто она? — я почти не узнала свой голос.
— Не важно, — вмешалась Аличе. — Важно, что все вокруг знают, а ты, как будто, нет. Это неуважение. Не просто измена. Он подставил тебя. Тебя, Аурелия.
Я вглядывалась в их лица — дорогие платья, дорогие кольца, и в глазах у каждой — не сплетня, не злорадство. А тревога. Женская. Настоящая.
— Мы сказали тебе не потому, что ты слабая, — тихо сказала Жози. — А потому что ты сильная. А сильной женщине надо знать, когда ей врут в глаза.
Я медленно взяла бокал и сделала глоток. Смотрела на вино, как будто в нём отражалась правда.
— Спасибо, — произнесла я ровно. — Я вас услышала.
Они переглянулись. Симона закурила снова, выдохнув дым к потолку.
— Что ты будешь делать? — спросила Аличе.
Я подняла взгляд и улыбнулась — тонко, почти безгубо.
— То, чего от меня никто не ждёт.
Я сидела, держа бокал в пальцах, как будто стекло способно было сдержать то, что клокотало внутри. Мои подруги говорили ещё что-то — о платьях от Elie Saab, о новой яхте какого-то саудовского принца, об открытии галереи в Милане. Но их слова звучали приглушённо, как будто я нырнула в воду, и теперь между мной и реальностью — плотная, тяжёлая тишина.
Беременная любовница.
Это звучало, как приговор, как пощёчина. Но я не упала. Я лишь чуть наклонилась — как дерево под ветром, но с корнями, которые глубже, чем думают другие.
Я выпрямилась. Медленно, с достоинством. И достала телефон.
На экране вспыхнуло знакомое имя. Matteo Vitiello.
Сильные пальцы застынули на клавиатуре. Никакой истерики. Никаких "спаси меня". Только одна фраза:
Ты рядом? Можешь подъехать к ресторану? Не на глазах у всех.
Палец завис над отправкой. Я почти услышала, как внутри что-то спрашивает: Зачем?
Но другой голос — спокойный, уверенный — отвечал: Потому что ты не хочешь возвращаться домой в пустоту. Не хочешь быть одна в этом вечере.
Я нажала отправить.
И убрала телефон обратно, не глядя.
Подруги притихли, наблюдая за мной. Симона первым делом уловила перемену в моём лице — она, как кошка, всегда чуяла, когда женщина больше не жертва, а охотница.
— Что ты сделала? — спросила Аличе, потягивая шампанское.
Я взглянула на неё, всё ещё с той же ледяной улыбкой:
— Просто решила, что вечер не должен заканчиваться плохо.
Жозефина кивнула — понимающе.
Симона усмехнулась.
Аличе выдохнула:
— Ты ведь знаешь, что это безумие?
— Возможно, — сказала я, поднимая бокал, — но в безумии больше смысла, чем в молчаливом терпении.
Телефон молчал. Вибрации не было. Но я знала — он приедет.
Потому что Маттео Витиелло всегда приходил, когда это значило больше, чем просто встреча.
Я не смотрела на телефон, но чувствовала — ответ был.
Как будто в воздухе что-то дрогнуло. Изменилось давление.
Я встала. Подруги переглянулись, но никто не задал вопроса. Они знали — бывают моменты, когда женщина не объясняет. Она просто встаёт и уходит, потому что должна. Потому что если останется, начнёт рушиться внутри.
Я вышла на улицу. Ветер был прохладным — вечерний июль в Риме умеет напоминать о себе. Машины проносились по освещённым улицам, а где-то, в тени, стояла он.
Я заметила его не сразу — только тёмный силуэт у края дороги, далеко от фонаря, почти сливавшийся с ночной тенью. Он не махал рукой, не сигналил, не звал. Просто ждал. Как всегда — спокойно, уверенно, будто знал, что я приду.
Черный Maserati Levante с тонированными окнами.
Я перешла улицу, не спеша. Каблуки отбивали шаг за шагом по плитке, будто отсчитывая удары пульса. Когда я подошла, стекло со стороны пассажира опустилось почти бесшумно.
Маттео смотрел на меня.
— Садись, — сказал он просто.
Я не спросила «зачем». Просто открыла дверь и скользнула внутрь. Тепло кожи сиденья, лёгкий запах его парфюма, смесь табака, дорогой кожи и чего-то ещё, его — накрыли меня мгновенно.
Дверь мягко закрылась, и на мгновение тишина поглотила всё. Мы сидели в темноте, снаружи — свет ресторанных вывесок, проезжающие мимо машины, музыка с террас, но здесь — отдельный мир. Его мир.
— Почему ты приехал? — тихо спросила я, не глядя на него.
— Потому что ты позвала.
Я медленно повернула голову. Он смотрел прямо перед собой, одна рука лежала на руле, вторая — свободно на бедре. Но его плечи были напряжены, как у мужчины, который едет по минному полю.
— Я не думала, что ты... придёшь так быстро.
Он усмехнулся, не глядя:
— А ты думала, я оставлю тебя после такого вечера?
Я молчала.
Он повернулся ко мне.
— Что случилось?
— Они сказали, что у Доменико есть любовница, — выдохнула я наконец. — Беременная.
Глаза Маттео потемнели, но он не сказал ни слова. Только тень проскользнула по лицу.
— И ты им поверила?
— Они бы не стали врать. Не в этом.
— Тогда почему ты не развернулась и не ушла? — его голос стал чуть ниже. — Почему ты сидела, как будто всё ещё надеялась?
Я отвела взгляд к окну.
— Потому что я устала быть наивной. И устала быть сильной. Всё время.
Он не тронулся с места. Просто медленно положил руку на коробку передач, чуть ближе ко мне. Не дотрагиваясь. Просто позволяя мне выбрать, захочу ли я сократить это расстояние.
— Аурелия, — сказал он, почти шёпотом. — Ты не обязана быть сильной рядом со мной.
Я обернулась. Наши глаза встретились.
— Тогда кем мне быть?
Он наклонился ближе. Тени от городских фонарей играли на его скуле, на ресницах, на изгибе губ. Он не касался меня. Он просто был рядом. И этого было достаточно, чтобы всё остальное стало тусклым.
— Собой, — ответил он. — Без страха. Без игры. Без всех этих грёбаных правил.
Моё дыхание стало тише. Глубже.
— И если я сломаюсь? — прошептала я.
— Я подберу каждую часть.
Тишина вновь заполнила салон.
Он не тянулся ко мне.
Но я знала — если подам хоть один знак, он дотронется.
И не отпустит.
_________
Меня интересует ваше мнение. События, надеюсь, происходят не слишком быстро — хотя в этом и была задумка, ведь я не люблю, когда всё развивается стремительно.
Причина того, почему всё именно так и почему именно Маттео... маленький спойлер, скажу вам: пути Маттео и Арелии пересекались и раньше.🤫
А как и когда — увидите в следующих главах.
А чтобы они выходили — ставьте звёздочки, это даёт мне огромную мотивацию! ✨