любимая учительница//nkeeei

Минск. Школа.
11.09.2018.
Вторник. 13:20.
Урок химии.

(От лица Ликуси.)

Я стою у доски, пишу уравнение реакции, а за спиной — этот гул. Полушепот, полусмех, будто улей еле держится на проволоке.
Звонок прозвучал минут десять назад, но их внимание — не на формулы. Они жрут меня глазами, как стервятники. Особенно он.
Никита Коробыко. Последняя парта, ноги на соседний стул, в руках ручка, которую он вертит, как нож.
На моём уроке.
Улыбка кривая, глаза наглые, будто я — не учительница, а очередная девчонка с танцпола.

— Так, тетради достали? Или вам подсказать, где они у вас лежат?

Я разворачиваюсь, взгляд острый, как скальпель.

Тишина. Только Егорыч сзади давится смешком, а Илья толкает его в бок. Никита не отводит взгляда, наоборот — будто нагло проверяет меня глазами. Внутри вскипает, но я держусь. Не на того нарвались.

— Кто скажет, какая среда у раствора с pH меньше 7? — Голос ровный, будто ничего не случилось. Хотя внутри — ад.

— Кислая, Ликуся Руслановна, — отвечает он. Спокойно.

И, сука, улыбается.
Я чувствую, как по коже пробегает жар. Кто дал ему право произносить моё имя так? С таким тоном, будто мы нечто большее.

— Для вас — просто Ликуся Руслановна. Без лишнего понебратства. — Я качаю головой, подхожу ближе. — И я вас спрашивала?

Он усмехается, смотрит снизу вверх.

— Нет. Но я люблю, когда кислое.

Пиздец.
Шепот разлетается по классу, девки переглядываются. Кто-то достаёт телефон — наверняка мем делают или скидывают фотку в беседу.
Сделают скрин, подпишут: "Коробыко влюбился в химичку".

Блять.
Он играет со мной, и я это чувствую. Эта наглость, этот взгляд... да любой другой я бы давно отчитала и выгнала, но он — другая категория.
И хуже всего — мне это чертовски нравится.

После урока.

Они уходят, галдят, кто-то даже свистит. Я собираю бумаги, лицо каменное. Но одна пара ног не двигается. Я знаю, чьи.

— А вы всегда такая строгая? Или только когда возбуждённая? — раздаётся сзади.

Я резко оборачиваюсь. Он стоит, рюкзак за спиной, волосы растрепаны, в глазах — провокация.

— Проваливай, Коробыко, пока я не написала рапорт.

— Напиши. Но сперва скажи: ты реально думала, что мы просто... трахнулись и всё? — голос ниже, ближе, опасно близко.

— Я вообще не думала. И тебе бы тоже стоило иногда этим заниматься. — Я сжимаю кулаки.

— Думаю постоянно. Особенно о тебе, красотка.

Щелчок.
Я прохожу мимо, плечом задеваю его — сильно. Он даже не отступает, только хрипло смеётся.

— Прекрасный удар. Может, следующий будет поцелуем?

Сука.
Этот школьник играется с огнём. И кажется, он даже не боится обжечься.
А я... Я боюсь. Боюсь, что сгорю.

После урока я иду по коридору, собираясь в учительскую, но чувствую — он за спиной. Не ошибаюсь.

— Урок был... бодрый, — говорит Никита, догоняя. Его голос теперь другой. Тише. Почти серьёзный.

— Ты пришёл поблагодарить или ещё что-то нарушить? — Я не останавливаюсь, но иду медленнее.

— Я хотел сказать, что вы... ну, необычная. Не как остальные.

— Это комплимент или обвинение? — вскидываю бровь, и поворачиваюсь к нему. Его взгляд — дерзкий, но в нём что-то другое. Чуть больше внимания, чуть меньше позёрства.

— Просто наблюдение. Вы как... химическая реакция. Может взорваться, если рядом будет неправильный катализатор.

— И ты думаешь, ты — катализатор?

— А вдруг, — его губы кривятся в усмешке. — Или вам больше нравятся инертные газы?

— Мне нравятся те, кто умеет держать дистанцию, — я делаю шаг ближе. Почти вплотную. — Ты ведь умеешь, Никита?

Он чуть склоняет голову, смотрит в упор.

— Зависит от реакции, Ликуся Руслановна.

И уходит.

Я стою с пульсом в ушах. Эта чертова тонкая грань между властью и искушением, между учеником и мужчиной, между мной — строгой, взрослой — и той девчонкой, которая, кажется, снова чувствует, как в груди что-то горит.

Вечером мне пишет Оля: (девушка с класса никиты, типо мы с ней наладили контакт)

«Угадаааай, кто опять шутит про тебя и Коробыко 😏»

Я закатываю глаза и отвечаю:

«Пусть шутят. Всё равно через год все забудут.»

Она шлёт стикер с подмигивающей мордой. А потом:

«А он на тебя реально пялится. Егор говорит, это уже все замечают.»

Я молчу. Не отвечаю. Потому что это правда. И я это чувствую. Больше, чем хочу.

На следующий день после урока Никита задерживается.

— У вас ручка упала, — говорит он, и протягивает чёрную гелевую. Не моя. Я точно знаю.

— Не моя, — отвечаю. — Но спасибо.

Он не уходит. Стоит, смотрит.

— А вы всегда были такой?

— Какой?

— Холодной. Или это только на уроках?

Я выпрямляюсь, скрещиваю руки. Внутри — легкое напряжение, под кожей — искра.

— Я — учительница. И ты — ученик. Всё остальное — не обсуждается.

— Но вы не просто учительница. Вы... не из тех, кто говорит по методичке. У вас в глазах — огонь. И я его вижу.

Он делает шаг ближе. Всего один. Но этого хватает.

— Никита. Хватит.

— Почему?

— Потому что ты не понимаешь, с чем играешь.

— А если понимаю?

Я смотрю ему в глаза. Там нет страха. Только вызов.
И во мне — борьба. Между правилами и тем, чего хочется. Всего-то 6 лет разницы. Но он мой ученик. Моя слабость.
И я — его.

— Выйди, — говорю тихо.

Он разворачивается и выходит. Без слов.
Но на прощание бросает взгляд. Последний. Горячий.

Вечером в окно идёт дождь. Я стою с чашкой чая, но вкус не чувствуется. Всё внутри — под напряжением. Электричество между нами не обмануть. Оно есть. Оно растёт.

Я думаю: может, уволиться? Может, сбежать?

Но я знаю, что не смогу.

На следующий день он приносит цветы. Ромашки. Самые обычные.

— Просто так, — говорит, и кладёт на стол.

— Никита...

— Я не играю.

— А я не играю с огнём. И тебе не советую.

Он уходит.

Но я всё равно оставляю ромашки в стакане.

На перемене я выхожу в коридор. Вижу, как к Никите подходит Вика. Та самая. Самая красивая в одиннадцатом. Длинные волосы, губы надуты, голос — сахар с ядом.

— Ну чё, Никит, тебе теперь на училку вставляет, да? — хихикает она.

Я стою у поворота и слышу.

— А что, если да? — спокойно отвечает он.

— Ты чё, серьёзно? Она же старая, Ник. И вообще — не по рангу.

— По твоему — я должен вестись на тебя, да? — спокойно, почти вальяжно. — Так вот, не хочу.

— Псих, — фыркает Вика и уходит.

А он — поворачивается. Смотрит прямо на меня.

Он знал, что я услышу.

На уроке он тих, спокоен. Но смотрит. Постоянно.
И я — ловлю себя на том, что тоже.
Потом он остаётся после занятий. Подходит к столу.

— Я не играю, Ликуся.

— Перестань меня так называть.

— А как тебя называть, если ты постоянно в голове?

Я молчу.

— Я знаю, ты не хочешь, чтобы всё стало сложным. Но мне и так непросто. Я не могу притворяться, что мне всё равно.

— Ты должен.

Он подходит ближе. Я отступаю. Он ловит мой взгляд.

— Один поцелуй. И я исчезну. Клянусь.

— Никита...

— Один. И всё.

Он наклоняется.

И я не отстраняюсь.

Только на секунду наши губы касаются.

Как электрический ток.

Он не лжёт — уходит.

А я стою. Сердце колотится, как бешеное.

Эта грань стёрлась. Уже. Безвозвратно.
И что бы я ни делала — она не вернётся...